л хищный
оранжевый огонек. Мерцание, окутывавшее его фигуру и  почти  незаметное,
стало наливаться светом и силой.
   - Что ж, придется нам с Красным вдвоем тобой заняться, - процедил он,
снимая руки с Книги и поворачиваясь ко мне.
   - Красный мертв... - раздалось  за  моей  спиной,  и  фигура  Вечника
придвинулась к свету. Я шагнул в зал, на ходу освобождая клинки. От моей
ноги в околостенный мрак метнулась черная тень и растворилась в темноте.
   - Мертв?.. - в ужасе переспросил Оранжевый. - Мертв!  -  повторил  он
утвердительно, словно с чем-то навсегда расставаясь.
   -  Значит,  ты,  Вечник,  помог  этому  пришлецу  прикончить  полного
Магистра? Чем же он тебя подкупил?!
   - Нет, рыжий пришлец в одиночку расправился с Красным. Моя помощь ему
не понадобилась. А Красный, нарушив  святое  слово,  сам  подписал  себе
приговор!
   - Думаешь, я поверю в небылицу  о  том,  что  беспомощный  пришлец  в
одиночку одолел полного Магистра,  прожившего  более  четырехсот  лет  и
владевшего в совершенстве красной магией! Ха!
   - Значит, пришлец оказался не таким уж беспомощным. И кроме того,  не
бывает магии красной, зеленой или синей, бывает  магия  добрая  и  злая,
алая и золотая! И кто ею  лучше  владеет,  показывает  только  результат
единоборства.
   Пока Вечник и Оранжевый обменивались репликами, я, бесшумно ступая по
паркету, приблизился к Долгой Книге. Она словно притягивала  меня  своей
таинственной, скрытой ото всех сутью. И в  этот  момент  краем  глаза  я
заметил метнувшуюся мне навстречу из темного угла зала  серую,  размытую
тень и рванувшуюся за ней тень угольно-черную. Но Ванька явно опаздывал.
Не раздумывая, я выбросил вперед  левую  руку,  сжимающую  Молчащего,  и
почувствовал, как клинок мягко вошел в живую трепещущую плоть.  Раздался
придушенный хрип,  и  на  пол  у  моих  ног  легло  тело,  закутанное  в
темно-серое одеяние, а через мгновение на то место, где  у  тела  должна
была  быть  шея,  опустилась  толстая  черная  лапа  и  рванула  когтями
затрещавшую ткань. Из-под лапы темной кляксой проступила кровь.
   Оранжевый магистр обернулся в мою сторону и с воплем: "Меня  тебе  не
достать",  начал  стремительно  истаивать,  расплываться,  пропадать   в
воздухе. Но самое скверное, что вместе с ним пропадала и  Долгая  Книга,
Через  мгновение  передо   мной   осталось   яркое   оранжевое   сияние,
очерчивающее контуры человеческой фигуры, с клубившимся внутри оранжевым
туманом и ярким блеском на месте висевшего на груди Магистра медальона.
   Я зарычал:
   - Посмотрим!.. - и ткнул острием Молчащего в сверкавшую  каплю.  Едва
только черная игла клинка коснулась оранжевого свечения, раздался резкий
треск,  напоминавший  разряд  высоковольтной  дуги,  на  пол  посыпались
осколки расколотого топаза, и  тело  Магистра  вынырнуло  из  оранжевого
тумана, потеряв окружавшее его свечение. Вместе с ним вернулся  на  свое
место и черный пюпитр вместе с лежавшей на нем Книгой.
   Магия Оранжевого, очевидно, пропала, он стал  совершенно  беззащитен,
но я уже не  в  силах  был  остановить  брошенное  в  круговое  движение
серебристое лезвие Поющего. Словно в замедленной съемке, я наблюдал, как
сверкающий металл разваливает затянутую в оранжевый шелк фигуру Магистра
и обрушивается на темный пюпитр, кромсая огромные желтые листы  открытой
Книги и уничтожая мою последнюю надежду на возвращение. Мне  показалось,
что клинок застрянет  в  толщине  прошитого  пергамента  или  в  облитых
толстой кожей досках переплета, но он,  беспрепятственно  пройдя  сквозь
Книгу, разделил ее надвое. Раздался непонятный хлопок,  и  над  разрубом
взвился маленький вихрь, в котором задрожал воздух.
   Одна половина Книги, сорвавшись с пюпитра, упала на  пол,  переплетом
вверх, а я, по инерции потянувшись  за  продолжавшим  движение  клинком,
запнулся и повалился лицом в пахнущую пылью кожу переплета...
   Я сидел за письменным столом в  своей  спальне,  уткнувшись  щекой  в
кожаный переплет толстого томика и вдыхая въевшуюся  в  него  пыль.  Мои
руки, лежавшие на столе кольцом вокруг головы, были сжаты в кулаки, а  в
ладонях остывало шероховатое тепло знакомых ласковых рукоятей.

ИНТЕРЛЮДИЯ

   На  окраине  маленькой  деревеньки,  неподалеку  от  веселого  города
Севильи, зарывшись  в  еще  не  остывшую  белую  дорожную  пыль  тонкими
подошвами нарядных  туфелек,  стояла  невысокая  молоденькая  девушка  в
нарядном  желтом  платьице  и  белом  фартучке  с  большими   накладными
карманами.  Ее  непокрытая  голова  светилась  в  сгущающемся   вечернем
полумраке чистым золотом белокурых волос, падавших  на  плечи  крупными,
свободными  локонами.  В  руках  девушка   держала   небольшой   узелок,
содержавший, по-видимому, все ее достояние. Она удивленно  озиралась  по
сторонам, рассматривая убогие полуразвалившиеся лачуги своими огромными,
широко открытыми голубыми глазами.
   Звали девушку странным, незнакомым в этих краях именем - Лаэрта.
   Наконец, несколько успокоившись, Лаэрта глубоко вздохнула и  медленно
двинулась по направлению к ближайшему домику...
   А в ее голове мчались, обгоняя друг друга, обрывки бессвязных мыслей,
подкидываемых памятью.
   Вот  она  стоит,  прижавшись  к  Страннику,  а  Огненный   Вепрь,   с
развевающейся по ветру рыжей шевелюрой, уходит прочь. И у нее  в  голове
колокольным звоном раздается: "Я не могу взять тебя с собой...  не  могу
взять тебя с собой... взять тебя с собой..." - и  как  эхо:  "Я  ему  не
нужна... я ему не нужна... я ему не...", - и щемящая боль в  груди.  Она
сильная, она приглушила и слезы, и стон, она даже взмахнула рукой, когда
этот странный, этот невероятный пришлец оглянулся, прежде  чем  навсегда
скрыться за углом дома, на улице, ведущей к цитадели Холма.
   Затем оттуда донесся сначала воинственный  клич  нескольких  десятков
солдатских глоток, а  затем  раздался  оглушительный  звон  сцепившегося
злобного металла и,  наконец,  пронзительный  вопль  ужаса.  Она  хотела
метнуться в гущу этих звуков, туда, к нему... Но тяжелая рука  Странника
лежала на ее плече, не давая сойти с места,  а  глухой  голос  над  ухом
медленно произнес:
   - Тебе туда нельзя. Ты ему сейчас только помешаешь.
   Когда звуки схватки смолкли, они двинулись в сторону замкового моста.
На самом мосту валялись вперемешку мертвые,  разрубленные  тела,  живые,
покалеченные,  стонущие  люди  с  перекошенными  страхом  и  недоумением
лицами, странные, придавленные доспехами,  ослепительно  белые  скелеты,
сжимавшие в своих челюстях ярко сверкавшие монеты. Из рва на берег лезли
мокрые люди с очумевшими, бессмысленными глазами и дрожащими руками.
   Странник, оглядев  это  побоище  изумленным  взглядом,  молча  шагнул
вперед, и Лаэрта пошла за ним,  и  в  ее  душе  вспыхнул  слабый  огонек
надежды. Надежды найти в конце этого пути своего невероятного  пришлеца.
Ибо она поняла, что он хотел, чтобы она пошла с ним, но не мог ее взять,
потому что боялся за ее жизнь. Значит, она дорога для него, значит,  она
нужна ему. Она только боялась заблудиться в этом огромном мрачном замке.
Но Странник уверенно шел вперед, и она несмело спросила:
   - Мы отыщем его?..
   - Пока след ясно виден, так что, думаю, мы его найдем...
   Но в голосе Странника не было его всегдашней  уверенности.  На  своем
пути они встречали убитых и раненых,  но  их  было  на  удивление  мало.
Очевидно,  защитники  цитадели  просто  разбегались  при  виде   высокой
зловещей фигуры,  с  развевающейся  огненно-рыжей  шевелюрой  и  длинным
сияющим клинком в руке.
   В  одном  из  коротких  коридоров  Странник  вдруг   остановился,   с
изумлением уставившись на  девять  совершенно  одинаковых  кучек  серого
пепла. Сквозняк подхватывал с каждой из этих кучек легкие серые струйки,
и поэтому казалось, что они дымятся или испускают дух.
   - Невероятно!.. -  изумленно  прошептал  Странник,  наклонившись  над
этими неприметными кучками. - Красный собрал семнадцать полных магов,  и
они не смогли остановить пришлеца! Невероятно!
   И туг он заметался по коридору, бормоча себе под нос: "Что за дела?..
Где же след?..".  Но  на  полу,  кроме  жутковатой,  слегка  оплавленной
корявой черты, проведенной поперек коридора каким-то необычайно  твердым
и острым предметом, ничего не было.
   Потом довольно долгое время они со Странником блуждали по  казавшимся
бесконечными коридорам, переходам и анфиладам. И в течение  всего  этого
пути в Лаэрте зрело твердое решение во что бы то ни стало отыскать Илью.
Ведь она была ему нужна!
   Наконец они подошли к широко открытой высокой двустворчатой двери, за
которой располагался  огромный,  слабо  освещенный  зал.  На  прекрасном
мозаичном полу, залитом кровью, распростерлось перерубленное надвое тело
высокого мужчины в ярко-оранжевых одеждах,  опрокинутый  пюпитр  темного
дерева и две  части  большой  толстой  Книги,  располовиненной  знакомым
клинком.   Он   тЬже   лежал   рядом.   Его   рукоять   сжимала    кисть
полуразложившегося трупа. На лице этого мертвого тела уже практически не
осталось кожи,  съеденной  гниением,  только  роскошная  рыжая  шевелюра
подсказывала, кто это был.
   - Несчитанное число солдат, семнадцать полных магов, два  магистра  и
Долгая Книга... Какой же мощью обладал этот пришлец?! - раздался  позади
изумленный голос Странника.
   Но Лаэрта не слушала его. Она присела на корточки рядом с рыжеволосым
трупом  и  пристально,   с   каким-то   исступлением,   вглядывалась   в
проступающие сквозь гниющую плоть  кости  черепа.  Наконец  она  подняла
голову, и на Странника взглянули отрешенные голубые глаза  с  огромными,
черными дырами зрачков.
   - Это не он!.. - выдохнула она, помолчала и повторила:
   - Не он... - Она поднялась с пола и бросила уже  безразличный  взгляд
на останки.
   - Да, это не он... - раздалось  из  густой,  словно  сироп,  темноты,
клубившейся в дальнем углу зала. - Он ушел назад, в свой  мир...  И  без
синего пламени. Сам...
   Темнота выплеснулась из своего угла на  середину  зала  и,  отхлынув,
оставила на  паркете  странное  существо,  огромного  размера,  покрытое
темной, жесткой шерстью. Три пары его глаз, расположенных вдоль  черного
кожистого   носа,   напоминавшего   маленький   толстый   хобот,    были
по-человечески печальны. Странник при виде  этого  чудовища  сделал  шаг
вперед, словно заслоняя Лаэрту, и вдруг склонился в глубоком поклоне.
   - Что, старик, все бродишь? - спросил этот  странный  зверюга  гулким
шепотом. - Все ищешь проход в границах?..
   - Ну какой же я старик, по сравнению с тобой...  -  ответил  Странник
изменившимся голосом, - ...с Вечником...
   Лаэрту словно что-то толкнуло.  Она  поняла,  кто  стоит  перед  ней,
бросилась вперед и, ухватив Вечника  за  густую  черную  шерсть"  начала
трясти его, исступленно выкрикивая:
   - Я должна его найти, я должна... Отправьте меня за ним...
   Она  не  слышала,  как  бросившийся  к  ней  Странник  уговаривал  ее
успокоиться  и  пытался  оттащить  ее  от  Вечника.  Она  видела  только
грустные, умные глаза и слышала только свой умоляющий голос:
   - Отправьте меня за ним...
   И тут снова раздался голос Вечника.
   - Девочка, даже, если я найду способ отправить тебя в его мир, как ты
сможешь его узнать? Ты же видела только Вепря. Ты не видела Илью  в  его
собственном облике.
   Но Лаэрту невозможно уже было остановить.
   - Он сам меня узнает. Я ему нужна! Он сам меня узнает!.. И еще у меня
есть вот это... -  Она  выкинула  вперед  руку  с  мерцавшим  на  пальце
изумрудом. - Это он всегда узнает. Даже  если  я  найду  его  через  сто
лет!..
   И неожиданно Вечник сдался:
   - Ладно. Жду тебя через пять дней на дороге из Моха в Холм, у  скалы,
с можжевеловым кустом на вершине, - и грустно добавил:
   - Если ты одумаешься и не придешь, я буду рад.
   Она не одумалась. Она вообще ни о чем не думала все  эти  пять  дней.
Она ждала. Она ждала, когда  закончатся  эти  пять  дней.  Она  ждала  в
назначенном месте, когда появится Вечник. Когда у приметной скалы Вечник
подвел ее к странной, светившейся зеленым, трещинке, змеившейся  поперек
дороги, и начал бормотать что-то  неразборчивое,  она  ждала,  когда  он
замолчит. И он  замолчал,  и  трещинка  вспыхнула,  словно  вздохнув,  и
Лаэрта, не оглядываясь, шагнула через нее.
   И вот  она  здесь,  возле  этой  полуразрушенной  деревеньки,  в  том
загадочном, может быть, страшном мире, в котором она должна  найти  свою
судьбу, своего пришлеца. Она  сделала  первый  шаг  в  сторону  ближнего
маленького домика.
   В это время  на  центральной  площади  недалекой  Севильи  в  густом,
темном, вечернем воздухе, отравленном гарью и смрадом  сгоревшей  плоти,
дотлевал очередной костер аутодафе.  По  Земле  шествовал  1495  год  от
Рождества Христова.

ЧАСТЬ 2
УЧЕНИК

1. ПРОБУЖДЕНИЕ

   22 июля 1995 года.
   Вам известно, как чувствует себя человек, уснувший сидя, в  неудобной
позе и насмотревшийся во сне кошмаров? Особенно  если,  проснувшись,  он
обнаружил, что проспал около пяти суток!
   Мне - известно...

   Я сидел за письменным столом в  своей  спальне,  уткнувшись  щекой  в
кожаный переплет толстого томика и вдыхая въевшуюся  в  него  пыль.  Мои
руки, лежавшие на столе кольцом вокруг головы, были сжаты в кулаки, а  в
ладонях остывало шероховатое тепло знакомых  ласковых  рукоятей.  Взгляд
открытых глаз слепо  скользил  по  пыльной  полированной  крышке  стола,
освещенной светом непогашенной настольной лампы, а  в  душе  стыл  ужас,
порожденный  видением  толстой  книги,  разрубаемой  длинным  сверкающим
клинком.
   Постепенно острый тоскливый холод в груди,  который  возникает  после
любого ночного кошмара, медленно, неохотно начал рассасываться, отползая
в подсознание и грозя еще напомнить о себе. Я отлепил свое распластанное
тело от стола и попытался встать из кресла. Это удалось  мне  не  сразу.
Все мышцы затекли и напрочь отказывались повиноваться. С трудом я разжал
сведенные кулаки, повернул несколько раз из стороны  в  сторону  голову,
разминая затекшую шею, и, уперев руки в поясницу, прогнулся. После  этой
немудреной зарядки я направился в ванную, как всегда после сна,  принять
душ, ну и все остальное, и только включив воду, понял, что  не  чувствую
себя заспанным.  Напротив,  внутреннее  ощущение  было  такое,  будто  я
вернулся в раздевалку после хорошей тренировки.
   Явный разлад между вялым, затекшим от сидячего сна  телом  и  бодрым,
можно даже сказать,  возбужденным  состоянием  духа  я  приписал  своему
яркому,   запоминающемуся   кошмару,   посетившему   меня   во   сне   и
взбудоражившему мою нервную систему. В любом случае я решил, что душ мне
не повредит.
   После энергичных водных  процедур,  во  время  которых  меня  удивила
здорово отросшая  на  моей  физиономии  щетина,  я  пришел  в  привычное
равновесие, а вспомнив, что сегодня день получения  первой  части  моего
ежемесячного жалованья, я даже начал напевать свой  любимый  мотивчик  -
арию Полины из "Пиковой дамы".
   Отправившись затем на кухню и включив свой быстродействующий  чайник,
я соорудил себе два шикарных, очень сложных бутерброда, бросил в любимую
кружку два пакетика "Липтона", залил крутым кипятком  и,  ожидая,  когда
чай заварится, включил телевизор.
   С экрана донесся энергичный голос Анны Прохоровой:
   - Коротко повторю новости, происшедшие к этому часу  в  нашей  стране
сегодня, в субботу, двадцать второго июля...
   Я едва не подавился откусанным куском. Уронив на стол руку с  початым
бутербродом и забыв о необходимости жевать, я тупым  взглядом  уставился
на экран. Прохорова продолжала что-то там освещать, только я  не  слышал
ни слбва. В  голове  колокольным  звоном  отдавалось:  "...в  субботу...
двадцать второго июля...  к  этому  часу...  к  этому  часу...  двадцать
второго июля... в субботу". Наконец диктор пропал с экрана, а я медленно
перевел взгляд на таймер, встроенный в вытяжку над плитой. Яркие зеленые
цифры известили меня, что "...к этому  часу..."  означает  18  часов  17
минут.
   Таким образом, я  узнал,  что  заснул  17  июля  где-то  в  21.30,  а
проснулся 22 июля около 18.00.
   В груди начал подниматься знакомый тоскливый холодок, а  правая  рука
машинально потянулась к поясу, но вместо знакомой рукояти наткнулась  на
широкую резинку тренировочных брюк. Это странно знакомое, но  совершенно
мне не свойственное  движение  несколько  отрезвило  меня.  Я  отхлебнул
остывающего чаю и начал собирать остатки самообладания и здравомыслия.
   Итак! Во-первых, рассуждал я, не правильно утверждать, что  я  заснул
17 июля, где-то в половине десятого вечера. Я не имею привычки  засыпать
за столом, тем более читая интересную книгу. Открыв  предложенный  дедом
томик, я, насколько мне помнится, успел прочитать только титульный лист,
а затем сразу начался мой странно реальный и в то же время явно бредовый
кошмар. Во-вторых, я не могу сказать, что я  проснулся  -  я  отнюдь  не
чувствовал  себя  только  что  проснувшимся.  Скорее,  очнувшимся.   Или
вернувшимся! Вот, пожалуй, самое  верное  слово  -  вернувшимся!  Только
откуда?
   Я все-таки  слопал  свои  бутерброды,  а  затем  побрел  к  телефону,
раздумывая, где могу сейчас поймать Воронина. Поскольку, по  утверждению
моего телевизора, сегодня суббота, то на работе скорее всего никого  уже
нет, так что звонить туда бесполезно. Да и что я могу сказать по  поводу
своего пятидневного отсутствия. Так что у меня оставалась надежда только
на Юрку. Воронин Юрик - мой  друг  детства  и  единственный  человек,  с
которым я мог поговорить достаточно  откровенно,  не  боясь  подначек  и
насмешливого недоверия. Но в субботу он мог уехать на  дачу,  где  летом
жили Светлана, его жена, и трехлетний Данила, Юркин сын  и  мой  большой
друг.
   Я набрал номер и  с  облегчением  почти  сразу  же  услышал  знакомый
спокойный голос:
   - Слущаю.
   - Привет, Юр. Как чудесно, что ты дома. Это я тебя беспокою.
   - А, Илюха, привет. Хорошо, что ты уже вернулся. А то мы  уже  начали
волноваться.
   - Подожди. Что значит, я уже вернулся? Я что, куда-то уезжал?
   В  трубке  помолчали,  как  бы  оценивая  заданные  мною  вопросы   и
определяя, не розыгрыш ли это. Затем разговор продолжился:
   - Тебе, конечно, лучше знать, уезжал ты  куда-то  или  отсиживался  в
приятной компании дома. Только во вторник ты  позвонил  мне  домой  рано
утром и сообщил, что уезжаешь в Нижний дня на  три-четыре.  Вроде  бы  у
тебя умер кто-то из  родственников,  и  ты  едешь  на  похороны.  Я  еще
спросил, как у тебя на работе, а ты сказал, что договорился с  шефом,  и
тебе дали отпуск. А ты, выходит, ни на какие похороны не  ездил?  Теперь
уже замолчал я. Получалось, что я не только  не  помнил,  где  находился
пятеро суток - не считать же местонахождением собственный бред, - но еще
и соответствующий отпуск себе выпросил. Хотя во  вторник  я  уже  скорее
всего был недееспособен. Тогда  кто  звонил  Юрке  и  мне  на  работу  и
выпрашивал для меня отпуск? Дело все больше запутывалось.  Тут  я  снова
перенес внимание на телефон, поскольку оттуда спокойно спросили:
   - Слушай, ты завтра  чем-нибудь  серьезным  занят?  Если  нет,  давай
махнем к моим на дачу. Заодно и поговорим, и приведем  тебя  в  порядок.
Ты, похоже, здорово выбит из колеи.
   Я всегда знал, что Юрка Воронин никогда не  теряет  головы  и  всегда
готов прийти на помощь.
   - Слушай, это идея. Когда едем?
   - Да вот прямо  сейчас  и  едем.  Я  за  тобой  заскочу  минут  через
тридцать. Выходи.
   И в трубке раздались короткие гудки.
   Оставив в покое телефон, я двинулся в спальню  переодеваться.  Быстро
скинул тренировочный, натянул чистую белую  футболку  и  любимые  черные
джинсы, вытащил из стенного шкафа свою "выездную" сумку и пошвырял в нее
еще одну футболку, вызывающе цветастые шорты, полотенце, плавки,  зубную
щетку с пастой, старую бейсболку и, на всякий случай,  недочитанный  том
У