приговор судьбы."
       А в "Истории Лейб-гвардии казачьего Его Величества полка"
(С.-Петербург, 1876 г.) читаем, например, следующее:
       "Нельзя, однако не сказать и того, что между подобными Высочайшими
приказами, были и приказы, выражавшие гнев Императора. Так в приказе 17
сентября 1798 года изображено:
       "свиты Его Императорского Величества Полковник, Грузинов 1-ый, за
ложное себя рапортование больным через 9 недель, исключается из полка, и
посылается на Дон, с фельдъегерем ".
       Приказ этот наводит на размышления - каким образом человек, всегда
бывший у Государя на лучшем счету, пользовавшийся Монаршими милостями, еще
недавно повышенный чином и принятый в свиту Его Величества, всегда
исполнительный по службе - что было не раз засвидетельствовано в приказах,
изъявлявших ему высочайшую благодарность - каким образом этот человек мог
так неожиданно навлечь на себя Монарший гнев и, притом, непонятною виною -
уклонением от служебных обязанностей?.. С другой стороны - чем может быть
объяснена быстрая высылка его на родину, с фельдъегерем? (стр. 36-37)".
       Затем был уволен и брат Грузинова - Грузинов 2-й и подполковник
Греков.
       "Два брата, оба пользовавшиеся хорошею репутациею и постоянно
получавшие повышения, вдруг, в течении одного полугодия, навлекают на себя
неудовольствие Монарха и удаляются от службы вместе с сотоварищем своим,
тоже удостоенным Царскими милостями... Чем разъяснить причину такого
резкого переворота?
       Очевидно, что в настоящем случае осталось что-то недоговоренным...
Это недоговоренное начинает выясняться только теперь, хотя и не вполне...
       Верно одно: находясь на Дону, после высылки из столицы, полковник
Евграф Осипович Грузинов 1-ый, а также и брат его, Грузинов 2-ой, да Войска
Донского есаул Котламин, хорунжий Чеботарев и сотник Афанасьев, были
оговорены в государственной измене и умерли в Черкаске на эшафоте. Это
печальное дело братьев Грузиновых имеет слишком важное значение для Истории
лейб-гвардии Казачьего полка Его Величества и заслуживает полного внимания,
особенно в настоящее время, когда, благодаря новейшим разъяснениям
представляется уже возможным снять с памяти братьев Грузиновых и с памяти
других, пострадавших с ними донцов, бесчестье государственного
преступления, и тем доказать, что на страницах истории Лейб-гвардии
Казачьего Его Величества полка не может быть места какому бы то ни было
повествованию об измене верных государевых слуг".
       Вот вкратце содержание напечатанной в журнале "Русская Старина", за
1873 год, заметки о деле братьев Грузиновых (кн. II, 1873 г. "Казнь братьев
Грузиновых", статья А. А. Карасева):
       "Многим из лиц, приближенных к Императору Павлу, не нравилась
особенная привязанность Его к полковнику Грузинову, исполнявшему все
царские секретные поручения и находящемуся неотлучно, даже ночью, при
государе. Они употребляли все усилия, чтобы очернить Его любимца, стараясь
даже оклеветать его в измене... Но, долго, все старания не могли возбудить
в Императоре искру подозрения. Тогда враги Грузинова прибегли к следующему
способу удалить его: они убедили Государя отпустить его на Дон, для
свидания с родными, объясняя, что, почувствовав себя на свободе, он
обнаружит дерзкие замыслы против своего Благодетеля. Император склонился на
эту хитрость. Грузинов отказывался от спутника, но потом согласился. Этого
только и нужно было злоумышленникам: они отыскали какие то улики, успели
истолковать в превратном виде действия Грузинова и довели до того, что
Император поверил им и дал приказание - произвести строжайшее исследование.

       Среди нахождения в отпуску, в Черкаске, Грузинов был схвачен,
посажен в тюрьму и закован в кандалы. Его обвинили в самых невероятных и
неправдоподобных преступлениях, как например: будто он похвалялся, что
возьмет Константинополь и населит его разных вер людьми, учредит там свой
сенат и управление; что и Москва затрясется и, при этом, будто бы дерзко
отозвался об особе Государя Императора. На всех допросах и священнических
увещеваниях Грузинов отвечал одно: "что в кандалах он говорить не может, да
и не знает, что ему говорить", и прибавлял, "что если бы Сам Государь видел
его, то поверил бы в его невинность".
       "Но враги не переставали действовать: следствие и суд окончены самым
поспешным образом и, вскоре, последовала смертная казнь всех участников,
признанных виновными. Неизвестно - была ли на то конфирмация Государя;
известно только, что черкасский прокурор протестовал, и что Император
Павел, столь же быстрый в милости, как и в гневе, послал указ о
помиловании; но, благодаря людям, стремившимся погубить верных слуг
Царских, этот указ объявили уже после казни, и когда Император о том узнал,
то немедленно отдал под суд генералов Репнина и Кожина, посланных из
Петербурга для наблюдения над производством на Дону следствия по делу

       Казнь Евграфа Грузинова, несомненно, дело масонских рук. Им нужно
было обязательно удалить преданного Императору Павлу человека, который
находился при нем не только днем, но и ночью. А ведь убить Павла было
решено заговорщиками именно ночью. Методы действия - чисто Паленовские:
сначала возбуждается подозрение в верности Грузинова и его несчастных
товарищей в государственной измене и, с помощью своих людей, спешно казнят
всех, несмотря на помилование Императора Павла.
       Клеветали на Императора Павла I при жизни, клевещут и до сих пор,
сто пятьдесят лет спустя после его убийства. Крупный "вклад" в
клеветнические измышления о Павле I сделал Д. Мережковский. Ключевскому
приписывают следующую весьма меткую характеристику Д. Мережковского, как
"исторического романиста":
       "О Димитрие же Мережковском ведайте, что правда ему не дорога, жива
бы была лишь тенденция".
       "Мастерски оперируя светом и тенью, замалчивая направленные ко благу
народа мероприятия Павла Первого, его глубокую, искреннюю религиозность и
благородную рыцарственность, он ярко освещает дефекты его вполне понятной в
той обстановке нервозности. В результате - трагический паяц, при взгляде на
которого волосы встают дыбом".   (27)
       Одним из ярких примеров недобросовестного стремления оклеветать во
что бы то ни стало Павла I, является книга проф. Зызыкина "Тайны Императора
Александра I". Е. Шильдкнехт, в опубликованной в журнале "Владимирский
вестник" (№ 29) статье, совершенно резонно указывает, что:
       "Вся первая часть книги, говорящая о последних днях царствования
Императора Павла I, чрезвычайно тенденциозна и с исторической точки зрения
не выдерживает никакой критики. Чтобы как-нибудь объяснить, если не
оправдать преступное согласие Цесаревича Александра на устранение своего
отца, проф. Зызыкину приходится прибегнуть к легенде о безумии Павла I. На
чем же он базируется? На дворцовых сплетнях, на письмах каких-то
иностранных резидентов, на книге Мориса Палеолога, все сочинения которого
отдают по глубине мысли плохонькими бульварными романами. Это не серьезно,
но есть хуже: поводы для заговора на жизнь Императора Павла I он находит в
"свидетельских" показаниях его убийц. Автор игнорирует, а может быть и не
знаком с книгой Леона де ля Бриера "Оклеветанный русский", написанной
честным и беспристрастным иностранцем - бельгийским монахом, жившим в
России при Павле I. Ссылаясь на иностранцев он мог бы упомянуть и о записке
шведского посланника Стединга.
       Совершенно фантастична выдумка о желании Павла, вопреки им же
созданному закону о престолонаследии, сделать наследником престола принца
Вюртембергского, который на стр. 15-ой назван принцем, а на стр. 20-ой
герцогом.
       Все эти фантазии исходят из предпосылки будто Павел был сумасшедшим.
Где доказательства? А вот они: Палеолог пишет: "Глас Европы и всего ее
народа (!!) слились в одном мнении, что не может долее царствовать
сумасшедший". О мнении Наполеона (тоже ведь глас Европы), сказавшего по
поводу убийства Павла: "какая непоправимая потеря", - Зызыкин умалчивает.
Все его свидетельства носят характер сплетни. Один "слышал" от окружающих
царя лиц, что царь сошел сума, другой "передает со слов... " и т. д. Но
есть еще одно свидетельство очевидца: "он видел, как после концерта Павел
остановился перед Императрицей, уставился на нее скрестив руки с
язвительной усмешкой". Почему это доказывает ненормальность? Павел
несомненно был несдержан и его жест показывает только, что он был чем-то
возмущен и нашел нужным это показать. И еще "у Императора Павла была
кухарка, готовившая в особой кухне, так как он боялся отравления". А так
как один раз он был отравлен и только чудом спасся, чего как будто бы
Зызыкин не знает, то эта предосторожность доказывает не сумасшествие, а
благоразумие".
       "...Явная клевета по старинному масонскому правилу: "клевещите,
клевещите, что-нибудь да останется". Но и этого мало: Зызыкин ничтоже
сумняшеся "ссылается на свидетельства" сутенера и убийцы Зубова и наконец
на главного, хотя и закулисного организатора преступления, английского
посла Уинтворта. Само собою разумеется, не упущен и анекдот о ссылке с
плацдарма в Сибирь какого-то полка".

      XIII. МАСОНЫ ОРГАНИЗУЮТ ЗАГОВОР ПРОТИВ ОКЛЕВЕТАННОГО ИМИ ПАВЛА I

                                     I

       В 1800 году князь Чарторыйский писал, что высшие классы были более
или менее убеждены, что Павел становится ненормальным. Первая половина
задачи была выполнена. Версия о сумасшествии Павла получила широкое
распространение. Теперь можно было приступить к выполнению второй части
задачи - свержению Павла.
       Кто организовал заговор и убийство Павла? На этот вопрос можно
ответить определенно - масоны и аристократия. Если не каждый дворянин был
масоном, то 90-95 процентов масонов были дворянами, то есть почти каждый
масон был аристократом или дворянином. Русским масонам и иностранным
масонам, в первую очередь, английским, принадлежит руководящая роль в
убийстве Павла, жестоко обманувшего надежды масонов, что он будет
царем-масоном.
       Раньше всего план свержения Павла возник не у кого-либо другого, а у
племянника его воспитателя Н. И. Панина - у Никиты Петровича Панина. Панин
проектировал ввести регентство над "сумасшедшим" Павлом, причем регентом
над "помешавшимся" отцом должен был быть воспитанный швейцарским масоном
Лагарпом в республиканском духе, Александр. То есть дворянство и масоны не
желали считаться с введенным Павлом I законом о престолонаследии и
возвращались к утвердившейся после Петра практике возведения на Престол
Государей устраивающих дворянство.
       План регентства обсуждался Паниным в глубокой тайне и имел все черты
заговора. Проф. Зызыкин в своей книге "Тайны Императора Александра I",
оправдывает организацию заговора Никитой Паниным.
       "Действовать открыто и благородно было невозможно и никто из друзей
Панина не осудил его за этот план"(?!).
       Заговор Панина не удался, так как в 1800 году Н. П. Панин был удален
Павлом из столицы. Но Панин только сделал вид, что отстранился от участия в
заговоре, но на самом деле принимал в нем участие и пользовался большим
влиянием среди заговорщиков. Это доказывает его присутствие во дворце в
ночь убийства Павла.
       В дневнике Пушкина за 1834 год имеется следующая запись о том, как к
Трощинскому, находившемуся в опале, в 2 часа ночи приехал фельдъегерь.
Трощинский думал, что его вызывает Павел.
       "Трощинский не может понять, что с ним делается, пишет Пушкин.
Наконец видит он, что ведут его на половину Великого Князя Александра. Тут
только догадался он о перемене, происшедшей в государстве. У дверей
кабинета встретил его Панин, обнял и поздравил с новым Императором".
       Каким образом Н. П. Панин мог оказаться в Зимнем Дворце через два
часа после убийства, если он не был активным участником заговора?
       О том, что Панин играл видную роль в заговоре и убийстве Павла
свидетельствует и отношение к нему Александра I и Николая I. Александр I
вскоре удалил Панина и запретил жить ему в Петербурге так же как и Палену.
Николай I оставил это распоряжение в силе.

                                     II

        После удаления Павлом Никиты Панина из Петербурга во главе заговора
становится прибалтийский немец Пален, втершийся в доверие к Павлу. Пален
стремится уже не к установлению регентства и даже не к свержению Павла, а
ставит целью заговора убийство Павла I.
       Пален, по характеристике Ростопчина, был настоящий демон интриги и
истинный сын Маккиавелли. И, действительно, читая циничные признания Палена
о том, как он обманывал Павла, Императрицу, сыновей Павла, видишь, что этот
человек совершенно лишен совести. Не лучше были в нравственном отношении и
другие участники заговора. Каждый из них по справедливой оценке Ростопчина
"заслуживал быть колесованным без суда".
       1 октября 1797 года Пален так распинался в своей преданности Павлу
I: "...уведомился он о всемилостивейшем помещении его на высочайшей службе,
просил удостоить принять подобострастное приношение живейшей благодарности
и купно всепреданнейшего уверения, что он жизнь свою по гроб посвящает с
радостью высочайшей службе и для того перед лицом его, Государя, повергает
себя к освященным стопам Его Величества".
       А после убийства Павла, получивший от Павла I графское достоинство.
Пален цинично заявлял, что "за что другое, а за это сумею дать отчет Богу".

       Как все благородные люди, Павел был доверчив. На использовании этой
черты характера Павла и построил свой план действия Пален. Он бесстыдно
пользовался доверчивостью Павла, изображая действительно преданных ему лиц,
как Аракчеева и Ростопчина и других преданных Павлу людей - как его тайных
врагов, а тайных врагов Павла, участников заговора, изображала как самых
преданных ему лиц.
       Пален достиг высоких постов и заслужил доверие Павла в результате
сложной интриги, проведенной заговорщиками против Аракчеева. Заговорщикам
удалось оклеветать Аракчеева и добиться удаления его из Петербурга. На
место Аракчеева заговорщиками единодушно был рекомендован Пален. Пален стал
начальником полиции и тайной канцелярии. Пален рекомендовал Павлу уволить
"ненадежных" лиц и заменить их участниками заговора.
       "...Масоны постепенно осуществляют план полного окружения
Императора. Гр. Пален, оставаясь петербургским военным
генерал-губернатором, сосредоточил в своих руках все нити государственного
управления. Генерал-прокурором был назначен масон П. В. Лопухин. Были
приближены ко двору масоны Голенищев-Кутузов, обер-гофмаршал Нарышкин и
обер-камергер гр. Строганов.
       Масон Кочубей, друг детства наследника Александра Павловича, в 1798
г. был назначен вице-канцлером и возведен в графское достоинство. В 1801 г,
по удалении гр. Ростопчина по-прежнему вице-канцлером стал кн. А. В.
Куракин. Генерал-прокурор Обольянинов, член масонской шайки, в 1800 г. был
назначен заведующим Тайной Экспедицией. Это назначение было громадным
завоеванием масонов. Рожерсон в письме к гр. Воронцову писал: "...теперь,
слава Богу, у нас есть свой".   (28)
       Павлу Пален давал понять, что он не может надеяться на верность
своей жены и своих сыновей. Сыновьям же Павла и Императрице Пален сообщал,
что Император считает их участниками заговора против него и что он
намеревается заключить Императрицу в монастырь, а сыновей в крепость.
       Великого Князя Александра Пален долго и искусно провоцировал,
прежде, чем он получил от него согласие на свержение отца. Тут необходимо
опять отметить, что первый, кто начал настраивать Александра против отца,
был Гр. Н. П. Панин.
       "Паниным, - как пишет друг Александра Чарторыйский, - были пущены в
ход все доводы, чтобы подействовать на душу молодого князя, чтобы вынудить
у него решение принять участие в деле, столь сильно идущим вразрез с его
чувствами". Вполне возможно, что сам Пален настоял, чтобы Павел выслал
Панина, дав ему понять о том, какие разговоры тот ведет с князем, так как
Пален стоял не за регентство, а за убийство Павла. Палену нелегко удалось
уговорить Александра дать свое согласие на участие в заговоре".
       "Я, - говорил Пален, - старался разбудить самолюбие Александра и
запугать альтернативой - возможностью получения трона, с одной стороны, и
грозящей тюрьмой или даже смертью, с другой. Таким образом мне удалось
подорвать у сына благочестивое чувство к отцу и убедить его принять участие
в обсуждении вместе со мной и Паниным способов, как ввести эту перемену,
необходимость которой он и сам не мог не признавать".
       "Сперва Александр был видимо возмущен моим замыслом. Он сказал мне,
что вполне сознает опасности, которым подвергается Империя. а также
опасности, угрожающие ему лично, но что он готов все выстрадать и решился
ничего не предпринимать против отца".
       "Я не унывал, однако, и так часто повторял мои настояния, так
старался дать ему почувствовать настоятельную необходимость переворота,
возраставшую с каждым новым безумством, так льстил ему или пугал его насчет
его собственной будущности, предоставляя ему на выбор или престол или же
темницу и даже смерть, что мне, наконец, удалось пошатнуть его сыновнюю
привязанность и даже убедить его установить вместе с Паниным и со мною
средство для достижения развязки, настоятельности которой он сам не мог не
сознавать. Но я обязан в интересах правды сказать, что великий князь
Александр не соглашался ни на что, не потребовав от меня клятвенного
обещания, что не станут покушаться на жизнь его отца. Я дал ему слово".
       Провоцируя Павла на невыгодные для него действия, восстанавливая его
против семьи, а членов Императорской семьи против Императора, Пален
продолжал стягивать заговорщиков в Петербург, используя отходчивое сердце
Павла.
       Видные заговорщики Зубовы и Беннингсен были по приказу Павла удалены
из Петербурга. А Палену было необходимо, чтобы они могли жить в Петербурге.

       "Тогда, - цинично повествует Пален, - я придумал следующее. Я решил
возбудить сострадание Павла к печальной судьбе офицеров, исключенных со
службы... Я бросился к его ногам. Он был не прочь от романтизма и через два
часа двадцать курьеров были разосланы во все стороны, чтобы вернуть всех,
кто был уволен или исключен со службы. Так были возвращены среди сотен
других, Беннингсен и Зубовы".
       Разве этот случай не свидетельствует о рыцарском характере Павла,
его незлопамятности и добросердечии?
       "Тогда, - рассказывал впоследствии Пален, - я обеспечил себе два
важных пункта: 1) заполучить Беннингсена и Зубовых, необходимых мне и 2)
еще более усилить общее ожесточение против Императора".   (29)
       А ведь именно "острый угол зубовской табакерки, - как цинично пишет
еврей М. Цейтлин в своей книге "Декабристы", - казалось, был гранью новой,
счастливой эпохи".

               XIV. ВИЛЬЯМ ПИТТ НЕ ЖАЛЕЕТ АНГЛИЙСКОГО ЗОЛОТА

        "В Европе с растущим беспокойством следили за укреплением дружбы
между французским властелином и русским императором. В случае укрепления
союза между этими двумя державами, они вдвоем будут повелевать на всем
континенте Европы - это было мнение не только Наполеона и Павла, но и всех
европейских дипломатов того времени. Совершенно определенное беспокойство
царило и, в Англии. Правда, французский флот был гораздо слабее
английского, а русский флот был и вовсе ничтожен, но замыслы Бонапарта
относительно Индии и внезапная посылка каких-то русских войск по
направлению к Индии тревожили и раздражали Вильяма Питта, первого министра
Великобритании. С большим беспокойством ждали во всех европейских
дипломатических канцеляриях и королевских дворцах наступления весны 1801
г., когда оба будущих могущественных союзника могли бы предпринять нечто
решительное, Но первый весенний день, 11 марта, принес совсем другое".
(30)
       Начавшееся сближение с Бонапартом и Павлом I, возможность
превращения французской республики в монархию - никак не устраивало ни
масонов, н