ровью.
       Так как его умственное содержание давалось ему легко, так как да
брал его за деньги, как бы брал все из магазина, то он не мог подумать, что
идея есть результат упорного и тяжелого труда поколений. Почувствовав
отвращение к родной действительности, русский образованный ум должен был
почувствовать себя одиноким. В мире у него не было почвы. Та почва, на
которой он срывал философские цветки, была ему чужда, а та, на которой он
стоял, совсем не давала цветов. Тогда им овладела та космополитическая
беспредельная скорбь, которая так пышно развилась в образованных людях
нашего века." (40)
       Увлечение французской философией и французскими политическими
учениями приводят к сильному росту безбожия в высших кругах общества. Яркие
свидетельства об этом мы находим в автобиографических воспоминаниях Д.
Фонвизина.
       "В то же самое время, - пишет Фонвизин, - вступил я в тесную дружбу
с одним князем, молодым писателем (1763 г.) и вошел в общество, о коем я
доныне без ужаса вспомнить не могу. (41)  Ибо лучшее препровождение времени
состояло в богохулии и кощунстве. В первом не принимал я никакого участия и
содрогался, слыша ругательства безбожников: а в кощунстве играл я и сам не
последнюю роль, ибо всего легче шутить над святыней и, обращать в смех то,
что должно быть почтено. В сие время сочинил я послание к Шумилову, в коем
некоторые стихи являют тогдашнее мое заблуждение, так что от сего сочинения
у многих прослыл я безбожником. Но Господи! Тебе известно сердце мое; Ты
знаешь, что оно всегда благоговейно Тебя почитало и что сие сочинение было
действие не безверия, но безрассудной остроты моей".
       В другом месте своих воспоминаний Фонвизин показывает, как глубоко
безбожие проникло в высшие слои европеизировавшегося высшего общества,
обитавшего в "Северном Парадизе": "Приехал ко мне тот князь с коим я имел
неприятное общество". Этот князь позвал Фонвизина к графу, имя которого
Фонвизин не называет.
       "Сей граф, - сообщает Фонвизин, - был человек знатный по чинам,
почитаемый умным человеком, но погрязший в сладострастие. Он был уже старых
лет (следовательно, его юность прошла в царствование Петра I. - Б. Б.) и
все дозволял себе потому, что ничему не верил. Сей старый грешник отвергал
даже бытие высшего Существа."
       "...Ему вздумалось за обедом открыть свой образ мыслей, или, лучше
сказать, свое безбожие при молодых людях, за столом бывших и при слугах.
Рассуждения его были софистические и безумие явное..."
       Описанное выше относится к 1763 году, то есть происходило всего
через два года после смерти Елизаветы. Такое "духовное" наследство оставила
она Императрице-философу - Екатерине II.
       Подобная зараженность французской атеистической и рационалистической
философии создало чрезвычайно удобную почву для распространения масонства
разных направлений.

                   XIX. УМОНЕИСТОВЦЫ ЕЛИЗАВЕТИНСКОЙ ЭПОХИ

       Сумароков, Болтин, Щербатов и многие другие подвизавшиеся в эпоху
Елизаветы в области литературы, истории, философии и театра - в большинстве
своем не имеют ничего общего ни с православием, ни с духовными традициями
русской культуры. Все они вольтерьянцы, масоны или мистики европейского
толка. Князь Щербатов определяет православие как суеверие, только как
"народное умоначертание". Православие, по его мнению, есть источник
народного малодушия, пугая народ гневом Божиим, оно препятствовало
политической деятельности народных масс.
       Для историка Болтина допетровская Русь - царство религиозного обмана
и религиозного суеверия, духовенство - источник народного невежества.
Поклонение иконам, посты, вера в чудеса, молитва перед принятием пищи и
другие религиозные обряды - все это для Болтина грубое суеверие, результат
религиозного обмана народа духовенством.
       Сумароков в своих лже-классических пьесах пропагандирует
атеистические идеи Вольтера и идеи Монтескье о "совершенном управлении
государством": в своих напыщенных одах изображает русскую жизнь как
"кладезь суеверия, ханжества, предрассудков и пороков". Его "поэзия" знает
только одну краску - деготь". Так же, как позже Чаадаев, он не видит ни в
прошлом России, ни в настоящем ни одного светлого пятна. Искалеченные
европеизацией русские верхи он принимает за всю Россию и не находит для нее
ни одного теплого слова.
       В последние годы жизни в творчестве Сумарокова проскальзывают мысли
о законности и необходимости борьбы с самодержавием. Особенно выпукло эта
тема развернута в его предпоследней трагедии "Димитрий Самозванец". Да и в
большинстве других трагедий Сумароков всегда есть эпизоды, показывающие
бунт против царей.
       Очагом пропаганды идей "просветительной французской философии"
становится и возникший при Елизавете, русский театр. Он также, как история
в руках князя Щербатова и Болтина, как поэзия в руках Сумарокова,
становится орудием пропаганды идей французской просветительной философии,
штурмовавшей веру в Бога и принципы монархической власти.

              XX. БОРЬБА С "ФАРМАЗОНАМИ" И ПРИЧИНЫ СЛАБОСТИ ЕЕ

                                     I

       В национально настроенных кругах русского общества деятельность
масонов, или как их тогда называли "фармазонов", вызывала естественное
подозрение.
       Оставшиеся верными русской православной культуре люди раскусили
истинные цели масонства. В стихах "Изъяснение несколько известного
проклятого сборища франк-масонских дел", масонам давалась такая оценка:

                      "Проявились недавно в России франк-масоны
                      И творят почти явно демонские законы,
                      Нудятся коварно плесть различны манеры
                      Чтоб к антихристу привесть от Христа веры".

       Масонов звали не только "фармазонами", но и "Антихристовыми рабами".
В тех же виршах, отрывок из которых приведен выше, им давалась следующая
характеристика:

                      "Что же значит такое масон по-французски?
                      Не что другое, "вольный каменщик "по-русски
                      Каменщиком зваться, Вам, масоны, прилично,
                      Вы беззакония храм мазали отлично.
                      Любодейства Вавилон, град всякие скверны,
                      В коем Антихристу трон, яко рабы верны
                      Устроение, и в нем берете надежду
                      Всякие утехи в нем получить одежду".

       Вернадский в своем исследовании "Масонство в царствование Екатерины
II" приводит отрывок из других стихов против масонов:

                      "Полны лжи ваши законы
                      Оказались, франк-масоны,
                      И в том тайность ваша есть,
                      Счет шестьсот шестьдесят шесть."

       Против масонов выступают в своих проповедях Арсений Мацкевич, Гедеон
Криновский, Кирилл Флоровский и другие представители духовенства. Они
предупреждают против людей "нрава и ума эпикурейского", "против
скотоподобных и безбожных атеистов".
       Особенно активно говорил в своих проповедях и писал против масонов
Архимандрит Троицко-Сергиевой Лавры Гедеон Криновский.
       В одной из рукописей XVIII века дается следующая оценка его борьбе с
масонами:
       "...писал о франк-масонах бывший проповедник слова Божия, Троицы
Сергиевой Лавры архимандрит Гедеон: и сие напечатано в неделю третью поста
в поучение, а после него не слышится более обличения от пастырей, а секта
оных масонов умножается, и философы Вольтер и Руссо величаются".

                                     II

       "Масонство, - заявляет В. В. Зеньковский в книге "Русские мыслители
и Европа," - было лишь внешней формой, под которой зрело религиозное
отношение к жизни и проявлялось духовное творчество".
       То есть, согласно взгляду проф. Зеньковского, православие не могло
быть даже внешней формой, под которой могло бы зреть религиозное отношение
к жизни и проявляться духовное творчество!?
       Можно ли с большим презрением смотреть на православие. Заявлять так,
как заявляет Зеньковский, это значит считать, что к моменту появления
масонства в России, православие окончательно уже изжило себя и не могло
служить ни источником религиозного отношения к жизни, ни источником
духовного творчества. несомненно, что в эпоху усиленного развития масонства
в России во время правления Елизаветы и Екатерины II, Православная Церковь,
была унижена и обессилена. Разгромы учиненные Петром I, его ближайшими
преемниками сильно отразилась на ней.
       Но несмотря на всю униженность и забитость, православная Церковь все
же залечивала страшные раны, нанесенные ей, и в лице своих лучших
представите и духовно шла вперед. И не ее вина, что представители русского
европеизированного общества просмотрели этот процесс и в духовные учителя
избрали себе масонов и европейских мистиков.
       При Елизавете и Екатерине II живет и творит замечательный
религиозный мыслитель св. Тихон Задонский (1723-1783). Св. Тихон Задонский
написал "Сокровище духовное от мира собираемое". Писания св. Тихона
Задонского, - заявляет Архиепископ Филарет Черниговский в "Истории русской
Церкви" есть первый опыт живого богословия", все его творения "оригинальны
от начала до конца". Св. Тихон учит служителей церкви и всех христиан
глубоко всматриваться в смысл явлений жизни, уметь прозревать в основе
внешних явлений жизни вечные духовные истины.
       "Есть ведь пианство и не от вина, - пишет он, - но когда человек
упивается любовью мира сего, суетными мыслями".
       Надо искать сокровенный, символический смысл во всех явлениях жизни.
Вот основная цель "Евангельской и христианской философии". Только она может
найти истинное духовное сокровище, а не "внешнее любомудрие".
       "Сокровище духовное, от мира собираемое" есть ответ православного
сознания на увлечения высших кругов общества "вольтерьянством", масонством
и другими ложными формами "внешнего любомудрия".
       "Разум без просвещения Божия слеп" - таков вывод св. Тихона
Задонского, - разум приобретает духовное зрение только когда он освещается
светом учения Христа.
       Но русское общество эпохи Елизаветы и Екатерины II осталось глухим к
этому мудрому предостережению. Увлекаясь низкопробными мистическими
учениями, исходившими из Европы, анонс заметило высокий православный
мистицизм св. Тихона Задонского, идею преображения видимой жизни, через
мистическое осмысливание ее, через проникновение в духовный смысл, внешних
явлений жизни.
       Прошло образованное общество Елизаветинской и Екатерининской эпохи
также и мимо глубоких религиозных идей другого выдающегося деятеля
православия, старца Паисия Величковского (1722-1794 г.), приобщившегося на
Афоне к древней православной мистической традиции. Уехав с Афона, старец
Паисий создал в Молдавии выдающийся центр православного просвещения.
Многочисленные ученики Паисия расходились по всей России, проповедуя его
взгляд, что важнейшей целью каждого православного является правильное
устроение его внутренней духовной жизни. Ученики Паисия создают в Оптиной
Пустыни - духовный центр русского старчества, этого возвышенного явления
русской религиозной жизни.
       Проф. Зеньковский, утверждавший в книге "Русские мыслители и
Европа", что в русском масонстве "зрело религиозное отношение к жизни и
проявлялось духовное творчество", то есть, что православие в XVIII веке не
могло быть основой религиозного отношения к жизни и духовного творчества, и
тот заявляет в своей "Истории русской философии", что "русская философская
мысль XIX века будет еще не раз, часто с трагическим надрывом, вымучивать
то, что уже оформилось в церковном сознании XVIII-го века." (42)
       В эту же эпоху жил и первый русский философ Григорий Сковорода
(1722-1794 г.). Выходец из народных низов, Григорий Сковорода, получивший
прозвище "Русского Сократа", не пошел по пути "чужебесия" высших слоев
русского общества своей эпохи.
       Сковорода был высокообразованным человеком. Уровень его знаний
намного превосходил культурный уровень самых выдающихся вольтерьянцев и
масонов Елизаветинской и Екатерининской эпохи. Знавший хорошо немецкий,
латинский, греческий и еврейский языки, Григорий Сковорода глубоко знал
произведения выдающихся древних и многих европейских философов и творения
отцов Церкви.
       Зеньковский, видящий в русском масонстве лабораторию, в которой
вырабатывалось религиозное отношение к жизни, опровергает сам себя, когда
замечает, что:
       "...в оригинальной и самостоятельной системе Сковороды надо видеть
первые всходы того, что развивалось в русской религиозной душе, когда
умственная энергия направлялась на вопросы философии."
       Или: "Сковорода не знает никаких стеснений в движении его мысли, дух
свободы имеет в нем характер религиозного императива, а не буйство
недоверчивого ума. Это сознание свободы и есть свидетельство того, как
далеко пошла внутрицерковная секуляризация, вдохновлявшая разум к смелой и
творческой деятельности - без вражды и подозрительности к церкви".
       Ведь если Зеньковский (так же как Н. Бердяев, как и другие идеологи
русской интеллигенции) утверждает, что русское масонство было той духовной
силой, которая оформила русскую культурную душу, если оно, а не православие
"давало аскетическую культуру душе, оно вырабатывало нравственный идеал
личности (Бердяев. "Русская идея"), то как с этим взглядом примирить
заявление Зеньковского с тем, что "в оригинальной и самостоятельной системе
Сковороды надо видеть первые всходы того, что развивалось в русской
религиозной душе, когда умственная энергия направлялась на вопросы
философии"?!
       Выходит, что первая оригинальная русская философская система
возникла не в душе русского масона, а в душе православного мистика
Сковороды, а в русском Церковном сознании уже в 18 веке оформились идеи,
которые не раз будет вымучивать с трагическим надрывом русская философская
мысль в 19 веке. А если эти утверждения Зеньковского верны (а они верны),
то как тогда можно утверждать, что русское масонство было той духовной
средой. в которой "зрело религиозное отношение к жизни и проявлялось
духовное творчество!?"

                                    III

       А ведь другие авторы издаваемые масонским издательством "Имка", как
например, Н. Бердяев, в своих утверждениях еще более категоричны, чем
Зеньковский и считают, что русскую душу в после-петровской России могло
духовно оформить только масонство и оно и оформило ее.
       Н. Бердяев, в книге "Русская идея" (основные проблемы русской мысли
XIX и начала XX века) откровенно признается, что "масонство было у нас в
XVIII веке единственным духовным общественным движением, значение его было
огромно... лучшие русские люди были масонами. Первоначальная русская
литература имела связь с масонством. Масонство было первой свободной
самоорганизацией общества в России, только оно не было навязано сверху
властью".
       "В масонстве произошла формация русской культурной души, оно давало
аскетическую культуре душе, оно вырабатывало нравственный идеал личности.
Православие было, конечно, более глубоким влиянием на души русских людей,
но в масонстве образовывались культурные души петровской эпохи и
противопоставлялись деспотизму и обскурантизму".
       Все это типичный "белибердизм", как назвал умствования Н. Бердяева
И. Солоневич.
       Это только Бердяев и Ко. способны утверждать, что все "лучшие
русские люди были масонами", что в "масонстве произошла формация русской
культурной души "и т. д.
       Масонством оформлялась душа не всего образованного русского
общества, а только "культурные души петровской эпохи", как верно
формулирует Бердяев, то есть только части образованного общества после
петровской эпохи. Ни св. Тихон Задонский, ни Паисий Величковский и его
ученики, ни первый русский философ Григорий Сковорода, к "культурным душам
петровской эпохи" не принадлежали и никакого отношения к масонству и
масонскому мистицизму не имели. Сознавали ни это или нет, но они являлись
представителями русского духовного возрождения. Аскетическую закалку душе
они давали опираясь на традиции не масонского "аскетизма" (!?), а на
древнюю традицию православного аскетизма, нравственный идеал личности они
искали тоже не у масонства, а у христианства, дух свободы у них исходит не
из буйства недоверчивого ума, как у масонов, а из религиозных импульсов,
истинное христианство они ищут не в нелепых антихристианских измышлениях
масонского мистицизма, а стараясь глубже проникнуть в мистическую основу
христианства.
       "Мудрствование мертвых сердец, - пишет Сковорода, - препятствует
философствовать во Христе".
       "Истина Господня, а не бесовская" - указывает он. Не хочу я наук
новых, кроме здравого ума. Кроме умностей Христовых, в которых сладостна
душа, - пишет Сковорода в одном из своих стихотворений.
       Идеи века просвещения, вытекающие из масонских идей, чужды и далеки
первому русскому философу.
       "...весь XVIII век с его всецелой обращенностью к исторической
эмпирии представлялся Сковороде мелким и ничтожным, - указывает
восхвалитель масонства Зеньковский. - Идея внешнего прогресса, идея
внешнего равенства чужда ему, он часто иронизирует по этому поводу." (43)
       "Что ни день, то новые опыты и дивные приобретения. Чего только мы
не умеем, чего не можем! Но горе, что при всем том чего-то великого
недостает".
       Сковорода христианский мистик. Этого не может отрицать даже
Зеньковский. "Сковорода от христианства идет к философии", - пишет он, - но
не уходя от христианства, а лишь вступая на путь свободной мысли".
"Сковорода был тверд в свободном своем творчестве, но решительно чужд
всякому бунту". "В истории русской философии Сковороде принадлежит таким
образом очень значительное место первого представителя религиозной
философии."
       Св. Тихон Задонский, Паисий Величковский, первый русский философ
старец Григорий Сковорода поднимают православное миросозерцание на высокую
ступень, не выходя из пределов православия.
       Их системы православного умозрения и мистицизма несравненно более
высоки, чем масонство и все разветвления масонского мистицизма. Но
"культурные души петровской эпохи", отталкиваясь от всего русского,
предпочитают формировать свои души, опираясь на европейское масонство и
европейские мистические учения.
       "Умности Христовы" недоступны их опустошенной душе, потерявшей связь
с русской духовной культурой, мудрование их мертвых сердец препятствовало
им "философствовать во Христе" и они стали философствовать в
антихристианских учениях масонства. По свидетельству Фонвизина "культурные
души петровской эпохи" занимались в своих философских кружках богохульством
и кощунством.
       "Потеряв своего Бога, - отмечает Ключевский, - заурядный русский
вольтерьянец не просто уходил из Его Храма, как человек, ставший в нем
лишний, но, подобно взбунтовавшемуся дворовому, норовил перед уходом
побуянить, все перебить. исковеркать, перепачкать ".
       Новые идеи вольтерьянства привились как скандал, подобно рисункам
соблазнительного романа, философский смех освободил нашего вольтерьянца от
законов божеских и человеческих, эмансипировал его дух и плоть, делая его
недоступным ни для каких страхов, кроме полицейского." (44)
       Масон И. В. Лопухин признавался, что он "охотно читывал Вольтеровы
насмешки над религией, опровержения Руссо и подобные сочинения". Князь
Щербатов договаривается до того, что попы и вообще церковники "суть
наивреднейшие люди в государстве".
       Для масона И. Лопухина церковь только - "отживающее учреждение".
Масонство действительно отвлекало многих от атеистического вольтерьянства,
но вместе с тем масонство ориентируя своих приверженцев на поиски "истинной
религии" уводило этих же самых людей и от православной церкви.

    XXI. ПОЛИТИЧЕСКИЕ И КУЛЬТУРНЫЕ УСПЕХИ РУССКОЙ ЕВРОПИИ В ЦАРСТВОВАНИЕ
                                 ЕЛИЗАВЕТЫ