му, - сказал он. - Но если над тобой начнут смеяться, не приходи плакаться мне в жилетку.
     - Не приду, - пообещала Даймонд. - Но договоримся: если мое пение будет привлекать больше клиентов, мое жалованье станет расти.
     Дули в замешательстве уставился на нее и шутливо потрепал Даймонд по плечу.
     - Ух ты какая! Что ж, если ты действительно сделаешь Дули знаменитым, можешь потребовать соответствующее вознаграждение.
     Даймонд спокойно улыбнулась.
     - Значит, мне нужно сегодня побыстрее разделаться с уборкой.
     - Ну вот, тебе только палец дай, всю руку откусишь!
     - Да нет же, вы меня не поняли! - сказала Даймонд. Я хочу пораньше закончить работу, чтобы пробежаться по ломбардам и подыскать себе какую-нибудь старенькую гитару.
     - Если тебе нужна гитара, покопайся в шкафу в задней комнате.
     Даймонд чуть нахмурилась:
     - Я что-то не совсем понимаю.
     - Да у меня здесь когда-то играл целый оркестр. Однажды музыканты сцепились и перебили мне всю посуду и мебель. Заплатить за весь этот разгром у них денег не было, пришлось мне взять в качестве залога все инструменты. Так они за ними и не пришли. Кажется, там были одна или две гитары, поищи их где-то за барабанами.
     Даймонд улыбнулась:
     - Сколько вас знаю, а все не перестаю удивляться, Дули.
     - Да я иногда и сам себе удивляюсь, - признался тот. - Ну ладно, пора за работу. Надо заказать на сегодня побольше выпивки, раз уж нам предстоит вечернее выступление.
     Даймонд ушла, оставив Дули висящим на телефоне. Она прямиком отправилась в заднюю комнату, распахнула там шкаф и рот открыла, от изумления: среди инструментов лежала упакованная в пыльный футляр гитара. И не просто какая-нибудь, а "Гибсон". Судя по состоянию инструмента, прежний хозяин холил его и лелеял, пока не пришла пора отказаться от гитары. Даймонд надела гитару на себя, попробовала взять несколько аккордов и поморщилась: инструмент нуждался в капитальной настройке. И в новых струнах. Но это были уже гораздо менее серьезные проблемы. Главное было - сама гитара.
     С надеждой в сердце Даймонд вышла из комнаты. В тот день она привела в порядок не только гитару. Вся ее жизнь постепенно налаживалась. И хотя сердце Даймонд по-прежнему болело при одной мысли о Джессе, будущее понемногу стало ей улыбаться. Рано или поздно, как надеялась Даймонд, она примирится со своим положением и сможет успокоиться.

Глава 12

     Оконные стекла в квартире Даймонд дребезжали от ветра, напоминая, что надо одеться потеплее. Даймонд грустно смотрела на календарь, висевший на стене, стараясь не думать о предстоящей рождественской неделе. Рождество - семейный праздник, на котором следует веселиться. Последние дни декабря едва ли самое подходящее время для грусти и сожалений.
     Полуодетая, Даймонд стояла перед зеркалом, прикладывая к себе те немногие наряды, что висели в шкафу. Она не думала о платьях, которые остались в доме Джесса. А также старалась не вспоминать о тех великолепных нарядах, которые покупались для торжественных выходов с Джессом.
     Те платья были очень красивыми, но Даймонд все равно никак не смогла бы взять их с собой, хотя именно для нее они были куплены. Это было бы равнозначно краже. Джесс Игл делал те бесценные подарки женщине, которая больше не принадлежала ему и его миру.
     Чаще остального Даймонд примеряла тот костюм, который приобрела на деньги, полученные по чеку от Куин. Деньги за проданный дом. Этот наряд выглядел довольно скромным, но был красивее всей остальной-ее одежды. А Даймонд хотелось произвести самое лучшее впечатление на своих слушателей и на самого Дули.
     Торопясь, чтобы не передумать, Даймонд сняла костюм с плечиков, положила его на гладильную доску, закрыла шкаф и быстро прошла на ковер: ноги у нее совсем застыли на ледяном полу.
     Погладив костюм, Даймонд легла на постель и, свернувшись калачиком, укрыла ноги. Впрочем, у себя дома в Крэдл-Крике Даймонд настолько привыкла к отсутствию самых простых удобств, что мелкие недочеты ее нынешнего жилья почти совсем не были заметны.
     Даймонд не слишком обращала внимание на ржавые потеки в ванной: ей достаточно было знать, что ванна и раковина чистые, ведь она сама мыла их специальным составом. Правда, были еще свежи воспоминания о том, что совсем недавно Даймонд спала на превосходном белье под великолепным легким и теплым одеялом. И конечно, в сердце болела незаживающая рана, вызванная воспоминаниями о человеке, вместе с которым она спала на этих простынях, под одеялом. Иногда Даймонд отчаянно тосковала, желая вновь оказаться в его объятиях.
     Подняв голову, Даймонд уставилась на многочисленные потеки на потолке. Как бы хорошо ни работала система отопления, теплый воздух, поступавший в квартиру, не мог конкурировать со сквозняками: особенно сильно дуло от окон. В тишине комнаты послышалось тихое урчание: желудок внятно напомнил Даймонд о том, что она с утра ничего не ела.
     - О'кей, значит, я проголодалась. Нужно подниматься и что-то срочно приготовить. Сегодня у меня есть шанс начать новую главу в своей жизни. И в такой день мне никак нельзя упасть в обморок от недоедания.
     Даймонд не казалось странным, что она лежит и вслух разговаривает сама с собой. Когда она была девочкой, то часто так делала, пока однажды Куин не отвела ее в сторонку и не объяснила, что, если Даймонд и дальше будет вести себя таким образом, люди могут подумать, что она со странностями. И мало-помалу у Даймонд пропало желание разговаривать с собой вслух. Оно и не возникало, пока Даймонд не ушла от Джесса. Когда она осталась одна, к ней вернулись многие из ее давнишних страхов. Вернулось и чувство неуверенности - Даймонд казалось, что, куда бы она ни поехала, ей нигде не удастся найти свое место под солнцем.
     В течение пяти минут Даймонд подогрела суп, сделала бутерброд с болонской копченой колбасой, перетащила все это на подносе в постель и устроила себе ранний ужин. Суп быстро согрел желудок.
     Даймонд механически жевала, стараясь не думать о тех вкусных вещах, которые обычно готовил Хенли. Мысленно Даймонд уже выступала в баре Дули, хотя иногда она нет-нет да и задумывалась совсем о другом.
     Вот она поет, и вдруг из тени выходит Джесс и заключает ее в свои объятия. Или во время ее выступления из публики поднимается Джесс, берет Даймонд на руки и под свист и улюлюканье уносит ее к себе в машину.
     Ложка громко заскреблась о донышко кастрюли, напоминая об истинном положении вещей.
     - Джонни Хьюстон, может, и был дураком, но уж о его дочерях такого нельзя сказать, - пробормотала она. - Принцев-ковбоев на свете не бывает.
     Выбравшись из теплой постели, Даймонд поставила грязную посуду в мойку, наполнила ее водой, чтобы все отмокало, затем поспешила в ванную.
     До премьеры оставалось три часа, а еще предстояло очень многое сделать. Прикусив губу, Даймонд посмотрела на свое отражение в зеркале, укрепленном над раковиной. Грусть и сожаление исчезали из ее взгляда, сменяясь решимостью. Даймонд дала себе слово сегодня показать всем, на что она способна,
     - Не хочешь пирожного, значит, не хочешь, - миролюбиво сказал Дули, повесил полотенце на плечо и отступил на полшага, оглядывая Даймонд с ног до головы.
     Такой он еще никогда ее не видел. Голубые джинсы и мужского фасона сорочка, в которых она обычно приходила на работу, сейчас сменились на серые слаксы и розовый свитер. Мягкая ткань облегала соблазнительную фигуру Даймонд. По мнению Дули, она выглядела потрясающе.
     - Я устрою два выхода, в семь и одиннадцать часов, - говорила Даймонд. - Никаких просьб из зала. И вот еще что, Дули...
     - Что еще? - Он невольно улыбнулся в ответ на ту деловую манеру, в которой Даймонд излагала свои требования. Но улыбка мгновенно исчезла с его лица, когда Дули заметил выражение боли в глазах девушки и неуверенность в ее голосе.
     - Я не стану брать ни от кого денег. Я не буду больше петь за деньги. Никогда.
     - Как скажешь, дорогая, - Поспешно согласился Дули. - Сегодня ты устанавливаешь правила игры. А Дули Хоппер не из тех, кто берет обратно данное обещание.
     Она кивнула.
     - Ты только не волнуйся, - сказал Дули, перегнувшись через стойку бара. - Перед выступлением тебе лучше отдохнуть хорошенько, собраться с духом. Я вот даже специально нанял тебе помощницу. - Он внимательно посмотрел на Даймонд и добавил:
     - Главное - не перегореть до начала выступления. Если ты сегодня провалишься, придется возвращаться к тому, с чего начала - разносить выпивку Уолту и Диверу. Понимаешь, о чем я?
     - Ничего не скажешь, Дули, вы мастерски формулируете свои мысли. Не знаю, как и благодарить вас за такое прекрасное напутственное слово.
     Дули прищурился и распрямил спину, демонстрируя свой рост в шесть футов три дюйма.
     - Издеваешься? - уточнил он.
     - Ничуть, - парировала Даймонд. Некоторое время они смотрели в глаза друг другу. Дули первым нарушил молчание и громко рассмеялся.
     - Ох черт, ну и заноза же ты. Да ты и сама это знаешь. Хотел бы я познакомиться с твоим папашей. Уверен, он тоже был малый не промах.
     Даймонд улыбнулась. Воспоминания нахлынули на нее, смешиваясь с ее нынешним волнением.
     - Наверное, он был именно таким, как вы сказали, - произнесла она. - И думаю, он тоже был бы рад познакомиться с таким человеком, как вы.
     За спиной Дули и Даймонд громко хлопнула дверь, и в бар вошли несколько мужчин.
     - Двери за собой закрывайте! - рявкнул Дули. - Вы что, в хлеву привыкли жить?! Не лето на улице, понимать надо.
     Даймонд улыбнулась и легкой походкой направилась в заднюю комнату. Меньше чем через час ей предстояло первое выступление.
     - Джесс, прошу тебя, - льстиво ныл Томми. - Тебе обязательно нужно быть на этой записи, послушай меня. Ведь речь идет о специальной программе "Рождество в Нэшвилле.". А какая же она будет специальная без знаменитого Джесса Игла, сам посуди?
     Джесс равнодушно пожал плечами и повернулся к менеджеру спиной. Им овладело отвратительное безразличие. Но Джесс не мог ничего с этим поделать. Каждое утро он просыпался, не испытывая никаких желаний, и с самого утра начинал ждать того момента, когда можно будет... вновь улечься спать. Если раньше постель ассоциировалась у Джесса с наслаждениями, которым они предавались с Даймонд, то сейчас это было просто место, где лежали подушки и одеяло и где Джессу в голову приходили грустные воспоминания.
     - Я ничего не хочу, - произнес Джесс. - Но поеду. И сделаю это не ради тебя, а только потому, что сейчас Рождество, и люди, взрослые и дети, будут ожидать "Рождество в Нэшвилле".
     В его голосе звучал какой-то надлом. Улыбчивые когда-то глаза были обведены темными кругами. Джесс уже так долго жил под гнетом вины, что это чувство, казалось, навечно запечатлелось в его чертах.
     - Вот и отлично, старина, спасибо, - сказал Томми и - что случалось исключительно редко - шутливо ткнул его пальцем в живот. - Я чуть позже созвонюсь с музыкантами и скажу, чтобы завтра они все пришли в студию. Они уже беспокоились, будут ли вообще принимать участие в программе. Понимаешь, дело это семейное. И их жены и детишки тоже переживают.
     Томми закусил губу. Ему хотелось бы взять обратно свою последнюю фразу. Но, увы, теперь было уже поздно. В "Рождестве в Нэшвилле" должны были принимать участие музыканты со своими семьями: это была семейная программа. И только рядом с Джессом никого не будет. К этому приложил руку Томми, и он до сих пор считал, что поступил правильно.
     Менеджер был уверен, что после исчезновения Даймонд Хьюстон Джесс, конечно, станет переживать, но затем найдет себе очередную женщину, как это уже не раз бывало. Увы, похоже, на этот раз Томми просчитался, недооценив чувство Джесса к этой женщине. Он вздохнул и с тоской посмотрел на дверь, потом себе под ноги. Ему очень не хотелось еще раз допустить ошибку.
     - Значит, - сказал Томми, - завтра встречаемся все вместе. Ребята запишут праздничные поздравления и все прочее, что полагается...
     Джесс угрюмо смотрел в окно, не выказывая никакого желания продолжать этот разговор. И Томми поспешил уйти. Оказавшись на улице, менеджер глубоко вдохнул и закашлялся, поперхнувшись холодным воздухом.
     - Черт, - пробормотал Томми. - До чего же противно зимой выползать на улицу. - И тут ему вдруг пришло в голову, что именно на улице может сейчас находиться Даймонд Хьюстон. Просто на улице. И всё из-за него.
     Чувство вины, сожаление и ярость погнали Томми к его автомашине. Он не желал причинять себе беспокойства из-за этой женщины. Она чуть было не угробила карьеру Джесса, которую Томми упорно создавал столько лет. Нет ее - и. очень хорошо. Отъехав от ранчо, Томми тем не менее почувствовал, что по отношению к Даймонд он все же допустил несправедливость, - думать об этом было неприятно. Но мысль эта засела в его мозгу, и Томми ничего не мог с этим поделать.
     Никакой сцены в баре, разумеется, не было. Даймонд просто попросила Дули, чтобы тот переставил столики, и у дальней от входа стены бара образовалось небольшое свободное пространство. Даймонд понимала, что ее голосу не пойдет на пользу, если она станет петь на сквозняке; А ведь входя в бар, посетители будут впускать в комнату холодный уличный воздух. Сквозняков и холода Даймонд вполне хватало и в собственной квартире.
     Завсегдатаи бара Дули не сразу осознали, что сегодня вечером их ожидает сюрприз. Не все столики, конечно, были заняты, но посетителей все же было достаточно. Когда клиента заметили новую официантку, они начали шуметь и громко возмущаться. Все насели на Дули, выясняя, куда это он подевал Даймонд.
     Мужчины наперебой спешили продемонстрировать новенькой официантке все свои выходки: они кричали, топали ногами, свистели, а время от времени самые нахальные позволяли себе шутливо хлопнуть девушку по заду, когда та проходила мимо с полным подносом.
     Даймонд сидела в задней комнате и прислушивалась. Она в последний раз быстро осмотрела себя в зеркале, висевшем в углу. Прическа была в порядке, свитер красиво облегал фигуру и был аккуратно заправлен в слаксы. Около двери ее дожидалась прислоненная к стене гитара. Даймонд оставалось только собраться с духом и выйти на публику.
     Внезапно девушку охватил страх. А что, если она не придется по душе посетителям?! Что, если Дули был прав, говоря, что она может провалиться? Что тогда делать?!
     Усилием воли Даймонд придала лицу спокойное выражение. Отдав себе мысленный приказ: "Делай то, что делала обычно, а там посмотрим", - девушка решительно взяла гитару.
     Дули первый заметил, как она вышла из комнаты. Он давно уже поглядывал в сторону двери, не желая пропустить выход Даймонд. Увидев, как она уверенной походкой выходит на импровизированную сцену. Дули сделал что-то для себя неожиданное: налил полстакана виски и проглотил его одним махом.
     Внешне было не похоже, что Даймонд волнуется. Но Дули был уверен: волнуется, и еще как. За недолгое время знакомства с Даймонд Дули привязался к ней и принимал ее проблемы близко к сердцу. Он испытывал к ней какое-то почти родственное чувство и совсем не хотел, чтобы она провалилась.
     Дули грозно посмотрел на всех посетителей, по очереди, взглядом призывая их замолчать. Увидев, что вышедшая в зал Даймонд остановилась, Дули нахмурился и тяжело вздохнул. Его желудок нервно заурчал.
     Отсутствие микрофона ничуть не мешало Даймонд. Она выдвинула на освобожденное от столиков пространство высокий табурет, уселась на него, вытащила засунутый между струн медиатор и взяла несколько пробных аккордов. Казалось, что она собирается играть только для себя, а не развлекать посетителей.
     При первых же звуках гитары все взгляды обратились на Даймонд. Сначала повисла недоуменная пауза. Потом из зала раздались отдельные выкрики, послышались сальные шуточки, какие-то остряки пытались выяснить, что еще, кроме перебирания струн, умеют делать пальчики Даймонд.
     От табачного дыма свет в зале было довольно тусклым. По просьбе девушки Дули притушил почти все лампы, кроме нескольких висевших близко к месту, на котором стоял табурет Даймонд. Теперь все зависело только от нее.
     Даймонд опустила голову, и пряди светлых волос упали ей на лицо. Она зажала рукой струны и выдержала небольшую паузу. Затем медленно вдохнула, прикрыла глаза и запела.
     Старая песня Брюса Спрингстина зазвучала в притихшем баре. Как всегда, Даймонд, исполняя песню совершенно чужого ей жанра, создавала новую, свою собственную композицию в любимом ею стиле кантри.
     Песню "Я вся в огне" Даймонд пела так, что каждый мужчина в баре, слушая ее завораживающий голос, чувствовал, что она поет именно о нем.
     Пение Даймонд, ее плавные движения головой и легкое покачивание на табурете пробуждали в мужчинах, сидевших за столиками, самые смелые фантазии.
     Дули, улыбнувшись, с облегчением вздохнул.
     - Да, такая, пожалуй, не провалится, - довольно пробормотал он. Наблюдая за ошеломленным выражением на лицах своих клиентов, Дули окончательно уверился в том, что денежки теперь потекут к нему рекой. И конечно, новую официантку он нанял не зря.
     Дули стало совершенно очевидно, что Даймонд не понимает своего истинного призвания. Раз она так умеет петь, ей незачем разносить выпивку в барах. Даймонд пела, и на глазах у нее сверкали настоящие, слезы. И тут Дули осенило. То, что он видел на ее лице, было таким очевидным, что ошибиться было невозможно. Эта женщина, вне всякого сомнения, прекрасно знала, что она создана для сцены. Единственной причиной того, что она веялась за работу официантки, была необходимость зарабатывать себе на жизнь. К тому же она наверняка убежала от мужчины, или Дули Хоппер - не Дули Хоппер.
     Прозвучали последние слова песни, затих голос Джесса. Он взглянул в камеру и на прощание помахал всем зрителям рукой. Получилось очень хорошо.
     - С Рождеством тебя, дорогая, - мягко произнес Джесс. - Где бы ты сейчас ни была.
     - Ну вот и прекрасно, - сказал режиссер, радуясь тому, что последнюю песню удалось записать именно так, как ему хотелось.
     Запись специальной программы "Рождество в Нэшвилле" была завершена. Теперь требовалось только немного ее подредактировать. Поэтому режиссер совсем не был против того, что Джесс позволил себе незапланированные слова в конце выступления. Этот певец был достаточно известным, чтобы позволять себе некоторые вольности. К тому же это была хорошая реклама для программы, ведь газетчиков наверняка заинтересует "поздравление" Джесса...
     Все уже давно знали о некоей таинственной женщине, которая появилась однажды в альбоме Джесса. Правда, никто не связывал загадочный голос с именем Даймонд Хьюстон, той самой, что тихо вошла в жизнь Джесса и так же тихо и незаметно исчезла. Причина заключалась в том, что в Нэшвилле было огромное количество девушек, похожих на Даймонд, и каждая из них либо ожидала, что вот-вот раскроется ее талант, либо пыталась влюбить в себя какого-нибудь известного музыканта.
     Томми стоял в углу студии и смотрел на режиссера. Он хотел, чтобы последние слова Джесса, которые тот произнес без всякой предварительной договоренности, были вырезаны. Однако в глубине души Томми догадывался, что, пожалуй, слишком часто вмешивается в личные дела Джесса. Инстинкт самосохранения подсказывал менеджеру, что на этот раз ему лучше остаться в стороне. Так ничего и не сказав режиссеру, Томми нервно сунул в рот незажженную сигарету.
     - Тут нельзя курить, - поспешно предупредила его какая-то женщина с кипой бумаг в руках.
     Томми вскипел и, выхватив сигарету изо рта, сунул ее женщине под нос, чтобы та убедилась: сигарета не зажжена.
     - Дьявольщина, - пробурчал Томми. - Что за жизнь?! Отбирают у человека последнее удовольствие. Всякий раз кто-нибудь обязательно не удержится и вмешается в твои дела!
     Произнося эту гневную тираду, Томми не относил ее к себе лично. Он не понимал, что сам именно этим и занимается, постоянно вмешиваясь в дела Джесса. Томми считал, что его попытки корректировать личную жизнь Джесса