редставитель старинного дворянского рода
Брянчанинов с разрешения Николая I ушел из корпуса и стал выдающимся
деятелем Церкви. Им написаны "Аскетические опыты", в которых он на
основании опыта св. Отцов изображает путь "внутреннего делания" и другие
сочинения. Можно назвать и еще несколько имен.
       Но молодежь, в подавляющем большинстве своем пошла, за Герценом и
Белинским. Причин тут было несколько. Во-первых, многие из молодежи усвоили
взгляд своих отцов, воспитанных масонами и вольтерьянцами, что Самодержавие
является властью крепостнического дворянства, всегда поддерживало и всегда
будет поддерживать крепостной строй. Если это определение было верно для
того периода после Петровской революции, когда Самодержавие фактически не
существовало, то это определение совершенно не было верным для Николаевской
эпохи, как мы это знаем. Николай I, как теперь мы знаем, а вовсе не
основатели Ордена Р. И., был главным борцом против крепостного права.
       Пошедшие вслед за Белинским и Герценом верили так же, что
Православие, как и все остальные христианские религии, не хочет бороться за
создание действительно христианского общества. Веруя, в эти унаследованные
от отцов вольтерьянцев и масонов "аксиомы", молодежь, жаждавшая скорейшей
отмены крепостного права и устройства земного рая, видела в Гоголе и
славянофилах только защитников крепостничества и призывы их вернуться к
исконным русским традициям и на основании их создать истинно христианское
государство, расценивала, как призывы апостолов "кнута и религиозного
мракобесия".
       И как могла пойти вслед за Гоголем и славянофилами молодежь, когда
вслед за ними, не шли отцы - поклонники Вольтера, масонов и масонских
мистиков, мнимые консерваторы, мало думавшие о трагическом положении
современной им России.

                                     X

       Вместе с образованным обществом Николаевской эпохи отставали в
понимании идейного наследства Пушкина, Гоголя и славянофилов и
правительственные круги. Пушкин и Гоголь и славянофилы были оценены только
как писатели, но не как выдающиеся национальные, религиозные и политические
мыслители, представители национального возрождения. Но можно ли упрекнуть
за это Николая I и его правительство, когда и сейчас, сто лет спустя,
только немногие ценят Пушкина, Гоголя и славянофилов, как выдающихся
мыслителей? Конечно, - нельзя.
       Императора Николая I, историки часто упрекают, что он не узнал в
славянофилах своих политических единомышленников. Но дело в данном случае
обстоит вовсе не так просто, как это обычно изображают. Дело в том, что в
идейных конструкциях славянофилов еще очень явственно проступали пятна
немецкой идеалистической философии, которой ряд идеологов славянофилов
увлекались в юности.
       Пушкин, Гоголь, славянофилы восстанавливают многие черты
традиционного русского мировоззрения разрушенного Петровской революцией.
Для создания целостного национального мировоззрения им всем не достает
только завершающего идейного звена - понимания, что борьба за воплощение
идеи Третьего Рима должна начаться с восстановления патриаршества. Пушкин и
Гоголь вообще не касались этого вопроса. Славянофилы считали, что Церковь
должна быть независимой, Синод должен быть ликвидирован, но в то же время
были против восстановления патриаршества. В статье "По поводу брошюры г.
Лорана" Хомяков писал, например: "Никакого главы Церкви, ни духовного, ни
светского мы не признаем".
       Леонтьев признавал за славянофилами относительную правоту в вопросе
о Церкви, в их желании более сильной и свободной Церкви. Но в вопросе о
государстве, о национальной политике был по его мнению прав более Николай.
Вот как характеризует свое отношение к славянофилам К. Леонтьев: "Оно
(славянофильское учение) казалось мне слишком эгалитарно-либеральным, чтобы
отделить нас от новейшего Запада" (См. Н. Бердяев. К. Н. Леонтьев).
       Повторю то, что я писал в книге "Враг масонов №I" (стр. 42):
"Настороженность Николая I к идеологии славянофилов имела реальные
основания. Он, которого так часто обвиняют в недуховности и в нелюбви к
"умственности" был умственно достаточно чуток, чтобы понять ложность
взглядов славянофилов о происхождении Самодержавия. К. Аксаков, например,
развивал совершенно ложную теорию об отношении русского народа к
государственной власти и государству. Русский народ, доказывал он, не любит
власти и передал всю полноту власти царю с целью отстраниться от грехов
связанных с властвованием. Отстранившись от власти народ имеет возможность
вести более христианскую жизнь так как все грехи связанные с владением
властью падают на душу царя, исполняющего функции главного военачальника,
главного полицейского и главного судьи. Теория Аксакова не имеет ничего
общего с действительными взглядами русского народа на государство и роль
царя в государстве. Народный взгляд на царя важен в многочисленных
пословицах и поговорках: Царь от Бога пристав. Сердце царево в руке Божьей.
Где царь, там и Правда. На все святая воля царская и т.д.
       Русский народ, вплоть до Петра I, принимал весьма активное участие в
строительстве национального государства и никогда не гнушался этим
участием. Русский народ понимал ценность национального государства, и
царской власти, защищавшей независимость национального государства. То, что
К. Аксаков считал народным взглядом, на самом деле было взглядом одних
только старообрядцев, которые после учиненного Петром I разгрома стали
отрицательно относиться к государственной власти, а некоторые секты стали
вообще отрицать государство. Да и сам К. Аксаков одно время договаривался
до отрицания государства вообще: "Государство как принцип - зло",
"Государство в своей идее - ложь", - писал, однажды он".
       Как это обычно бывает, в возникавшем непонимании и недоразумениях,
виноваты были обе стороны -- и славянофилы и Николай I. Одни - высказывали
недостаточно продуманные политические и социальные идеи, не считаясь с
ненормальной политической обстановкой, создавшейся в России после
подавления заговора декабристов, другие - проявляли в ряде случаев,
излишнюю осторожность. Так безусловной ошибкой со стороны правительства
необходимо признать запрещение диссертации К. Аксакова, за содержавшиеся в
ней оценки отрицательных результатов "реформ" Петра I, запрещение ряда
произведений И. Киреевского, а самой большой ошибкой - запрещение печатания
в России выдающихся богословских произведений А. Хомякова.
       Настороженность Николая I к неразработанной до конца идеологии
славянофильства, была оправдана. Славянофильство идейно было двойственным:
славянофилы не имели такого цельного мировоззрения, какое имели Пушкин и
Гоголь. Славянофилы сделали много в области развития православного
богословия и в области возрождения древнерусских идей, забытых после
Петровской революции. Заслуги их в этом деле несомненны. Но в их
мировоззрении было еще много следов европейского миросозерцания, оставшихся
от юношеской поры увлечения европейской философией.

                                     XI

       Православная реакция, о которой писал Пальмер Хомякову, не произошла
ни в царствование Николая I, ни при его преемниках и это было основной
причиной разразившейся в 1917 году катастрофы. Духовенство Николаевской
эпохи поступало также, как после поступало духовенство в следующие
царствования, вплоть до революции. "Русское духовенство, - писал митр.
Антоний, - настолько отвыкло от прямой защиты священных канонов и так
освоилось со своим рабским положением за 200 лет существования Синода, что
стало относиться довольно безучастно к этому главнейшему и настоятельному
своему общецерковному долгу (восстановление патриаршества) как будто бы это
дело его, т. е. русского духовенства, мало касалось..."
       Все преобразовательные стремления Николая I, и его преемников,
иссякали у порога центральной задачи национального возрождения -
необходимости возрождения идеи Третьего Рима, каковая не могла быть
осуществлена без восстановления патриаршества. Только восстановление
патриаршества привело бы к восстановлению одной из важнейших традиций
подлинного Самодержавия - "симфонии двух властей".
       Только решение центральной задачи религиозно-национального
возрождения создало бы необходимые предпосылки для правильного решения всех
остальных задач цель которых была бы та же самая - реставрация православной
сущности души русского человека. Тогда все реформы не носили бы характер
временных заплат, а носили бы единый целеустремленный характер
проистекавший из идеи, которую Достоевский называет нашим "русским
социализмом".
       Тогда бы стало ясным, что после восстановления независимости Церкви
важнейшей задачей является уничтожение власти бюрократии, созданной масоном
Сперанским, которая уже в царствование Александра II подменила самодержавие
царское, самодержавием бюрократии (см. что пишет по этому поводу в "Монарх.
государственности" Л. Тихомиров, когда анализирует результаты произведенных
Александром II реформ), каковое обстоятельство умело было использовано
Орденом Р. И. для подрыва нравственного авторитета царской власти и ведения
пропаганды и революционной работы. Представители интеллигенции, работавшие
в большом числе во всех слоях бюрократии, в городских органах
самоуправления и земствах широко использовали самодержавие бюрократии в
целях свержения царской власти.
       "Всякий великий народ, - пишет Достоевский в "Дневнике Писателя", -
верит и ДОЛЖЕН ВЕРИТЬ, если он только хочет быть долго жив, что в нем-то, и
только в нем одном, и заключается спасение мира, что он живет на то, чтобы
стоять во главе народов, приобщить их всех к себе воедино и вести их, в
согласном хоре, к окончательной цели, всем им предназначенной". "Я
утверждаю, что так было со всеми великими нациями мира, древнейшими и
новейшими, что только эта лишь вера и возвышала их до возможности, каждую,
иметь свои сроки огромное влияние на судьбы человечества".
       Русский народ до Петра I верил в то, что ему суждено быть колыбелью
и хранителем истинной христовой веры - Православия. Выражением этой веры и
была идея Третьего Рима - идея создания наиболее христианской
государственности. "Идея справедливости - Божьей Правды на грешной земле,
пронизывает всю нашу историю, которая выдвинула русскую монархию, как
носительницу Божьей Правды - по народному выражению, и "этического начала"
- по выражению Тихомирова" (И. Солоневич).
       В летописях, в сборнике древне русского права - Русской Правды, в
духовной литературе, задолго до послания инока Филофея, уже звучат ноты
православного мессианизма. Идея Третьего Рима - есть идея "русского
социализма", разрешения социальной справедливости на основе создания
целостной православной культуры. При такой религиозной настроенности. нет
места западному социализму, стремящемуся к построению земного рая без Бога
и христианства.
       Основная ошибка русской интеллигенции, указывал Достоевский,
заключается в том, что увлекаясь идеями западного масонского социализма она
не желала. следовать идеям русского "социализма". "Вся глубокая ошибка их в
том, - писал он в "Дневнике писателя", - что они не признают в русском
народе церкви. Я не про здания церковные теперь говорю и не про причты, я
про наш русский "социализм" теперь говорю (и это обратно-противоположное
церкви слово беру именно для разъяснения моей мысли, как ни показалось бы
это странным) - цель и исход которого всенародная и вселенская церковь,
осуществленная на земле, поскольку земля может вместить ее. Я говорю про
неустанную жажду в народе русском, всегда в нем присущую, великого,
всеобщего, всенародного, всебратского единения во имя Христово. И если нет
еще этого единения, если не созиждилась еще церковь вполне, уже не в
молитве одной, а на деле, то все-таки инстинкт этой церкви и неустанная
жажда ее, иной раз даже почти бессознательная, в сердце многомиллионного
народа нашего несомненно присутствует. Не в коммунизме, не в механических
формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь в
конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский
социализм".
       И поскольку вариант русского "социализма" во Христе не был
осуществлен, то на смену ему неизбежно должен был придти вариант западного
социализма во Антихристе, которым была так страстно увлечена русская
интеллигенция.

                                    XII

       Могут возразить, что идея Третьего Рима могла быть творческой идеей
только в русское средневековье, а что, де, для "прогрессивного 19 века" она
не годилась, что если бы Николай I и его преемники и восстановили духовную
независимость Церкви, и положили в основу государственного строительства
вновь идею Третьего Рима, то это не могло бы послужить основой
национального возрождения. Это не серьезное возражение. Мы не знаем,
погибла ли бы Московская Русь, как это обычно уверяют, если бы ее не "спас"
Петр I, но мы знаем трагические результаты этого "спасения". Точно также -
мы не знаем, какие бы результаты дало восстановление патриаршества в
царствование Николая I и возвращение к идее построения Третьего Рима, но мы
знаем каким трагическим путем пошло развитие России, когда патриаршество
восстановлено не было.
       Отказ от идеи Третьего Рима есть отказ от русской концепции
государственности, которая, как верно утверждает Тихомиров "ставит выше
всего, выше юридических отношений, начало этическое. ЭТИМ создана русская
монархия, как верховенство национального нравственного идеала, и она много
веков вела народ к развитию и преуспеянию, ко всемирной роли, к первой роли
среди народов земных, именно на основе такого характера государства.
Действительно, если государственная идея русского народа есть вообще
фантазия и ошибка, и ему должно усвоить обычную (Римскую) идею государства,
как построения чисто юридического, или же если идея русская хотя и высока,
но не по силам самому русскому народу, то в обоих случаях - эта идея для
России сама собою упраздняется". "ВМЕСТЕ С ТЕМ, УПРАЗДНЯЕТСЯ И МИРОВАЯ
МИССИЯ РОССИИ, ибо в сфере построения государства на основе юридической
решительно все народы доказали свое превосходство перед русским". Это
доказывает вся история Петербургского периода, после того как Петр I
отказался от русской концепции государственности заменив самодержавие
западным абсолютизмом, одним из разновидностей римской идеи государства. В
итоге ничего не могло возникнуть кроме государственного материализма,
который раньше или позже должен был привести русскую государственность к
гибели.
       Семнадцать лет спустя после смерти Николая I, характеризуя значение
процесса Нечаева, мудрый Тютчев писал: "Зло еще не распространилось, но где
против него средства? Что может противопоставить этим заблуждающимся, но
пылким убеждениям, власть, лишенная всяких убеждений? Одним словом, что
может противопоставить революционному материализму весь этот пошлый
ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ МАТЕРИАЛИЗМ?"
       Представители монархической власти не опирающиеся на творческую идею
соответствующую древним религиозным, политическим и социальным традициям
народа, которым они управляют, как правильно подчеркнул И. Ильин в "Наши
задачи" будут править "от случая к случаю, от наущения к наущению, а может
быть по отжившей и государственно вредной традиции, а может быть от каприза
к капризу". В таком именно направлении "случая к случаю" на основе
усвоенной от Петра I вредной государственной традиции и шло управление при
преемниках Николая I. Все они несомненно желали блага России и искренно
желали восстановить отдельные политические и социальные традиции
допетровской Руси, но они до конца Империи, не восстановили основную из
этих традиций - патриаршество.
       Идея Третьего Рима не стала творческой идеей независимой
Православной Церкви и вернувшегося к идее "симфонии двух властей"
Самодержавия, уделом которого до конца остался правительственный
материализм, с помощью которого правительство безуспешно пыталось бороться
силами разлагающейся бюрократии против наступающего революционного
материализма, ясно сознававшего свои цели, свою стратегию и свою тактику.
       Было еще множество других причин, обусловивших падение Самодержавия,
но эта причина - забвение основной идейной сущности Самодержавия, была
главной и определяющей гибель, первопричиной.
       "У нас не верят себе, - писал Достоевский, - да и нельзя, потому что
не во что верить. ШАТКОСТЬ ВО ВСЕМ ДВУХСОТЛЕТНЯЯ. Вся реформа наша, с Петра
начиная, состояла лишь в том, что он взял камень, плотно лежавший, и
ухитрился его поставить на кончик угла, мы на этой точке стоим и
балансируем. Ветер дунет и полетим".

                   IV. ПОТОМКИ БРАТЬЕВ МИСТИЧЕСКОЙ ПЕТЛИ

                                     I

       В странах органически развивающихся на основе исторических традиций,
революционный динамизм молодежи обуздывается влиянием консервативно
настроенных отцов, организованным противодействием консервативных слоев
общества, блюдущих религиозные и политические традиции страны. В России, в
момент возникновения Ордена, решившего пойти по пути масонов-декабристов,
не было подлинно консервативного слоя, который бы вел борьбу за
восстановление исторических традиций разрушенных Петровской революцией.
Идейный консерватизм только начал развиваться в лице Пушкина, Гоголя,
славянофилов. Псевдоконсерватизм же, довольствовавшийся обрядовой
религиозностью, охранением сословных привилегий, крепостного строя и
бытового монархизма - не только не мог обуздать политический и социальный
радикализм, молодежи, но и был одной из главных причин этого радикализма.
       В русском обществе 40-х годов в конце крепостнического периода, было
мало явлений, которые могли бы стать путеводными звездами для юных сердец,
желавших служить Правде и Добру. Отцы, христианство которых ограничивалось
исполнением обрядов, отлично мирившиеся с существовавшей в России
нехристианской действительностью, не могли служить примером. Достоевский,
сам принадлежавший к поколению 40-х годов, сам бывший одно время членом
Ордена Р. И., хорошо знавший характер идейных исканий своего поколения, не
однажды заявлял, что молодежь его поколения была столь же беззащитна против
влияния чужеземных идей, как и молодежь последующих поколений, потому, что
она не видела родной идейной почвы на которой она могла бы укрепиться,
"Если будете писать о нигилистах, - пишет он В. Пунцыковичу в 1879 году, -
то ради Бога, не столько браните их, сколько отцов их. Эту мысль проводите,
ибо корень нигилизма не только в отцах, но отцы-то ЕЩЕ ПУЩЕ НИГИЛИСТЫ, ЧЕМ
ДЕТИ. У злодеев наших подпольных есть хоть какой-то гнусный жар, а в отцах
- те же чувства, но цинизм и индифферентизм, что еще подлее".
       Революционность Николаевской эпохи, также как и революционность
предшествовавшей эпохи, вырастала на почве равнодушия к идее Третьего Рима
церковной иерархии и мнимо-консервативного слоя. Равнодушие церковной
иерархии и общества к призывам Николая I сплотиться вокруг него, в целях
скорейшей ликвидации крепостного строя и скорейшего проведения политических
и социальных реформ, равнодушие к идейным проблемам поставленным Гоголем и
славянофилами - не могли не вызвать отрицательной реакции среди наиболее
активной части молодежи.
       Отсутствие надлежащей реакции общества Николаевской эпохи на призывы
Гоголя и славянофилов к созданию целостной православной культуры -
свидетельствует о трагическом разрыве, между историческими задачами,
стоявшими перед эпохой, и низким уровнем религиозного сознания общества,
которое даже в лице князей Церкви оказалось неспособным подняться. до
взглядов Гоголя и славянофилов, что иных путей к Третьему Риму кроме
указанных ими нет, КАК НЕТ И ИНЫХ СРОКОВ. И, поскольку, Орден Борцов за
Святую Русь не был создан, вместо него духовными детьми русского
вольтерьянства и масонства, не желавшими: мириться, как их отцы, с