ь мне ее вручил также как воля братьев моих и основные законы, то
сумею ее защитить и ничто на свете не сможет у меня вырвать. Я знаю свои
обязанности и сумею их выполнить. Русский Император в случае несчастья
должен умереть с шпагою в руке. Но во всяком случае, не предвидя каким
способом мы выйдем из этого кризиса - я вам, господа, поручаю моего сына.
Что же касается меня, то доведется ли мне быть Императором хотя бы один
день, в течение одного часа, я докажу, что достоин быть Императором". "Вы
видели, - заявил Николай I 20 декабря 1825 года французскому посланнику
Лафероне, - что произошло. Сообразите же, что я чувствовал, когда вынужден
был пролить кровь, прежде чем окончился первый день моего царствования...
Впрочем душа моя глубоко опечалена, но не удручена: в особенности она, не
должна казаться такою нации, повелевать которою составляет мою радость.
Сквозь тучи, затемнившие на мгновение небосклон, я имел утешение получить
тысячу выражений высокой преданности и распознать любовь к отечеству,
отмщающую за стыд и позор, которые горсть злодеев пыталась взвесть на
русский народ".
       После беседы с Императором, которая продолжалась целый час,
Лафероне, французский посол прямо из дворца поехал к гр. Рибопьеру.
       - "Ну, - воскликнул он, - у вас есть властелин. Какая речь, какое
благородство, какое величие, и где до сих пор он скрывал это"!
       По мнению английского дипломата: "Во всей личности Императора
Николая было что-то отменно внушительное и величественное, и, несмотря на
суровое и строгое выражение лица, в его улыбке и обращении было что-то
чарующее. Это был выдающийся характер, благородный, великодушный и любимый
всеми, кто его близко знал. Строгость его была скорее вызвана
необходимостью, нежели собственным желанием; она возникла из убеждения, что
Россией необходимо управлять твердой и сильной рукой, а не от врожденного
чувства жестокосердия или желания угнетать своих подданных. Трагическая
смерть его отца, Императора Павла, таинственная смерть старшего брата
Императора Александра, в отдаленном городе и смуты, которые грозили
возникнуть при его вступлении на престол. вследствие отречения Цесаревича
Константина Павловича, - все эти обстоятельства не могли не ожесточить
сильный и деятельный ум и расположить его править своим народом железной
рукой, не употребляя бархатной перчатки".
       Современники Николая I  в  своих воспоминаниях пишут, что он был
строг, взыскателен, не терпел разгильдяйств и расхлябанности, сурово
наказывал за нарушение служебного долга. Но никто из мемуаристов не
упоминает о его исключительной жестокости, ни его "зимних" и "оловянных
глазах", "лишенных теплоты и всякого милосердия". "Оловянные глаза",
жестокость, невероятный деспотизм - это все выдумано Герценом, Мережковским
и другими членами Ордена Русской Интеллигенции, чтобы внушить как можно
больше вражды к царю решившему положить конец европеизации России. Много
раз описывали внешность Имп. Николая и его глаза, но никогда не отмечали,
что они были "лишены теплоты и всякого милосердия". Вот, например, описание
внешности Императора Николая сделанное Дубецким вскоре после восшествия его
на престол: "Император Николай Павлович, - пишет Дубецкий, - был тогда
(1828 г.) 32 лет; высокого роста и сухощав, грудь имел широкую, руки
несколько длинные, лицо продолговатое, чистое, лоб открытый, - нос римский,
рот умеренный, взгляд быстрый, голос звонкий, подходящий к тенору, но
говорил несколько скороговоркою. Вообще он был очень строен и ловок. В
движениях не было заметно ни надменной важности, ни ветреной торопливости,
но видна была какая-то неподдельная строгость. Свежесть лица и все в нем
выказывало железное здоровье и служило доказательством, что юность не была
изнежена и жизнь сопровождалась трезвостью и умеренностью. В физическом
отношении он был превосходнее всех мужчин из генералитета офицеров, каких
только я видел в армии; и могу сказать по истине, что в нашу просвещенную
эпоху величайшая редкость видеть подобного человека в кругу аристократии"
(Из записок Н. Дубецкого.) Даже французский маркиз де Кюстин, такой же
заклятый враг Имп. Николая I, как русский маркиз де Кюстин - Герцен, и тот
в своей известной клеветнической книге о России "Россия в 1838 году" так
отзывается о внешности Николая I: "Император в яркой красной форме -
прекрасен. Казачья форма идет лишь молодым людям. А эта подходит как раз
людям возраста Его Величества; она подчеркивает благородство его лица и его
фигуры... Император казался мне достойным повелевать людьми, - настолько
внушителен весь его вид, настолько благородны и величественны его черты".

                                    XIII

       В лице Императора Николая I, на русском престоле, после долгого
перерыва (после 125 лет ), снова появляется не дворянский, а Народный Царь,
по своему мировоззрению приближающийся к Царям-Самодержцам Московской Руси.

       О том, что по своим взглядам Николай I, прославленный жестоким
самодуром и деспотом, в понимании характера и природы самодержавной власти
приближался к Царям Московского периода Русской истории свидетельствует
текст завещания, написанный Николаем I своему Наследнику, десять лет спустя
после подавления восстания декабристов. Подтвердим этот вывод, который
многим может показаться парадоксальным, сравнением взглядов Николая I на
природу царской власти с взглядами на царскую власть выдающегося царя
Московской Руси - отца Петра I. Как пишет С. Платонов в "Лекциях по русской
истории" (Издание 9-е. Петроград. 1915 г.). "...исходя из
религиозно-нравственных оснований, Алексей Михайлович имел ясное и твердое
понятие о происхождении и значении царской власти в Московском государстве,
как власти богоустановленной и назначенной для того, чтобы "рассуждать
людей вправду" и "беспомощным помогать".
       Вот слова, царя Алексея князю Гр. Ромодановскому: "Бог благословил и
предал нам, государю, править и рассуждать люди своя на востоке, и на
западе и на юге и на севере вправду". Для царя Алексея это не была
случайная красивая фраза, а постоянная твердая формула его власти, которую
он сознательно повторял всегда, когда его мысль обращалась на объяснение
смысла и цели его державных полномочий.
       В письме к князю Н. И. Одоевскому, например, царь однажды помянул о
том, "как жить мне, государю, и вам, болярам", и на эту тему писал: "а мя
великий Государь ежедневно просим у Создателя... чтобы Господь Бог...
даровал нам великому Государю, и вам, болярам, с нами единодушно люди Его,
Световы, рассудити вправду, всем равно".
       А Николай I пишет в завещании: "Соблюдай строго все, что нашей
Церковью предписывается. Ты молод, неопытен, и в тех летах, в которых
страсти развиваются, но помни всегда, что ты должен быть примером
благочестия и веди себя так, чтобы мог служить живым образом.
       Будь милостив и доступен ко всем несчастным, но не расточая казны,
свыше ее способов. Пренебрегай ругательствами и пасквилями, но бойся своей
совести.
       Да благословит тебя Бог Всемилосердный, на Него Одного возлагай всю
свою надежду".
       Разве эти наставления по своему основному настроению и по совету
"Будь милостив и доступен ко всем несчастным..." не напоминает приведенных
выше взглядов Тишайшего царя, что нужно всех подданных "рассудити вправду,
всем ровно". Конечно, Николай I не имел столь стройного монархического
сознания, какое имел самый выдающийся по своим духовным и нравственным
качествам царь Московского периода, но он уже значительно приблизился к
политическому миросозерцанию царей Московской Руси. В его душе начался
возврат к политическим идеалам Московской Руси. И вслед за ним по этому
пути пойдут отныне и все остальные его преемники, и его сын, Александр II,
и внук Александр III и последний русский царь - Николай II.
       После 125 лет политического и культурного подражания Европе царская
власть, как метко выразился один религиозный писатель, в лице Николая I
"остепенилась" и покончив с политическим и культурным подражанием Европе
решила пойти по пути восстановления русских традиций.

                                    XIV

       Монархическое миросозерцание у Николая I несравненно глубже и чище,
чем у Александра I. Ни республиканский образ правления, ни тем более
конституционная монархия, не прельщали Николая I. Он, никогда бы не мог
сказать представителю династии Бурбонов барону Витролю, то, что сказал
барону Витролю в марте 1814 года Александр I: "А может быть, благоразумно
организованная республика больше подошла бы к духу французов? Ведь не
бесследно же идеи свободы долго зрели в такой стране, как ваша. Эти идеи
делают очень трудным установление более концентрированной власти".
       Услышав подобные предложения из уст русского царя барон Витроль
пришел в ужас. "Боже мой, Боже мой, - писал он в дневнике, - до чего мы
дожили. И это говорит царь царей." После восстановления династии Бурбонов
Александр I, несмотря на сопротивление Людовика XVIII, настоял все же,
чтобы во Франции была установлена конституционная монархия. Миросозерцание
Александра I - царя-республиканца предел падения монархического сознания у
представителя монархической власти сидевших на престоле русских царей,
после Петра I.
       "Бог, король, отец семейства - таково было общество Боссюэ, Людовика
XIV, Карла Великого, Людовика Святого, Наполеона. Свобода, выборы, личность
- таково общество реформации. К несчастью Франция во власти этой ужасной
формулы". "В настоящее время могущество России покоится главным образом на
объединении религиозного и монархического принципа. Царь, человек стоящий
на высоте своей Империи..."
       Так писал Бальзак, создатель "Человеческой комедии" один из
величайших знатоков людей своей эпохи.
       Николай I в царствование Александра I неоднократно путешествовал по
разным странам Европы и имел хорошее представление как выглядят на практике
демократические принципы. "Если бы к нашему несчастью, - сказал он однажды
Голенищеву-Кутузову, - злой гений перенес к нам все эти клубы и митинги, то
я просил бы Бога повторить чудо смешения языков, или еще лучше, лишить дара
слова всех тех, которые делают из него такое употребление".
       "Я представляю себе республику, - сказал Николай I французскому
маркизу де Кюстин, - как правительство определенное и искреннее, или
которое по крайней мере может быть таковым; я допускаю самодержавную
монархию, ибо я возглавляю такую форму правления, но я не принимаю
конституционную монархию. Эта форма правления лжи, обмана и развращения: я
предпочел бы отступить до самого Китая, чем ужиться с ней".
       И тем не менее, верный данному им слову, Николай I в течение четырех
лет был конституционным монархом-королем Польши. Несмотря на все свое
отрицательное отношение к конституционной форме правления, он стал
конституционным королем Польши и лояльно относился ко всем пунктам
конституции. Возбужденное против польских тайных обществ судебное дело было
передано Николаем I согласно 152 статьи Польской конституции не в русский
суд, а на рассмотрение польского Сената. Для своего наследника, будущего
конституционного короля Польши, Николай I взял Поляка который обучал
Цесаревича Александра польскому языку: "Я был, - сказал Николай I маркизу
де Кюстин, - конституционным государем и все знают, чего мне стоило, чтобы
не подчиняться требованиям этого гнусного правительства. Покупать голоса,
подкупать совесть, соблазнять одних, чтобы обманывать других; все эти
средства я презирал, как унизительные, одинаково для тех, кто повинуется и
кто приказывает, и я дорого заплатил за мою откровенность; но слава Богу я
навсегда покончил с этой позорной политической машиной. Я никогда не буду
конституционным монархом. Я слишком чувствую необходимость говорить то, что
думаю, чтобы согласиться царствовать над каким-нибудь народом при помощи
хитрости и интриги".

                                     XV

Властителям для славы титул дан

И внешний блеск за внутреннюю тяжесть;

И целым миром тягостных забот

Они за призрак славы часто платят.
                                                    В. Шекспир. Ричард III.

       "В отношении религии, - писал в 1847 году Николай I бар. М. А.
Корфу, - моим детям лучше было, чем нам, которых учили только креститься в
известное время обедни, да говорить наизусть некоторые молитвы, не заботясь
о том, что делалось в нашей душе". Несмотря на отсутствие настоящего
религиозного воспитания Николай I был очень религиозным человеком.
Религиозность Николая ничем не напоминала внеисповедной религиозности
Александра I по меткому выражению Меттерниха, маршировавшего "от одной
религии к другой". Своей любимой сестре Екатерине Павловне Александр одно
время писал, что книги католических богословов он предпочитает всем другим
религиозным и мистическим книгам: "...это чистое, беспримесное золото", -
писал он.
       "Его склонность к католицизму, - писал граф де Лоскерен королю Карлу
Альберту, - подозревалась в его семье: Императрица мать боялась, чтобы
беседа со святым отцом не содействовала вхождению ее сына в недра
католической церкви и она настойчиво просила его не ездить в Рим. Император
Александр, всегда прислушивавшийся к своей матери, обещал это и сдержал
свое слово". Потом, как известно, Александр I питал большое расположение к
протестантству и интересовался европейским мистицизмом.
       Николай I никогда не был подвержен религиозным шатаниям. Он был
верным сыном православной церкви. Религиозность Николая I отмечали многие
его современники. "Знаете ли, что всего более поразило меня в первый раз за
обедней в дворцовой церкви, - разукрашенной позолотой, более подходящей для
убранства бальной залы, чем церкви,- говорил Пушкин А. О. Смирновой, - это,
что Государь молился за этой официальной обедней, как и она (Императрица.
- Б. Б.), и всякий раз, что я видел его за обедней, он молился; он тогда
забывает все, что его окружает. Он также несет свое иго и тяжкое бремя,
свою страшную ответственность и чувствует ее более, чем думают. Я много раз
наблюдал за Царской семьей, присутствуя на службе; мне казалось, что только
они и молились..." Часто встречавшаяся с Царской семьей Е. Н. Львова в
своих мемуарах вспоминает: "Он говаривал, что, когда он у обедни, то он
решительно стоит перед Богом и ни о чем земном не думает. Надо было его
видеть у обедни, чтобы убедиться в этих словах: закон был твердо запечатлен
в его душе и в действиях его - это было и видно - без всякого ханжества и
фанатизма; какое почтение он имел к Святыне, как требовал, чтобы дети и
внуки, без всякого развлечения, слушали обедню". Император Николай I и всю
жизнь глубоко верил, что все что случается с человеком целиком зависит от
воли Бога. Узнав о военном заговоре 12 декабря 1825 года он писал кн. П. Н.
Волконскому в Таганрог: "14 числа я буду государь или мертв. Что во мне
происходит, описать нельзя. Вы наверное надо мною сжалитесь, да, мы все
несчастные, но нет несчастнее меня. Да будет воля Божия". "Я была одна в
моем маленьком кабинете и плакала, - вспоминает Императрица Александра
Федоровна ночь накануне восстания декабристов, - когда я увидела вошедшего
мужа. Он встал на колени и долго молился. "Мы не знаем, что нас ждет", -
сказал он мне потом. "Обещай быть мужественной и умереть с честью, если
придется умирать". Во время восстания "Оставшись один, - вспоминает Николай
I, - я спросил себя, что мне делать? и перекрестясь, отдался в руки Божии и
решил идти, где опасность угрожала". Все свое царствование Николай I,
чувствовал себя, как цари Московской Руси только слугой Бога. В день, когда
исполнилось 25 лет царствования Николая I, министрами были поднесены ему
отчеты, в которых были подведены итоги деятельности отдельных министерств.
Николай I был растроган этим знаком внимания. "Видя его умиление, - писала
графиня А. Д. Блудова, - дочь его подошла тихонько к нему из-за спины,
обняла его шею руками. "Ты счастлив теперь? - спросила она, - ты доволен
собою?" - "Собою? - ответил, он и, показывая рукою на небо, прибавил: - "Я
былинка".
       Христианскую настроенность души Имп. Николая I, хорошо показывает
резолюция положенная им на всеподданнейшем отчете составленном к
двадцатипятилетию со дня восшествия на престол министерством иностранных
дел. Перед тем, как передать доклад министерства иностранных дел.
Наследнику, Николай I написал на нем: "Дай Бог, чтоб удалось мне тебе сдать
Россию такою, какою я стремился ее оставить сильной, самостоятельной и
добродеющей: нам - добро, никому - зло". В разгар Крымской войны Тютчева
записала в своем дневнике: "При виде того с каким страдальческим и
сосредоточенным видом он молится, нельзя не испытывать почтительного и
скорбного сочувствия к этой высоте величия и могущества, униженной и
поверженной ниц перед Богом".
       Глубокая религиозность Имп. Николая I в духе чистого, ничем не
замутненного православия несомненна. И приходится весьма сожалеть, что
Николай I не смог осознать, что основной, решающей проблемой национального
возрождения является проблема восстановления духовной независимости
Православной Церкви, то есть проблема восстановления патриаршества. Это
была центральная проблема, от правильного решения которой зависело положит
ли Россия в основу своего исторического бытия идею Третьего Рима - идею
создания на земле наиболее христианского государства, или после некоторой
передышки снова пойдет по дороге дальнейшей европеизации навстречу
неизбежной катастрофе.
       К несчастью для России Николай I не смог осознать всей важности
восстановления патриаршества. Виноват ли он был в этом? Нет, не виноват.
Идея восстановления патриаршества выветрилась ведь не только у
представителей верховной власти, но и у высших иерархов Православной
Церкви. Высшие иерархи Церкви не ставили перед Николаем I решительно вопрос
о скорейшем восстановлении патриаршества. Виднейшие из славянофилов
занимали в этом вопросе совершенно неправильную позицию. Православная
Церковь по мнению славянофилов необходимо освободить от опеки государства.
Синод должен быть уничтожен, но патриаршество восстанавливать не следует.
"Никакого главы церкви, ни духовного ни светского, мы не признаем, - писал
Хомяков в статье "По поводу брошюры г. Лорана".

                                    XVI

       С Николая I начинается возрождение монархического мировоззрения у
русских царей. Как и цари Московской Руси, Николай I понимает доставшуюся
ему царскую власть, которую он не искал и не добивался, как Царево Служение
Богу и русскому народу. "Николай I, - пишет член Ордена Русской
Интеллигенции П. Струве в предисловии к работе С. Франка "Пушкин, как
политический мыслитель", - превосходил Пушкина в других отношениях: ему
присуща была необычайная самодисциплина и глубочайшее чувство долга. Свои
обязанности и задачи Монарха он не только понимал, но и переживал как
подлинное СЛУЖЕНИЕ." "Поэт хорошо знал, что Николай I был - со своей точки
зрения самодержавного, т. е. неограниченного монарха - до мозга костей
проникнут сознанием не только права и силы монархической власти, но и ее
ОБЯЗАННОСТЕЙ". Фрейлина А. Ф. Тютчева пишет, что Имп. Николай "Был глубоко
и религиозно убежден в том, что всю жизнь свою он посвящает благу родины,
который проводил за работой восемнадцать часов в сутки из двадцати четырех,
трудился до поздней ночи, вставал на заре, спал на твердом ложе, ел с
величайшим воздержанием, ничем не жертвовал ради удовольствия, и всем ради
долга, и принимал на себя более труда и забот, чем последний поденщик из
его подданных". (А. Ф. Тютчева. При дворе двух императоров.)
       Недавно умерший известный писатель М. Пришвин писал в своем дневнике
"Глаза земли": "В детстве после чтения "Песни о купце Калашникове" стал
вопрос: почему Грозный, сочувствуя вместе с автором Калашникову, неожиданно
для читателя награждает его виселицей?" И только теперь появляется ответ