лучая,  чтобы  пришлец  вот  так  вот  без  свары
уходил. Обычно его сжигают на синем пламени.
   - Ну что, поможешь нам к Синему попасть?
   - Да помогу, почему не помочь.
   - Отлично! Когда двигаем?
   - Что двигаем?
   - Да нет, это такое выражение, в смысле - когда вылетаем.
   - Ну ты - торопыга! Вылетаем мы только утром, когда рассветет. Раньше
в замок к Магистру не попадешь. Ночью они такие чары накладывают! Мне-то
ничего не будет, а вот тебя зашвырнет куда-нибудь, сам себя не отыщешь.
   - Значит, ждать до утра?
   - Да. Ты отдыхай. В моей пещере тебя никто не тронет.  Между  мною  и
цветными уговор - друг к другу не соваться.
   - Хорошо, подождем.
   Я замолчал. Леди положила головку и, глядя в темный  угол  пещеры,  о
чем-то задумалась. Ванька, закрыв глаза, мурлыкал. Я опять  обратился  к
Вечнику:
   - Слушай, если Сигурлин был таким всесильным магом, он, наверное, был
Серым Магистром?
   - Знаешь, - задумчиво ответил тот, -  в  то  время  не  было  никакой
цветной магии. Хотя магами были практически все  живущие  в  этом  мире.
Магия была и увлечением, и смыслом жизни.  Великий  маг  был  человеком,
постигшим Истину Жизни  и  Смерти,  Порядка  и  Хаоса,  а  потому  своей
первейшей обязанностью почитал помочь своим ученикам  тоже  постичь  эту
Истину.  Маги  нашего  времени  многое  умели,  но   свое   умение   они
использовали только  для  того,  чтобы  еще  глубже  понять  взаимосвязь
природных явлений, законы жизнеобразования  и  послесмертного  бытия.  -
Конечно,  и  в  наше  время  маги  проводили,  хотя  и  довольно  редко,
эксперименты и на животных,  и  на  людях,  и  не  всегда  бескровные  и
безбольные. Но никогда  маг  не  причинял  людям  или  животным  боль  и
страдания, чтобы получить удовольствие или закрепить собственную власть.
К сожалению, я пропустил момент, когда появилась и стала  набирать  силу
зависть. Кто первым принес ее в  этот  мир?  Если  раньше  маг  старался
постичь новое, чтобы расширить свое умение, то  теперь  появилась  новая
цель - стереть с лица мира  равных,  подчинить  более  слабых.  С  этого
момента пошло расслоение, с этого момента  окрасилась  магия.  Маги  как
будто говорили равным: "Не лезь сюда, это моя территория", - не замечая,
что ограничивают сами себя, что мельчают в границах захваченного  цвета,
что забывают открытое их предшественниками  за  ненадобностью,  ибо  эти
открытия не могли служить их сиюминутным целям. Магия стала  цветной,  а
мир стал серым. И тогда появился Серый Магистр. Именно  появился,  никто
не знает откуда. С его приходом прекратилась бессмысленная борьба  между
магистрами  и  общее  самоуничтожение.   Но   регламент,   введенный   и
поддерживаемый  Серым  Магистром,  всего-навсего  сохраняет  статус-кво.
Магия не развивается, маги постепенно деградируют - у них  слишком  мало
причин  искать   новые   пути,   открывать   новые   мировые   связи   и
закономерности. Главная задача  цветного  магистра  -  вовремя  выявить,
перехватить и уничтожить способного молодого мага одного с ним  цвета  и
спрятать, воспитать, вырастить сильного мага другого  цвета,  чтобы  тот
вступил в борьбу с одноцветным магистром.  Замкнутый  круг!  Сейчас  уже
никто не помнит, что Сигурлин еше в юности доказал - магия не делится по
цветовому или любому другому признаку, она бывает только добрая и  злая,
алая и золотая, поскольку добро и зло, кровь и сострадание смешаны в ней
и неразделимы.
   То ли от невнятного, завораживающего  рокотания  Вечника,  то  ли  от
напряжения, с которым я вслушивался в его слова, я  вдруг  почувствовал,
что мое тело как бы одеревенело. Я попытался сменить позу, но  мышцы  не
слушались. Мне показалось,  что  воздух  в  пещере  резко  похолодал,  и
пахнуло какой-то затхлостью, как из давно непроветриваемого погреба. Все
мое тело покрылось налетом  фиолетового  мрака,  в  котором  подрагивали
яростные красные искры. Вечник замолчал и  уставился  на  меня,  похоже,
ничего не понимая, рядом встрепенулась Леди.
   В этот момент стены пещеры медленно сдвинулись и поплыли  в  сторону.
Моя рука соскользнула с головы Ваньки и, повиснув в воздухе,  включилась
в медленное вращение. Вращалась не пещера, я сам крутился все быстрее  и
быстрее, словно разгоняемый чьей-то невидимой  рукой  волчок.  Мелькание
становилось  невыносимым.  Меня  замутило,  я  закрыл  глаза  и  тут  же
почувствовал, что меня отрывает от  пола  пещеры  и  швыряет  в  сторону
глухой стены. Но удара не последовало, с гулким чмоканьем мое тело вошло
в ставшую  мягкой,  как  растопленный  пластилин,  стену,  и  я  потерял
сознание.
   Открыв глаза, я  увидел,  что  валяюсь  на  каменном  полу  небольшой
комнаты, освещенной слабым огоньком  плавающего  в  плошке  фитиля.  Под
потолком, в одной из  стен  чернело  забранное  толстыми  металлическими
прутьями маленькое окошечко,  в  противоположной  стене  имелась  обитая
железными  полосами  массивная  дверь.  Пустая  лавка  у  боковой  стены
составляла всю обстановку комнаты. Я находился  в  тривиальной  тюремной
камере.

8. ИСКРА

   ... Человечеством до сих  пор  не  решена  одна  этическая  проблема,
занимающая  умы  лучших  его  представителей  с   самого   момента   его
возникновения. Это проблема справедливости.  Необходимостью  этой  самой
справедливости оправдывалось  самое  чудовищное  насилие,  самый  подлый
обман,  самая  коварная  измена.  Никто  не  хочет   подчиняться   чужой
справедливости, у каждого она своя.
   Поэтому не требуй справедливости от других.. Предлагай им свою!..

   Я лежал на жесткой деревянной скамейке и безразлично наблюдал, как  в
зарешеченное окошечко вяло втекал серый рассвет. Вот уже и плававший над
плошкой лепесток огонька погас, пустив к потолку ленивый  плевок  черной
копоти. В камере посветлело, но ничего нового утро в ней не высветило. Я
уже попробовал поковырять кинжалом дверь и пришел к выводу, что  изнутри
ее не открыть. Конечно, если бы у меня было столько же времени,  сколько
у Дантеса в замке Иф, я, безусловно, справился бы с этой задачей,  но  я
точно знал, что через два-три часа мои  гостеприимные  хозяева  навестят
меня и распахнут передо мной мои дальнейшие перспективы. Мне оставалось,
не дергаясь, дожидаться первого хода противника.
   То, что я скорее всего оказался в Искре - замке Красного Магистра,  я
догадался сразу. Это означало, что игра пошла в открытую,  и  подставных
исполнителей больше не будет. Меня такой поворот событий тоже устраивал,
поскольку  наступала  полная  ясность  и  приближалась  развязка.  Я  не
собирался отчаиваться и так просто сдаваться, но то, что  финал  близко,
как ни странно,  меня  успокаивало.  Постоянное  нервное  напряжение  от
неясности  своего  положения  и  неизвестности   в   будущем   сменилось
спокойствием неимущего пришлеца, которого  ничего  впереди  не  ожидает,
кроме синего пламени.
   Было очень скучно. Спать я не мог, ожидая, что  с  минуты  на  минуту
раздастся зловещий скрип отпираемых запоров, и  я  увижу  величественную
красную фигуру, думать о чем-нибудь, кроме предстоящей встречи,  я  тоже
не мог, поэтому, лежа, тупо  пересчитывал  камни  в  кладке  стен  своей
камеры.
   Наконец ожидаемый скрип  раздался.  Я  нехотя,  изображая  супермена,
приподнял голову, однако, вопреки моему ожиданию, открылась не дверь,  а
повернулся один из камней  -  рядом  с  моей  лавкой.  Я  приподнялся  и
заглянул в образовавшуюся нишу. Там стояли самая  обыкновенная  глиняная
кружка с какой-то темной жидкостью и миска, в которой лежал  здоровенный
бутерброд с ветчиной. Голодом морить меня явно не собирались. Решив, что
травить меня тоже не имеет смысла, я  вытащил  харчи  из  ниши  и  начал
спокойно  жевать,  прихлебывая  из  кружки   слабое   вино,   по   вкусу
напоминавшее наш российский сидр. Если мой  хозяин  наблюдал  сейчас  за
мной, он непременно решил, что мое положение меня совершенно не волнует.
Расправившись с завтраком, я сунул пустую посуду в нишу, и  камешек,  со
скрипом повернувшись, встал на свое место в стене. Одновременно не менее
звучно развернулась  одна  из  угловых  плит,  выдвинув  на  пол  камеры
приличных размеров ночной горшок.
   "Это почему ж они изготавливают  ночную  посуду  таких  невообразимых
размеров",  -  опять  подумал  я,  справляя  свои  естественные   нужды.
Закончив, я повернулся к стене и громко заявил:
   - А умыться узникам в этой захудалой тюряге дают?
   Словно в ответ на мои слова из щели  между  камнями  прямо  в  ночной
горшок тонкой струйкой полилась вода. Вымыв руки, умывшись и прополоскав
рот, я вытерся рукавом рубашки и направился опять к своей лавке,  а  все
гигиенические удобства с сопутствующим скрежетом убрались  туда,  откуда
появились.
   "И все-то у них не как у людей, - вяло подумал я. - Сначала  завтрак,
потом утренний туалет..."
   Делать  опять  было  совершенно  нечего,  и  я   принялся   за   свои
арифметические упражнения  по  сложению  и  вычитанию  камней  в  стенах
камеры.
   Так прошло еще часа полтора. Сквозь  окно,  проткнув  утреннюю  серь,
вонзился в потолок ясный луч взошедшего  солнца  и  пополз  к  стене  со
скоростью поднимавшегося светила. Солнечный зайчик перепрыгивал с  камня
на камень беззаботно и весело, не замечая сидевшего в камере узника. А у
меня появилось новое развлечение - я пытался угадать, за сколько  ударов
сердца он достигнет очередной черты, разделявшей камни кладки.
   И тут, совершенно неожиданно для меня,  раздался  скрипучий  смех.  Я
резко обернулся и увидел, что в двери появилась рваная дыра, оплавленная
по краям красным свечением. Сквозь нее  была  видна  часть  коридора  за
дверью, где стояло самое настоящее инвалидное кресло.  В  кресле  Сидел,
без сомнения, Красный Магистр - но в каком виде!
   Он по-прежнему был одет во все красное, но сияние, обволакивавшее его
фигуру, исчезло. Волосы превратились в редкие,  спутанные,  истонченные,
безжизненные нити, напоминавшие плесень, загустевшую на запавших висках,
белый благородный лоб пожелтей, его  густо  изрезали  глубокие  морщины,
глаза потухли и ушли глубоко в глазницы, отороченные широкими  траурными
тенями, нос выдавался вперед  грубым  костистым  уступом,  щеки  и  губы
ввалились, словно их внутри уже не поддерживали зубы,  все  лицо  как-то
сморщилось и  пожелтело,  худые  руки,  безвольно  лежавшие  на  широких
подлокотниках кресла, были покрыты желтой пергаментной кожей, безобразно
испятнанной  старческими  коричневыми   веснушками,   сухие   пальцы   с
узловатыми суставами явственно дрожали.  Пламенеющие  одежды  свисали  с
этого  глубокого  старца  свободными,  плавными  складками,   совершенно
скрывая контуры фигуры.
   И это  воплощение  немощной  старости  хрипло  дребезжало,  изображая
веселый смех и не разжимая губ. На мгновение мне стало жутко, как  будто
передо мной ожил один из гениальных, отвратительных офортов Гойи.
   Тут, видимо, наткнувшись на  мой  изумленный  взгляд,  Магистр  резко
оборвал смех и натужно закашлялся. Лежавшие за  его  плечами  на  спинке
кресла, затянутые в черную кожу, руки  невидимого  в  проеме  слуги,  на
мгновение исчезли из поля зрения и появились, сжимая ложку и  серебряный
флакон. Накапав  из  флакона  в  ложку  несколько  капель  ярко-красной,
похожей  на  свежую  кровь,  жидкости,  левая  рука  спрятала  флакон  и
придержала подбородок Магистра, в то время как правая отправила ложку  в
давившийся  кашлем  рот.  Магистр  мгновенно  затих,  закрыв   глаза   и
расслабленно откинувшись в кресле.
   Через несколько мгновений запавшие глаза открылись и уставились мне в
лицо почти безумным взглядом.
   -  Видишь,  что  ты  со  мной  сделал?  -  прошамкал  беззубый   рот,
пришлепывая узкими бесцветными губами.
   -  Вынужден  признать,  что  ты  действительно  сильно  изменился  за
последние сутки, - ответил я, присаживаясь на своей скамейке. -  Что  же
вызвало такие разительные изменения?  Я  думаю,  тяжелый  труд  на  ниве
злобного колдовства и хроническое недовведение в организм белков,  жиров
и  углеводов,  вкупе  с  витаминами.  В  простонародье  это   называется
плебейским словом "недоедание". Ты, папаша, похож на  узника  Освенцима,
только  я  к  твоей  скоропортящейся  внешности  не  имею  ни  малейшего
касательства.
   В течение всей моей издевательской тирады Магистр сидел не  двигаясь,
уставившись  мне  в  лицо  разгорающимся  взглядом.   Затем   спокойным,
несколько окрепшим голосом он спросил:
   - Откуда тебе известно, что мой внешний вид сильно изменился?  А  то,
что ты это знаешь, я понял до того, как ты  открыл  свою  пасть,  увидев
твое изумление.
   - Я действительно имел счастье слышать вчера ночью  твой  разговор  с
Арком. - Я не счел нужным это скрывать. - И тогда ты выглядел совершенно
иначе. Я представляю, что ты мне готовишь, но,  поверь,  я  счастлив  от
сознания того, что смогу распахнуть свою пасть, улыбаясь смерти в  лицо,
а ты этого сделать никогда не сможешь, потому что даже  смерть  загнется
от страха, увидев твою улыбку.
   Не обращая внимания на мои выпады, он продолжал не мигая смотреть мне
в лицо.
   - Значит, ты уже научился открывать и поддерживать  туннельное  окно?
Способный мальчик! И многому ты еще научился?
   - А  что,  мы  начинаем  экзамен  на  замещение  вакантной  должности
Красного Магистра? - Я продолжал ерничать, стараясь вывести его из себя.
Чем черт не шутит, вдруг от ярости с  ним  случится  разрыв  сердца  или
какая другая  парализация.  Но  он  не  принимал  моей  игры,  продолжая
неотрывно пялиться прямо мне в глаза.
   - До звания Красного, да и любого другого Магистра, тебе ой  как  еще
далеко, - прошамкал он презрительно. -  Ну  чему  ты  мог  научиться  за
четыре дня, пришлец?
   Слово "пришлец" он выплюнул  из  скомканного  рта  как  самое  грубое
ругательство.
   - Может быть, ты можешь и такое?
   Он по-прежнему неподвижно сидел в своем кресле,  а  из  его  широкого
рукава вдруг потянулась толстая колбаса  змеи,  окрашенной  в  карминный
цвет с темно-коричневыми разводами на спине. Раскачивая тремя  головами,
похожими на головы королевской кобры,  черной  мамбы  и  анаконды,  змея
обвила его ногу и спустилась на пол. Затем, извиваясь, она  двинулась  к
проему двери. Я понимал, что дверь закрыта, но не был уверен,  что  этот
ужас не проникнет в мою камеру через магическое  окно.  Вот  три  головы
исчезли за обрезом пролома, вот они поднялись  по  двери  до  светящейся
каемки и, размахнувшись, с легким  звоном  пробили  завесу,  разделявшую
коридор и камеру. Я сразу услышал разъяренное шипение чудовищного  гада.
Голова кобры поднялась, развертывая капюшон, словно готовясь к броску, а
из  рукава   Магистра   нескончаемым   потоком   выливалось   казавшееся
бесконечным туловище. "Как в мультфильме", - почему-то подумалось мне  в
то время, как сам я рывком вскочил на ноги, легко и мягко переместился к
двери и молниеносным движением руки опустил Поющего на извивающуюся шею,
отделяя от медленно текущего тела все три головы.  Голова  кобры  успела
сомкнуть изогнутые зубы на подъеме моего сапога, но смертоносная  пасть,
захлопываясь, прошла сквозь ногу, как сквозь топографическую картинку, а
через мгновение от змеи остались два мокрых красных пятна по обе стороны
двери. Пятно в камере быстро ссохлось и исчезло,  впитавшись  в  пол,  а
пятно в коридоре потемнело и, подсыхая, заглянцевело.
   Магистр  тем  же  спокойным,  каким-то  бесцветно  скрипучим  голосом
продолжил оборванную фразу:
   - Но в этой замечательной комнате тебе не удастся применить ничего из
того, что ты умеешь. Магия в  ней  бессильна.  И  больше  ты  ничему  не
научишься, поскольку время твое кончилось! Да, я потерял  двадцать  пять
лет жизни, выдергивая  тебя  из  пещеры  Вечника,  -  такова  была  цена
настоящего  магического  действа.  Если  бы  этот  недоумок   Арк,   мой
недоразвитый сынок, справился со своей задачей, такого не случилось  бы.
Но я не жалею, что только такой ценой смог тебя изловить, важно, что это
мне удалось.
   Он немного передохнул и продолжил:
   - Вечером тебя ожидает магистерский суд, а завтра в полдень - казнь в
синем пламени. Твое предназначение, что бы  тебе  ни  рассказывали  твои
друзья и знакомцы,  состоит  в  том,  чтобы  сгореть  в  синем  пламени,
повеселив полных людей и подтвердив несокрушимую власть магистров.
   - Значит, по-твоему, я не смогу убедить магистерский суд  помочь  мне
уйти в свой мир, ничем не нарушив покой вашего?
   - Вот о чем ты  мечтал?  -  Мне  показалось,  что  губы  двинулись  в
неуловимой усмешке. - Даже  если  бы  мы  знали  способ  отправить  тебя
невредимым назад, какой смысл принимать условия  беспомощного  пленника,
не способного противостоять нашим планам. Нет, правильнее будет соблюсти
все требования, установленные существующими обычаями и  порядком.  Зачем
без нужды создавать ненужный прецедент.  Пришлец  должен  сгореть  синим
пламенем, и это лишний раз  подтвердит  святость  и  незыблемость  наших
обычаев и нашей власти. И не думай, что тебе  удастся  внести  раскол  в
круг Магистров, кто-то из них, возможно, и пришел  бы  тебе  на  помощь,
будь ты на свободе и обладай  хоть  какой-то  мощью.  В  твоем  нынешнем
положении ни один из нас тебе не помощник.
   - Значит, путь  один  -  синее  пламя?  -  Я  стоял  напротив  двери,
расставив ноги и упираясь мечом в пол.
   - Да, - спокойно прошамкал Магистр. - Поэтому, согласно нашим обычаям
и порядкам, я исполню сегодня все твои просьбы, выполнимые внутри  этого
помещения. - Он взглядом окинул мою комнату. - Ты можешь просить  любого
вина, пищи, любую вещь, которая может быть передана тебе  в  камеру,  ты
можешь просить даже женщину. Слушаю тебя. И быстрее, я устал.
   Он замолчал, вновь откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза.
   Я стоял, молча разглядывая Магистра, а в груди  бушевала  ярость.  Со
мной говорили, как с  конченым  человеком,  которым  занимаются  в  силу
неприятной необходимости. Как будто я был поленом,  брошенным  в  огонь,
отдавшим ему свою плоть и уже догоравшим, рассыпавшимся в пепел. Нет,  я
считал, что остатков моей твердости еще  достаточно,  чтобы  кого-нибудь
здорово приложить по темечку.
   - Ну что ж,  -  я  выдавил  улыбку,  -  гулять  так  гулять!  Гарсон!
Записывай заказ! Во-первых, сменить  меблировку  -  что  это  такое,  ни
сесть, ни  лечь  по-человечески,  закусываешь  с  тарелкой  на  коленях!
Во-вторых,  обеспечить  достойное  освещение,  скажем,   четырехрожковую
люстру богемского хрусталя! Далее - большой графин... Нет,  два  больших
графина ренского фиалкового, дюжину нарзана, три порция цыпленка-табака,
ветчины, колбасы, копченостей,  рыбы  конченой  и  соленой  в  изобилии,
помидоров и  огурцов  по  корзине,  обратите  внимание  на  обязательное
наличие маринованных маслин с косточкой, фруктов  разных  с  бананами  и
ананасами пару корзин, сладостей - печенья, конфет, халвы с  мармеладом,
блинов с медом... - Тут я заметил, что Магистр, широко раскрыв глаза,  с
изумлением уставился на меня. - И  нечего  пялиться!  Обещал  кормить  -
корми! Ишь, манеру взяли,  черствый  бутер  да  прокисшую  брагу  вместо
завтрака подсовывать! Короче,  если  все  записал,  давай...  одна  нога
здесь, другая там, с шиком обслужишь, получишь четвертную на чай!
   Я, ухмыляясь, уставился на безмолвствующего Магистра. Наконец к  нему
вернулась способность говорить.
   - Тебе не откажешь в самообладании, - прошелестел усталый  старческий
голос. - Я постараюсь удовлетворить твои желания.
   Он  сделал  неуловимый  знак  пальцами,  и   слуга   послушно   начал
разворачивать кресло. Чуть задержав слугу, Магистр снова  повернулся  ко
мне:
   - Что касается последней улыбки в лицо смерти, то можешь  на  нее  не
надеяться. В синем пламени, мой милый, умирают от старости.  Знай,  что,
как только оно вспыхнет, ты начнешь стареть, и в течение двух-трех часов
ты станешь малопочтенным старцем врод