надский в своей
книге "Масонство в царствование Екатерины II", - рассказывается, что Петр
принят в Шотландскую степень св. Андрея". "Его письменное обязательство
существовало в прошлом веке в той же ложе, где он принят и многие оное
читали".
       По указанию того же Вернадского "среди рукописей масона Ленского
есть обрывок серой бумаги, на котором записано такое известие: "Император
Петр I и Лефорт были в Голландии приняты в Тамплиеры".
       В.В. Назаревский в своей книге "Из истории Москвы" сообщает, - "в
находящейся в Москве Сухаревой Башне, по сохранившемуся преданию происходят
тайные заседания какого-то "Нептуновского общества". Председательствовал на
этих тайных заседаниях друг Петра Первого масон Лефорт. Петр был первым
надзирателем Нептуновского общества, а архиепископ Феофан Прокопович
оратором этого общества. Первый адмирал флота Апраксин, а также Брюс,
Фергюссон (фармазон), князь Черкасский, Голицын, Меньшиков, Шереметев и
другие высокопоставленные лица были членами этого общества, похожего на
масонское.
       История и предания скрыли от нас происхождение и цель этого тайного
общества, но среди москвичей еще долгое время спустя ходили слухи, что в
Сухаревой Башне хранилась в тайне черная книга, которая была замурована в
стену, заколочена алтынными гвоздями и которую охраняли двенадцать нечистых
духов.
       Доказать сейчас документально, что Нептуново общество было масонским
и сам Петр был масоном, конечно, трудно. Но то, что он стал в значительной
степени жертвой деятельности масонов, которые внушили ему мысль о
необходимости превращения России в Европу, это несомненно. С масонами Петр
общался в немецкой слободе, встречался со многими масонами он и во время
своих заграничных путешествий.
       Крайний космополитизм Петра - вероятно плоды внушений со стороны
масонов, встречавшихся в разно время с Петром.
       "Петр I, - пишет Иванов, - стал жертвой и орудием страшной
разрушительной силы, потому что не знал истинной сущности братства вольных
каменщиков. Он встретился с масонством, когда оно еще только начало
проявлять себя в общественном движении и не обнаружило своего подлинного
лица.
       Масонство - двуликий Янус: с одной стороны братство, любовь,
благотворительность и благо народа; с другой атеизм и космополитизм,
деспотизм и насилие".
       Вся программа, сначала масонской по своему духу, а затем
западнической "прогрессивной", либеральной и революционной интеллигенции во
всех своих чертах была сконструирована уже Петром и его идейными
вдохновителями иностранцами, протестантами и масонами. "Эта программа -
указывает Иванов, - сводилась к следующему: "забвение или открытая
ненависть к прошлому. Взгляд на православие и борьба с ним, как силой
реакционной и враждебной прогрессу.
       Борьба за отделение Церкви от государства, с церковным авторитетом,
духовенством и монашеством, гонение православной Церкви. Национальное
безразличие, рабское преклонение перед всем иностранным и инославным и
сатанинская ненависть к националистам и патриотам, как "бородачам" и
"черносотенцам".
       Поход против самодержавия, за его ограничение или свержение. Взгляд
на народ, как на средство для достижения своих целей. Любовь не к
отечеству, а к человечеству и стремление стать гражданами вселенной. С
Петра не остается никаких связей с прошлым. Правящий класс и интеллигенция
перестают быть хранителями быта. Бытовое исповедничество заменяется
западно-европейским мировоззрением. Русские образованные классы очутились
как бы в положении "не помнящих родства", а интеллигенция сделалась
"наростом" на русской нации".
       В главе "Эпоха Петра явилась колыбелью масонства и передовой
интеллигенции", Иванов указывает:
       "Властители дум" русского общества получили свои познания от
масонской премудрости. . .
       Под знаменами пятиконечной звезды прошли: Артамон Матвеев, князь В.
В. Голицын, "Птенцы гнезда Петрова", Прокопович, Посошков, Татищев,
Кантемир, кн. Щербатов, Сумароков, Новиков, Радищев, Грибоедов, декабристы,
Герцен, Бакунин, Нечаев, либералы, радикалы, социалисты, Ленин.
       ...В течение двух столетий передовая интеллигенция шла под знаменем
мятежа против божеских и человеческих установлений. Они шли от рационализма
к пантеизму и закончили атеизмом и построением Вавилонской башни.
       Коллегии, Верховный тайный совет, Конституция кн. Димитрия Голицына,
проекты кн. Никиты Панина, наконец Екатерины П, конституция гр. Строганова,
план гр. Сперанского, "Правда" Пестеля, планы декабристов, утопические
мечты Петрашевцев, анархизм Бакунина, - гимны мировому социальному
перевороту Герцена, поножовщина Нечаева и "Грабь награбленное" Ильича - все
это этапы борьбы за представительную монархию, демократию, социализм и
коммунизм, уничтожение православного русского царства, и, говоря словами В.
А. Жуковского "возвышение в достоинство совершенно свободного скотства".
       ...Россию и народ привела к гибели воспитанная масонством
либерально-радикально-социалистическая интеллигенция.
       История русской революции - есть история передовой,
либерально-радикально-социалистической интеллигенции.
       История либерально-радикально-социалистической интеллигенции есть по
существу история масонства.
       В результате, вместо единого прежде народа, одинаково верившего,
одинаково думавшего, имевшего одинаковые обычаи, возникло как бы два
отдельных народа. Верхи стали европейцами, весь народ остался русским по
своим верованиям, миросозерцанию и обычаям. В результате Петровской
революции высшие европеизированные круги русского общества стали каким-то
особым народиком внутри русского общества.
       "Это, - писал Ф. Достоевский, - теперь какой-то уж совсем чужой
народик, очень маленький, очень ничтожненький, но имеющий, однако, уже свои
привычки и свои предрассудки, которые и принимаются за своеобразность. И
вот, оказывается теперь даже и с желанием своей собственной веры". (44)
       Таков был трагический результат попытки Петра сделать Россию
Европой.
       Безудержное чужебесие высших кругов, как и предсказывал Юрий
Крижанич, не прошло для России даром. Спустя два столетия оно привело к
новому разгрому русской государственности.
       Реформы Петра, как и церковные реформы, которые проводил Никон,
были, конечно, нужны. Но проводить их надо было не так, как проводили их
Петр Великий и Никон. В том же виде, как они были проведены, реформы
приняли характер насильственных революций и несомненно принесли больше
вреда, чем пользы.

          XII. ПРОТЕСТАНТСКИЙ ХАРАКТЕР ЦЕРКОВНОЙ "РЕФОРМЫ" ПЕТРА I

       Ключевский признавался, что он в своих исторических исследованиях не
задавался вопросом о том, "какие перемены произвели реформы Петра в
понятиях и нравах и вообще в духовной жизни народа". Попытаемся заняться
этим вопросом мы, опираясь на исторические факты и выводы, сделанные как
Ключевским так и другими русскими историками.
       "Духовный регламент", исковеркавший судьбу Православной Церкви,
составил Феофан Прокопович, - беглый униат, бывший одно время учеником
иезуитов и протестантов, почитатель философов-атеистов. Многие из
современников подозревали, что Феофан вообще был безбожник.
       В произнесенной в Успенском соборе проповеди Феофан не постеснялся
заявить, что главой Православной Церкви является не Христос, а царь.
       "...Феофан, - пишет проф. Зызыкин, - пропитанный протестантским
рационализмом относился к народному пониманию религии с величайшим
презрением и пристрастие к обряду почитал грубым ханжеством и преследовал.
Он в корне подрывал все то, что считалось основой русского благочестия.
Народ видел, что преследуются самые дорогие предметы его религиозного
почитания, что обычай и верования дедов провозглашаются "бабьими баснями",
"душепагубными дуростями"; недовольство народа выражалось в разных формах,
то в подметных письмах, то в появлении разных людей, критикующих церковную
реформу Петра. Так Соловьев (XV, 137) сообщает о появлении в Москве
Нижегородского посадского Андрея Иванова, пришедшего за 400 верст сообщить
царю, что он - еретик, разрушает христианскую веру.
       Все внешние формы религии были дороги каждому человеку, как видимое
выражение православия; обряд тесно соединялся в уме с представлением о вере
и нарушение его почиталось грехом. А Петр хотел репрессиями устранить,
веками выработанный религиозный склад жизни и естественно нажил врагов.
Представление же его о путях спасения уже исходило в действительности из
иного неправославного учения, результатом чего было его отношение и к
монашеству; иные были у него и канонические понятия о правительственной
власти в Церкви, полученные из протестантского учения; отсюда его понятие о
возможности отмены патриаршества светской властью. Народ инстинктивно
чувствовал, что все это не может делать царь православный".
       "Не получая удовлетворения в православной богословской науке, тогда
плохо и мало разработанной, Феофан от католических доктрин (он изучал
богословие в Киевской Академии и католических коллегиях Львова, Кракова и
Рима. - Б. Б.), обратился к изучению протестантского богословия и,
увлекаясь им, усвоил некоторые протестантские воззрения, хотя был
православным монахом. Эта наклонность к протестантскому мировоззрению, с
одной стороны, отразилась на богословских трактатах Феофана, а с другой
стороны - помогла ему сблизиться с Петром в воззрениях на реформу. Царь,
воспитавшийся на протестантской культуре, и монах, закончивший свое
образование на протестантском богословии, прекрасно поняли друг друга".
(45)
       В ряде своих сочинений Феофан Прокопович доказывает, что государство
имеет право управлять церковью, как оно хочет. Это ли не типичный
протестантский взгляд на Церковь. Феофан Прокопович и не пытался скрывать
протестантский характер своих идей. Его душа была предана "короне
немецкой". Он считал, что цитадель протестантства - Германия, это духовная
мать всех стран. Протестантским богословам Феофан заявлял:
       "Если желаете знать обо мне, что я за человек, знайте, что я всецело
предан всем любящим истину... Так и теперь я расположен к вам. . . "
       Когда вышел составленный Ф. Прокоповичем "Духовный регламент",
протестанты расценили как свою победу над православием. В одной изданной в
те времена брошюре автор с радостью писал:
       "Вместо Папы русские имели своего Патриарха, значение которого в их
стране так же велико, как и значение Папы в Италии и в Римско-Католической
церкви".
       "...Но в правление Петра эта религия изменилась во многом, ибо он
понял, что без истинной религии никакие науки не могут приносить пользы. В
Голландии и Германии он узнал, какая вера наилучшая истинная и спасающая, и
крепко запечатлел в своем уме. Общение с протестантами еще более утвердило
его в этом образе мыслей; мы не ошибемся, если скажем, что Его Величество
представлял себе истинную религию в виде лютеранской. Ибо, хотя в России до
сих пор еще не все устроено по правилам нашей истинной религии, однако тому
уже положено начало, и мы тем менее можем сомневаться в счастливом успехе,
что мы знаем, что только грубые и упорные умы, воспитанные в своей
суеверной греческой религии, не могут быть изменены сразу и уступают только
постепенно; их, как детей, следует приводить шаг за шагом к познанию
истины". Автор с восторгом пишет о Петре I: "что касается до призывания
святых, то Его Величество указал, чтобы изображение Святого Николая нигде
не стояло в комнатах, чтобы не было обычая приходя в дом сначала кланяться
иконам, а потом хозяину. Система обучения в школах совершенно лютеранская и
юношество воспитывается в правилах нашей истинной евангельской религии.
Чудеса и мощи также уже не пользуются прежним уважением".
       Еще в больший восторг автора приводит отмена патриаршества. "Царь
отменил патриаршество и по примеру протестантских князей объявил себя
самого верховным епископом всей страны".
       "Морозов сообщает, - указывает Зызыкин, - что сначала в Синод хотели
ввести и протестантских пасторов и сделать его высшим административным
учреждением и для других христианских Церквей (первое время ему и подлежали
лютеранские Церкви). Это было окончательным уничтожением особности Церкви,
высший орган которой получал бытие от государства и становился одним из
государственных учреждений. В соответствии с этим исповедь и проповедь
поставлены на службу государству. Преступления государственные духовник
открывал полиции, а проповедь признана была стать одним из политических
средств для государства". О сильном влиянии протестантства указывает и С.
Платонов. Он пишет: "С реформой Петра протестантская культура стала широко
влиять на Русь". (46)
       А Павлов в своем "Курсе русского церковного права" говорит прямо:
"Взгляд Петра Великого на Церковь ...образовался под давлением
протестантской системы. ...Была же введена и инквизиция из которой впрочем
ничего не вышло".


      XIII. УНИЧТОЖЕНИЕ ПАТРИАРШЕСТВА И ПОДЧИНЕНИЕ ЦЕРКВИ ГОСУДАРСТВУ.

       Подписав 25 января 1721 года "Духовный регламент" Петр подчиняет
православную церковь государству. Одним ударом он уничтожил патриаршество,
обезглавил русскую церковь, "обмирщил" русское государство, носившее до той
поры религиозный облик, одним росчерком пера уничтожил все результаты
национального строительства в течении веков. "Только чрезвычайное
непонимание идеи своей власти, - указывает Л. Тихомиров, - могло двинуть
Петра на путь такого отношения к вере и поставить церковь, как неоднократно
выражались в "Вавилонское пленение". (47) "Духовный регламент" Петра
Великого есть, - как справедливо заявляет Л. Тихомиров, - величайший акт
абсолютистского произвола".
       Подчинять церковь государству и нарушать этим многовековую традицию
Петр не имел никакого права. А Петр нарушил, следуя примеру протестантства.
Петр не имел никакого права узурпировать церковную власть и стать
самовольно главой православной церкви. В результате церковной реформы
интересы религиозные были удалены на второй план, а на первое место
выдвинуты интересы политические.
       "И это естественно, - пишет проф. Зызыкин, - ибо церковная реформа
Петра была уничтожением прежних церковных основ русской жизни. После Петра
православие перестало быть определяющей стихией государственного
строительства в России; оно, продолжая существовать, определило жизнь масс
народа, процветало в монастырях, скитах, давало святых подвижников, но оно
уже не было той связывающей само государство стихией, которое отметало бы
влияние любых философских систем, постепенно друг друга сменяющих".
       Петр I отбросил высшие идеалы и понизил их "до уровня утилитаризма
во всех сферах жизни, утилитаризма и языческого патриотизма, забывшего тот
идеал святости и красоты, который потенциально живет в народе, как некий
неистребимый идеал, осуществляемый в отдельных личностях, но уже не
составлявший со времен Петра души государственного строительства. Выражаясь
на государственном языке на смену теории симфонии пришла теория
просвещенного абсолютизма с его культом государства ради государства".
       "Петру I, - справедливо замечает проф. Зызыкин в другом месте, - был
противен сам институт патриаршества, как символ других основ жизни, не тех,
которые он проводил с Феофаном Прокоповичем. Ему нужно было не оцерковление
государства, а полное его омирщение, ибо для него руководящим началом было
уже не создание Святой Руси, а принцип государственной пользы,
истолкованной самостоятельно самой светской властью в зависимости от
господствующих философских учений".
       Петр, борясь с патриаршеством, созданным Церковью, игнорируя
церковные постановления и церковную собственность, вторгаясь властно в
церковные отношения, обнаружил полное игнорирование Церкви, как особого
учреждения, имеющего свои цели, средства и свои особые полномочия. И в этом
игнорировании ее заключался самый тяжкий разрыв с московским порядком
церковно-государственных отношений, основанных на идее симфонии властей.
       "Все Петровское церковное законодательство есть разрушение основ
церковной и царской власти, связанной не только догматами веры, но и
вселенскими канонами Церкви. Таким образом пример нарушения границ должного
и допустимого для государства дан и в России впервые не в XX столетии, а в
XVII и особенно в начале XVIII-го и также не снизу, а сверху, опередив
Францию во времени". (48)
       У Петра Великого, по заключению Л. Тихомирова, - не было понимания
церкви, "а с этим невозможно было понимание и собственной власти, как
русского монарха, В своем отношении к церкви он подрывал самую существенную
основу своей власти - ее нравственно-религиозный характер.
       До Петра русское государство почти всегда, если не считать поры
Никона, опиралось на добровольное единение двух сил - государственной и
церковной власти. Петр Великий уничтожает эту национальную традицию,
которая насчитывала за собой 700 лет. Петр уничтожает важнейшую часть опоры
русского государства - свободную, независимую церковь".
       Церковная "реформа" Петра была сознательным всесторонним переходом с
русской религиозной точки зрения, на западную, протестантскую точку зрения.
В результате создания Синода церковь стала одним из государственных
учреждений. И к несчастью, православная церковь не выступила решительно
против ложного решения Петром вопроса о взаимоотношении государства и
Церкви вплоть до революции 1917 года. Неестественные, двусмысленные
отношения между государством и церковью в равной степени отравляли и
сознание носителей государственной власти и сознание православной Церкви.
Подчиняясь Синоду православная Церковь в глубине своего сознания все же не
примирялась с антиправославным решением Петра.
       То, что русские императоры в течение двух столетий после Петра вели
свое церковное управление в духе чистейшего протестантизма дало право
видному английскому богослову Пальмеру сказать следующую фразу: "Россия
теперь - империя, в которой немецкий элемент с его благородным религиозным
индифферентизмом есть голова, а греческая религия привязана к этой чужой
голове". Поэтому нельзя не согласиться с следующим выводом проф. Зызыкина:
       "Духовный регламент" лишал духовенство первенствующего положения в
государстве и делал церковь уже не указательницей идеалов, которые признано
воспринимать и осуществлять государство, а просто одним из учреждений,
департаментом полиции нравов".
       Синод не был учреждением, соответствующим канонам. Синод состоял не
из одних Епископов, как подобало бы высшему церковному органу по преданию
апостольскому, а и из архимандритов и даже лиц белого духовенства, мало
того, его члены носили названия, подобающие лицам гражданского ведомства:
президент, вице-президент, асессоры и пр. Они приносили присягу Государю,
как своему крайнему судье - все как в протестантских странах.
       ...Раньше Церковь, как самостоятельное от государственной власти
учреждение, могла и развиваться самостоятельно в самой себе, параллельно
государству и независимо от него; теперь она должна была действовать как
одно из государственных учреждений, наряду с другими государственными
учреждениями по предписаниям верховной власти "под наблюдением и
руководством из офицеров, человека доброго и смелого", как говорит Указ о
назначении обер-прокурора 11 мая 1722 года. Теперь и Церковь обращается уже
не только с увещанием, исходя из нравственного убеждения, а как
правительственное учреждение, издающее юридически обязательные акты,
неисполнение которых карается силой государственных законов. Церковь уже -
не сила нравственно-воспитательная, а учреждение, в котором физическое
принуждение возводится в систему. Сама проповедь церковная из живого слова
превращается в сухую мораль, регламентированную правительством до мелочей,
до позы проповедника, и Церковь лишается положения свободной
воспитательницы народа, свободно отзыва