реформ.

                                     VI
       Первая основа самобытности всякого народа, вера - была разорвана на
две части. Спор во время раскола шел ведь вовсе не о мелочах обрядности,
как обычно изображали суть раскола сторонники западно-европейской культуры.

"История и будущность теократии", - дело шло не о тех частных пунктах,
которые выставлялись (впрочем совершенно искренно) спорящими сторонами, а
об одном общем вопросе весьма существенного значения. Чем определяется
религиозная истина: решениями ли власти церковной или верностью народа
древнему благочестию? Вот вопрос величайшей важности, из за которого на
самом деле произошла беспримерная и доселе непримиримая распря между
"никонианами" и "староверами".
       Старообрядцы обвиняли церковную власть в том, что она отступила от
древнего православного благочестия. Таким образом сторонники древнего
благочестия считали как бы, что сила церкви не в церковной иерархии, а в
верящем народе. Церковная же власть в лице Никона, грубо заменившая
установившиеся формы обрядности, своими преследованиями старообрядцев, по
словам В. Соловьева, заявила: "что вся сила церкви сосредотачивается в ней
одной, что власти церковной принадлежат безусловно и исключительно все
права, а народу только обязанности и послушание".
       Не все, конечно, могли согласиться с таким толкованием понятия, что
такое церковь. Не надо забывать, что до Никона, церковная организация
русской церкви была очень демократична. В деревнях, то есть среди
большинства народа, священники обычно выбирались самими мирянами из числа
наиболее нравственных и грамотных членов сельской общины. Раскол, конечно,
"гораздо глубже вопроса о книжном исправлении", - как это верно указывает в
своей брошюре "Исторический путь России" Ковалевский.
       Протопоп Аввакум и другие вожди раскола, стоявшие прежде за
необходимость исправления богослужебных книг и изменения некоторых обрядов,
восстали против церковных реформ, когда увидели, что за образец чистоты
веры берется, почему-то греческое православие, а правильными книгами
почему-то признаются одни греческие богослужебные книги, как будто
греческие переписчики не так же ошибались при переписке, как русские.
       Такая постановка вопроса была, конечно, оскорбительной для
большинства русских людей. Получалось так, что в течение многих столетий
русские люди верили, молились не так, как надо. Если бы даже это обстояло и
так, то считаясь с человеческой природой нельзя было открыто мотивировать
такую точку зрения. Нельзя было совершать и тех насилий, которые совершил
Никон и другие сторонники церковной реформы над противниками ее в том виде,
в котором она проводилась.
       Вожди старины имели право выступать против крайностей церковных
реформ, которые проводились с той же грубостью, как несколько позже и
реформы Петра.
       Не ко времени задуманная Патриархом Никоном "обрядовая реформа", к
тому же насильственно проведенная нетактичным патриархом толкнула
оскорбленную русскую душу на решение бежать в дебри старообрядчества с
царского пути общей православно-национальной культуры. Это было величайшим
духовным несчастьем в жизни русской церкви и народа. Тем более, что вслед
за этим, глубокий общий духовный раскол потряс душу нации. Отделение
старообрядчества проходило не только по линии церковных споров, но и по
всей линии культурной психологии.
       В старообрядчество ушла Русь, верная не только религиозному, но и
культурному прошлому, не желавшая новшеств ни в церкви, ни в жизни.
       Протопоп Аввакум и другие вожди раскола инстинктивно чувствовали,
что проводимая так церковная реформа добра России не принесет. Что
пренебрежение к традиционному православию вызовет затем пренебрежение к
национальным обычаям и национальным формам жизни вообще. Как известно, так
и произошло. За церковными насильственными реформами последовали
насильственные реформы Петра. Исторически все же оказались правы вожди
раскола, которые бессознательно чувствовали всю гибельность стремительного
чужебесия. Вожди раскола действительно стояли за реформы, но были против
революции, которая бы искалечила все самобытные начала русской веры,
культуры и государственности.
       "Ссылка Аввакума и старообрядцев, - пишет П. Ковалевский, - трагедия
для русской жизни и для русской культуры, так как она оторвала более
половины просвещенного класса, загнала его в Сибирь или в подполье,
отстранила от государственной и церковной жизни. Пока были крепки
православные устои и цари были церковны, западное влияние исправлялось и
приспособлялось к местным условиям, но в момент петровской ломки, русские
культурные силы не оказались в состоянии оказать влияние западной волне,
которая их захлестнула, а обескровленная церковь попала в плен к
государству".(24)
       Староверы были самыми яркими охранителями начал русской духовной
самобытности. Других равных им по силе мы в русской истории не знаем. В 17
веке при отсутствии печати, хороших путей сообщения, сурово преследуемые
церковными и светскими властями, они сумели создать сильнейшее народное
движение в защиту близкой их душе родной старины. Это были люди сильного,
цельного духа. Не желая быть предателями дедовской веры, они сами сжигали
себя и своих жен и детей в молельных и скитах, когда Петр I  усилил гонение
на них. И они были духовно выше своих противников никониан.
       Правильно писал автор статьи, напечатанной в одном из издававшихся в
Германии русских журналов, после Второй мировой войны, что:
"Старообрядчество и никонианство, - было разновидностью драматического
раскрытия русской духовной культуры. Староверы были такие же борцы за
русскую культуру, как и никониане, но они имели превосходство над своими
противниками в том, что они шли до конца, - без надежды на победу, в
надежде на правоту свою клали голову на плаху, восходили на костры, гибли
тысячами перед высшим судьей - Христом".

                                    VII
       В расколе виноват не только Никон, но и царь Алексей. Основная вина
царя Алексея находится вовсе не в области политической, и не в том, что он
не желал заимствовать нужное с Запада, а в том, что он поддержал намерение
Никона изменить традиционные русские обряды, на греческие. А в том, что
после низложения Никона, которое тот вполне заслужил, царь Алексей не внял
голосу народа и не поставил перед новым Патриархом вопрос о необходимости
пересмотра введенных Никоном реформ.
        Низложение Никона не привело к возврату на древний до-никоновский
путь. На Соборе 1667 года были признаны неправильными решения знаменитого
Стоглавого Собора во времена святого Макария и Иоанна Грозного, в которых
излагались как должно понимать основы Православия. Собор, на котором
участвовали тоже греки, признал решения Стоглавого Собора незаконными и
чуть ли не еретическими. Все доводы "раскольников" о правоте решений
Стоглавого Собора были оставлены без внимания. Собор признал исправления,
сделанные в новых церковных книгах, сделанные по новым греческим книгам,
правильными и всех, кто не почитают таковых книг объявил "раскольниками" и
предал анафеме. Анафеме были преданы Аввакум, диакон Феодор, инок Епифаний
и ряд других сторонников решений Стоглавого Собора.
       Это было роковое решение, которое могло только углубить религиозную
смуту. Отмена решений Стоглавого Собора и признание его решений ложными
подрывало веру в истинность религиозного авторитета и всех других Соборов.
Если в делах веры ошиблись все высшие иерархи Церкви, участвовавшие на
Стоглавом Соборе, то, следовательно, могут ошибиться и участники Собора
1667 года. Осужденные "раскольники", не подчинились этим ошибочным решениям
и писали:
       "Держим православие, бывшее прежде Никона Патриарха и книги держим
письменные и печатные, изданные от пяти патриархов: Иова, Гермогена,
Филарета, Иосафа и Иосифа Московских всей России и хощем собором, бывшем
при царе Иване Васильевиче, правы быти, на нем же был и Гурий, наш
Казанский чудотворец, с сими книгами живем и умираем".
       Великий Собор 1667 года поступил совершенно неправильно объявив
раскольников еретиками. Ведь их расхождение с церковью относились не к
догматам, а только к обрядам. Анафема на раскольников, провозглашенная так
называемым "Великим Собором" только испортила все дело.
       "В крутой резкости перемен отчасти кроются причины если не появления
самого раскола, то быстроты и широты его распространения". (25)
       Начались преследования "раскольников" еще при жизни царя Алексея.
Сначала преследования носили случайный характер. Но тем не менее, пойдя
вслед за Никоном по неправильному пути, изменив своему высокому
христианскому воззрению, что нельзя заставить веровать силою, Тишайший царь
совершил роковую ошибку. Углубленная его преемниками, эта ошибка привела к
самым трагическим последствиям. Она положила начало отхода сначала от
религиозных традиций, а затем и от национальных политических идеалов.
       После смерти царя Алексея, в царствование его сына Федора и
правление царевны Софьи преследование раскольников расширилось.
       В 1681 году была запрещена продажа и распространение древних книг и
сочинений, оправдывающих старое православие, начались розыски и
преследования старообрядцев. В 1682 году по повелению царя Федора был
сожжен самый видный вождь раскола Аввакум. Но это только усилило
сопротивление. Даже монахи Соловецкого монастыря отказались служить по
новым книгам и 10 лет отбивались от царских воевод, посланных взять
Соловецкий монастырь. Выступление Никиты Пустосвята в 1682 году в защиту
древних истинных обрядов было расценено уже как государственное
преступление и ему была отрублена голова. При Софье был издан закон
окончательно запрещающий раскол. Тех, кто укрывал старообрядцев, били
кнутом, "раскольников", соблазняющих сторонников реформированного на
греческий образец православия стали казнить.
       Государство пошло по ложному пути вслед за церковью. Хранителям
древнего, настоящего русского православия пришлось бежать в глухие леса,
где они стали основывать свои скиты и уходить в изгнание в чужие земли: в
Лифляндию, в Польшу и в Крым.
       Ложный шаг всегда вызывает следующий еще более ложный. В то самое
время, как старообрядцам рубили головы, правительством было разрешено
иезуитам проповедовать католичество. В 1685 году иезуиты открыли в Москве
школу и начали проповедовать католичество среди иностранцев и русских.
Вместе с иезуитами усилили свою деятельность и жившие в немецкой слободе
протестанты разных толков.
       Единый прежде религиозно русский народ стал раскалываться на куски.
А этим самым подготавливалась благоприятная почва для разрушения всех
устоев русской национальной жизни, так что если говорить о бездне, на краю
которой, по мнению историков-западников, находилась Русь накануне
восшествия на престол Петра I , то эта бездна заключалась не в политическом
и социальном строе Московской Руси, не в отсталости от запада, а в отходе
от древнего, уставившегося со времен святого Владимира, понимания
Православия и традиционной обрядности, существовавшей семь веков.(26)
       Этот отход не мог не вызвать потрясений в душе народа, не мог не
отозваться самым отрицательным образом на его дальнейшей судьбе.
        "...Среди старообрядцев, наблюдающих гибель истинной церкви и
ожидающих скорого наступления кончины мира, развилось движение ускорить
уход из зараженного ересью мира и унаследовать царство небесное путем
пострадания за веру, именно самосожжения. Это течение мысли нашло поддержку
и у протопопа Аввакума, который также призывал свою паству пострадать за
веру, потерпеть здесь в огня небольшое время и затем унаследовать на вечно
царство небесное. И сам он кончил жизнь на костре по приказу правительства.
Однако при жизни Аввакума это движение не имело еще большего
распространения. Оно значительно усилилось при правительнице Софьи после
неудачной попытки вожаков старообрядчества (священники Сергий, Никита
Пустосвят и некоторые др.) поднять стрельцов против патриарха и церкви
(1682 г.).
       Воинские команды посылались для разорения скитов и центров
старообрядчества и ареста главарей и упорствующих. Появление таких команд
усиливало эпидемию самосожжения. Считаю, что до 20.000 человек
старообрядцев погибло этой ужасной смертью". (27)

                                    VIII
       Роль раскола в дальнейшем развитии русской православной церкви,
правильно определяет проф. В. Рязановский в своем "Обзоре русской
культуры". "Что касается положения русской православной церкви после
раскола, то ее положения внешне не изменилось, но раскол несомненно имел
неблагоприятные последствия. Он ослабил церковь изнутри благодаря уходу
довольно значительного числа верующих и благодаря последовавшей затем розни
в церкви - борьбе с ушедшими в раскол. В этой борьбе церковь, точнее
церковная иерархия, больше прибегала к помощи государства, чем прежде,
больше сближалась с ним и подпадала под его влияние. Все это и создало
почву для церковной реформы Петра I  и начала XVIII века". (28)
       Раскол, подорвав народную веру, обессилил церковную организацию и
внес путаницу в народное мировоззрение. Утеряв чистоту самобытного
религиозного мировоззрения, разделившись на два лагеря, народ не смог
отстоять подчинения церкви государству, которое провел Петр, Подчинение
церкви государству, это характерная идея протестантской Европы, которой
подражал во всем Петр. Понимание церкви в результате раскола спуталось не
только у рядового человека тогдашней Руси, но и у самого Петра. Нельзя не
согласиться с Львом Тихомировым, (29) что "факт истории состоит в том, что
без церковной смуты такая ломка была бы невозможна даже и для Петра. В
данную минуту она стала возможна, во-первых, психологически - так как
понимание церкви подорвалось и у самого Петра: и у него, как у множества
других стал вопрос: где церковь?"
       Идее Святой Руси, - Петр I  противопоставил идею светского
государства и светской культуры. С Петром пришло на Русь совершенно другое
просвещение, идущее от иного корня. В первом случае целью было небо, здесь
- земля. В первом случае законодателям был Бог, здесь - автономный человек
с его силой научного разума. В одном случае критерием поведения было
мистическое начало греха, в другом - утилитарная мораль общежития.
       В "Духовном Регламенте", изданном Петром, - Никон по своему "замаху"
сравнивается с папами, добивавшимися абсолютной власти над церковью. И
действительно идея патриаршества, в том виде, как ее понимал Никон глубоко
чужда духу православия, это есть идея церковного самодержавия, при котором
церковь должна подчинить себе государство, то есть идея папства. Если бы
Никон добился чего хотел, он бы сделался православным папой. Упреки,
которые делаются в "Духовном регламенте" справедливы, но сам "Духовный
регламент" есть свидетельство величайшего насилия Петра над русской
церковью.
       Личности Никона и Петра очень похожи друг на друга. Похожи друг на
друга по своим методам и крайностям и реформы Никона и Петра, которые на
самом деле вовсе никакие не реформы, а самые настоящие революции, и очень
жестокие революции, оставившие ужасный след в русской истории и приведшие в
конце концов Россию к большевизму.
       Никон действовал в церкви как Петр I, Петр I  действовал в
государстве, как Никон.
       Сходство основных черт характера Никона и Петра Первого очень ясно
видно из следующей характеристики Никона Ключевским: "У него была слабость,
которою страдают нередко сильные, но мало выдержанные люди: он скучал
покоем, не умел терпеливо выжидать, ему постоянно нужна была тревога,
увлечение, смелою ли мыслью, или широким предприятием, даже просто хотя бы
ссоры с противным человеком". Таким же человеком был и Петр I .
       Что является величайшим счастьем в жизни народа? - спрашивает
Достоевский в "Дневнике писателя за 1876 год", и отвечает: "Всякому
обществу, чтобы держаться и жить, надо кого-нибудь и что-нибудь уважать
непременно, и, главное,  всем обществом, а не то, чтобы каждому как он
хочет про себя". "Всякая высшая и единящая мысль и всякое верное единящее
всех чувство - есть величайшее счастье в жизни нации".
       В результате раскола и возникшей, в значительной степени благодаря
ему, революции (так называемых "реформ" Петра), русское общество на целые
столетия, вплоть до наших дней, лишилось величайшего счастья в жизни нации
- единящих всю нацию чувств, когда царь думал и верил также как весь народ.

       В очерке "Русские в Латвии" еврейский журналист А. Седой пишет, что
для современных русских старообрядцев в Латвии характерны: "...Тишина,
строгость и благолепие". Эти черты старообрядчества показывают, чем была бы
Россия, не исковеркай Никон и Петр национальные начала жизни.
       Европейское умственное иго, которого опасался еще Александр Невский
и во имя спасения от которого добровольно пошел в физическую неволю к
монголам, стало возможно только благодаря расколу, который определил собой
страстный подражательный характер реформ Петра.
       Автор "Истории древней русской литературы" проф. Гудзий в главе об
Аввакуме делает очень интересное признание, что "Проявившиеся в реформе
Никона элементы самокритики, разрушая существующее представление о
непогрешимости старины и подрывая ее устойчивый авторитет, тем самым
косвенно прокладывали дорогу для более решительного пересмотра всех
традиционных основ русской жизни". Этот решительный пересмотр всех
традиционных основ русской жизни и произвел Петр I .
       Порвав все нити с 800-летней исторической традицией, Петр Первый,
конечно, не смог создать из России чисто европейское государство, а только
искалечил душу народа, заложив своей революцией сверху прочные основы для
неизбежной революции снизу, которая рано или поздно должна была уничтожить
все чужеродные начала, внесенные реформами Петра в русскую жизнь.
       Восшествие на престол Петра знаменует собой начало развития в России
формы западного абсолютизма и конец русской национальной формы монархии. А
в ряде случаев Петр действует даже не как абсолютный монарх западного типа,
а как революционный диктатор, который источник свой неограниченной власти
видит только в своей личной воле и личных принципах, не имеющих никакой
опоры в национальных традициях страны.


1.   Это и все другие высказывания С. Платонова взяты из его "Лекций по
русской истории". Издание 9-ое. Петроград. 1915 г.
2.   С. Платонов. Лекции, стр. 402-403.
3.   Явное преувеличение.
4.   И. Солоневич. Белая Империя. 175 стр.
5.   И не только в Ростове, но и в Ярославле, Вологде и в. других городах.
6.   Керсновский. История Русской Армии, стр. 580-581.
7.   В. А. Рязановский. Обзор русской культуры, стр. 464.
8.   Ключевский. Курс русской истории, III, 312 стр.
9.   Рязановский. стр. 465-466.
10.   Уже в трудах Д. Ф. Масловского, Михневича, Мышлаевского мы можем
найти проблески понимания, что в своей основе военное искусство национально
и что русское военное искусство зиждется на иных принципах, чем
европейское. Но в конце своей научной деятельности, из карьеристских
соображений А. 3. Мышлаевский перешел в ряды представителей военного
космополитиз-ма, а научная деятельность Банова, сторонника взгляда о
самобытности русского военного искусства была прервана революцией.
11.   Дополнение к Актам Историческим, Том. IX, №106
12.   Дополнение к Актам Историческим. Том IX.
13.   Виппер. Круговорот истории. Стр. 64 и др.
14.   С. Князьков. "Как начался раскол в Русской Церкви".
15.   Белокуров. Из духовной жизни Московского общества XVII века, стр.
123.
16.   С. Платонов. Лекции по русской истории. 9 издание. Петроград. 1915 г.
Все остальные цитаты взяты тоже из Лекций.
17.   С. Платонов. Лекции по русской истории. Стр. 370.
18.   Ю. Самарин. Сочинения. Том V, стр. 226.
19.   Митрополит Макарий, том XII.
20.   Проф. Голубинский. "К н