Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
Большинство монахов и монахинь были настолько преклонного
возраста, что не могли исполнять необходимых работ, ни производить
богослужений.
Раньше большинство доходов с архиерейских домов шло на поддержку
духовных семинарий и приходских школ. Бирон присвоил эти доходы себе и
завел на них конские заводы.
В конце правления Бирона во всех духовных училищах России было всего
только 2589 учащихся.
IX. ПРОДОЛЖЕНИЕ РОКОВОЙ ПОЛИТИКИ НИКОНА И ПЕТРА I ПО ОТНОШЕНИЮ К
СТАРООБРЯДЦАМ
Уже царевна Софья и Петр I стали расценивать раскол, как
государственное преступление. Такой же взгляд на раскол продолжал
существовать и при его преемниках.
К великому несчастью русского народа, борьба с расколом путем
насилий со стороны государства и церкви продолжалась и после смерти Петра.
Преемники Петра продолжали роковую политику и Никона и Петра - этих двух
чрезвычайно близких по духовному складу деятелей.
Раскольники правильно тревожились за судьбы Руси: Если Московская
Русь - этот третий Рим - последний оплот православия, если вся православная
и национальная старина оказывается "ересью", как утверждали Никон и его
сторонники - то на что же тогда может опереться русский народ в будущем.
Продолжение борьбы с расколом путем насилия при Петре и после Петра,
принесло очень серьезные исторические последствия, так как отталкивало
значительные и лучшие слои народа от государства, содействуя созданию сект,
начавших отрицать государственную власть - признавших государство "делом
рук Антихриста". Это искажало и ослабляло сильно развитый у русского народа
государственный инстинкт. Идея создания истинного православного царства
была основной религиозно-политической идеей русского народа. Свое выражение
она получила в идее создания "Третьего Рима" - идее стремления к Святой
Руси. Измена древним религиозным традициям воспринималась раскольниками,
как измена, совершаемая государственной властью и церковными верхами идее
создания "Святой Руси ".
X. "ПЕРЕСТАНЬ БЫТЬ РУССКИМ, И ТЫ ОКАЖЕШЬ ВЕЛИКУЮ
УСЛУГУ ОТЕЧЕСТВУ"
Совершенная Петром революция не смогла ни уничтожить духовное
своеобразие Руси, ни превратить ее в европейскую страну.
В результате совершенной Петром I революции, Московское православное
царство, по выражению автора одной из повестей начала 18 столетия,
превратилось в "русскую Европию", в странную и нелепую пародию Европы.
Интересные признания об этой "русской Европии" мы встречаем в книге
Д. Д. Благого "История русской литературы XVIII века" (Москва 1955 г.).
"В первой трети XVIII в. церковь утрачивает не только свое
политическое влияние, но и преимущественное влияние в области идеологии.
Заботы о просвещении, созидании культуры, переходит в руки светской
власти."
"...Такие меры, как уничтожение Патриаршества, создание Синода и т.
п., привели к тому, что над авторитетом церкви непререкаемо стал авторитет
государства. Именно государство, по понятиям большинства людей XVIII века,
являлось высшей не только политической, но и моральной ценностью... "
"...Самое представление о государстве приобретает теперь новый, не
церковный, а вполне светский характер: в основе государственного устройства
и законов, по воззрениям передовых мыслителей и деятелей того времени,
лежит не Божественное предначертание, а "общественный договор" - принципы
"естественного права", т. е. свойства и качества, присущие человеческой
природе".
Подчинив церковь государству, превратив крепостную зависимость в
крепостное право европейского типа, внеся чужеродное европейское начало в
русское мировоззрение, Петр внес смертельную заразу в душу народа, расколов
его на два враждебных духовных типа: русских и полуевропейцев-полурусских.
По своим увлечениям культурой Европы и по фантастичности своих
замыслов, Петр был прообразом будущей русской интеллигенции, появление
которой он вызвал. С Петра начинается реакционное западничество,
ориентирующееся на германские народы. По выражению Герцена - Петр является
первым "русским немцем", пруссаки - для него образец, особенно для армии.
Английские свободы ему кажутся неуместными. Он высказывается за немецкий и
голландский языки и против французского. Отталкиваясь от тонкого
французского вкуса, он занят "опруссением" России. Петр хотел, чтобы Россия
стала походить во всем на Европу, а русские во всем на иностранцев.
В статье "Новая фаза русской литературы" А. Герцен, вождь русских
западников, дал следующую оценку результатов совершенной Петром революции:
"Петр I хотел создать сильное государство с пассивным народом. Он презирал
русский народ, в котором любил одну численность и силу, и доводил
денационализацию гораздо дальше, чем делает это современное правительство в
Польше.
Борода считалась за преступление; кафтан - за возмущение; портным
угрожала смерть за шитье русского платья для русских, - это, конечно nes
plus ultra.
Правительство, помещик, офицер, столоначальник, управитель
(intendant), иноземец только то и делали, что повторяли - и это в течении,
по меньшей мере, шести поколений, - повеление Петра I: перестань быть
русским и ты окажешь великую услугу отечеству".
Даже такой убежденный западник, как профессор Г. Федотов, и тот
признает, что:
"Петру удалось на века расколоть Россию: на два общества, два
народа, переставших понимать друг друга. Разверзлась пропасть между
дворянством (сначала одним дворянством) и народом (всеми остальными
классами общества) - та пропасть, которую пытается заваливать своими
трупами интеллигенция XIX века. Отныне рост одной культуры, импортной,
совершается за счет другой, - национальной. Школа и книга делаются орудием
обезличения, опустошения народной души. Я здесь не касаюсь социальной
опасности раскола: над крестьянством, по безграмотности своей оставшимся
верным христианству и национальной культуре, стоит класс господ, получивших
над ними право жизни и смерти, презиравших его веру, его быт, одежду и язык
и, в свою очередь, презираемый им. Результат приблизительно получился тот
же, как если бы Россия подверглась польскому или немецкому завоеванию,
которое обратив в рабство туземное население, поставило бы над ним класс
иноземцев-феодалов, лишь постепенно, с каждым поколением поддающихся
обрусению." (23)
"Петровская реформа, как морской губкой, стерла родовые
воспоминания. Кажется, что вместе с европейской одеждой русский дворянин
впервые родился на свет. Забыты века в течение которых этот класс
складывался и воспитывался в старой Москве на деле Государевом." (24)
"Со времени европеизации высших слоев русского общества, дворянство
видело в народе дикаря, хотя бы и невинного, как дикарь Руссо; народ
смотрел на господ как на вероотступников и полунемцев. Было бы
преувеличением говорить о взаимной ненависти, но можно говорить о
презрении, рождающемся из непонимания. "Разумеется, за всеми частными
поводами для недоброжелательства зияла все та же пропасть, разверзшаяся с
Петра. Интеллигенция, как дворянское детище, осталось на той стороне,
немецкой, безбожной, едва ли не поганой".
Такие признания делает Г. Федотов, убежденный западник, интеллигент
96 пробы.
"Сейчас едва ли кто станет отрицать, - резонно заключает князь Д. Н.
Святополк-Мирский в книге "Чем объяснить наше прошлое и чего ждать от
нашего будущего", что:
"Главным недостатком общественной и государственной жизни новейшей
России всегда являлась та духовная пропасть, которая существовала у нас
между высшими и низшими классами населения. Начало этой пропасти положено
неуклюжими реформами Петра. Теперь доказано, что Петровские неосмысленные,
насильственные, оскорблявшие национальную гордость и самолюбие реформы не
дали России ничего положительного. Они, понятно, не сделали и высших
русских общественных классов западно-европейцев, так же точно как
насильственно надетое на русского французское платье, вдобавок. еще плохо
скроенное, не может сделать из него француза, но зато эти реформы вверх
дном и притом, если, может быть, не навсегда, то надолго перевернули
психику наших высших общественных классов. Не вступая в неуместные
пространные историко-философские рассуждения, скажу по этому поводу
следующее.
Чем самобытнее протекает жизнь народа, тем прочнее и обеспеченнее от
всяких пагубных потрясений его национальный и государственный организм. В
психике народов, как и отдельных личностей, есть свои ярко-определенные
особенности, которые важно знать и понимать и с которыми необходимо
считаться. Особенно резко проявляются и упорно держатся эти особенности в
жизни простонародных масс, духовная близость к которым руководящих
общественных классов есть conditio sine qua non (залог) успешности их
руководительской деятельности. Всякий народ эволюционирует и должен
эволюционировать в своих чувствах и понятиях, но чтобы быть приноровленной
к его жизненным требованиям и запросам и, следовательно, целесообразной и
плодотворной, это эволюция должна быть последовательной и постепенной и,
что еще важнее, она должна быть согласованной и одновременной как в высших,
так и в низших общественных классах данного народа (понятно, с соблюдением
той второстепенной разницы в подробностях, которая вызывается несходством
имущественного положения, умственного развития и т. под.). Там, где нет
этой последовательности, а главное согласованности, теряется точка
духовного соприкосновения между высшими и низшими общественными классами,
утрачивается взаимное ими друг друга понимание, исчезает всякая духовная
между ними общность и сродство, а следовательно, весьма естественно,
чрезвычайно затрудняется, вплоть до полной ее утраты, возможность
культурного влияния и воздействия высших классов на низшие.
Старые, или вернее, родные порядки, старые навыки и обычаи, даже
старые предрассудки в том отношении ценны, что они показывают, что присуще
именно данному народу, что именно ему свойственно, а, следовательно, именно
для него и пригодно, и потому и нужно уметь относиться к ним бережно.
Огульное подражание чужеземному по большей части ведет к усвоению данным
народом значительной доли не только для него "чужеземного", но и "чуждого",
ему несвойственного, а если так, то не только для него бесполезно, но даже
и вредно. Если это чужеземное в чем-нибудь лучше. блестящей, показней
своего родного (что не всегда значит, что для народа заимствующего оно
будет уместно), государственному деятелю особенно легко поддаться соблазну
и увлечениям, и, вот в этом отношении консерватизм, традиционность,
привязанность к старому - великая страховка и гарантия от пагубных
непоправимых в связи с новшествами ошибок, ошибок; часто потрясающих и
колеблющих самые основы, ценные и характерные особенности народного духа.
Взгляните на образованных современных англичан, немцев, даже на
разрушителей-французов! Какая тесная связь у них с своим прошлым. Русские
образованные классы, после и благодаря реформам Петра, в культурном
отношении оказались в своеобразном положении как бы "непомнящими родства" и
то после того, как дотоле не было класса, более привязанного к своим
национальным привычкам, прошлому и особенностям, чем высший класс
допетровской Руси. Все это тем более для нас, русских, печально, что ныне
беспристрастная История рисует нам совсем иную, правдивую картину нашего
очень долго неоцененного по заслугам допетровского прошлого. Как некое
ископаемое, восстанавливаемый историками социальный и государственный строй
Допетровской Руси, поражает исследователя своей целесообразностью и
относительным совершенством. Но для поколений, следовавших за Петром,
русское прошлое оказалось своего рода tabula rasa. Со времени Петра русский
образованный человек похерил и потерял свое прошлое. Оказалось, что он
может жить только заимствованиями. С тех пор русские высшие общественные
классы очутились в роли то попугая внешних выражений французской жизни, то
обезьяны наружных форм немецкой. Как это отразилось на их духовном облике,
на их житейских и бытовых привычках, на их привязанности и отношении к
русской захолустной деревне, понять не трудно.
Каждый из нас в достаточной степени исторически начитан, чтобы
рельефно представить себе образ француза или немца, сперва 17-го, а затем
18-го столетия. Тут может идти речь о разнице в оттенках. Зато попробуйте
сравнить духовный и внешний облик русского высшего общественного класса
17-го и 18-го столетия. В них нет и тени сходства. Можно думать, что эти
люди с двух разных планет. Никакого следа какой бы то ни было связи освоим
прошлым, никакой преемственности, а следовательно, и полное отсутствие
какого бы то ни было устойчивого умственного и нравственного фундамента,
каких-либо прочных умственных и нравственных устоев. Не значит ли это,
говоря иносказательным языком, что как сказано в Евангелии, "дом построен
на песке", а последствия этого, как сказано в том же Евангелии - "и подули
ветры и разлились реки и дом тот не устоял, потому что был построен на
песке".
Всякому, я думаю, ясна моя мысль, хотя она выражена несколько
схематически - резко. Благодаря непродуманным грубым насильническим, чисто
большевистским преобразованиям Петра, русский высший общественный класс,
дворянство, утратил тот необходимый духовный балласт, который для всякого
народа представляет в его жизни его национальное культурное прошлое.
Употребляя фигуральное выражение, называемое в риторике парономасией, можно
сказать, что преобразования Петра не "преобразили", а "обезобразили"
духовный "образ" русского человека".
Нелепый замысел Петра скоропалительной европеизации России и глупая
игра появившихся скороспелых "европейцев" в "конституции" на "европейский
манер" надолго лишили Россию политической и духовной самостоятельности и
отдали русский народ в рабство немцев и созданного Петром на "западный
манер" шляхетства.
XI. ПЕРЕРОЖДЕНИЕ ДВОРЯНСТВА - СЛУЖИВОГО СЛОЯ ВОИНОВ
- В РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОЕ "ШЛЯХЕТСТВО".
ПОЯВЛЕНИЕ "КРЕЩЕННОЙ СОБСТВЕННОСТИ"
"Русское миросозерцание, - указывает Лев Тихомиров, - начало
путаться тогда, когда в нее влилось. слишком много чужеземного элемента,
так много, что даже способность русского народа ассимилировать все что
стоит по пути, - уже не смогла справиться с этим наводнением. Именно этот
период нерусского влияния внес к нам западно-европейское крепостное право.
То есть заменил чисто русский принцип общего служения государству -
западно-европейским "юридическим принципом частной собственности на тех
людей, которые строили и защищали национальное государство." (25)
Начало рабству русского крестьянства на европейский манер положил
Петр, его преемники, в частности "Великая Екатерина", развили его и придали
ему классические европейские формы. "По уложению 1649 года крестьянин был
лишен права сходить с земли, но во всем остальном он был совершенно
свободным. Закон признавал за ним право на собственность, право заниматься
торговлей, заключать договоры, распоряжаться своим имуществом по
завещаниям." (26) Комментируя эту оценку Шмурло, И. Солоневич очень
метко вскрывает ложные суждения большинства русских историков о
происхождении и природе крепостного строя. "Наши историки, - пишет он, -
сознательно или бессознательно допускают очень существенную
терминологическую передержку, ибо "крепостной человек", "крепостное право"
и "дворянин" в Московской Руси были совсем не тем, чем они стали в
Петровской. Московский мужик не был ничьей личной собственностью. Он не был
рабом. Он находился примерно, в таком же положении, как в конце прошлого
века находился рядовой казак. Мужик в такой же степени был подчинен своему
помещику, как казак своему атаману. Казак не мог бросить свой полк, не мог
сойти со своей земли, атаман мог его выпороть, - как и помещик крестьянина,
- но это был порядок военно-государственной субординации, а не порядок
рабства. Начало рабству положил Петр".
Когда Герцен и другие западники вопили во всю глотку о "крещеной
собственности", они молчали о том, что она создалась на базе принципов
западно-европейского крепостного права. До Петра, вынуждаемые суровыми
историческими условиями, русские цари сокращали возможность передвижения
крестьян, но никогда не лишали крестьян личной независимости. Ими была
установлена крепостная зависимость, но это не было крепостное право. При
Петре Первом крестьянин Посошков выражал это народное мнение, заявляя в
написанном им сочинении: "Крестьянам помещики не вековые владельцы... а
прямой их владелец Всероссийский Самодержец". Западник же Петр вместе с
другими заимствованиями с запада, вроде Синода, идеи абсолютизма,
позаимствовал и чуждую древней Руси идею крепостного права. Петр Первый
установил в России крепостное право, по его западному образцу, которое
вскоре после его смерти перешло в настоящее рабство, хотя и более мягкое по
форме, чем на своей родине - западе, но все же рабство.
"Петр I, - писал А. Герцен, - совершенно отделил дворянство от
народа и, наделив его страшной властью по отношению к крестьянам, заложил в
недра народной жизни антагонизм".
При ближайших преемниках Петра I положение крестьянства, то есть
основной массы русского народа, ухудшилось. Для дворянства, или как тогда
его называли по-польски - шляхетства, по оценке С. Платонова, "служба стала
легче, землевладение свободнее, сверх того, часть дворян могла жить по
закону, вне службы и хозяйничать, тогда как ранее все дворяне поголовно и
бессрочно были привязаны к службе. Таким образам шляхетству стало лучше
жить.
Напротив, крестьянам, владельческим в особенности, жить стало
труднее. При немецком правительстве Имп. Анны на крестьянские нужды
обращали внимание только на словах, на деле же с крестьян нещадно
взыскивали тяжелые подати, так как с владельческих крестьян подати и
недоимки должен был доставить казне владелец-помещик, то правительство
давало помещикам все большую и большую власть над крестьянами. В законе не
было еще общего определения крепостного права на крестьян: но в жизни это
право уже выросло и для помещика его крестьяне были такие же "поданные",
как в старину холопы. Крестьянин без разрешения помещика не мог
предпринимать ничего; казна не вступала с ним ни в какие отношения помимо
его владельца..." (27)
Таким образом в глазах помещика, и фактически, все крепостные
крестьяне превратились в холопов, как в средневековой Руси, в отличие от
крепостных крестьян называли слой людей не имевших личной свободы.
Перерождение крепостной зависимости в крепостное право вызвало
большое сопротивление со стороны крестьянства. Чрезвычайно усилились случаи
побегов крестьян от помещиков. Убегать стали уже не отдельные крестьяне и
семьи, а целые деревни уходили "в бега". Только с 1719 года бежало по
официальным данным около 200.000 человек.
XII. ИСТОРИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ОБ УТВЕРЖДЕНИИ
МАСОНСТВА В РОССИИ
Эпоха правления Анны Иоанновны, точнее эпоха правления немца Бирона
- это время утверждения европейского масонства в России. Воспользовавшись
разгромом церкви и самобытных политических традиций страны, оно широко
пускает свои хищные щупальца.
В 1731 году русское масонство имеет уже своего Великого
Провинциального мастера - Джона Филиппса.
В это же время в России появляется брат Джона Кейта, великого
мастера английского масонства - Джемс Кейт.
Вернадский в своей книге "Русское масонство в царствование Екатерины
II" сообщает следующее о Джемсе Кейте:
"Кейт, - пишет Вернадский, - был представителем семьи, объединявшей
в своей деятельности три страны - Россию, Шотландию и Пруссию. Сам Джеме
Кейт бежал из Англии и после неудачного исхода якобинского восс