характера русского
народа. Напротив, русский народ, в силу своей нравственной одаренности,
сумел превратить бедность в оселок, на котором он оттачивал свои
добродетели. Бедность до поры до времени оказалась не в силах исказить его
духовного лика. Христианская интуиция подсказала ему правильное отношение к
бедности. В свою очередь бедность, правильно воспринятая, до известной
степени способствовала сохранению и развитию лучших и благороднейших сторон
русского характера. Русский характер нашел в себе силы вынести жесточайшую
бедность и сумел даже самую эту бедность сделать средством воспитания... "
(54)


1.   Журнал "За свободу" № 176
   2. Эти  и другие  цитаты  взяты из сборника Г.  Федотова "Новый град"
стр. 18, 19, 20, 21, 22.
3.   "Наши Задачи"; бюллетень РОВС-а.
4.   И. Солоневич. "Народная Монархия".
5.   И. Солоневич. "Народная Монархия".
   6. Данилевский  автор  знаменитой книги "Россия и Европа",  в которой
выдвинув теорию о самобытных культурно-исторических типах цивилизаций он
доказал, что Россия представляет собою самобытный культурный мир.
7.    В. Шубарт. Европа и душа Востока, стр. 55.
   8. Вся  история  русской  интеллигенции  пронизана нескрываемой нена-
вистью к историческому прошлому до Петра I.
   9. А.  А. Шахматов. Общерусские летописные своды XIV и XV веков. Жур-
нал Мин. Нар. Просв. 1900 г., Т. IX, стр. 91
10.   И. Солоневич. Белая Империя.
11.   П. Ковалевский. Исторический путь России, стр. 25.
   12. В  то время как вся история русской интеллигенции пронизана инте-
ресом к чужой, европейской истории.
   13. Верную оценку личности Пушкина делает Вальтер Шубарт в своем исс-
ледовании "Европа и душа Запада". Он пишет: "...со словом Россия следует
связывать не только мысль о Достоевском. Ведь и Пушкин - русский,  более
гармонически настроенный, чем  Гете,  а в своем внутреннем спокойствии и
светлой преображенной эстетике более близкий грекам, нежели творец Фаус-
та. Русские тоже имели свою готическую эпоху, ибо они воплощали гармони-
ческий прототип еще в более чистой форме нежели запад" (В. Шубарт.  "Ев-
ропа и душа Востока", 53 стр.).
14.   И. Солоневич. Белая Империя.
15.   Владимирский Сборник.
16.   В. А. Рязановский. Обзор русской культуры. стр. 479.
17.   "За Правду" №196.
18.   В. Шубарт. Европа и душа Востока. Стр. 51-52.
19.   Проф. Рязановский. Обзор русской культуры. стр. 308.
20.   Проф. Рязановский. Обзор русской культуры. стр. 386.
21.   Проф. Рязановский. Обзор русской культуры. стр. 483.
22.   Проф. Рязановский. Обзор русской культуры. стр. 490.
23.   Проф. Рязановский. Обзор русской культуры. стр. 490.
24.   Проф. Рязановский. Обзор русской культуры. стр. 484.
25.   Проф. Рязановский. Обзор русской культуры. стр. 337.
26.   "Русская Мысль", № 501, 1952 год.
27.   "Русская Мысль", № 501, 1952 год.
28.   "Русская Мысль", № 501, 1952 год.
29.   С. Платонов. Стр. 22.
30.   Мельников-Печерский. "В лесах", стр. 301.
31.   Мельников-Печерский. "В лесах", часть II, глава I.
   32. см. Известия Академии Наук, отделение литературы и языка, том IV,
выпуск 2, стр. 62, 1945 г.
33.   И. Солоневич. "Народная Монархия".
34.   Н. Лосский. Достоевский и его христианское миропонимание, стр. 369.
35.   Проф. И. А. Ильин. Историческое бремя России.
36.   И. Солоневич. Народная Монархия.
37.   И. Солоневич. Народная Монархия.
38.   История русского искусства. Том 11, стр. 354.
   39. История русского искусства. Том 11, стр. 11. Примечание: Там, где
это особо  не  оговаривается, цитаты из "Истории русского искусства" за-
имствованы из второго издания.
40.   Л. Алданов. Ульмская ночь. 232 стр.
41.   Л. Алданов. Ульмская ночь. стр. 257 - 258.
42.   Л. Алданов. Ульмская ночь. 261 стр.
43.   Кириевский. О характере просвещения Европы и о его отношении к
просвещению
        России. Стр. 217-218.
44.   Н. Лосский, стр. 366.
45.   Н. Лосский, стр. 366.
46.   М. Алданов. Ульмская ночь. Стр. 241.
47.   М. Алданов. Ульмская ночь. Стр. 243.
48.   М. Алданов. Ульмская ночь. Стр. 235.
49.   М. Алданов. Ульмская ночь. Стр. 253 - 254.
50.   М. Алданов. Ульмская ночь. Стр. 253 - 254.
51.   И. Солоневич. Народная Монархия.
52.   Эта цитата и цитаты заимствованы из "Народной Монархии".
53.   И. Солоневич. Народная Монархия.
   54. Заимствовано из переданной мне Н. И. Осиновым рукописи, в которой
он разбирает  вопрос, какую роль сыграла бедность в истории русского на-
рода.


                               Борис Башилов

                         ТИШАЙШИЙ ЦАРЬ И ЕГО ВРЕМЯ

                                     I
       В 1953 году исполнилось 250-летие с того дня когда основав
Санкт-Петербург, Петр прорубил окно в Европу. То самое знаменитое окошко,
сквозь которое, благодаря действиям русской интеллигенции, провалилось все
русское государство.
       В этом же году, в том же октябре, четыреста лет назад, за 150 лет до
основания Санкт-Петербурга другим русским Царем Иоанном Грозным было
прорублено другое окно, окно на восток, в древнюю Азию.
       2 октября 1552 года, руководимые Иоанном Грозным войска, взяли
приступом столицу Казанского царства, Казань. После взятия Казани, Волга
стала вся русской рекой, распахнулось окно в бесконечные просторы Азии.
       Это окно, открытое в просторы Азии принесло Русскому народу
неизмеримо больше пользы, чем все окна, открытые на запад.
       Но одновременно Московские цари, задолго до Петра, упорно старались
прорубить в стенах своего царства и другое окошко на запад.
       "...Стремление к самобытности и довольство косностью, - пишет С.
Платонов, - развивалось на Руси как-то параллельно с некоторым стремлением
к подражанию чужому. Влияние западно-европейской образованности возникло на
Руси из практических потребностей страны, которых не могли удовлетворить
своими средствами.
       Нужда заставляла правительство звать иноземцев. Но, призывая их и
даже лаская, правительство, в то же время, ревниво оберегало от них чистоту
национальных верований и жизни. Однако, знакомство с иностранцами все же
было источником "новшеств". Превосходство их культуры неотразимо влияло на
наших предков, и образовательное движение проявилось на Руси еще в XVI
веке, хотя и на отдельных личностях (Вассиан Патрикеев и др.). Сам Грозный
не мог не чувствовать нужды в образовании; за образование крепко стоит и
политический его противник князь Курбский. Борис Годунов представляется нам
уже прямым другом европейской культуры".
       Борис Годунов еще решительнее, чем Иоанн Грозный стал стремиться,
чтобы в Россию стала проникать западная культура. Борис Годунов ясно повел
курс на сближение России с западным миром, от которого она сторонилась от
времен Александра Невского.
       "Близость к образованному Ивану развила и в Борисе вкус к
образованности, а его ясный ум определенно подсказал ему стремление к
цивилизованному западу. Борис призывал на Русь и ласкал иностранцев,
посылал русскую молодежь заграницу учиться (любопытно, что ни один из них
не вернулся назад в Россию) и своему горячо любимому сыну дал прекрасное,
по тому времени, образование" (1).
       Свою дочь Ксению Борис Годунов хотел выдать за датского принца.
Борис Годунов посылал заграницу русских юношей обучаться разным ремеслам.
Борис Годунов приглашал в Россию иностранных ученых, техников, врачей и
военных. Уже при Борисе Годунове были созданы войска на западно-европейский
манер.
       При Борисе Годунове в Россию приезжали из Англии и других стран,
горных дел мастера, суконщики, доктора, аптекари, архитекторы. Был создан
аптекарский приказ, создавший при Борисе Годунове особые "Аптекарские
сады", в которых разводились лекарственные травы.
       Наступившая после смерти Бориса Годунова великая смута помешала
постепенному, благотворному усвоению Россией западной культуры.
       Не надо забывать, что в результате смуты погибло почти около
половины населения. Когда умер Иоанн Грозный, в России было 15 миллионов, а
при вступлении на престол Михаила Романова, было всего 8 миллионов.
       При Иоанне Грозном Москва, насчитывавшая 40.000 домов, была больше
Лондона, а при Михаиле Романове в ней насчитывалось всего 10 тысяч домов.
Бурные и трагические события в эпоху великой смуты вдохновили не только
русских, но и иностранных писателей на ряд произведений.
       Великий испанский драматург Лопе-де-Вега написал пьесу о Дмитрии
Самозванце "Великий Князь Московский". Фридрих Шиллер перед смертью работал
над трагедией о Дмитрии Самозванце.

                                     II
       Яркой и своеобразной духовной личностью был отец Петра I - царь
Московской Руси Алексей Михайлович.
       Для того, чтобы избежать упреков в намеренном искажении исторической
перспективы я буду опираться на произведения последнего крупного историка
западнического направления С. Ф. Платонова, горячего поклонника Петра I.
       Царь Алексей Михайлович, по определению С. Платонова был "очень
определенным человеком, с оригинальною умственной и нравственной
физиономией.
       Современники искренно любили царя Алексея Михайловича. Самая
наружность царя сразу говорила в его пользу и влекла к нему. В его живых
голубых глазах светилась редкая доброта: взгляд этих глаз, по отзыву
современников, никого не пугал, но ободрял и обнадеживал. Лицо Государя,
полное и румяное, с русой бородой, было благодушно приветливо и в то же
время серьезно и важно, а полная (потом даже чересчур полная) фигура его
сохраняла величавую и чинную осанку. Однако, царственный вид Алексея
Михайловича ни в ком не будил страха: понимали, что не личная гордость царя
создала эту осанку, а сознание важности и святости сана, который Бог на
него возложил".
       Привлекательная внешность отражала в себе, по общему мнению,
прекрасную душу. Достоинства царя Алексея с немалым восторгом описывали
лица, вовсе от него независимые, - именно далекие от царя и Москвы
иностранцы. Один из них, например, сказал, что Алексей Михайлович "такой
государь, какого бы желали иметь все христианские народы, но немногие
имеют" (Рейтенфельс). Другой ставил царя "на ряду с добрейшими и мудрейшими
государями" (Коллинс). Третий отзывался, что "Царь одарен необыкновенными
талантами, имеет прекрасные качества и украшен редкими добродетелями: и он
покорил себе сердца всех своих подданных которые столько же любят его,
сколько и благоговеют перед ним" (Лизек). Четвертый отметил, что при
неограниченной власти своей "...Царь Алексей не посягнул ни на чье
имущество, ни на чью жизнь, ни на чью честь..." (Мейерберг).
       "Эти отзывы, - пишет С. Платонов, - получат еще большую цену в наших
глазах, если мы вспомним, что их авторы вовсе не были друзьями и
поклонниками Москвы и москвичей". (2)
       Положительный отзыв о царе Алексее дает и один из первых русских
западников-ренегатов, отказавшийся даже от своего русского имени Котошихин.
Даже он, хуливший все русское в своих записках называет царя Алексея
"Гораздо Тихим".
       "...В домашней жизни цари, - пишет известный исследователь русской
старины, И. Забелин в своей книге "Домашний быт русских царей в XVI и XVII
вв." - представляли образец умеренности и простоты. По свидетельству
иностранцев к столу царя Алексея Михайловича подавались всегда самые
простые блюда, ржаной хлеб, немного вина, овсяная брага или легкое пиво, а
иногда одна только коричная вода. Но и этот стол никакого сравнения не имел
с теми, который Государь держал во время постов".
       "Великим постом, - пишет иностранец Коллинс, - Царь Алексей обедал
только три раза в неделю, а именно: в четверток, субботу и воскресенье, в
остальные же дни кушал по куску черного хлеба с солью, по соленому грибу
или огурцу и пил по стакану полпива. Рыбу он кушал только два раза в
Великий пост. Кроме постов, он ничего мясного не ел по понедельникам,
средам и пятницам: одним словом, ни один монах не превзойдет его в
строгости постничества. Можно считать, что он постился восемь месяцев в
год, включая шесть недель Рождественского поста и две недели других
постов".
       Натура, или как выражается С. Платонов "Природа Царя Алексея
Михайловича" была впечатлительная чуткая, живая и мягкая, общительная и
веселая. "Эти богатые свойства были в духе того времени обработаны
воспитанием. Алексея Михайловича приучили к книге и разбудили в нем
умственные запросы. Склонность к чтению и размышлению развила светлые
стороны натуры Алексея Михайловича и создала из него чрезвычайно
привлекательную личность. Он был один из самых образованных людей
московского общества того времени: следы его разносторонней начитанности,
библейской, церковной и светской разбросаны во всех его произведениях.
Видно, что он вполне овладел тогдашней литературой и усвоил себе до
тонкости книжный язык. В серьезных письмах и сочинениях он любит пускать в
ход цветистые книжные обороты, но вместе с тем, он не похож на тогдашних
книжников-риторов, для красоты формы жертвовавших ясностью и даже смыслом.
У царя Алексея продуман каждый его цветистый афоризм, из каждой книжной
фразы смотрит живая и ясная мысль. У него нет пустословия: все, что он
прочел, он продумал; он, видимо, привык размышлять свободно и легко
высказывать то, что надумал, и говорил, при том только то, что думал.
Поэтому его речь всегда искренна и полна содержания. Высказывался он
чрезвычайно охотно, и потому его умственный облик вполне ясен".
       Тишайший царь много читал и много размышлял о прочитанном.
       "И это размышление, - указывает С. Платонов, - состояло не в том
только, что в уме Алексея Михайловича послушно и живо припоминались им
читанные тексты и чужие мысли, подходящие внешним образом к данному времени
и случаю. Умственная работа приводила его к образованию собственных
взглядов на мир и людей, а равно и общих нравственных понятий, которые
составляли его собственное философско-нравственное достояние. Конечно, это
не была система мировоззрения в современном смысле; тем не менее в сознании
Алексея Михайловича был такой отчетливый моральный строй и порядок, что
всякий частный случай ему легко было подвести под его общие понятия и дать
ему категорическую оценку. Нет возможности восстановить, в общем содержании
и системе, этот душевный строй, прежде всего потому, что и сам его
обладатель никогда не заботился об этом. Однако, для примера укажем хотя бы
на то, что, исходя из религиозно-нравственных оснований, Алексей Михайлович
имел ясное и твердое понятие о происхождении и значении царской власти в
Московском государстве, как власти богоустановленной и назначенной для
того, чтобы "рассуждать людей вправду" и "беспомощным помогать". Вот слова
царя Алексея князю Г. Г. Ромодановскому: "Бог благословил и предал нам,
государю, править и рассуждать люди своя на востоке и на западе и на юге и
на севере вправду". Для царя Алексея это была не случайная красивая фраза,
а постоянная твердая формула его власти, которую он сознательно повторял
всегда, когда его мысль обращалась на объяснение смысла и цели его
державных полномочий.
       В письме к князю Н. И. Одоевскому, например, царь однажды помянул о
том, "как жить мне, государю, и вам, боярам", и на эту тему писал: "а мя,
великий государь, ежедневно просим у Создателя, ...чтобы Господь Бог...
даровал нам, великому Государю, и вам, боярам, с нами единодушно люди Его,
Световы, разсудити вправду, всем равно".
       Взятый здесь пример имеет цену в особенности потому, что для
историка в данном случае ясен источник тех фраз царя Алексея, в которых
столь категорически нашла себе определение, впервые в Московском
государстве, идея державной власти. Свои мысли о существе царского служения
Алексей Михайлович черпал, по-видимому, из чина царского венчания или же
непосредственно из главы 9-й Книги Премудрости Соломона.
       Не менее знаменательным кажется и отношение царя к вопросу о внешнем
принуждении в делах веры. С заметною твердостью и смелостью мысли, хотя и в
очень сдержанных фразах, царь пишет по этому вопросу митрополиту Никону,
которого авторитет он ставил в те года необыкновенно высоко. Он просит
Никона не томить в походе монашеским послушанием сопровождавших его
светских людей: "не заставляй у правила стоять: добро, государь владыко
святый, учить премудра - премудрее будет, а безумному - мозолие ему есть!"
Он ставит Никону на вид слова одного из его спутников, что Никон "никого де
силою не заставит Богу веровать". При всем почтении к митрополиту, "не в
пример святу мужу", Алексей Михайлович видимо разделяет мысли несогласных с
Никоном и терпевших от него подневольных постников и молитвенников. Нельзя
силою заставить Богу веровать - это по всей видимости убеждение самого
Алексея Михайловича".
       Отец Петра I, как это отмечают все его современники, русские и
иностранцы, был очень религиозен. Его религиозности С. Платонов дает очень
высокую оценку.
       "Чтение, - пишет он, - образовало в Алексее Михайловиче очень
глубокую и сознательную религиозность. Религиозным чувством он был
проникнут весь. Он много молился, строго держал посты и прекрасно знал все
церковные уставы. Его главным духовным интересом было спасение души. С этой
точки зрения он судил и других. Всякому виновному царь, при выговоре,
непременно указывал, что он своим поступком губит свою душу и служит
сатане. По представлению, общему в то время, средство к спасению души царь
видел в строгом последовании обрядности и поэтому очень строго соблюдал все
обряды. Любопытно прочесть записки дьякона Павла Алеппского, который был в
России в 1655 году с патриархом Макарием Антиохийским и описал нам Алексея
Михайловича в церкви среди клира. Из этих записок всего лучше видно, какое
значение придавал царь обрядам и как заботливо следил за точным их
исполнением. Но обряд и аскетическое воздержание, к которому стремились
наши предки, не исчерпали религиозного сознания Алексея Михайловича.
Религия для него была не только обрядом, но и высокой нравственной
дисциплиной".

                                    III
       Будучи глубоко верующим, очень религиозным человеком, Тишайший Царь
вместе с тем не был ханжой
       "Живая, впечатлительная, чуткая и добрая натура Алексея Михайловича,
- пишет С. Платонов, - делала его очень способным к добродушному веселью и
смеху".
       В другом месте своих очерков С. Платонов отмечает, что "при
постоянном религиозном настроении и напряженной моральной вдумчивости,
Алексей Михайлович обладал одною симпатичною чертою, которая, казалось бы,
мало могла уживаться с его аскетизмом и наклонностью к отвлеченному
наставительному резонерству. Царь Алексей был замечательный эстетик - в том
смысле, что любил и понимал красоту. Его эстетическое чувство сказывалось
ярче всего в страсти к соколиной охоте, а позже - к сельскому хозяйству.
Кроме прямых ощущений охотника и обычных удовольствий охоты с ее азартом и
шумным движением, соколиная потеха удовлетворяла в царе Алексее и чувство
красоты."
       В "Уряднике сокольничья пути" он очень тонко рассуждает о красоте
разных охотничьих птиц, о прелести: птичьего лета и удара, о внешнем
изяществе своей охоты. Для него "его государевы красные и славные птичьи
охоты" урядство или порядок "уставляет и объявляет красоту и удивление";
высокого сокола лет - "красносмотрителен и радостен"; копцова (то есть
копчика) добыча и лет - "добровиден". Он следит за красотою сокольничего
наряда и оговаривает, чтобы нашивка на кафтанах была "золотная" или
серебряная: "к какому цвету какая пристанет"; требует, чтобы сокольник
держал птицу "подъявительно к видению человеческому и ко красоте
кречатьей", то есть так, чтобы ее рассмотреть было удобно и красиво.
Элемент красоты и изящества вообще играет не последнюю роль в "урядстве"
всего охотничьего чина царя Алексея.
       То же чувство красоты заставляло царя Алексея увлекаться внешним
благочестием церковного служения и строго следить за ним, иногда даже
нарушая его внутреннюю чинность для