реводили,  в  кассе  лежат.  Получишь,  и
потопали творческий тонус поднимать. А то я со своей  "Галиной  Бланкой"
ничего придумать не могу.  Кроме  лозунга  "Галину  Бланку  -  в  каждую
кастрюлю" - ну  ничегошеньки  в  голову  не  лезет.  Надо  раскрепостить
подсознание.
   Он опять хлопнул мен" по спине и отошел к своему столу.
   Я бросил взгляд на часы.
   - Пожалуй, ты прав, - пробормотал я себе под нос. - Пора  прогуляться
до бухгалтерии, только сначала мы сделаем один звоночек.
   Я снял трубку и навертел удивительный восьмизначный номер. Совершенно
неожиданно для меня в трубке раздались обычные длинные гудки,  а  затем,
после звонкого щелчка, послышался приветливый женский голос:
   - Коммутатор...
   Я, честно говоря, несколько растерялся,  но  после  короткой  заминки
бросил в трубку:
   - Мне дед Антип нужен.
   Последовала довольно длинная пауза, а затем трубка мне  ответила  тем
же женским голосом, в  котором,  однако,  вместо  прежней  приветливости
появилась явная брезгливость:
   -  Молодой  человек,  вы  соображаете,  откуда  звоните?  -  и  далее
последовали короткие гудки отбоя.
   Вот так. Без разговоров трубочку хабах на рычажок!  Подожди,  она  же
сказала: "Вы соображаете, ОТКУДА звоните".
   Вот именно - не куда, а откуда. Я огляделся. В комнате стоял  обычный
творческий гвалт, в который свежей оригинальной нотой вливалась  звонкая
трель закипающего чайника. Да, пожалуй, моя  собеседница  могла  решить,
что  я  звоню  из  какого-нибудь  пивбара,  преследуемый   разгоряченным
милиционером. Ну а в том, что вокруг меня тьма  народа,  заинтересованно
прислушивающегося  к  моему  разговору   и   лихорадочно   записывающего
набранный  мной  номер,  она  была  просто  убеждена.  Все  правильно  -
перезвоним из автомата.
   Во избежание возможных  случайностей  я  крутанул  колесики  кодового
замка на кейсе, а затем с легким сердцем  отправился  в  бухгалтерию,  к
нашей главной кормилице Галочке Анатольевне. Бухгалтерия располагалась в
дальнем конце коридора. Подойдя к ней, я увидел  Глянца,  который  стоял
курительном тупичке и  прилежно-развязно  делал  вид,  что  наслаждается
сигареткой с золотым ободком.
   - О, Борисик Абрамыч, да вы курить  начали!  Понимаю,  нервы,  нервы.
Спокойнее  надо  быть,  спокойнее!..  -  не  мог  я  отказать   себе   в
удовольствии...
   Глянц, увидев меня, вздрогнул и нервно втиснул сигарету  между  своих
тонких губ. Затем, спохватившись, он выдернул ее обратно и тоном  ужасно
занятого и страшно ответственного работника заявил:
   - Минин? Здравствуй. Я тебя разыскивал. Мне срочно  нужна  проработка
материала по концерну "Галина Бланка". К  вечеру,  к  заседанию  совета,
необходимо иметь все материалы!
   - Да, мне передали, что вы разыскивали меня  во  втором  ящике  моего
рабочего стола. Обычно меня там не бывает. Но поскольку теперь там стали
появляться чужие ручонки, я  установил  в  этом  ящике  небольшой  такой
капкан... - Я выразительно взглянул на Борисика.  -  И  в  другие  ящики
тоже.. Да, кроме  того,  я  думаю,  вы  в  курсе,  что  "Галину  Бланку"
обрабатывает Евгений Николасвич Брусничкин, поэтому все вопросы к нему.
   С этими словами я толкнул двери бухгалтерии.
   Галочка  Анатольевна  встретила  меня,  как  всегда,  с  неподдельным
восторгом и материнской нежностью.
   - Илюшенька, дорогой, как ты съездил? Тяжело, наверное, было, все эти
грустные хлопоты, беготня... Ты, наверное, устал? Ты когда  вернулся?  В
выходные хоть немного удалось отдохнуть? Давай-ка мы чайник  поставим...
- и уже своей помощнице:
   - Верочка, ставь чайник, напоим Илюшу кофе. У нас там булочки были...
   Я с умиленной улыбкой наблюдал  за  этой  легкой  суматохой,  которая
поднималась вокруг Галины Анатольевны всякий раз при моем появлении. Да,
я ходил в любимчиках главного бухгалтера  и  очень  этим  гордился.  Все
считали,  что  Галина  Анатольевна  обладает  удивительным   чутьем   на
человеческие качества, поэтому ее нежное отношение ко мне  подтверждало,
что я не худший представитель рода человеческого.
   Меня  подмывало  плюнуть  на  Женькино  предложение  и   остаться   в
бухгалтерии на кофе с  булочками,  но  это  кофепитие  могло  затянуться
надолго и плавно перейти в обед, а у меня были еще кое-какие дела, да  и
Афоня мог проявиться в любой момент.  Поэтому  я  со  вздохом  сожаления
заявил:
   - Ах, Галочка Анатольевна, вынужден отказаться от вашего  заманчивого
предложения. Меня ждет Брусничкин и ваша  тезка  -  "Галина  Бланка".  Я
зашел насчет зарплаты. Говорят, деньги выдавали.
   - Ну конечно, конечно. Верочка, выдай Илюше аванс и премию не забудь.
   Через  несколько   минут   я   покидал   гостеприимную   бухгалтерию,
обремененный солидной суммой в иностранной валюте, а еще несколько минут
спустя мы с Женькой вышли из парадного  подъезда  фирмы  на  раскаленный
полуденный асфальт Таганской улицы.
   Таганка - один из старейших районов Москвы -  давным-давно  застроена
небольшими двух-трехэтажными особнячками с  массой  дворов  и  двориков,
палисадников и закоулков, перегороженных самыми разнообразными  заборами
и загородками. Как и по всей Москве, на Таганке к Олимпийским играм 1980
года  прошла  большая  чистка,  но  коснулась  она  практически   только
Марксистской улицы. Оно и понятно, улицу  с  таким  названием  тогдашние
власти не могли показать многочисленным гостям Олимпиады в  неприбранном
виде. Поэтому стоявшие на ней дома просто смели, и в кратчайшие сроки, в
соответствии с принятыми на  себя  повышенными  обязательствами,  на  ее
месте  возвели  широкий  проспект,   застроенный   современными   жилыми
высотками. Таким образом, улицы Таганская и Воронцовская, бывшие до того
времени основными восточными лучами Таганской площади, стали в одночасье
бедным городским захолустьем - на них у  властей  денег  не  хватило,  и
изменения их практически не коснулись.
   С приходом перестройки, а  затем  и  развитой  демократии,  новенькие
русские, а  также  американские,  немецкие,  французские  и  так  далее,
облюбовавшие  себе  милые  особнячки  на  улицах  Таганской  и   Большой
Коммунистической, принялись приводить эти  особнячки  в  дореволюционный
вид. При этом, если улица Большая Коммунистическая за  какие-то  полгода
превратилась в клубно-представительскую стрит с вылизанными тротуарами и
блистающими темным витринным стеклом фасадами, то на улице Таганской все
как-то  замерло  на  стадии  деревянных  ограждений,   сорванных   крыш,
выломанных оконных и дверных  коробок  и  прикрывшей  весь  этот  развал
стыдливой зеленой вуали оградительной нейлоновой сеточки.
   Несколько долгих мгновений мы с  Женькой  стояли  у  входа  в  фирму,
любуясь  агрессивной  деятельностью  турецких   рабочих   на   просторах
московских улиц. Затем Женька, приобняв  меня  за  плечо  и  подталкивая
рядом с собой, двинулся вдоль фасада нашего дома, но  практически  сразу
свернул в темный закоулок. Далее мы двигались гуськом, причем я старался
идти за ним след в след, рискуя иначе  оказаться  в  какой-нибудь  особо
зловонной луже.
   Брусничкин имел поразительный нюх на вновь открытые злачные  места  с
хорошей репутацией и привычку ходить непроторенными путями. Любой,  даже
самый коренной москвич, но  нормальный  человек,  с  Таганской  улицы  в
Товарищеский переулок попадает, пройдя в  сторону  Таганской  площади  и
свернув направо. Но Брусничкин, конечно же, знал путь короче. Поэтому мы
топали   какими-то   мрачными,    холодными    двориками,    окруженными
разваливающимися кирпичными оградами и покосившимися серыми заборами, по
кирпичам и доскам, брошенным в непросыхающие, вонючие, покрытые  ледяной
зимней корочкой лужи.
   При этом Женька радовался, что показывает  мне  путь  на  целых  семь
минут короче. Потом он легко удивился, что не видит сегодня Цыгана.
   - Цыгана что-то не видать. Обычно в это время  он  здесь  обретается.
Занятная собака. Умная, как бес. Постоянно изображает из себя  немощного
калеку. Бьет народ на жалость. А знаешь... - он неожиданно повернулся ко
мне, - ты не поверишь, но я сам лично видел, как этот  пес  вон  за  тем
сараем заматывал себе лапу тряпкой! Я сразу понял, о ком идет речь.
   - А вот сегодня его что-то не видать, - продолжил Женька,  вернувшись
к функциям Сусанина.
   - Во-первых, пса зовут не Цыган, а Афоня... Продолжить мне не дали.
   - Ты  откуда  знаешь?  Тебя  что,  лично  ему  представили?  По  моим
наблюдениям, эта псина вообще ни на  какие  клички  не  откликается.  Он
откликается только на сосиски, котлеты и  другие  мозговые  кости.  Если
ваши руки пусты, эта мудрая собака будет продолжать  движение  по  своим
делам, обращая на вас внимания меньше, чем на дохлую крысу...
   - И это понятно, - продолжил я Женькину  мысль.  -  Поскольку  дохлая
крыса - какая-никакая добыча, а ваши пустые ручки, кроме кулаков,  ничем
не примечательны.
   - И что же во-вторых?.. - бросил вдруг Женька через плечо.
   - А во-вторых, Афоня сейчас занят, он на стреме.
   Только договорив до конца, я  прикусил  язык,  сообразив,  что  выдал
секретную информацию и  напоролся  на  самые  нежелательные  вопросы.  К
счастью, фраза о бездомном псе, стоящем на стреме, настолько развеселила
Брусничкина, что он немедленно бросился ее творчески развивать.
   -  Илюха,  так  тебе,  значит,   известно,   что   местные   дворняги
объединились в шайку и сегодня вышли на дело. А  самого  негодящего  пса
оставили на шухере. Может, ты знаешь, кого собралась  потрошить  собачья
мафия? Если это наши соседи из  банка,  то  наша  прямая  обязанность  -
немедленно предупредить их о готовящейся злодейской акции. Мы  не  можем
бросить соседей на произвол озверевших шавок!
   - Нет, если мне не изменяет память, песики  решили  сегодня  тряхнуть
кухню ресторана "Сказка".
   - Так нам надо спешить. Иначе мы рискуем остаться без  обеда!..  Вот,
кстати, мы уже и пришли.
   Мы действительно как-то незаметно оказались в Товарищеском  переулке,
напротив большого серого дома, первый этаж которого украшала  витиеватая
вывеска "Сказка" со странной стрелочкой, указывающей вправо и  вниз.  Но
удивляться и заниматься  розысками  мне  не  пришлось  -  мой  проводник
отлично знал, что обозначают все стрелочки в  округе.  Свернув  за  угол
дома, мы спустились по замысловатой металлической лестнице в полуподвал,
толкнули здоровенную резную деревянную дверь и оказались в "Сказке".
   Зал ресторанчика действительно был невелик и разделен  высокой  аркой
на две неравные части.  Женька  уверенно  кивнул  стоявшему  в  прихожей
молодому охраннику, прошествовал в дальний конец погруженного в интимный
полумрак меньшего зала и уселся за один из пяти стоявших здесь столиков.
Мне ничего не оставалось, как присоединиться к нему.
   Зал, интерьер  которого  был  выдержан  в  темных  пастельных  тонах,
освещался несколькими изысканными бронзовыми  бра.  На  столиких  стояли
такие же бронзовые подсвечники, с небольшими белыми свечами.  Брусничкин
уже разглядывал меню, поэтому я взял лежавшую  на  белоснежной  скатерти
изящно оформленную  карту  вин  и  стал  ее  внимательно  изучать.  Вино
действительно в  основном  было  грузинское:  "Цинандали",  "Хванчкара",
"Ркацители",  "Киндзмараули",  "Саперави"  -  в  общем,  выбор  вин  был
действительно богат.
   В этот момент раздался щелчок зажигалки, и наш столик  накрыл  мягкий
желтоватый свет зажигаемых свечей.  У  меня  над  ухом  раздался  нежный
девичий голосок:
   - Я вас слушаю, господа. Что будете кушать?
   Я поднял глаза и увидел узкую девичью ладошку, охватывающую маленький
блокнотик. На тоненьком безымянном пальчике красовалось то,  чего  я  не
ожидал увидеть уже никогда... МОЙ ПЕРСТЕНЬ.  Большего  изумления  мне  в
моей жизни, конечно же, не испытать.  Мгновенно  пришло  понимание,  что
означает - потерять дар речи. Я просто забыл все на свете:  как  дышать,
как ходить, как пить, как есть, как говорить, как читать и  писать  -  я
мог только смотреть, и то не мигая,  потому  что,  как  мигать,  я  тоже
забыл.
   Женька начал трепаться в своем обычном  шутливо-подтрунивающем  тоне,
девушка смеялась и что-то записывала в блокнот, но звуки проходили мимо,
никак не задевая моего сознания. Я  не  отрываясь  смотрел,  как  матово
отсвечивает хорошо мне знакомое, изысканно завитое благородное  серебро,
как  необычно  ограненная  пирамидка  изумруда   бросает   по   сторонам
зеленоватые блики отраженного мерцания свечей.
   Наконец я смог оторвать глаз от перстня и взглянуть в  лицо  стоявшей
перед нами девушки.
   Немного выше по тексту я вам безбожно соврал. Оказывается, изумление,
как и любое другое человеческое чувство, не имеет границ. Вы можете себе
представить мое  состояние,  когда  я  увидел,  что  прямо  передо  мной
стоит... Лаэрта! Та самая Лаэрта, которую я, казалось, навсегда  оставил
в своем кошмарном, мучительно-прекрасном сне!
   Лишь несколько секунд спустя я понял, что это не Лаэрта. Но  сходство
было проста поразительным. Такого же роста, такие же  белокурые  волосы,
мягкими крупными локонами падающие на плечи, до боли  знакомая,  изящная
хрупкая фигурка с узкими плечами и маленькой высокой грудью гордо  несла
простое  и  элегантное  голубенькое  платье  с  кружевным   воротничком.
Округлое  лицо  со  слегка  вздернутым  маленьким  носиком,  небольшими,
пухлыми, чуть улыбающимися губами было  обращено  к  Женьке  и  выражало
какое-то детское внимание. Только глаза потеряли свою поразительную синь
и  стали  серыми,  того  поразительно  мягкого  оттенка,  который  имеет
полированный агат. Я бесстыдно уставился в это дорогое, до боли знакомое
лицо, которое я и не мыслил увидеть в Москве.
   И тут в моей голове насмешливо прозвучало: "Ну что уставился? Как  не
стыдно  так  бесстыдно  рассматривать  незнакомого  человека,   особенно
молодую девушку...". Вздрогнув,  я  понял,  что  эти  слова  мне  просто
почудились. Но до меня, наконец, стало доходить содержание  беседы.  Они
совершенно не обращали внимания  на  мой  ошарашенный  вид,  поглощенные
разговором, и это дало мне возможность до  некоторой  степени  прийти  в
себя, Галантный Брусничкин, видимо,  уже  сделал  заказ,  поскольку  его
собеседница убрала свой блокнотик в карман фартучка. Но Женька,  похоже,
не собирался ее отпускать.
   - Нет, вы  должны  обязательно  сказать  нам  свое  имя.  Я  не  могу
позволить себе, словно какой-нибудь провинциальный купчик, орать на весь
зал: "Эй, официантка", И вообще, слово "официантка" к вам совершенно  не
подходит. Такую милую девушку, по-моему, дозволено называть только особо
нежным именем. Так смилуйтесь и назовите себя.
   Этот велеречивый тип мог уговорить кого угодно, а его собеседница,  с
легкой улыбкой слушавшая его воркотню, и не собиралась кокетничать.  Она
просто и негромко произнесла:
   - Зовут меня Людмила. Но кричать на весь зал мое  имя  совершенно  не
обязательно, достаточно  просто  внимательно  на  меня  поглядеть,  и  я
подойду к вашему столику.
   - Ну если достаточно просто внимательного взгляда, то  вы  от  нашего
столика не отойдете вовсе! Вы посмотрите на моего друга. Он же просто не
сводит с вас глаз... - Тут коварный Брусничкин гнусно  ухмыльнулся  и  с
нездоровым любопытством поинтересовался:
   - А Милой вас можно называть?
   - Меня многие так называют, хотя это имя мне не очень нравится.
   - Тогда он... - Женька ткнул в меня пальцем, - ...ваш! -  и  довольно
расхохотался, откинувшись на стуле.
   После этой фразы мне сдало до испарины жарко - похоже,  я  покраснел,
как вареный рак.
   Людмила бросила наконец на меня быстрый взгляд, и ее щеки тоже слегка
зарозовели.
   - С какой стати вы делаете такое далеко идущее заключение?  -  ровным
голосом спросила она.
   Продолжая довольно ржать, Брусничкин снова ткнул  в  меня  пальцем  и
выдал:
   - У него ж фамилия - Милин. Следовательно, он - ваш!
   Людмила покраснела еще больше и, слегка сдвинув брови,  от  чего  над
переносицей появилась едва заметная морщинка, сказала:
   - У меня сегодня на редкость веселый клиент...  -  Затем  она  быстро
отошла от нашего столика.
   Брусничкин перестал ржать и с лихорадочным шепотом повернулся ко мне:
   - Илюха, какая девушка! Просто сказка, - и  тут  он  наконец  обратил
внимание на мое странное состояние.
   - Ты чего? - Он стал серьезным, можно даже сказать, встревоженным.  -
Ты себя нормально чувствуешь? Может, водички налить?
   - Все в порядке, не волнуйся... - хотел сказать я, но из моего  горла
раздались только какой-то странный хрип и бульканье.
   - Ты рот-то закрой! Первый раз вижу, как с открытой  пастью  пытаются
говорить. Да что с тобой? Что ты  давишься?!  Я  наконец  вспомнил,  как
разговаривают на русском языке.
   - Все в порядке... не волнуйся... Это у меня изумление такое...
   Брусничкин сразу пришел в свое нормальное расположение духа:
   - Вижу - твое изумление! И я даже догадываюсь,  что  именно  тебя  до
такой степени изумило. - Он гнусно подмигнул.
   - Совсем не то, что ты думаешь!  -  снова  покраснев,  но  уже  почти
нормальным голосом огрызнулся я.
   - Да, да, конечно, ты же у нас известный скромник. Именно поэтому все
наши женщины по тебе сохнут!
   - Да что ты мелешь? Какой скромник?  Какие  женщины  по  мне  сохнут?
Трепло ты,  Женька,  пустое.  И  вообще,  кончай  лыбиться,  а  то  злую
эпиграмму на тебя накропаю!
   Я окончательно пришел в  себя  и  даже  начал  безмятежно  улыбаться.
Однако в груди засела тоскливая заноза понимания того,  что  я,  похоже,
встретил девушку, без которой жизнь моя будет пуста и никчемна, и если я
ей буду неинтересен, то можно прямо сейчас закопать  это  бренное  тело,
чтобы не мучилось.
   Женька стал вдруг совершенно серьезен и заявил:
   - Ты, Илюха, не хорохорься. Что, если эта  маленькая  Мила  на  самом
деле твоя половина? Помнишь Платона, диалог "Пир".
   - Может, она твоя половина? - враз охрипшим голосом ответил я, твердо
взглянув в его погрустневшие ореховые глаза.
   - Нет, я бы почувствовал. - Он с легкой грустинкой усмехнулся. - Я бы
выглядел и разговаривал так же, как ты сейчас.
   Мы замолчали, потому что к столу подошла Людмила, толкая перед  собой
небольшой сервировочный столик, уставленный тарелками с едой.
   - Ты какое вино заказал? - спросил я опять осипшим голосим, обращаясь
к Женьке и не спуская глаз с Людмилы.
   - Традиционное - "Киндзмараули". Только, зная твою слабость, я просил
Людочку  подать  его,  как  ты  любишь  -  в  графинчике,  -  беззаботно
забалагурил тот в ответ. - И я смотрю, Людочка в точности исполнила  мою
просьбу.
   Людмила молча сервировала стол, изредка  бросая  какие-то  испуганные
взгляды в мою сторону.
   Я молчал, но был просто не в силах отвести от нее глаз.
   Наконец она закончила расставлять на столе тарелки, судки, бокалы  и,
украсив  середину  стола  графинчиком,   оказавшимся,   кстати,   весьма
вместительным, покатила свой столик прочь, тихо пробормотав:
   - Приятного аппетита...
   - Ну что ж, приступим! - Женька бодро  потер  ладошки  и,  сдернув  с
графина пробку, набулькал в бокалы темно-бордового, почти черного  вина.
Мы подняли бокалы и чокнулись, затем, сделав по паре глотков,  принялись
за закуску.
   И вино, и осетринка холодного  копчения,  которую  гурман  Брусничкин
заказал на закуску, были, наверное, великолепны, но мне было  как-то  не
до выпивки и не до еды. Я просто не видел, куда совал - вилку, поскольку
у меня  перед  глазами  стояли  по  очереди  то  серебряный  перстень  с
изумрудом, то серые внимательные глаза под густыми темными бровями. Я не
чувствовал вкуса просто потому, что не мог сосредоточиться  ни  на  чем,
кроме этих лучистых, сияющих глаз  и  зеленых  брызг  света,  посылаемых
изумрудом. Я прекрасно понимал, что ни перстень, ни Лаэрта ну  никак  не
могут оказаться здесь и сегодня, но был глубоко убежден, что это  именно
мой перстень и моя Лаэрта. И если это -