онтроля.
Верховная власть сохраняла характер направляющий и контролирующий. При
Александре I бюрократия была организована со всеми усовершенствованиями.
       ...Способность бюрократического механизма к действию была доведена
до конца строжайшей системой централизации. Но где при этих учреждениях
оказывалась нация и верховная власть?
       Нация была подчинена правящему механизму. Верховная власть, по
наружности, была поставлена в сосредоточии всех управительных властей. В
действительности она была окружена высшими управительными властями и
отрезана ими не только от нации, но и от остального управительного
механизма. С превращением Сената в высший судебный орган, верховная власть
теряла в нем орган контроля".
       Цель "гениального" реформатора масона Сперанского заключалась в том,
чтобы построить такую систему государственных учреждений, при которой
бюрократия сможет освободиться от контроля верховной власти в лице Царя и с
течением времени незаметно подчинит царскую власть власти бюрократии.
       Создался опасный для независимости царской власти характер
министерств, находящихся почти вне контроля со стороны верховной власти.
Это понимали уже современники Сперанского. В 1803 году до начала
деятельности Сперанского, гр. Воронцов писал Кочубею:
       "Вам очень хочется уверить Государя, что невозможен министерский
деспотизм, опасения которого Вы называете химерой, потому что де министры
суть лица, избранные верховной волей. Но ведь все великие визири в Турции и
все министры в Персии и Марокко суть равным образом, лица избранные. Хорошо
обеспечение министерского деспотизма".

                                    III

       Опасения Воронцова полностью оправдались.
       "Отстранение верховной власти от надзора за управительными властями,
- верно констатирует Л. Тихомиров, - особенно быстро проявилось при
Александре в отношении суда. Повторилась история Петра Великого. Жалобы на
решение Сената (как высшего судебного учреждения) были воспрещены. Государь
их допустил только виде монаршего милосердия, то есть в сущности на правах
помилования, а не правосудия. К счастью, как это бывало уже в нашей
истории. Государь из получаемых жалоб скоро имел случай убедиться в
существовании неправильных решений даже и при "усовершенствованных"
учреждениях. В виду этого, в 1810 году была учреждена Комиссия Прошений на
Высочайшее Имя приносимых, которая принимала жалобы и на решения Сената.
Это было третье воскресение челобитной избы, и замечательно, что оно
совершилось силою вещей, в полную противоположность теории, нахлынувшей к
нам из Европы". То есть жизнь опять доказывала правильность принципа
организации многих государственных учреждений, созданных в результате
многовекового опыта в Московской Руси.
       "...Поправкой этому новому порядку, - замечает Л. Тихомиров, - могло
бы явиться только возвращение к Московскому типу, при котором самодержавие
имело со стороны самой нации помощь в контроле над учреждениями. Смешение
русской монархии с абсолютизмом - не допускало этого. Было и другое
средство: конституционное ограничение царской, власти. Но до этого не
допускало монархическое сознание народа и самих царей.
       Не имея, таким образом, никаких сдержек, развитие бюрократической
централизации с тех пор пошло неуклонно вперед, все более и более
распространяя действие центральных учреждений в самые глубины национальной
жизни. Шаг за шагом "чиновник" овладевал страной, в столицах, в губерниях,
в уездах".
       Таковы были реальные результаты тех реформ, которые удалось
проделать масону Сперанскому, и за которые он наравне с Петром I получил от
русских историков звание гениального государственного деятеля.
       Превознося на разные лады "гениальность" и "прогрессивность"
политических реформ, задуманных М. М. Сперанским, большинство историков
обычно приписывают отстранение Сперанского и ссылку его в Сибирь,
непостоянству характера и политических взглядов Александра I. Это
сознательно ложная трактовка. Дело с ссылкой Сперанского обстоит вовсе не
так просто. Тут дело вовсе не в всегда преувеличиваемом двоедушии
Александра I. Сперанский ведь был более двоедушен, чем Александр I.
       Ярким свидетельством двоедушия Сперанского является поведение
Сперанского после возвращения его из ссылки. Он изображает из себя
верноподданного служаку и в то же время не протестует против выдвижения его
кандидатуры на пост президента русской республики, в случае удачи восстания
декабристов. Чем можно назвать подобную позицию, как из двоедушием и не
изменой присяге.
       Александр I вовсе не принес Сперанского в жертву консервативным
кругам дворянства. В книге "Тайны Императора Александра I" проф. М. Зызыкин
заявляет:
       "Александр решил выдать Сперанского его врагам, с грустью, с болью в
сердце, со слезами на глазах, но выдал, зная, однако, что он не виновен и
не предатель". Это типичный образец шаблонной трактовки причин падения
Сперанского, обязательно входящий в исторический реквизит отсекай
интеллигенции.
       Прославленный русской интеллигенцией как гениальный русский деятель,
М. М. Сперанский не был ни православным, ни монархистом. Это был опасный
тайный враг русской монархической власти, вот поэтому то его так и
стараются возвеличить историки из лагеря русской интеллигенции. Имеется
целый ряд свидетельств современников, что Сперанский был членом самого
революционного из масонских орденов - ордена Иллюминатов. Полковник Полев в
докладной записке, поданной Императору Александру I утверждает, что
Фесслер, посвятивший Сперанского в масоны, Злобин, Розенкампф, Сперанский и
ряд других лиц являются иллюминатами. То же утверждает бывший масон
Магницкий. Магницкий сообщал Императору Александру I, что он, Магницкий,
присутствовал на собрании масонов в саду Комиссии Законов, на котором член
ордена иллюминатов немец Фесслер учредил ложу "Полярной звезды" и что на
этом собрании присутствовал и Сперанский.
       Граф Ростопчин, в представленной в 1811 году Великой Княгине
Екатерине Павловне "Записке о мартинистах", утверждает, что "они
(мартинисты) все более или менее преданы Сперанскому, который не
придерживаясь в душе никакой секты, а может быть и никакой религии,
пользуется их услугами для направления дел и держит их в зависимости от
себя".
       Александр отстранил Сперанского не только потому, что он острил на
его счет, называя его нашим воданом (Белым быком) и давая другие нелестные
отзывы о нем. Сперанский со своими друзьями масонами вел какие-то тайные
интриги против Александра I, желая подорвать его авторитет и отстранить от
активного участия в руководстве государством. Сперанский хотел превратить
Александра I в Конституционного монарха без объявления конституции.
       Саглен передает, например, следующий разговор с Александром I,
произошедший 11 марта 1812 года.
       Сперанский, как сообщил Александр I "имел дерзость, описав все
воинственные таланты Наполеона, советовал собрать ему Государственную думу,
предоставить ей вести войну, а себя отстранить".
       "Что же я такое? Нуль, - продолжал Государь. - Из этого я вижу, что
он подкапывается под самодержавие, которое я обязан вполне предать
наследникам моим".
       А то, что Сперанский действительно всеми доступными ему способами
подкапывался под самодержавие подтверждает тот общеизвестный факт, что не
кого-нибудь другого, а именно Сперанского декабристы намечали быть главой
временного правительства. Через пять дней после разговора с Сагленом
Александр I разговаривал о действиях Сперанского против него с проф.
Парротом. В письме, написанном позже Императору Николаю I Паррот так
описывает свой разговор с Александром I:
       "Император описал мне неблагодарность Сперанского с гневом, которого
я у него никогда не видел, и с чувством, которое у него вызывало слезы.
Изложив представленные ему доказательства измены, он сказал мне: "Я решился
завтра же расстрелять его и желая знать ваше мнение по поводу этого,
пригласил вас к себе".
       Сопоставьте эту цитату из письма Паррота к Императору Николаю I с
цитатой из книги проф. М. Зызыкина и вам станет ясно, как цинично русская
интеллигенция искажает в своих исторических сочинениях подлинные
исторические факты.
       Проф. Зызыкин патетически описывает, что двоедушный Александр "не
сумел создать себе опору даже в Сперанском, от которого дворянство сумело
его оттолкнуть своим клеветничеством", и что "Александр решил выдать
Сперанского его врагам, с грустью, с болью в сердце, со слезами на глазах,
но выдал, зная, однако, что он не виноват и не предатель".
       А лица, с которыми Александр I разговаривал об интригах Сперанского
свидетельствуют о том, что Александр I обвинял Сперанского в подкопе под
власть не на основании донесений посторонних лиц, а на основании заявлений
Сперанского, сделанных им лично самому Александру. Проф. Зызыкин
утверждает, что Александр Первый решил выдать бедного масонского агнца его
врагам, "с грустью, с болью в сердце, со слезами на глазах", а профессор
Паррот сообщает, что Александр I описал ему действия Сперанского "с гневом,
которого я у него никогда не видел". Слезы же, о которых упоминает Паррот
были следствием не грусти от сознания того, что Александру I приходится
играть роль Понтия Пилата, а следствием возмущения предательскими
действиями Сперанского. Проф. Зызыкин повторяет масонскую выдумку, что
Александр I расставался со Сперанским "с болью в сердце" от сознания того,
что он предает Сперанского, а проф. Паррот, беседовавший с Александром I
сообщает, что Император спрашивал его мнение о Сперанском, которого "он
решился завтра расстрелять" за измену. Так либеральные профессора сотни лет
искажают и фальсифицируют точные показания современников, переделывая факты
русской истории в угодном им духе.
       Проф. Зызыкин вслед за другими профессорами обвиняет Александра I в
том, что он не смог найти опору даже в лице такого гениального
государственного деятеля, как М. Сперанский. Но какой опорой мог быть царю
масон Сперанский, мечтавший весь русский государственный строй переделать в
духе идей французской революции и которого декабристы, старавшиеся
реализовать политические идеалы масонства, прочили в главу революционного
правительства.
       "Интересна судьба Сперанского и Новикова: несомненно, оба были
иллюминатам и готовили насильственный государственный переворот в России,
но все следы преступления скрыты, никто не разоблачил их измены и
преступлений и они вошли в историю, окруженные светлым ореолом: Новиков,
как величайший гуманист и просветитель русского народа, Сперанский, как
великий государственный реформатор".  (15)
       Карамзин верно указывал Александру I, что государственные
преобразования совершаемые Сперанским есть ничто иное, как произвольное
подражание революционной Франции, которая является очагом революционной
заразы и безбожия.
       "Одна из главнейших причин неудовольствия россиян на нынешнее
правление, - указывал Карамзин, - есть излишняя любовь его к
преобразованиям, потрясающим Империю, благотворность коих остается
сомнительной".
       Но Александр I, находившийся в это время всецело под влиянием
европейских идей привитых ему Лагарпом, продолжал дальнейшее строительство
"русской Европии".

             X. ПОЯВЛЕНИЕ НА СВЕТ ФАЛЬШИВОГО ЗАВЕЩАНИЯ ПЕТРА I

        Намеченная Павлом I политика сближения с Францией, в которой
Наполеон начал подавление революции, вполне отвечала национальным интересам
России. Павел I не хотел таскать каштаны из огня для Англии, главного
политического конкурента Франции и России.
       В первые годы царствования Александр I шел по пути сближения с
Наполеоном, но основа сближения тут была иная, чем та, которой руководился
Павел I, правильно угадывавший стремление консула Бонапарта превратиться в
французского Императора. Бонапарт вполне устраивал Александра I и в роли
консула французской республики, это вполне импонировало республиканским
настроениям Александра,
       На войну с Наполеоном Александра I толкнули круги дворянства,
заинтересованные в торговле с Англией. Были, конечно, и другие поводы к
войне, но эта причина была решающей. Материальным интересам дворянства
наносился сильный удар блокадой Англии установленной Наполеоном.
       Александр всегда помнил об участии Англии, истратившей миллион
рублей на организацию заговора против его отца.
       Во время встречи с Наполеоном в Тильзите, Александр сказал
Наполеону:
       "Я ненавижу Англию не меньше Вас и готов Вас поддержать во всем, что
Вы предпримете против нее".
       "Если так, - ответил Наполеон, - то все может быть улажено и мир
упрочен".
       Но, вернувшись в Россию, Александр I встретил ожесточенное
сопротивление во стороны широких кругов дворянства. Произошло объединение
масонов английской ориентации и англофильствующей аристократии с
консервативными кругами дворянства, которые были настроены против
Наполеона, потому что в их глазах он продолжал быть французским якобинцам и
потому, что прекращение торговли с Англией больно било их по карману.
       Русским вольтерьянцам и якобинцам при создавшемся положении пришлось
уйти до поры до времени в тень, до более благоприятного времени. Вершителем
"общественного мнения" стала "английская партия".
       Русское масонство распадалось на масонские ордена английского,
немецкого, шведского и французского обряда. На такие же точно группировки
распадалась и русская аристократия по своей политической ориентации. В
России существовали "партии" английская, французская и австро-немецкая.
Больше всего русские аристократы - масоны и не масоны - тянулись к Англии,
давшей большие средства на организацию заговора против Павла I. Английская
партия или вернее, английская ориентация русской аристократии была наиболее
сильной. Затем, по степени значительности шли австрийская партия, немецкая
и затем французская.
       Все эти партии, пользуясь своими связями старались влиять на
политику Александра I.
       Назначенному в Петербург новому французскому послу Сельвари Наполеон
сказал:
       "Я дам Вам письмо к Императору Александру, которое заменит Вам
верительную грамоту. Вы исполните там мои поручения: помните только одно -
я не хочу войны с Россией и пусть это послужит основанием ваших действий.
Если возможно сохранить этот союз мой с этой страной и создать что либо
прочное, ничем не пренебрегайте для достижения этой цели. Я доверился
русскому Императору и между обоими народами нет ничего, что могло бы
помешать полному их сближению: поработайте же для этого".
       После заключения Тильзитского мира с Наполеоном, возникла реальная
опасность свержения Александра.
       Оценивая политическое настроение высших слоев русского общества
после Тильзитского мира, шведский посланник Стединг пишет:
       "...Неудовольствие против Императора увеличивается... и Императору
со всех сторон угрожает опасность. Друзья Государя в отчаянии. Государь
упрямится, но не знает настоящего положения дела. В обществе говорят
открыто о перемене правления и необходимости возвести на трон Великую
Княжну Екатерину".
       Когда посланник Наполеона Сельвари сообщил Александру о возможности
свержения его с престола, он со спокойствием, никогда не оставлявшим его в
самые тяжелые мгновения, с улыбкой ответил:
       "Если эти Господа имеют намерение отправить меня на тот свет, то
пусть торопятся, но только они напрасно воображают, что могут меня
принудить к уступчивости или обесславить. Я буду толкать Россию к Франции,
насколько это в состоянии сделать".
       Сельвари отмечает враждебность аристократии к царю и отчужденность
от него. Он установил существование среди аристократии "английской партии"
и ее враждебность к Александру I. Английский посол Вильсон открыто вел
пропаганду в аристократических салонах против Александра, раздавал всем
желающим брошюру "Размышления о Тильзитском мире", в которой очень резко
осуждалась внешняя политика Александра. Александр I за пропаганду против
него выслал Вильсона.
       Друг детства Александра, Чарторыйский, в поданной Александру
записке, предупреждал его:
       "Я думаю, что Ваши теперешние отношения с французским правительством
окончатся самым печальным образом для Вашего Величества".
       Можно предполагать, что Наполеон, страшась козней английского
масонства действительно не хотел воевать с Россией.
       Еще весною 1812 года Наполеон сообщил королю Вюртембергскому:
       "Война разыграется вопреки мне, вопреки Императору Александру,
вопреки интересам Франции и России... Все это уподобляется оперной сцене, и
англичане стоят за машинами".
       Но когда интриги Англии все же увенчались успехом и война с Россией
стала неизбежна. Наполеон проявил свою обычную "широту взглядов" в борьбе
со своими врагами.
       "Мы знаем, - пишет С. Н. Шубинский в очерке "Мнимое завещание Петра
Великого", - что Император Наполеон I в борьбе с своими политическими и
личными врагами, не был разборчив в средствах и считал каждое из них
хорошим, лишь бы оно достигало, или содействовало цели. Задумав в 1812 году
вступить в решительную борьбу с таким опасным противником, как Россия, он,
естественно, желал привлечь на свою сторону общественное мнение Европы,
напугать ее грозным призраком возрастающего могущества русской Империи и
представить себя оплотом цивилизации против завоевательных замыслов
северных варваров". С этой целью Наполеон приказал историку Лезюру написать
книгу о том, что существует будто бы тайное завещание Петра I в котором он
завещает русским царям завоевание всей Европы.  (16)

                 XI. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОИНА 1812 ГОДА И МАСОНЫ

                                     I

       Вполне возможно, что русские масоны, находившиеся в зависимости от
французских масонских орденов и видевшие в Наполеоне возможного
"избавителя" от "ига" монархии, постарались оказать влияние на ход войны в
благожелательном для Наполеона смысле. Но все историки обычно обходят этот
вопрос молчанием. Характерно, что автор первого "Описания Отечественной
войны 1812 года" Михайловский-Данилевский сам был масоном. А труд
Михайловского-Данилевского долгое время был ведь основным исследованием
Отечественной войны.
       Как встретило русское масонство нашествие Наполеона на Россию и
какое влияние оно старалось оказать на исход войны? Как мы знаем, русские
масоны, ориентировавшиеся на Англию всячески старались толкнуть Александра
I на войну с Наполеоном. Англия, родина европейского масонства, сначала
была заинтересована в поражении Наполеона, превратившего революционную
республику, созданную трудами французского масонства, снова в монархическую
страну. Сильная монархическая Франция во главе с Наполеоном не устраивала
английское масонство. План английского масонства заключался в следующем:
сначала столкнуть Наполеона с Россией и добиться поражения или ослабления
Наполеона. Когда Наполеон будет свергнут, обратить усилия масонства на
уничтожение монархии в России.  (17)
       Таскать горячие каштаны из огня чужими руками давно стало
традиционным методом английского масонства.
       Но не все русские масоны разделяли позицию, занятую английскими
масонами. Для части русских масонов и революционно настроенной части
русского дворянства. Наполеон оставался носителем "прогрессивных идей"
французской революции и они хотели, чтобы Наполеон освободил Россию от "ига
монархической власти".
       "Московские и петербургские масоны, - писал Ростопчин, - поставили
себе целью произвести революцию, чтобы играть в ней видную роль, подобно
негодяям, которые погубили Францию и поплатились собственной жизнью за
возбуждение им смуты".
       "Я не знаю, - пишет Ростопчин, - какие сношения они могут иметь с
другими странами, но я уверен, что Наполеон, который все направляет к
достижению своих целей, покровительствует им и как-нибудь найдет сильную
опору в этом обществ