сь, а тех,
кто уже жил, изгоняли из Москвы.
       Царь Алексей, по просьбе жителей Могилева и Вильно, выселил их из
этих городов.
       Массовое проникновение евреев в Россию началось только при Петре,
хотя он и писал бургомистру Амстердама Витсену, ходатайствовавшему о
допуске евреев в Россию, что он считает, что им будет невыгодно селиться в
России, так как у "русаков они не много выторгуют", все же предоставил
отдельным евреям высшие должности. Еврей Шафиров был вице-канцлером,
португальского еврея Дивьера он назначил губернатором Санкт-Петербурга и
разрешал евреям селиться в России. В учебнике еврейской истории известного
еврейского историка С. М. Дубнова (4-ое издание, Харбин, Часть III, стр.
1.4), мы читаем:
       "Только при Петре Великом и его преемниках евреи начали проникать
массами в пограничный с Польшей русские владения, особенно в Малороссию.
Пока жил Петр их не трогали".
       Екатерина I указом от 26 апреля 1727 года изгоняет евреев из Украины
и других местностей России и запрещает впредь приезжать в Россию.
       "Жидов, как мужеска, так и женска полу, которые обретаются на
Украине и в других Российских городах, всех выслать из России за рубеж
немедленно и предь их никакими образы в Россию не впускать и того
предостерегать во всех местах накрепко, а при отпуске их смотреть накрепко
ж, чтобы они из России за рубеж червонных золотых и никаких Российских
серебряных монет и ефимков отнюдь не вывозили; а буде у них червонные и
ефимки, или какая Российская монета явится, и за оны дать им медными
деньгами".
       Поведение еврея Липпмана, сделанного Бироном придворным банкиром,
открыто продававшим государственные должности и разорившим многих своими
ростовщическими операциями, отозвалось на отношении к другим евреям,
пробравшимся при Бироне снова в Россию.
       2 декабря 1740 года Императрица Елизавета снова издает указ о том,
чтобы все евреи покинули Россию.
       "Как это уже неоднократным предков наших указам по всей нашей
Империи жидам жить запрещено. Но ныне нам известно учинилось, что оные жиды
еще в нашей Империи под разными видами жительство свое продолжают, от чего
ни иного какого плода, но токмо нашим верноподданным крайнего вреда,
ожидать должно. А понеже наше матернее намерение есть от всех чаемых нашими
верноподданными и всей нашей Империи случиться могущих произойти худых
последствий крайне охранять и отвращать, того да всемилостивейше
повелеваем: из всей нашей Империи, как то великороссийских, так и то
малороссийских городов, сел и деревень всех мужеска и женска пола жидов
какого бы кто звания и достоинства ни были, со всем их имением немедленно
выслать за границу и впредь оных ни под каким видом в нашу Империю ни для
чего не впускать".
       Так же отрицательно к евреям относился и русский народ. Это
отрицательное отношение выражено им в сотнях пословиц и поговорок:

                         Где хата жида, там всей деревне беда;
                         жид да беда - родные братья;
                         назови жида братом, он в отцы полезет, и т. д.


                XV. ПОЛИТИЧЕСКИЕ "УСПЕХИ" "РУССКОЙ ЕВРОПИИ"
                            К КОНЦУ БИРОНОВЩИНЫ

       Как отозвалась совершенная Петром сверху революция на состояние
монархической власти России, культурном и нравственном положении высших
слоев общества, духовенства и простого народа, а также развитии культуры, -
мы уже показали. Что касается политической роли России в Европе и на
Востоке в этот период, то она сошла на нет. Никогда политический престиж
России в Европе и граничащих с нею восточных стран. не стоял так низко, как
в эту эпоху.
       Возьмем учебник Русской Истории академика С. Платонова.
       Внешние политические успехи России за указанный период он
характеризует так. "Из внешних дел периода временщиков следует отметить,
во-первых, что в царствование Императрицы Анны (1732) Персии были
возвращены взятые у нее при Петре Великом города на Каспийском море".
       "В результате длительной войны Россия получила значительные
пространства Черноморской степи, но не получила морских берегов и права
держать флот на Черном море. Азов условлено было срыть..."
       "Мало того, заметив слабость и непопулярность немецкого
правительства Анны Леопольдовны, французский посланник Шетарди повел
интригу в самой России и содействовал всячески падению Императора и
воцарению Елизаветы".
       Ключевский пишет: "Немцы, после десятилетнего своего господства при
Анне Иоанновне, усевшись около русского престола, точно голодные кошки
вокруг горшка с кашей и достаточно напитавшись, стали на сытом досуге
грызть друг друга..."
       "Удачной ночной феерией воцарения Елизаветы разогнан был
гвардейскими полками Курляндско-Брауншвейгекий табор, собравшийся на берегу
Невы дотрепывать верховную власть, завещанную Петром".
       Что можно добавить к этой поразительной характеристике "политических
успехов" России при ближайших преемниках Петра.
       Возникают вопросы: каким образом Курляндско-Брауншвейгский табор
смог собраться на берегах Невы вокруг русского престола?
       А если это случилось, то можно не боясь ошибки, утверждать что
кровавая Петровская революция кончилась ничем. Все реформы производились,
по объяснению историков-западников, с целью спасти Россию от участи быть
покоренной немцами. А на самом деле, сразу после смерти Петра, Россия стала
добычей немцев, а русские верхи пошли в духовную кабалу к западу. То есть
свершилось то, чего больше всего боялся Александр Невский. Русь попала в
духовное рабство к Западу.
       Даже такой заядлый западник, как Г. Федотов, и тот признается в
книге "И есть, и будет", что:
       "Россия с Петра перестала быть понятной русскому народу. Он не
представлял себе ни ее границ, ни ее задач, ни ее внешних врагов. которые
были ясны и конкретны для него в Московском Царстве. Выветривание
государственного сознания продолжалось беспрерывно в народных массах
Империи".
        В результате совершенной Петром I революции, русское национальное
Государство не только не стало более сильным, как это обычно ложно
утверждают историки западнического лагеря, а настолько ослабело, что стало
игрушкой в руках утвердившихся в России иностранцев и Европейских держав.
       Как низко упала политическая роль России к моменту захвата власти
дочерью Петра ярко показывает письмо французского агента Лалли кардиналу
Флери, в котором он пишет:
       "Россия подвержена столь быстрым и столь чрезвычайным переворотам,
что выгоды Франции требуют необходимо иметь лицо, которое бы готово было
извлечь из того выгоды для своего государя".
       Человеком, который сумел извлечь выгоду для Франции из наступившего
в России хаоса, после совершения Петром I революции, оказался Маркиз
Шетарди. Путем сложных интриг он сумел воспользоваться царившей в России
сумятицей и с помощью французского золота он организовал заговор в пользу
Елизаветы среди Гвардейских полков.
       Историк Соловьев утверждает, что после Петра I судьба "России
осталась в русских руках". Это утверждение не отвечает печальной
исторической истине. Европа имела в после-петровской России своих
представителей, которые хозяйничали в ней как в завоеванной провинции.
       Вспомним, например, колоритную фигуру прусского посланника барона А.
Мардефельда. Он пробыл в России двадцать два года. Приехал он в Россию еще
при Петре I в 1724 году. Сменились Императрицы и Императоры, а Мардефельд
не сменялся. Он был послом при Петре I, при Екатерине I, при Петре II, при
Анне Иоанновне. При его помощи Анна Леопольдовна стала правительницей,
когда ее несчастный сын Иоанн VI стал Русским Императором.
       Друзья Мардефельда французский маркиз Шетарди, французский врач
Лесток, умный, человек ловкий, но "злого нрава и черного дурного сердца", с
помощью интриг и подкупов возвели на престол и Елизавету. "В течение многих
лет", - характеризует его роль В. Бильбасов, -"Мардефельд был "персона
гратиссима" в Петербурге".
       После подрыва Петром I политических и религиозных основ
традиционного русского монархического миросозерцания, царская власть
повисла в воздухе и стала орудием политической игры европейских послов в
России. Как европейские послы низко расценивали тогдашнее положение
монархической власти в России, показывает следующий отзыв саксонского
дипломата Пецольца о перевороте, совершенном Елизаветой: "при помощи
нескольких гренадеров. нескольких бочек вина и нескольких мешков золота в
России можно сделать все, что угодно".
       Таковы были политические результаты совершенной Петром революции.
Так выглядело дело с верховной властью в России после того, как он ее по
словам его почитателей "из небытия в бытие произвел" и оставил после себя в
"зените славы и могущества".
       "Вмешательство представителей иностранных держав и вообще
иностранцев в русские дела достигло в это время крайних пределов. В XVIII
столетии подобное вмешательство было в порядке вещей и практиковалось во
всей Европе; в России же, со смерти Петра I, оно приняло довольно опасные
размеры, отчасти благодаря ряду женщин, занимавших престол. Елизавета
Петровна, многим обязанная благодаря Шетарди, Лестоку и другим чужеземцам,
естественно подчинялась их указаниям. Дерзость чужеземцев дошла в это время
до того, что какой-нибудь Брюммер дает слово за Елизавету, что она "к
Австрии не приступает, и этому слову верят." (31)

                     XVI. ЗАХВАТ ТРОНА ДОЧЕРЬЮ ПЕТРА I

       В ночь с 24-го на 25-ое января 1741 г., Цесаревна Елизавета
Петровна, забыв присягу, данную малолетнему императору Иоанну VI,
арестовала младенца-императора, его мать Правительницу, всю Брауншвейгскую
семью и сама взошла на престол. Елизавета Петровна решила, если "Paris vaut
la messe", то за Россию можно, конечно, отречься от клятвенного обещания.
       Нарушив присягу, Елизавета Петровна "секретнейшим" указом от 7
декабря 1742 года потребовала такую же присягу от Анны Леопольдовны: "чтоб
она в верности присягу учинила и в том за себя и за сына своего, принца
Иоанна, и дочь свою, принцессу Екатерину подписалась".
       В результате нелепого закона Петра I о престолонаследии, русский
трон сделался игрушкой в руках его преемников и присяга на верность тому,
кто занимал русский трон, обесценивалась все более и более с каждым новым
дворцовым переворотом. Возникает прискорбное явление, когда пример
нарушения присяги на верность носителю государственной власти показывают
сами носители верховной власти или претенденты на эту власть и
представители высших кругов народа. Частые дворцовые перевороты лишали
присягу всякого нравственного значения и заставляли смотреть на нее как на
пустую формальность, которую можно нарушить Всякий раз, если это сулит в
будущем выгоду.
       К клятвенному обещанию, к присяге, в после-петровскую эпоху
относятся не как к нравственному обязательству, которое ненарушимо и должно
быть исполнено любой ценой. Вспомним поступок Василия Шибанова, давшего
клятву князю Курбскому, что он доставит письмо Иоанну Грозному, поступок
знаменитого дипломата отца Петра I - Ордин-Нащокина, постригшегося в
монахи, но не пожелавшего нарушить условия заключенного им с поляками
Андрусовского мирного договора, вспомните поступок простого крестьянина
допетровской эпохи Ивана Сусанина.
       В после-петровскую эпоху такого отношения к выполнению клятвенного
обещания и присяги мы почти не видим, особенно в высших слоях общества.
       Петровский закон о престолонаследии создает основу для длинной цепи
придворных интриг, предательств. дворцовых переворотов и цареубийств.
       Елизавета взошла на трон, а свергнутый ею малолетний ребенок
император Иоанн VI всю свою жизнь провел в ссылке и в одиночной камере
крепости, пока не был убит крепостной стражей во время попытки Мировича
освободить его и возвести на трон вместо Екатерины II.
       Елизавета Петровна старалась, чтобы не только Петербург, но и вся
Россия забыла и об Иоанне, и об его правлении. Особыми указами было
приказано уничтожить все медали и монеты с изображением Иоанна VI, сжечь
все бумаги подписанные от его имени.
       "Елизавета Петровна желала уничтожить всякий след Ивана VI, хотела
чтоб самое имя его было забыто. Императрица хотела невозможного.
Революционные меры не проходят бесследно. Вскоре же по воцарении Елизаветы
Петровны, недовольные начали вспоминать низверженного Императора, сожалели
о нем." (32)
       Через семь месяцев после совершенного Елизаветой переворота, была
раскрыта подготовка к новому перевороту. Заговорщики хотели убить Елизавету
и наследника престола (Петра III), и снова возвести на престол Иоанна VI.
       Спустя год созревает новый заговор. Организаторы его не питают
никакого уважения к Елизавете Петровне, как к носительнице царской власти,
какое питали люди Московской Руси к царям. Для заговорщиков она не законная
царица, а только удачливая захватчица не принадлежавшего ей трона. Вот
показательные в этом отношении слова организатора заговора подполковника
Лопухина, говорившего участникам заговора:
       "Будет через несколько месяцев перемена. Рижский караул, который у
Императора Иоанна и у матери его, очень к Императору склонен, а нынешней
Государыне с тремястами канальями ее Лейб-гвардии что сделать? Прежний
караул был и крепче, да сделали, а теперь перемене легко сделаться".
       В этом заявлении все очень характерно. Важно, чтобы к новому
дворцовому перевороту склонялся Рижский караул (т.е. не русский), а как к
перевороту отнесся русский народ - неважно. Интересна вера в нравственное
право сделать новый переворот. Совершили же переворот с своей
"Лейб-компанией" Елизавета, почему не сделать новый новым заговорщикам,
ведь "теперь перемене легко сделаться".
       Частые переходы царской власти из рук в руки, необоснованные с
традиционной русской монархической точки зрения, оказали свое развращающее
действие. Утвердилась вульгарная точка зрения "кто палку взял - тот и
капрал!"
       Если в заговоре Елизаветы играл роль французский дипломат Шетарди,
то в заговоре Лопухина - австрийский посланник маркиз Ботта д’Адорно.
       Народные массы, замордованные окружавшими
       русский престол немцами и русскими "европейцами" встретили переворот
Елизаветы надеждами, что все иностранцы будут изгнаны из России и вернутся
старые, допетровские порядки.
       А возврата на старый национальный путь - восстановления политических
принципов самодержавия, восстановления патриаршества, прекращение
"чужебесия", ждало подавляющее число народа; и духовенство, часть
дворянства, оставшаяся верным национальным традициям и купечество и
крестьянство.
       Английский посланник Фанг доносил, например, своему правительству:
"Часть дворян - закоренелые русские: только принуждение и насилие могут
воспрепятствовать им возвратиться к старинным обычаям.
       ...Они вовсе не хотят иметь дело с Европою и ненавидят иноземцев".
(Депеша от 21 июня 1741 г.)
       Странно бы было если русские после всего того, что им пришлось
перенести от иностранцев при преемниках Петра, обожали бы иностранцев и
мечтали бы иметь дело с Европой, которая всегда, в самые тяжелые периоды
русской истории, начиная с нашествия татар, всегда пыталась использовать
обрушившиеся на русский народ бедствия в своих корыстных целях.
       После захвата власти Елизаветой, прусский посланник барон Мардефельд
попытался продолжать свое постоянное вмешательство во внутренние и внешние
дела России.
       "Представитель прусских интересов, - замечает В. Бильбасов, -
привыкший в течении двадцати лет видеть русскую политику в руках немцев,
Мардефельд не мог допустить, чтобы русский канцлер (речь идет о гр.
Бестужеве-Рюмине. - Б. Б.) в равной же степени мог преследовать чисто
русские интересы".
       Пытались выполнять роль политкомиссаров и французские резиденты
Маркиз Шетарди и Лесток.
       Выгоды возведения Елизаветы на престол, Шетарди видел в том, что
"можно было быть нравственно убежденным, что перетерпенное ею прежде, также
как и любовь ее к своему народу, побудят ее к удалению иноземцев и к
излишней доверчивости к русским... " Это он писал в апреле 1741 года, а 16
июня он писал, что "Если Елизавета будет на троне, то старинные принципы,
любезные России, одержат, вероятно, верх. Быть может - и весьма было бы
желательно не обмануться в этом - в царствование Елизаветы, при ее летах,
старина настолько успеет укорениться, что Голштинский принц, ее племянник,
всосет ее и привыкнет к ней в такой степени, что когда наследует корону, то
будет в совершенно других началах".
       Будучи, как и все иностранцы, чрезвычайно низкого мнения о русском
самодержавии и умственных способностях русского народа, как и все
иностранцы Шетарди думал, что разгромленная Петром I Россия не сможет
развиваться опираясь на начала своей культуры и неминуемо потеряет
побережье Балтийского моря.
       При известии об успешности произведенного Елизаветой переворота,
французский статс-секретарь Амело писал в Вену, Кастеллани:
       "Совершившийся в России переворот знаменует последний предел величия
России. Так как новая Императрица намерена не назначать иностранцев на
высшие должности, то Россия, предоставленная самой себе, неминуемо
обратится в свое прежнее ничтожество".
       Только после долгой, упорной борьбы канцлеру Бестужеву-Рюмину
удалось добиться отозвания барона Мардефельда, Шетарди и Лестока и
постепенно добиться такого положения, что иностранные послы признали за
русским канцлером право преследовать во внешней и внутренней политике чисто
русские интересы.

          XVII. СМЕНА НЕМЕЦКОГО ЧУЖЕБЕСИЯ - ЧУЖЕБЕСИЕМ ФРАНЦУЗСКИМ

       Елизавета по своим привычкам была русской женщиной, любила ходить в
церковь, щедро жертвовала на разоренные ее отцом церкви и монастыри.
       Нажим на православную церковь при ней начинает понемногу слабеть. В
произнесенной проповеди ректор Московской Духовной Академии, Архимандрит
Кирилл Флоринский, например, так характеризовал наступившее после смерти
Петра I "освежение":
       "...Мы отягчены всеми надругательствами, страждуще гонимы, гонимы и
мучимы, мучимы и вяжемы, вяжемы и уязвлены, отечества и правоверия лишаемы,
дремлюще, благовоннолиственного сего видехом древа. Древо сие человекоядцы,
птицы Остерман и Миних со своим стадищем начали было сеющи и терзати: обаче
мы дремлюще не видехом, ниже чувствовахом доколе же сие сольное семя нас
непригласи спящих; доколе дремлюще? - доколе страдати имате?"
       Елизавета приказала вернуть из тюрем и ссылки и других пострадавших
духовных лиц. Первую роль в Синоде начинает играть Архиерей Амвросий.
Некоторым монастырям возвращаются отобранные у них угодья.
       В отношении раскольников Елизавета идет по ошибочному пути своих
предшественников... При Елизавете был подтвержден указ Петра I о том, чтобы
раскольники ходили в особых платьях, о взимании штрафа за ношение бороды,
увеличенном налоге и т. д.
       Местные власти, как и раньше сжигают скиты, сопротивляющихся
разгрому скитов старообрядцев расстреливают, путем грубых насилий, светские
и духовные власти заставляют старообрядцев насильно отказываться от веры
предков.
       Пошла по ложному пути своего отца Елизавета и в вопросе управления
церковью. Архиереи Амвросий Юшкевич и Арсений Мацкевич подали ей просьбу о
восстановлении патриаршества. Елизавета отказала. Взгляд на церковь, как на
послушное орудие в руках государства остается в силе. В монастыри, как и
при Петре I, продолжают посылаться сумасшедшие, малолетние преступники и
отставные солдаты. То есть монастыри продолжают оставаться домами
сумасшедших, домами инвалидов и колониями для малолетних преступников.
       Елизавета мало интересовалась государственными делами. "Когда она, с
великим трудом решившись на переворот, получила престол, в ней развилось
властолюбие, но не выросло желание трудиться над делами, у