- А что ты здесь делала? -  вступил  в  расспросы  Данилка.  Девчонка
лукаво взглянула на него.
   - Ты же видел - на барабане играла. Я всегда играть на барабане в лес
ухожу. Мама говорит, что в деревне я уже  всех  оглушила,  а  в  лесу  я
никому не мешаю. А барабан мне дедушка подарил, - гордо добавила она.
   - А мне  показалось,  здесь  заяц  был...  -  разочарованно  протянул
Данила. Девчонка снова захихикала.
   - Был заяц, был... - успокоил я Данилу. - Вот  он,  этот  заяц.  -  Я
кивнул в сторону девочки.
   - Ты - заяц?.. - недоверчиво протянул Данила.
   - Aга, - Девчонка утвердительно мотнула головой, а затем  внимательно
посмотрела Даниле в лицо.
   - А ты кто? Тоже зайчик?.. Нет, непохоже! Ты, наверное волчок, да?  -
Девочке очень хотелось угадать.
   - Я - человек, и  больше  никто!  -  гордо  отрезал  Данила.  Девочка
недоверчиво уставилась на него.
   - Ты что, до сих пор одноликий? - В ее глазенках плясало недоверие. -
Врешь, да? Ты, наверное, в  хорька  перекидываешься,  только  признаться
стыдно! - Она явно начала поддразнивать Данилу. Тот выпрямился  во  весь
свой восьмилетний рост.
   - Кто в хорька перекидывается? Сама ты - хорек ушастый!  -  От  обиды
он, казалось, готов был расплакаться. Мне, пожалуй, пора было вмешаться.
   - А в кого ты еще умеешь перекидываться?  -  спросил  я  у  девчушки,
отвлекая  ее  внимание  и  остренький  язычок  от  Данилки.  Она   сразу
повернулась ко мне, и ее глазенки засветились, изучая меня.
   - Я же сказала - я двуликая.  Заяц  -  мой  второй  лик.  Но  дедушка
говорит, что я еще не один лик получу.  Он  говорит,  я...  талантливая.
Вот. - Слово "талантливая" ей, по-видимому, очень нравилось.
   - А дедушка твой тоже может перекидываться? -  Я  старался  забросать
девчушку вопросами.
   - Дедушка уже старый. У него только три лика осталось - дедушка,  лев
и  коршун.  Да  и  те...  -  она  пренебрежительно  махнула  ручкой,   -
...дряхленькие.
   - А раньше он много ликов имел? - не давал я ей передыху.
   Она смущенно потупилась, словно ее поймали  на  хвастовстве,  и  тихо
пробормотала:
   - Нет, всего четыре. Только кот совсем плохо  получался,  а  лев  без
гривы, а коршун зеленый...
   - Да?.. А вот твой заяц - хорош! Прямо загляденье! - похвалил я.
   Ее личико сразу засияло:
   - Правда?!
   Данила, конечно, тут же встрял.
   - Ага! Только здоровый, как телок, и зубы на лопаты похожи...
   Напрасно он  так.  Девчонка  обиделась.  Повернувшись  к,  нему,  она
распахнула  свои  глазки,  набрала  полную  груда  воздуха  и,  задержав
дыхание, лихорадочно придумывала, как ему отомстить. Наконец она,  не  в
силах уже больше удерживать воздух внутри, выдохнула:
   - Сам... хорек!
   - Так, - немедленно вмешался я, - ты, Данила, перестань ее  дразнить.
Я сам видел, что заяц тебе очень понравился.  А  ты,  Сонюшка,  не  смей
обзывать старших! Данила  старше  тебя  и  никакой  не  хорек,  а  очень
симпатичный мальчик!
   Девчушка повернулась ко мне, уперлась в меня взглядом  и,  запинаясь,
переспросила:
   - Ты... как меня назвал? Я слегка растерялся.
   - Сонюшка... А что, так тебя называть нельзя?
   - Нет, называй, пожалуйста. Меня так еще никто  не  называет.  -  Она
наклонила головку, на секунду задумалась, а потом на ее личико вернулась
довольная улыбка. - Мне нравится...
   - Тогда ты мне, Сонюшка, расскажи,  много  у  вас  в  деревне  народу
живет? И что, все умеют в кого-то перекидываться?
   - А пойдемте со мной!  Я  вам  все  покажу  и  со  всеми  познакомлю!
Пойдемте! - Она вскочила на ноги, обхватила одной ручкой Данилу за  шею,
другой уцепила меня за майку и с неожиданной силой  потащила  за  собой.
Данилка от неожиданности повалился в траву, а я расхохотался.
   - Пойдем, пойдем... и не надо нас тащить. Я встал на  ноги,  отряхнул
майку и трусы вскочившего Данилы от налипших травинок и, ухватив барабан
нашей новой знакомой за свисавший ремешок, кивнул ей:
   - Веди...
   Она вытащила из травы молоток и толкушку  и,  зажав  их  в  кулачках,
запрыгала на одной ножке к ближней опушке леса. Мы с  Данилой  двинулись
следом за ней.
   Миновав небольшой перелесок, мы вышли на засеянное поле,  за  которым
виднелись высокие, крытые черепицей  крыши  над  небольшими  аккуратными
домиками. Деревенька была небольшая. Вернее ее было бы  назвать  большим
хутором, семьи на три-четыре. Скоро мы уже  шагали  по  короткой  улице,
превращающейся по обеим сторонам от деревни в широкую проезжую дорогу. У
одного из домов стояла невысокая,  плотная,  русоволосая  женщина.  Соня
бегом припустилась к ней, заверещав на ходу своим высоким голоском:
   - Мама, мамочка, посмотри, кого я в лесу нашла. Они такие смешные. Им
мой заяц понравился...
   Женщина заулыбалась, покачивая головой, подхватила  подбежавшую  Соню
на руки и неспешным шагом двинулась навстречу нам. Подойдя, она опустила
дочь на землю, забрала из ее ручек  "барабанные  палочки"  и,  продолжая
улыбаться, молча стала нас разглядывать. Мы, в свою очередь, не спускали
глаз  с  нее.  Ее  правильное  лицо,   обрамленное   густыми,   прямыми,
темно-русыми волосами, показалось мне странно знакомым. Еще  раз  окинув
ее пристальным взглядом, я  понял,  что  она  очень  напоминает  женщин,
которые в санатории сидели за одним столом с  пустоглазыми  верзилами  в
пижамных штанах. Меня непроизвольно  передернуло.  Данила  с  удивлением
посмотрел на меня.
   - Меня называют двуликая  Лайта,  я  мама  вот  этого  зайчишки...  -
Женщина положила ладонь на темную головку Сони и выжидающе посмотрела на
нас.
   И тут вмешалась Соня. Она подскочила к нам и зачастила:
   - Это вот - Данила, - она ткнула пальчиком в Данилкин живот, - а  это
- дядя Илья. Данила - очень смешной,  особенно  когда  сердится,  -  она
фыркнула смешком, - а дядя Илья назвал меня Сонюшкой... - Она  метнулась
назад к матери и, требовательно задергав ее за широкую юбку, потребовала
ответа:
   - Правда красиво, правда?..
   - Правда, правда... - улыбнулась мать. - Только, раз  уж  ты  привела
гостей, давай-ка сама их и принимай. Покажи, где можно умыться, покорми,
приготовь постель на ночь...
   - А ты мне поможешь? - Девчушка испуганно смотрела на мать.
   - Ну конечно, я тебе помогу, - серьезно ответила  та,  однако  улыбка
продолжала прятаться в ее губах. Девочка сразу  стала  очень  серьезной,
можно даже сказать, торжественной. Она сделала шаг  в  нашу  сторону,  с
достоинством поклонилась и важно произнесла:
   - Гости дорогие, прошу в наш дом. Мы озаботимся вашим отдыхом,  вашей
пищей, вашими удобствами.  Вам  будет  хорошо.  -  При  этом  она  своей
маленькой ручкой сделала плавный приглашающий жест в сторону дома.
   Данила почесал свой лохматый затылок  и  качнулся  вперед,  собираясь
двинуться к дому, но я удержал  его,  положив  руку  на  его  плечо.  Он
вопросительно стрельнул глазом  в  мою  сторону.  Я  скорчил  совершенно
серьезную   рожу   и   старательно   повторил   поклон   Сони.   Данила,
спохватившись, тоже неуклюже поклонился.
   - Спасибо, маленькая хозяйка, за предложенное гостеприимство. Мы идем
издалека и далеко, поэтому  с  радостью  и  благодарностью  примем  твою
заботу о нас. - Я старался придерживаться взятого  Соней  торжественного
тона.
   После моих слов двуликая Лайта  несколько  ошарашенно  посмотрела  на
нас, зато мордашка Сони стала совершенно счастливой.  Потеряв  всю  свою
торжественность, она подскочила к нам, схватила нас за руки и потащила к
дому. Улыбаясь, мы двинулись за ней. Ее здоровенный барабан колотился  о
мою ногу.
   Таким порядком мы поднялись на крыльцо. Соня выпустила  наши  руки  и
налегла на тяжелую деревянную дверь, потемневшее  полотно  которой  было
изрезано простенькой резьбой. Дверь отворилась, и мы  вошли  в  прохладу
небольшой прихожей.
   - Ваша комната наверху, под крышей. Там  у  нас  останавливаются  все
гости, - снова зачастила Соня.
   - Вот тут у нас туалет, - она указала своим  крошечным  пальчиком  на
неприметную дверь в дальнем  конце  прихожей,  -  там  можно  умыться  и
пописать. Кушать мы будем в столовой,  пойдем  я  сразу  покажу...  -  И
маленькая стремительная ракета рванула по небольшому  коридору  в  глубь
дома. Мы поспешили за ней и услышали тихий, довольный смех за спиной.  Я
оглянулся, мама Сони стояла в дверях и, улыбаясь, качала головой.
   Столовая  была  довольно  просторной,  с  большим  обеденным   столом
посередине и резным буфетом у одной из стен. Широкое  окно  выходило  на
улицу.
   - Ужинать мы будем через... - Соня стрельнула глазами на  мать,  и  я
заметил,  как  она  исподтишка  показала  два  растопыренных  пальца,  -
...через два часа. А сейчас я провожу вас в комнату.
   Когда мы проходили через прихожую к лестнице, ведущей наверх,  Данила
вдруг проворчал:
   - А почему ты, заяц, говоришь "ужинать"? Мы еще и не обедали.
   Соня немного притормозила и с достоинством ответила:
   - Еда вечером называется ужин.  Такие  большие  мальчики  должны  это
знать. Если вы не обедали, значит, за ужином съедите побольше.  -  Потом
она выразительно пожала плечами и добавила:
   - Не станем же мы  изменять  название  еды  из-за  того,  что  ты  не
соблюдаешь режим.
   Данилка вдруг покраснел, а я чуть не расхохотался. Хорошо, что в этот
момент мы достигли дверей предназначенной нам комнаты.
   А комната эта удивительно походила на ту, в которой я останавливался,
когда приезжал к Ворониным на  дачу.  Расположена  она  была  также  под
крышей, также была обита желтой сосновой доской и  янтарно  светилась  в
лучах  вечернего  заходящего  солнца.  Только  вид  из  небольшого  окна
показывал  не  розовые  Светкины   кусты   и   не   соседний,   навсегда
недостроенный коттедж, а чистую улочку и поле с  колышущимися  колосьями
на нем. Да еще в этой комнате стояли две узкие  кровати.  Мы  с  Данилой
вошли в комнату, а сзади раздался голос Сони:
   - Вы осмотритесь, а я пойду маме помогу. - И она,  осторожно  прикрыв
дверь, затопала по лестнице вниз.
   Данилка подошел к окну и прижался лбом к стеклу, а я уселся  на  одну
из кроватей и внимательно огляделся.  Кровати  были  застелены.  На  них
лежали небольшие подушки в цветных  наволочках  и  легкие  покрывала.  В
стене я заметил стенной шкафчик и,  открыв  его,  обнаружил  только  две
пижамы. Они были одинакового размера и, пожалуй, подошли бы Данилке,  но
мне, с моим почти двухметровым ростом, они были безусловно малы.
   Когда я повернулся, чтобы поделиться с Данилой  своими  находками,  я
увидел, что  его  плечи  вздрагивают.  Мальчишка  плакал,  уткнувшись  в
стекло.
   Я подошел и молча обнял его за плечи. Он повернулся ко мне,  уткнулся
лицом мне в живот в районе желудка и,  хлюпнув  носом,  начал  незаметно
вытирать глаза о мою футболку. Так мы постояли несколько минут. Затем  я
усадил его на одну из кроватей, сам уселся рядом и вполголоса сказал:
   - Давай-ка, друг Данила, расставим акценты...

ИНТЕРЛЮДИЯ

   Светлана Воронина очень гордилась своим сыном. В душе. Она никогда  и
нигде не хвасталась его умом, памятью,  воспитанностью  или  успехами  в
учебе, а тем более не  делала  этого  в  присутствии  самого  Данилы.  И
все-таки она была убеждена в неординарности  своего  первенца.  Ему  шел
восьмой год, и  он  перешел  во  второй  класс  элитной  школы,  которую
почему-то переименовали в лицей. Учился он очень хорошо, хотя  отличался
очень независимым характером.
   Но сегодня он, вернувшись из школы, вытащил из ранца дневник и  молча
развернул его на столе перед носом своей матери. Внизу открытой страницы
бегущим "учительским" почерком было выведено: "Прошу родителей явиться в
школу к заведующей учебной частью", дальше шла неразборчивая подпись.
   Светка минут пять изучала запись в дневнике своего  сына,  приходя  в
себя от вызванного ею шока и давя в себе рвущийся наружу вопль  "Что  ты
там натворил???". Она была дисциплинированным,  сдержанным  человеком  и
поэтому  заучив  дневниковую  запись  наизусть,  спросила   ровным   без
модуляций голосом:
   - Ну и что ты там натворил?
   Данила подал ей ручку и попросил:
   - Ты распишись, что видела.
   Светлана поставила рядом с подписью завуча  свою  закорючку  и  снова
подняла вопрошающие глаза на сына.
   - Я,  мамочка,  ничего  не  натворил.  Я  только  обратился  к  Елене
Николаевне с небольшой просьбой, а она сначала спорила со мной, а  потом
нарисовала вот это безобразие. - Он тряхнул раскрытым дневником.
   - И все-таки... - настаивала Светлана.
   - Я думаю, что Елена Николаевна сама тебе все расскажет.
   - И как ты думаешь, можно отцу показать твой дневник?  Это  был  удар
ниже пояса. В глазах Данилы промелькнул испуг - отца он  побаивался.  Но
недрогнувшим голосом, в меру независимо, он ответил:
   - Ну, если ты считаешь необходимым... -  перекладывая  всю  возможную
ответственность за такой явно, по его  мнению,  неразумный  поступок  на
мать.
   - А Ирина Алексеевна в курсе  твоего  общения  с  заведующей  учебной
частью школы? -  Ирина  Алексеевна  была  классным  наставником  Данилы,
который уже втерся к ней в любимчики.
   - Нет. Из беседы с ней я  понял,  что  она  не  может  выполнить  мою
просьбу. Это в компетенции... - Данила произнес это,  недавно  узнанное,
слово с небольшой запинкой, - ...только Елены Николаевны.
   На этом сын закончил разговор, подхватил свой ранец  и  отправился  в
свою комнату выполнять домашние задания.
   - Я надеюсь, тебя из школы не исключают?.. - бросила ему  вслед  мать
свой последний вопрос, на что получила крик из-за двери:
   - Нет!..
   На другой день Светлана вошла в кабинет  завуча,  оставив  на  всякий
случай Данилу в коридоре. Елена Николаевна, невысокая стройная женщина в
возрасте, приближающемся к среднему, с холодноватыми  строгими  глазами,
точными движениями и железной выдержкой, не первый год работала в  школе
и хорошо  знала  этот  причудливый,  неповторимый  мир.  Ей  приходилось
разбирать немало запутанных,  законспирированных  ситуаций,  участниками
которых были дети разного возраста, темперамента, социального  слоя,  но
сейчас она была в явном замешательстве. "Похоже, Данила и ее поставил  в
тупик", - подумала Светлана, представившись и увидев реакцию  завуча  на
свою фамилию.
   -  Сын  рассказал  вам,  почему  я  пригласила   вас   в   школу?   -
поинтересовалась Елена Николаевна.
   - Вы знаете, нет. Он сказал, что вы сами мне все расскажете.
   - То  есть  вы  хотите  сказать,  что  он  не  рассказал  вам  о  тех
требованиях,  которые  он  выставил  к  школе?..   -   удивилась   Елена
Николаевна. В то же время  она  с  невольным  уважением  к  восьмилетней
малявке подумала: "Значит, он даже не попытался сделать из матери своего
единомышленника". А у Светланы в голове промелькнуло:  "Господи!  Данила
выставил какие-то требования к школе", - ведь для нее это было все равно
что потребовать, ну, например, отставки  президента  России.  Причем  на
полном серьезе, как все, что делал Данила.
   - Так... - прервала молчание Елена  Николаевна.  -  Ну  вот,  значит,
так... Вчера после занятий ваш сын явился ко мне в кабинет и убедительно
попросил уделить ему десять минут  для  серьезного  разговора.  Обратите
внимание, уважаемая Светлана Васильевна... - Завуч незаметно заглянула в
лежащую перед ней тетрадку, подсматривая имя и отчество  посетительницы,
а Светлана  облегченно  вздохнула  -  почтительное  обращение  оставляло
надежду на то, что требования, выдвинутые Данилой, не  были  неисправимо
наглыми. Завуч между тем продолжала:
   - ...Я передаю сказанное вашим сыном почти дословно! Так вот  в  этом
кабинете ваш сын предложил мне официально  освободить  его  от  изучения
некоторых школьных предметов, включенных в  программу  обучения.  Причем
его обоснования этого требования!..
   - Какие предметы? - перебила завуча Светлана.
   - Что? - не сразу поняла Елена Николаевна.  -  Ах...  Ну,  во-первых,
труд. Данила заявил, что уже  владеет  начатками  столярного  ремесла  и
способен починить дома небольшие поломки электроприборов.  А  лепить  из
пластилина  слоников  и  всякое  другое...  "непотребство"  он   считает
бездарной потерей времени! - Елена  Николаевна  возмущенно  воззрела  на
родительницу, ожидая сочувствия.
   - Вы знаете, он действительно много всякого строгает на даче.  Они  с
отцом даже мебель делают. И электричество он  дома  чинит.  Иногда...  -
неуклюже поправилась Светлана, увидев растерянность на лице завуча.
   - Да?.. - Елена Николаевна нервно потерла виски. - Затем  он  заявил,
что не будет больше заниматься  физкультурой.  Он  сказал,  что  с  него
достаточно плавания, которым он занимается уже пять лет, и фехтования...
А он что, действительно фехтует? - вдруг заинтересованно наклонилась она
к Светке.
   -  Да.  У  него  два  раза  в  неделю  занятия  в  динамовской  школе
олимпийского резерва. А еще он танцами занимается... - вдруг  неожиданно
для себя добавила Светка.
   - Вот как... - Завуч задумчиво склонила голову.
   - Но почему он заявил,  что  не  будет  заниматься  пением  и  родной
литературой?.. - вдруг возмущенно вспомнила она. - Он  мне  сказал,  что
то, что они сейчас проходят, он даже в детском саду не читал!.. А  Ирина
Алексеевна его так хвалила, - добавила завуч.
   - Да вы знаете, он сейчас  "Капитанскую  дочку"  читает...  -  начала
оправдываться Светка.
   Глаза у Елены Николаевны широко раскрылись.
   - Вот как... - несколько растерянно произнесла она.
   - Да. Это он после "Крестоносцев" Сенкевича начал.  Он  говорит,  что
Пушкин гораздо сильнее... - неожиданно приврала Светлана.
   - Ага... А я вот хотела бы у вас спросить, почему он мне сказал,  что
не хочет с будущего года изучать географию и историю. Он утверждает, что
ему необходимо получить от школы  глубокие  знания  математики,  физики,
химии, биологии. Остальное ему или совсем не  понадобится,  или  он  сам
способен это узнать... Похоже, он уже сейчас знает, что ему  понадобится
во взрослой жизни...
   - Давайте лучше у него спросим... - снова перебила  завуча  Светлана.
Не дожидаясь согласия собеседницы, она бросилась к  двери  и  втащила  в
кабинет Данилу.
   - Вот, сын,  -  обратилась  она  к  нему,  -  ответь  при  мне  Елене
Николаевне на несколько вопросов!
   Елене Николаевна бросила на Светлану Васильевну  диковатый  взгляд  и
повернулась к Даниле.
   - Данила, ответь, пожалуйста, по каким соображениям  ты  вдруг  решил
ограничить свое образование четырьмя предметами? Ты вчера мне их назвал.
Ты что, не понимаешь, что вырастешь ограниченным человеком,  что  только
знания истории и литературы делают  человека  интеллигентом  в  истинном
смысле этого слова.
   - Да. Я,  конечно,  с  вами  согласен...  -  начал  Данила,  и  Елена
Николаевна  торжествующе   посмотрела   на   Светлану.   Данила   совсем
по-отцовски потер свой маленький носик и продолжил:
   - Но давайте все-таки расставим акценты...
   Никто не знает, откуда он откопал это выражение, но с тех пор  Данила
очень часто его использовал в спорах...

6. ЧЕТЫРЕХЛИКИЙ НАВОН

   5 июня 1999 года. Я частенько задумываюсь о том, что  выражение  "что
старый, что малый" абсолютно неверно. По-моему, старые люди представляют
собой как бы экстракт человечества. Если старик мудр и  терпелив  -  это
ваша опора, если старик капризен и глуп - ваше  проклятие.  Ребенка  еще
можно научить, воспитать, а старик окончателен и бесповоротен. Старик  -
это одна из немногих констант на свете...

***

   Данила улыбнулся мокрыми глазами и выдавил сквозь слезы:
   - Давай...
   - Обрисовываем ситуацию, - начал я  свое  рассуждение.  -  Мы  смогли
вытащить тебя из весьма скверной ситуации...
   - Ага, - перебил он меня, - и сразу попали в  не  менее  скверную.  -
Похоже, он начинал злиться, и это меня обрадовало - значит, он несколько
успокоился.
   - Я бы так не говорил. Ты был захвачен,  по  моим  сведениям,  весьма
скверными людьми,