о ратника, от
помещика до смиренного поселянина, все без изъятия, вынесли на плечах своих
и на духовном могуществе своем Россию из беды и подняли ее на высшую
ступень славы и народной доблести".
       Но кончилась война и русское общество снова разделилось на два
враждебных лагеря. "Еще до войны 1812 года в русском обществе началась
политическая дифференциация - она первоначально заявляла себя лишь в сфере
литературы, но основной смысл литературных споров в первое десятилетие
определился как раз политической дифференциацией.
       ...В этом споре уже тогда намечалась основная дифференциация в
русской жизни; после же войны 1812-14 гг. эта дифференциация пошла очень
быстро и получила полное и ясное выражение. Уже в эти годы формируется два
лагеря, расходившиеся друг с другом не только в конкретных вопросах русской
жизни, но и в сфере идеологии. Огромное значение в этом вопросе надо
отвести, между прочим, самому Александру I, который произносил не раз яркие
речи, дышавшие такой горячей проповедью радикальных реформ, в том числе и
уничтожения крепостного права, что это чрезвычайно питало и укрепляло рост
либерализма в русском обществе".  (33)
       "Общее критическое отношение к западу, как бы открывавшееся всем тем
отзвуком, какой остался в русском обществе от французской революции,
получило для себя богатый материал в том широком знакомстве с западом,
которое  приняло особенно крупные размеры в войне с Наполеоном,
перенесенной на поля запада. Правда, это же знакомство дало и другие
результаты - оно сказалось в росте интереса к западной жизни, в усилившемся
влиянии литературных, социальных, политических идей, - собственно лишь
теперь стала складываться настоящая психология и идеология западничества".
(34)
       В своих воспоминаниях Вигель пишет про Московское общество 1814
года: "В городе, который нашествие французов недавно обратило в пепел, все
говорили языком их".
       Даже десять лет спустя после Отечественной войны, в газете
"Московские Ведомости" (№ 72 за 1822 г.), можно было прочесть такое
объявление:
       "Егерь из Германии желает определиться егерем или в гувернеры.
Спросить на Маросейке".
       Масонство после Отечественной войны, как всегда старалось
удовлетворить религиозные и политические интересы всех недовольных
существующим положением вещей. Оно напоминало мелочную еврейскую лавочку, в
которой все есть. Самые различные товары: кусок мыла для лица и для стирки,
флакон одеколона и деготь, фунт пряников и иголки.
       Но при всем разнообразии политических оттенков мысли и своих
религиозных взглядов, масонов Александровской эпохи необходимо признать
крайне отрицательным явлением. Преобладающее большинство масонов
представляли из себя людей отошедших от традиционного русского
мировоззрения. Именно через них вливались в образованное общество чуждые
европейские политические и религиозные идеи. Ведь именно в масонских ложах,
- по признанию Н. Бердяева ("Русские идеи"), воспитались декабристы. И ведь
именно масоны и декабристы, воспитавшиеся в масонских ложах, - по
утверждению Н. Бердяева, - подготовили русскую интеллигенцию, этот
уродливый духовный орден - продолживший растление русской души европейскими
идеями, после окончательного запрещения масонства Николаем I. Во время
заграничных походов офицеры, владевшие французским языком познакомились с
европейскими масонами, стали членами европейских масонских лож.
       Во время войн с Наполеоном возникает несколько лож, членами которых
были главным образом офицеры: "Военная ложа к святому Георгию", "Избранного
Михаила", "К трем добродетелям" и другие. После возвращения русских войск
из Европы, в офицерской среде "появился скрытый протест, приведший к
учреждению тайных обществ. Офицерские кружки, где постоянно велись
разговоры о язвах России, о тягостном положении солдат, о равнодушии
общества к отечественным делам, превратились в организованные тайные
общества".  (35)
       Особенно сильно расцветает масонство в Петербурге.
       В записке "О крамолах врагов России" сообщается, что до 1822 года
французские, русские, немецкие масонские ложи вырастали, как грибы после
дождя. В высшем обществе в это время возникает даже поговорка:
       "Да кто ж ныне не масон"?

                                     II

       В 1823 году возникает общество Любомудрия, то есть общество
любителей философии. Члены этого общества, вернее кружка, были поклонниками
немецкого философа Шеллинга. С возникновением общества Любомудрия
французское чужебесие снова сменяется чужебесием немецким. Вместо увлечения
французской философией, начинается увлечение начавшейся развиваться в это
время философией немецкой. Увлечение это опять принимает не здоровый
характер.
       Любомудры, как и их предшественники, представители французского
чужебесия, не просто изучают сочинения немецких философов, а подходят к
ним, как к новой вере, которая способна заменить христианство. К немецким
философам они подходят как к религиозным пророкам, вещающим глубокие,
всеобъемлющие истины.
       Для Любомудров философия была выше религии, - признается Н. Бердяев
в "Русской идее". Любомудры, также, как раньше вольтерьянцы и масоны, не
замечают великого духовного сокровища русского народа - Православия,
которое несмотря на все невзгоды, обрушившиеся на него со времен Петра I,
продолжает накапливать духовные сокровища. Любомудры не замечают ни
Серафима Саровского, ни старцев Оптиной Пустыни, как "любомудры"
Елизаветинской и Екатерининской эпохи не заметили Св. Тихона Задонского,
отца русского старчества Паисия Величковского и религиозную философию
Григория Сковороды.
       "Православие, - как верно определяет Розанов, - в высшей степени
отвечает гармоническому духу, но в высшей степени не отвечает
потревоженному духу". Любомудры же, предтечи русской интеллигенции, - есть
люди потревоженного духа". Оторвавшись от русского духа, они пытаются
восстановить утерянную духовную гармонию в немецких философских системах,
воспринимают их как целостные, всеобъемлющие системы мировоззрения.
Немецкая философия должна была заменить православие и вообще отвергнутое
религиозное мировоззрение. Кружок Любомудров отдал свои души немецкому
философу Шеллингу, Фихте, Окену, Герессу и другим.
       В кружке любомудров, как и в других философских кружках конца
правления Александра I, продолжается традиция французского чужебесия, когда
по свидетельству Вигеля "неверие почиталось непременным условием
просвещения". "Христианское учение, - пишет А. И. Кошелев, - казалось нам
пригодным только для народных масс, а не для нас философов. Мы особенно
высоко ценили Спинозу и считали его творения много выше Евангелия и других
священных писаний".  (36)
       Легко можно установить и идейное влияние русского масонства. Один из
виднейших любомудров князь В. Ф. Одоевский учился в университетском
пансионе, директором которого был Прокопович-Антонский, ученик известного
масона Розенкрейцера Шварца. "Хотя Прокопович-Антонский сам и не был
масоном, но по справедливому замечанию Саккулина, через него, конечно,
переходили к воспитанникам идейные традиции масонства. Отрицать
историческую преемственность здесь никак не приходится".  (37)
       В 1825 году Бестужев писал в Альманахе "Полярная звезда":
       "Мы воспитаны иноземцами, мы всосали с молоком безнародности и
удивление только чужому...
       Мы выросли на одной французской литературе, вовсе не сходной с
нравом русского народа, ни с духом русского языка...
       Нас одолела страсть к подражанию: было время, что мы невпопад
вздыхали по-стерновски, потом любезничали по-французски, теперь залетели в
тридевятую даль по-немецки. Когда же попадем мы в свою колею?"
       Так писал Бестужев в "Полярной звезде" в 1825 году.

    XV. МАСОНЫ ИСПОЛЬЗУЮТ МИСТИЧЕСКИЕ НАСТРОЕНИЯ АЛЕКСАНДРА I ДЛЯ НОВОГО
                     НАПАДЕНИЯ НА ПРАВОСЛАВНУЮ ЦЕРКОВЬ

                                     I
       Русское масонство немедленно использовало мистические настроения
Александра для дальнейшего наступления на Православие.
       Н. Бердяев указывает в "Русской идее", что "Александр I был связан с
масонством и так же, как масоны, искал истинного и универсального
христианства. Он был под влиянием баронессы Крюденер, молился с квакерами,
сочувствовал мистицизму интерконфессионального типа. Глубокой православной
основы у него не было".
       Проф. М. Зызыкин в своей работе "Тайны Императора Александра I"
говорит уже не о том, что Александр был только связан с масонами, а
утверждает уже, что и сам он был масоном. "Какой религиозный хаос стоял в
голове у Александра, - пишет он, - видно из того, что он не только
поддерживал сам масонов, но и был некоторое время в их числе, о чем
свидетельствует его поступок со взятым в плен под Дрезденом генералом
Вандамом, который, будучи подведен к Александру, сделал ему масонский знак
и получил милостивый приказ быть отправленным для улучшения своей участи в
Москву. А в Париже в 1814 году Александр председательствовал в военной
масонской ложе при принятии туда членом Прусского короля
Фридриха-Вильгельма III". Откуда он заимствовал эти сведения, М. Зызыкин не
указывает, а поэтому оставим эти утверждения на его ответственности.
Проверить правильность его утверждений в эмиграции, за отсутствием
соответствующей литературы, не представляется возможным. Был ли Александр I
масоном - этот вопрос требует специального исследования, но то, что русские
масоны широко использовали мистические настроения Александра в нужном для
них направлении - это несомненно.
       Если политическое миросозерцание Александра I все время колебалось
между приверженностью к просвещенному абсолютизму и тягой то к
конституционной монархии, то к республике, то таким же неустойчивым было и
его религиозное миросозерцание.
       Александр I формально был главой православной церкви, но самого его
едва ли можно считать чисто православным. Религиозное миросозерцание
Александра I характерно своими бесконечными колебаниями.
       В эпоху Александра I жил выдающийся деятель Православной Церкви -
Серафим Саровский, в царствование Николая II причисленный к лику святых.
При жизни же Серафима Саровского его деятельностью не интересовался ни
Александр I, ни Синод, ни представители образованного общества. В 1815 году
по подсчету Зябловского в России оставалось уже всего только 478
монастырей, в которых было всего лишь 6598 монашествующих, или в среднем по
13 монахов в монастыре.
       Ярким свидетельством падения религиозности в высших слоях общества
является появление в Александровскую эпоху тарелок, табакерок и других
вещей, на которых имелись изображения Спасителя и Божией Матери. В
допетровской Руси все русское государство считалось Домом Божией Матери, а
в созданной Петром I Русской Европии лик Божией Матери стали изображать на
табакерках.
       В 1815 году Симоновский Архимандрит Герасим явился во дворец и
показывал Александру I изображения Спасителя и Божией Матери на табакерках,
тарелках и других вещах и на коленях умолял защитить Церковь от поругания.
       Православная церковь в царствование Александра I продолжала быть
объектом атак на нее со стороны ее врагов. Атаку на православие, пользуясь
неопределенностью религиозного миросозерцания Александра I, вели и масоны,
и католики, и протестанты. Вести наступление на православие врагам
православия было нетрудно. Православная церковь, управляемая то масонами,
то открытыми атеистами, то мистиками, враждебно настроенными к православию,
не в силах была дать нужный отпор своим врагам.
       П. Знаменский в своем "Руководстве к русской церковной истории" так
характеризует обер-прокуроров Александровской эпохи: "Обер-прокурором
Синода в первый год царствования был человек уже совершенно неспособный к
этой должности - известный своей несчастной страстью к стихоплетству граф
Хвостов". Яковлев, заменивший Хвостова, "не мог стоять на надлежащей высоте
своего призвания". Назначенный после Яковлева обер-прокурором
тридцатилетний А. Н. Голицын "...религиозного образования не имел,
отличался даже резко отрицательным отношением к церкви: тем не менее на
первых же порах он успел крепко захватить церковные дела в свои руки.
Сделавшись обер-прокурором, он впрочем, значительно остепенился, бросил
дурную привычку кощунствовать, занялся чтением религиозных книг, сблизился
с людьми религиозного направления и стал подавать большие надежды за свое
обращение к вере. К сожалению, все почти такие люди высшего общества,
питомцы XVIII века, при обращении своем к вере, имели обыкновение примыкать
не к своему народному православию, на которое смотрели свысока, а к
аристократическому католичеству, или еще чаще, к модному тогда в Европе
мистицизму, который позволял им верить во все или ни во что. Как человек
живой, увлекающийся, и в то же время, совершенный младенец относительно
всего, что касалось религии и церкви, Голицын по своем обращении тоже
сделался на некоторое время игрушкой иезуитов, а потом адептом и
покровителем всякого рода мистических сект".  (38)
       Князь Голицын "...окружил себя мистиками всяких цветов и оттенков,
стал покровительствовать всевозможным сектам и... причинил церкви гораздо
более тревог, чем даже те, кто не обращали на религию никакого внимания и
вовсе не мнили себя приносящими пользу Богу. Специальными органами подобных
ревнителей нового христианства и принципов священного Союза сделалось
российское Библейское Общество и новое министерство Духовных дел и
Народного просвещения".
       Князь А. Н. Голицын и масон Р. А. Кошелев, пользуясь мистическим
настроением, появившимся у Александра I во время Отечественной войны,
уговорили его разрешить английским протестантам в России "Библейское
Общество".
       Русские масоны немедленно включились в эту новую форму наступления
на православие. В комитет, возглавлявший "Библейское Общество" немедленно
вошли масоны. Председателем стал масон князь Голицын, его заместителем граф
Кочубей, в члены правления: граф Разумовский, Кошелев, А. И. Тургенев. В
местных отделах "Библейского Общества" также было много масонов. Масонам
удалось вовлечь в ряды членов "Библейского Общества" даже несколько
представителей высшего духовенства, осуждавших масонство, но
доброжелательно относившихся к увлекавшимся мистицизмом.
       Но большинство православного духовенства отрицательно относилось к
деятельности "Библейского Общества", справедливо усматривая в нем опасность
для православия и царской власти. К числу таких духовных лиц принадлежал и
знаменитый борец против масонства и масонского мистицизма, непримиримый
враг орудовавших в России английских методистов, архимандрит Юрьевского
монастыря Фотий.
       Английские протестанты, организуя "Библейское Общество" в России,
стремились заменить в нем православие протестантством. Масоны, которым на
руку было уничтожение православия, преследовали политические цели своего
ордена. Своей цели английские не считали нужным скрывать. На праздновании
13-летней годовщины английского "Библейского Общества" 7 мая 1819 года,
например, говорилось:
       "Отныне мы можем быть уверены, что в России восстановится религия во
всей чистоте единственно через распространения Священного Писания,
переведенного на различные наречия, на которых говорят в этой обширной
стране. Единственное чтение Библии может восстановить греческую церковь и
поднять ее из настоящего упадка".
       В конце 1823 года в России имелось около 300 отделений "Библейского
Общества", ведших активную работу по разложению православия. Всюду начинают
возникать различные секты еще более обессиливая ослабленную православную
церковь.
       Иностранный дипломат Лаферронеероннэ, аккредитованный при дворе
Александра I, в своем письме от 1 апреля 1820 года пишет:
       "Это "Библейское Общество", которое не стремится к иному, как
универсализировать протестантство, должно быстро породить идеи свободы у
людей, привыкших до сих пор видеть в их Государе высшего главу религии,
которая их учит подчинению и уважению к нему. Однако, этот могущественный
рычаг, этот целебный престиж хотят разрушить".
       "Против православия, - пишет об этом времени выдающийся защитник
православия в Александровскую эпоху, архимандрит Фотий, - явно была брань
словом, делом, писанием и всякими образами и готовили новую какую-то
библейскую религию ввести, смесь веры сделать, а православную веру Христову
искоренить".
       Министром созданного осенью 1817 года Министерства Духовных дел и
Народного просвещения был назначен кн. Голицын. Департаментом Духовных дел
министерства ведал секретарь Библейского комитета мистик и масон А.
Тургенев, департаментом Народного просвещения член секты хлыстов - В.
Попов.
       "Новое Министерство, - пишет П. Знаменский, - очевидно должно было
действовать в том же направлении, как и "Библейское Общество", и потому
ничего не обещало вперед доброго ни для просвещения, ни для церкви".
       "Ближайшим советником князя Голицына по духовным делам сделался
старый масон Кошелев, покровитель всех мистиков, магнетизеров и других
темных личностей, постоянно толпившихся в его доме. Св. Синод в ведомстве
духовного департамента поставлен был на совершенно таком же положении, как
евангелическая консистория, римско-католическая коллегия, духовные
управления армян, евреев и т. д. В довершение всего сделавшись мистиком,
кн. Голицын передал свою прежнюю обер-прокурорскую должность при св. Синоде
другому лицу, князю Мещерскому, и поставил его в подчинение себе. Св. Синод
был явно унижен, так как обер-прокурор представлял в нем лицо уже не
Государя, как установлено в самом начале Синодального управления русской
церкви, а только министра. Тургенев на каждом шагу давал синодам
чувствовать превосходство над ними своего департамента" (П. Знаменский.
Руководство к русской церковной истории).

                                     II

       В Петербург начали приезжать различного рода иностранные
проповедники и мистики. Слушать их проповеди в угоду Голицыну собирались
представители высшего общества и чиновничества. Вместе с Голицыным стояли
на коленях, вздыхали и плакали.
       "За методистами, - сообщает Л. Знаменский, - стали являться в Россию
другие проповедники мистических учений и все получали от правительства
самую широкую свободу для своей проповеди. Влияние их не ограничивалось уже
одним только верхним слоем русского общества, как влияние иезуитов, но
стремилось спуститься и до более глубоких его слоев, где на первых порах
думало привиться к инородцам, а потом к разным духовным сектам в самом
русском народе". Среди инородцев деятельно работали религиозные миссии
разных европейских мистических сект. В калмыцких степях работали миссии
гернугутеров, среди киргизов миссии шотландских сект, в Сибири - английские
мистики. В 1821 году Петербургский Митрополит Михаил написал по этому
поводу протест Императору Александру I в котором просил спасти Православную
церковь "от слепотствующего министра". Министерство Духовных дел и
Народного просвещения большое внимание уделяло распространению
многочисленных мистических сочинений и издававшихся мистических журналов.
"Все эти книги и журналы, - сообщает Л. Знаменский, - выходили в
значительном числе экземпляров и рассылались от министра по всем учебным
заведениям, епархиям и губерниям; некоторые издавались в короткое время по
2-3 раза". "Сионский вестник", который начал снова издавать в 1817 году
известный масон и мистик Лабзин, по свидетельству Л. Знаменского
"...выписывали все архиереи, архимандриты, все семинарии и академии (одна
Петербургская выписала 11 экз.) и множество священников".
       А между тем склонность общества Александровской эпохи к мистицизму
прекрасно могла бы быть удовлетворена изданным еще в 1793 году Сборником
"Добротолюбие", в котором были напечатаны многочисленные мистические
сочинения св. отцов Правос