оспоминания" кн. О. Бисмарк заявляет:
       "В истории европейских государств едва ли найдется еще пример, чтобы
монарх великой державы оказал соседнему государству услугу, подобную той,
которую оказал Австрии Император Николай. Видя опасное положение в каком
она находилась в 1849 году, он пришел ей на помощь с 150.000 войском,
усмирил Венгрию, восстановил в ней королевскую власть и отозвал свое
войско, не потребовав за это от Австрии никаких уступок, никакого
вознаграждения, не затронув даже спорного Восточного или Польского вопроса.
Подобная же бескорыстная, дружеская услуга была оказана Николаем и Пруссии
во внешней политике во время Ольмюцкой конференции. Если бы даже эта услуга
была вызвана не одним дружеским расположением, но и соображениями
политического характера, все же она превосходила все то, что один монарх
сделает когда-либо для другого и может быть объяснена только властным и в
высокой степени рыцарским характером самодержавного монарха. Император
Николай смотрел в то время на Императора Франца-Иосифа как на своего
преемника в роли руководителя консервативным Тройственным союзом, который
был призван, по его мнению, бороться с революцией во всех ее проявлениях. В
Венгрии и в Ольмюце Император Николай действовал в убеждении, что он, как
представитель монархического принципа, предназначен судьбою объявить борьбу
революции, которая надвигалась с Запада. Он был идеалист, и остался верным
самому себе во все пережитые им исторические моменты".
       "Но, Европа, - как это много раз, справедливо указывал Ф.
Достоевский в "Дневнике Писателя", - ... не верит ни благородству России,
ни ее бескорыстию. Вот особенно в этом "бескорыстии" и вся неизвестность,
весь соблазн, все главное, сбивающее с толку обстоятельство, всем
противное; всем ненавистное обстоятельство, а потому ему никто и не хочет
верить, всех как-то тянет ему не верить. Не будь "бескорыстия" - дело мигом
стало бы в десять раз проще и понятнее для Европы, а с бескорыстием тьма,
неизвестность, загадка, тайна!
       ...В самом деле, в Европе кричат о "русских захватах, о русском
коварстве", но единственно лишь, чтобы напугать свою толпу, когда надо, а
сами крикуны отнюдь тому не верят, да и никогда не верили. Напротив, их
смущает теперь и страшит, в образе России, скорее нечто правдивое, нечто
слишком уж бескорыстное, честное, гнушающееся и захватом и взяткой. Они
предчувствуют, что подкупить ее невозможно и никакой политической выгодой
не завлечь ее в корыстное или насильственное дело.
       ...Одну Россию ничем не прельстишь на неправый союз, никакой ценой".

       В травле Николая I и России приняли самое активное участие вместе с
европейскими масонами духовные последыши русского масонства члены Ордена Р.
И. Двое из трех основателей Ордена Р. И. - Герцен и Бакунин оказываются
накануне революционных событий 1848 года в Европе, выпущенные, неизвестно
по каким соображениям Бенкендорфом. Герцен и Бакунин становятся русскими
маркизами де Кюстин: пишут в иностранной печати клеветнические статьи об
Имп. Николае I и о русском самодержавии и о русском историческом прошлом
вообще. Герцен приехавший в Европу раньше, тоже старается вооружить всех
знакомых политических деятелей, сознательных и бессознательных,  латных и
бесплатных агентов европейского масонства ненавистью к Имп. Николаю. На
получаемые им от крепостных крестьян деньги Герцен имеет возможность
содержать известный в Париже политический салон. В салоне Герцена можно
встретить самых выдающихся революционных бесов всех стран: Прудона, Карла
Маркса, Гарибальди, Энгельса и др.
       Бакунин мечется по всей Европе: где пахнет восстанием, там и он - в
Париже, Брюсселе, Праге, Дрездене. Его заветный план - использовать силы
европейских революционных движений против России. Он мечтает поднять против
России поляков, чехов, сербов, все славянские племена, раскольников - всех,
кого возможно. Россия, управляемая царями - главное препятствие на пути
всемирной революции, революции беспощадной и всесметающей: задача
уничтожения России - это самая главная задача европейского революционного
движения. Это Бакунин повторяет всегда, в каждой своей речи.
       Услышав о том, что войска Паскевича разбили венгерских мятежников
находившихся под командованием русского поляка Дембинского. Тургенев писал
Виардо: "Но зато русские разбили Дембинского. К черту всякое национальное
чувство. Для человека с сердцем есть только одно отечество-демократия, а
если русские победят, ей будет нанесен смертельный удар" (Письмо Тургенева
Виардо 29 мая 1849 г.). Как видим письмо Тургенева сильно попахивает
масонскими идейками, крепко усвоенными большинством членов Ордена Р. И.
       Поступив как идеалист, Николай I, конечно, не понравился
представителям европейского эгоизма, и против него единым фронтом начали
выступать и спасенные им европейские монархии и революционеры, стремившиеся
сбросить этих монархов. "Когда летом 1849 г. русские войска подавили
венгерское восстание, то Николай I предстал перед Европой в ореоле такого
мрачного, но огромного могущества, что с тех пор тревожные опасения уже не
покидали не только либеральную, но отчасти и умеренно-консервативную
буржуазию в германских государствах, во Франции и Англии. Будущее "русского
нашествия" представлялось напуганному воображению как нечто в виде нового
переселения народов, с пожарами, "гибелью старой цивилизации", с
уничтожением всех материальных ценностей под копытами казацких лошадей"
(Тарле. Крымская война Том 1).
       Художниками, рисовавшими ужасные картины "русского нашествия" во
всех странах были, конечно масоны и связанные с ними тайные революционные
общества. Обыватель, человеческая толпа всегда глупа и она верила и
трепетала. А ведь еще многие в Европе были свидетелями русско-казацкого
нашествия на Европу во время войн с Наполеоном и знали на личном опыте, что
русско-казацкое нашествие носило гораздо более культурные формы чем
предшествовавшие ему нашествия войск революционной Франции.
       "Немудрено, что и Пальмерстон в Лондоне, и Наполеон III, и
Стрэтфорд-Редклиф в Константинополе, сами вовсе не поддавшиеся этим
обывательским страхам и преувеличениям, очень хорошо учитывали, насколько
для их дипломатической игры благоприятна подобная атмосфера. В частности,
Наполеон III вполне мог ждать, что единственный его поступок, который
всегда вызовет одобрение со стороны его политических врагов слева, это
война против Николая". (Тарле. Крымская война, т. I, стр. 134).
       То есть произошло то, что не раз бывало до этого, и не раз и после.
"Россия хоть и не простачок, - писал Ф. Достоевский в "Дневнике Писателя"
за 1876 г., - но честный человек, а потому всех чаще, кажется, верила в
ненарушимость истин и законов этого равновесия (политического равновесия
Европы. Б. Б.) и много раз искренно сама исполняла их, и служила им
охранительницей. В этом смысле Россию Европа чрезвычайно нагло
эксплуатировала. Зато, из остальных равновесящих, кажется, никто не думал
об этих равновесных законах серьезно, хотя до времени и исполнял
формалистику, но лишь до времени: когда, по расчетам, выдавался успех -
всякий нарушал это равновесие, ни о чем не заботясь. Комичнее всего то, что
всегда сходило с рук и всегда тотчас же наступало опять "равновесие". Когда
же случалось и России, - не нарушать что-нибудь, а лишь чуть-чуть подумать
о своем интересе, - то тотчас же все остальные равновесия соединялись в
одно и двигались на Россию: "нарушаешь, де, равновесие".

                                     VI

       "Масонское правительство (1848 года) во Франции скоро убедилось, что
гораздо легче захватить власть, нежели удержать ее на долгое время. Как ни
давило республиканское временное правительство на выборы, французский народ
послал в Национальное Собрание депутатов, которые отражали дух христианской
и монархической Франции и никак не хотели следовать за правящей масонской
шайкой. Убедившись в этом, Темная сила сразу отвернулась от республики,
которая не хотела быть масонскою и стала подготовлять масонскую диктатуру.
По истине это была изумительная гибкость тактики. Выбор иудо-масонства
остановился на масоне-карбонарии принце Луи-Наполеоне, который и был
поддержан всей силой масонства", (Марков. "Война Темной силы"). Масоны
прибегают к выгодному для них политическому обману. Решивши временно
отказаться от установления во Франции республики, они решают превратить
президента Луи-Наполеона в Императора, хорошо зная, что он будет продолжать
служить масонским целям.
       "Людовик-Наполеон, - пишет Селянинов, - слыл за карбонария; поэтому
были шансы, что империя, во главе которой он станет, будет государством
чисто масонским, а тем более, если он получит власть от самих же масонов.
Масонство не колебалось, предпочитая, конечно, такую империю республике, в
которой оно не могло главенствовать. Многие влиятельные масоны немедленно
вошли в сношения с будущим императором, и переворот в пользу Бонапарта стал
не только возможным но и совершенным". 16 октября 1852 года масоны поднесли
Луи-Наполеону (тогда еще президенту республики) адрес, который заканчивался
словами: "истинный свет масонства озаряет вас, великий принц. Кто может
забыть дивные слова, произнесенные вами в Бордо. Нас они всегда будут
вдохновлять и под властью такого вождя мы будем гордиться быть солдатами
человечества. Франция обязана вам своим спасением. Не останавливайтесь на
столь блестящем пути. Обеспечьте счастье всех, возложив императорскую
корону на свою благородную главу. Примите наш почтительный привет и
разрешите нам довести до слуха вашего общий клик наш от чистого сердца: "Да
здравствует Император!" (Копен Альбанелли. "Тайная сила против Франции",
стр. 382).
       Через несколько недель после этого многозначительного
приказа-поздравления Луи-Наполеон совершил государственный переворот и
объявил себя Императором Франции. Тарле в томе I "Крымской войны" дает
такую оценку морального облика Наполеона III: "...он - упорный честолюбец и
властолюбец, абсолютно лишенный каких-либо моральных сдержек в основных
целях, в конечном счете всегда эгоистических, что он без малейшего труда
пойдет на любой самый бессовестный обман, на самое обильное кровопролитие,
на самую явную и наглую демагогию, если она в данный момент полезна для
него, и что он не задумается пустить в ход все средства полицейского
террора и военный персонал, - в этом ни тогда, ни позднее ни у кого не было
сомнения" (том I, стр. 130). Моральное качество окружающих Наполеона III
лиц, в большинстве случаев масонов были не лучше. "...Его помощники, -
пишет Тарле, - сторонники, клевреты, труппа смелых, энергичных, способных,
абсолютно бессовестных политических авантюристов, окружавшая его, все эти
люди только помогшие ему внезапным нападением уничтожить республику и
захватить бесконтрольно власть над Францией, составляли так сказать,
главный политический штаб и были тогда непосредственной его опорой" (т. I,
стр. 132).
       На другой день после переворота 2 декабря (1852) "Великий Восток
Франции" провозгласил своим великим мастером принца Люсьена Мюрата -
двоюродного брата Луи-Наполеона.

                                    VII

       Застрельщиком борьбы за уничтожение России была Англия, в которой в
то время находился центр мирового масонства, перешедший в наши дни в США.
Главным руководителем политического наступления на Россию был лорд
Пальмерстон, бывший в то же время одним из главных руководителей
английского масонства. Русский дипломат Поццо ди Борго, так характеризовал
деятельность Пальмерстона против России в 1832 году: "Он не останавливается
ни перед каким средством: пути кривые и извилистые, клевета, умолчание,
запирательство - все он считает пригодным. Россию он считает главным
тормозом для осуществления своих разрушительных и безрассудных проектов (Ф.
Мартене. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными
державами, том XII, стр. 201).
       Вскоре после того, как Луи-Наполеон стал императором Наполеоном III,
в Париж приехали английские банкиры. Возглавлявший делегацию банкиров лорд
- мер Лондона, вручил Наполеону III благодарственный адрес за
"восстановление порядка". Адрес был подписан 4000 английских банкиров,
промышленников и коммерсантов, многие из которых были или масонами или
евреями, или тем и другим вместе. Все симпатии английского капитала были на
стороне Франции, которая намечается масонами, как орудие борьбы против
России.
       Дипломаты различных государств немедленно начинают плести
дипломатическую паутину, цель которых поссорить Николая I с Наполеоном III.
Прусский посол убеждает Николая не именовать Наполеона III "братом",
заверяя, что ни Пруссия, ни Австрия тоже не будут именовать его так. О том
же самом писал австрийскому послу в России и австрийский министр
иностранных дел. А немного спустя прусский король и император Австрии
назвали в своих грамотах Наполеона III "дорогим братом", поставив Николая I
в неловкое положение. "К сожалению, Пруссия, а за нею Австрия не сдержали
своего обещания, - писал с негодованием Николай I Паскевичу, - действовать
заодно с Россией по отношению к Франции. Они признали Луи-Наполеона братом,
чем вновь доказали, как мало можно полагаться на их уверения. Просто
тошно!"
       Англия затевает другую провокацию. Эбердин, английский министр
иностранных дел делает вид, что Англия хотела бы выступить против Франции
вместе с Россией, и что она, де, только из страха признает Луи-Наполеона
императором, так как боится нападения французов. Но все это были только
звенья одной и той же провокации, цель которой столкнуть Россию с
европейской коалицией, боявшейся усиления России.
       "Пальмерстон и руководимый им Кларендон полагали, что Николаю с
каждым шагом будет все труднее сойти с опасного пути, на который он
вступил, и что задача английской дипломатии заключается в том, чтобы
подталкивать царя все дальше и дальше, доведя, его, наконец, до тупика,
откуда выхода ему не будет" (Тарле. Крымская война. Том I, стр. 164). "Один
за другим в этот критический миг до Николая из Англии доносились, спеша,
соперничая друг с другом в откровенности, превосходя друг друга в
дружелюбии, советы, мнения, излияния английских министров, послов,
ответственных людей. И все они как бы говорили царю: "Дерзай!".
        "Что означает эта ссора, - писал в Париж французский посол при
баварском дворе Тувнель, - хорошо знали в Париже, если хотят довести дело
до конца". (Тувнель. Николай I и Наполеон III. Париж. 1891 год. стр. 2).
Граф Фитцум фон Экштедт, бывший в разное время саксонским представителем в
Петербурге и в Лондоне, весьма умный наблюдатель, пишет в своих
воспоминаниях: "Чтобы понять происхождение Крымской войны, недостаточно
приписывать ее несвоевременному честолюбию императора Николая. Это
честолюбие старательно воспламеняли и искусственно поддерживали
Луи-Наполеон и его советники с самого начала рассчитывали на Восточный
вопрос так, как тореадор рассчитывает на красный платок, когда он хочет
разъярить животное до высочайшей степени".
       Вождь консервативной оппозиции, лорд Дерби, выступая 31 марта 1854
года в парламенте говорил: "Какие бы вины мы ни нашли за русским
императором, а я тут выступаю не в качестве защитника его политики, - я не
думаю, чтобы мы имели какое-либо право сказать, что он обманывал Англию.
Напротив, я думаю, беспристрастно, что русский император имеет гораздо
больше причин утверждать, что он введен в заблуждение поведением
британского правительства". "Даже узурпатора Бонапарта, задувшего 2 декабря
1851 года, французскую республику, - пишет Тарле, - революционеры Франции и
всей Европы меньше боялись и не так яростно ненавидели, как Николая.
Подавление венгерской революции войсками Паскевича в 1849 г. еще стояло у
всех перед глазами и взывало к отмщению. То, что самый грозный враг
освобождения народов от абсолютизма и от феодальных пережитков находится в
Петербурге, являлось в годы, предшествовавшие взрыву Крымской войны,
повсеместно признанной аксиомой" (Тарле. Крымская война). А в "Истории
СССР", изданной Учпедгизом в Москве в 1947 году находим следующее
любопытное признание: "Разгром Венгрии означал... что русский царь стал
решающей силой в европейской политике. При его содействии после подавления
Венгерской революции победила контрреволюция в Пруссии. Австрии и Франции.
Вернувшись в Германию в период революции 1848 года, Маркс и Энгельс
неустанно призывали все революционные и демократические силы Европы к
борьбе против русского царизма, ибо победа европейской революции была
невозможна без разгрома крепостнической монархии в России". (Ч. II, стр.
185).

                                    VIII

       Русским и иностранным масонам и кругам духовно связанным с
масонством, и в первую очередь Ордену Русской интеллигенции, конечно, не
могла нравиться позиция занятая Накопаем I по отношению к масонству.
Николай I и Россия были расценены масонами, как "Враг № 1". И как только
Накопай I был занесен в черные списки мирового масонства, как враг номер
первый, против него и против России в иностранной прессе началась
ожесточенная клеветническая кампания не стихающая до наших дней. В этой
клеветнической кампании приняли активное участие самые различные круги:
масоны, государственные деятели и политические круги, так или иначе,
связанные с масонством, социалисты, только что появившиеся на свет
коммунисты, анархисты, творцы "научного коммунизма" Карл Маркс и Энгельс, и
создатели духовного заместителя русского масонства Ордена Р. И. - А.
Герцен, М. Бакунин и В. Белинский.
       "Идейная борьба" началась с беззастенчивой клеветы по адресу Николая
I, России и Русского народа. Россию, и все в ней существующее, политические
враги Николая I пытаются всячески опорочить и дискредитировать в глазах
европейского общества. Для этого в Россию посылаются специальные эмиссары
вроде потомка французских якобинцев - маркиза де Кюстин. Маркиз де Кюстин
был радушно принят Николаем Первым. Ему была дана возможность увидеть в
России все, что ему хотелось и за все это он заплатил циничной,
преднамеренной клеветой по адресу России, Императора Николая, православия,
характера русского народа.
       Этот наглый французский циник, сознательно писавший о России и
русских только все плохое, писал про русских, что "они обладают ловкостью
во лжи, естественностью в фальши, успех которой возмущает настолько же мою
искренность (?), насколько меня ужасает". Об искренности же самого Кюстин
можно судить по следующему случаю. При личных встречах маркиз де Кюстин
очень грубо льстит Императору. После беседы с царем в Михайловском дворце,
Кюстин пишет, что он уехал с бала в "восторженном настроении". Передавая
содержание другой беседы де Кюстин пишет: "Эффект, который он на меня
произвел, был очень большим, я чувствовал себя покоренным: благородство
чувств Императора ... искренность его слов.. Сознаюсь, я был поражен". В
третьем случае он пишет, что "Этот крик человеколюбия, вышедший из души,
которой все способствовало, чтобы возгордить ее, внезапно растрогал меня".
А после "восторженный", "пораженный" маркиз писал, что великий князь
Константин на одном приеме, не сказав ни слова приблизился к нелюбимому им
генералу и не делая ему ни малейшего замечания, совершенно спокойно
проткнул ему ступню своей шпагой". Генерал остается "смирно" и даже стона
не вырывается из его груди: его уносят. когда великий князь выдернул свою
шпагу".
       Увидев храм Василия Блаженного пишет: "Очевидно, что страна, где
такого рода монументы называют местом молитв - не Европа; это Индия,
Персия, Китай, и люди, идущие поклоняться Богу в этой банке варенья не
христиане".
       В одной из бесед Николай I сказал маркизу де Кюстин: "В вашей стране
на наш счет имеются такие предубеждения, которые труднее победить, чем
страсти взбунтовавшейся армии".
       "Государь, - отве