ебенный  под ржавыми консервными  банками. Он пошел
назад  вниз  по  пологому  спуску,  по  тропинке,  отмеченной  расплющенными
банками, пока в конце  концов  не добрел  до квадратного  отверстия, которое
оказалось аварийным выходом невесть откуда. Засунул голову внутрь, и на него
уставились  сотни  маленьких головок, свисавших  с  потолочного  свода. Слик
будто прирос к  месту,  прищурился,  давая  глазам  привыкнуть  к  внезапной
onksr|le, пока  дикое ожерелье  не  начало приобретать некий смысл.  Розовые
головки  были  оторваны от  пластмассовых кукол. Их нейлоновые волосы кто-то
связал  в хвосты на  макушке, а  в узлы  продел толстый черный  шнур  головы
свисали с него, как спелые фрукты. Кроме них да  нескольких  полос  грязного
зеленого пенопласта, ничего другого в бункере не было. Слик точно  знал, что
ему не хочется здесь задерживаться, чтобы выяснить, кто тут живет.
     Тогда он отправился на юг и случайно наткнулся на Фабрику.
     У меня никогда не будет второго такого шанса, говорил Джентри.
     Слик смотрел в напряженное осунувшееся лицо, в расширенные от  отчаяния
глаза.
     Я никогда его не увижу...
     Слик  вспомнил, как Джентри ударил  его  и  как он, Слик, посмотрел  на
гаечный ключ, который держал в руке, и  почувствовал... Черри была не  права
насчет их обоих, тут было нечто иное,  он только не  знал, как  это назвать.
Левой  рукой Слик  вырвал у Джентри  троды,  а  правой  сильно толкнул его в
грудь.
     Заткнись! Заткнись,  черт  тебя подери! Джентри  упал на край стального
стола.
     Тихонько  чертыхаясь,  Слик неловко натянул  изящную  сетку  контактных
дерматродов на лоб и виски.
     Подключился.
     Под подошвами скрипнул гравий.
     Открыл  глаза, посмотрел себе  под ноги: посыпанная гравием дорожка при
утреннем  свете  казалась  ровной  и  очень чистой,  гораздо  чище  Собачьей
Пустоши.  Взглянул  вперед  и увидел,  что она  делает плавный поворот, а за
зелеными раскидистыми деревьями скат черепичной крыши. Дом огромный, почти в
половину Фабрики. Неподалеку  в высокой  мокрой траве стояли статуи. Отлитый
из чугуна олень и  мужской торс, вытесанный из белого камня, ни рук, ни ног,
ни головы. Пели птицы, это был единственный звук.
     Слик  пошел по  подъездной  аллее  к  серому  дому, ничего другого ему,
похоже, не оставалось. В конце дороги за домом виднелись постройки по меньше
и широкое плоское поле травы, где трепетали на ветру планеры.
     Сказка, подумал  он,  поднимая  глаза  на  широкий  каменный выступ над
входом в усадьбу, на розетки оконных витражей. Как в кино, которое он  видел
однажды в детстве. Неужели действительно есть на свете люди, которые живут в
таких вот  домах? Никакой это не дом, напомнил  он самому себе, только  лишь
стим-реальность.
     Джентри, сказал он вслух, вытащи отсюда мою задницу, ладно?
     Слик  принялся рассматривать тыльные стороны  ладоней. Шрамы, въевшаяся
смазка, черные  полумесяцы  грязи  под обломанными ногтями.  Машинное  масло
размягчало ногти, и они легко ломались.
     Он  начинал уже  чувствовать себя  полным идиотом,  стоя здесь  посреди
дороги. А ведь возможно, кто-то наблюдает за ним из дома.
     Бля,  выплюнул он  и свернул  на  вымощенную  плиткой дорожку  к  дому,
подсознательно перейдя  на  развязный  широкий  шаг и  выпятив  грудь,  чему
научился в бытность свою в Блюз-Дьяконах.
     Сбоку  от двери  была  прикреплена какая-то  странная штука:  маленькая
изящная рука держала в вытянутых пальцах сферу размером с бильярдный шар все
отлито из чугуна. Крепится на шарнирах, так  чтобы можно было повернуть руку
и опустить шар  вниз. Повернул. Рывком. Дважды. Потом еще пару раз.  Ничего.
Дверная ручка была латунной, цветочный орнамент на ней  до того стерся,  что
стал почти неразличим. Повернулась она легко. Слик толкнул дверь.
     И невольно прищурился от бьющего в глаза богатства красок и  интерьера.
Плоскости темного полированного дерева,  квадраты черного и  белого мрамора,
ковры  с  тысячью  мягких  оттенков,  светившихся,  как  церковные  витражи,
начищенное серебро,  зеркала... Он хмыкнул.  Взгляд  притягивала то одна, то
другая мелочь столько вещей, предметов, названий которым он не знал...
     Ищешь кого-нибудь, приятель? Перед  огромным камином стоял  мужчина. На
нем были узкие черные  джинсы и белая  футболка,  ноги  его были  босы, и  в
правой руке он держал  толстый, расширяющийся  книзу стакан с  ликером. Слик
обалдело уставился на незнакомца.
     Бля,  выдавил Слик.  Ты это он... Мужчина покачал коричневую fhdjnqr| в
стакане и сделал глоток.
     Я ожидал, что Африка со временем выкинет что-то подобное, сказал он,
     но почему-то, дружок, ты не похож на ребят в его стиле.
     Ты Граф.
     Ага, Граф, отозвался он. А ты, черт побери, кто?
     Слик. Слик Генри. Граф рассмеялся.
     Хочешь коньяку, Слик Генри?
     Он указал стаканом на стойку из полированного дерева, где выстроились в
ряд причудливые бутылки;  с каждой на цепочке свисал  маленький  серебристый
ярлычок.
     Слик покачал головой.
     Мужчина пожал плечами.
     С него  все  равно  не  забалдеешь... Прости,  что  я  это  говорю,  но
выглядишь ты погано,  Слик. Я  так  понимаю, что ты  не  из  команды  Малыша
Африки? А если нет, то что все-таки ты тут делаешь?
     Меня послал Джентри.
     Какой еще Джентри?
     Ты ведь парень на носилках, так?
     Парень  на носилках  это я.  Где конкретно в данную минуту эти носилки,
Слик?
     У Джентри.
     Где это?
     На Фабрике.
     А это где?
     На Собачьей Пустоши.
     И как же я там очутился, на этой Пустоши, где бы она ни была?
     Это  Малыш  Африка  тебя  привез. Привез  с  девушкой по  имени  Черри.
Понимаешь, я у него в долгу, так он захотел, чтобы я приютил тебя на  время,
тебя и Черри. Она ухаживает за тобой...
     Ты назвал меня Графом, Слик...
     Черри сказала, что так тебя однажды назвал Малыш...
     Скажи-ка  мне,  Слик,  не  выглядел  ли Малыш, когда  он  меня  привез,
встревоженным?
     Черри думала, что он был до смерти напуган там, в Кливленде.
     Уверен, что был. Кто этот Джентри? Твой друг?
     Фабрика принадлежит ему. Я тоже там живу...
     Этот Джентри, он ковбой,  а, Слик? Компьютерный жокей? Я  хочу сказать,
что, если ты здесь, он должен рубить в технике, так?
     Теперь пришла очередь Слика пожать плечами.
     Джентри, ну... он  вроде художника.  У него полно всяких теорий. Вообще
это трудно объяснить. Он присобачил  несколько проводов  к той штуковине  на
носилках...  ну  к  той, куда ты подключен.  Сначала  он  попытался  вывести
изображение  на  проекционный  стол, но  там  оказалась только  эта дурацкая
обезьяна, что-то вроде тени, поэтому он уговорил меня...
     Господи... впрочем,  не  важно.  Эта фабрика, о которой ты говорил, она
где-то на задворках? Сравнительно малодоступна?
     Слик кивнул.
     А Черри, она что-то вроде нанятой медсестры?
     Да. Сказала, у нее диплом медтеха.
     И никто еще не приходил меня искать?
     Нет.
     Это  хорошо,  Слик.  Потому что  если кто-то придет, кто-нибудь,  кроме
этого  ублюдочного  крысенка,  прошу  прощения,  нашего общего друга  Малыша
Африки, то у вас, ребята, могут быть серьезные неприятности.
     Да ну?
     Вот тебе и да ну. Выслушай меня, идет? Я хочу, чтобы ты запомнил, что я
тебе  скажу.  Если  у  вас  на этой  вашей  фабрике  появится хоть  какая-то
компания, единственная ваша надежда это подключить меня к матрице. Понял?
     А как ты стал Графом? Я имею в виду, что это значит?
     Бобби. Меня зовут Бобби. Граф, а может быть, правильнее было бы
     Счет прерывание на  счет ноль, знаешь? Впрочем, не важно, и то и другое
было когда-то моим прозвищем, вот и все. Как  ты думаешь, ты запомнил, что я
тебе сказал?
     Слик снова кивнул.
     Хорошо.  Бобби  поставил  стакан  на  деревяшку  с  чудными  бутылками.
Слышишь? спросил он.
     За открытой дверью по гравию прошуршали шины.
     Знаешь, кто это, Слик? Это Анджела Митчелл.
     Слик  повернулся.  Бобби Граф,  или  Счет, смотрел в окно на подъездную
аллею.
     Энджи Митчелл? Стим-звезда? Она тоже здесь?
     Как сказать, Слик, как сказать...
     Слик увидел, как мимо прокатил черный автомобиль.
     Эй, начал было он, Граф, то есть Бобби, что...
     Спокойно, сказал Джентри, просто посиди. Спокойно. Спокойно...
ГЛАВА 25. НАЗАД НА ВОСТОК
     Пока  Келли  и  его  ассистенты  готовили  для предстоящей  поездки  ее
гардероб, Энджи  чувствовала, будто сам дом  оживает вокруг нее, готовясь  к
одному из своих коротких периодов запустения.
     С того места, где она сидела в гостиной, до нее доносились голоса, чей-
то  смех.  Одну   из  ассистенток,   молоденькую  девчушку,  одели  в  синий
полиуглеродный экзо,  что позволило  ей сносить  вниз кофры  от  Эрме, будто
невесомые  блоки пенопласта.  Тихонько жужжащий  скелет поверх человеческого
тела  мягко  шлепал  вниз по  ступенькам плоскими динозаврьими лапами. Синий
скелет, кожаные гробы.
     Тут в дверях появился Порфир.
     Мисси готова?
     Парикмахер  успел облачиться в длинное свободное  пальто из тонкой, как
ткань,  черной  кожи,  над каблуками черных лакированных  сапог посверкивали
шпоры из горного хрусталя.
     Порфир, улыбнулась  Энджи, ты  выглядишь прямо  как муфтий. Надо бы нам
устроить шоу-выход в Нью-Йорке.
     Камеры там установлены в твою честь, не в мою.
     Да уж, протянула она, в честь моего нового включения.
     Порфир будет держаться на заднем плане.
     Никогда не думала, что ты станешь беспокоиться  о том, что можешь вдруг
кого-то затмить.
     Он усмехнулся, показывая скульптурные, обтекаемые зубы фантазия зубного
врача-авангардиста на тему,  каковы они могли бы быть у раз новидности более
быстрых, более элегантных существ.
     С  нами  полетит  Даниэлла  Старк.  До Энджи донесся звук  снижающегося
вертолета. Она будет ждать нас в аэропорту Лос-Анджелеса.
     Мы ее придушим, ответил он тоном заговорщика, набрасывая на плечи Энджи
палантин  из  голубой лисы,  выбранный  для  этого  случая  Келли.  Если  мы
пообещаем намекнуть новостям, что мотив был сексуальный, она, возможно, даже
решит нам подыграть...
     Ты ужасен.
     Это Даниэлла ужас во плоти, мисси.
     Уж кто бы говорил.
     А? Парикмахер сузил глаза. Но зато у меня душа младенца.
     Вертолет пошел на посадку.
     О  Даниэлле Старк,  сотруднице стим-версий  журналов  Вог-Ниппон и Вог-
Европа,  повсюду ходили слухи, что ей далеко за восемьдесят. Если это верно,
подумала  Энджи, тайком рассматривая фигуру журналистки,  когда  они  втроем
поднимались по трапу в Лир, то в  том, что касается пластической хирургии  и
косметологии,   Даниэлла  Порфиру   вполне  под   стать.  На  первый  взгляд
журналистке   было   чуть   больше   тридцати,   и   единственным   заметным
свидетельством,  что она  имела-таки  дело  с хирургами,  была пара  бледно-
голубых цейсовских имплантантов. Один юный репортер из французского  журнала
мод  как-то  назвал  их модно  устаревшими.  Как поговаривали  злые  языки в
Сенснете, этот репортер больше нигде и никогда не смог получить работу.
     Энджи знала, что  при  первой  же  возможности  Даниэлла  заведет с ней
разговор о  наркотиках, о наркотиках знаменитости,  будет смотреть  на нее b
упор, широко, как школьница, распахнув васильковые глаза, чтобы  заснять все
на пленку.
     Под   грозным   взором  Порфира   Даниэлла  некоторое  время   пыталась
сдерживаться пока они не достигли крейсерской скорости где-то над Ютой.
     Я  надеялась, начала журналистка,  что кто-то поднимет  этот  вопрос до
меня...
     Даниэлла,  остановила   ее   Энджи,  прими  мои   извинения.   Как  это
невнимательно с моей стороны.
     Она  дотронулась  до  обшитой  шпоном  панели  походной  кухни  хосака.
Механизм мягко заурчал и начал выдавать крохотные тарелочки с копченой уткой
цвета чая, устрицами  на тостах  под черным перцем, за пирогом  с лангустами
последовали кунжутные блинчики... Порфир, уловив намек Энджи, извлек бутылку
охлажденного шабли любимого вина Даниэллы, насколько по  мнила Энджи. Кто-то
уж не Свифт ли? это помнил тоже.
     Наркотики, сказала Даниэлла четверть часа спустя, доедая утку.
     Не беспокойтесь, заверил ее  Порфир. Когда вы прибудете в Нью-Йорк, там
будет все, что пожелаете.
     Даниэлла улыбнулась.
     Вы  так  забавны.  А  вам  известно,  что  у  меня  есть  копия  вашего
свидетельства о  рождении? Я знаю ваше  настоящее имя. Все еще улыбаясь, она
бросила на него многозначительный взгляд.
     Какая мне разница, сказал он, наполняя ее бокал.
     Интересное замечание, учитывая врожденные дефекты. Она пригубила вино.
     Врожденные,  приобретенные... В наше время кто только себя не изменяет,
не правда ли? И еще  как!  Кто укладывает  вам волосы,  дорогая?  Парикмахер
подался вперед.  Вас, Даниэлла,  спасает лишь то, что на  вашем  фоне прочие
представители вашего вида и на людей-то не похожи.
     Даниэлла улыбнулась.
     Само интервью прошло довольно гладко. Даниэлла была  достаточно опытна,
чтобы не переступить в своих маневрах тот болевой порог, за которым могла бы
столкнуться  с  серьезным  сопротивлением со стороны  жертвы. Но  когда  она
провела кончиком пальца  по  виску,  нажимая  на подкожную  клавишу, которая
выключила  ее  записывающее  оборудование,  Энджи   напряглась  в   ожидании
настоящей атаки.
     Спасибо, сказала Даниэлла. Остаток полета, конечно, не для эфира.
     А почему бы вам  просто не выпить еще  бутылку-другую и  не вздремнуть?
спросил Порфир.
     Чего я действительно не понимаю, дорогая, сказала  Даниэлда, не обращая
на него внимания, так это почему вы так разволновались...
     Разволновалась, Даниэлла?
     Зачем  вы  вообще ложились в эту пресловутую клинику? Вы ведь говорили,
что наркотики никак не  влияют на вашу работу. Вы также говорили, что от них
нет никаких глюков в обычном понимании этого слова. Она хихикнула.
     Однако  вы  продолжаете  настаивать  на  том,  что  это было  вещество,
вызывающее  исключительно   тяжелую   зависимость.  Так  почему   вы  решили
соскочить?
     Это было ужасно дорого...
     В вашем случае, конечно, вопрос чисто академический.
     Верно, подумала Энджи, хотя неделя на  этой  дряни  мне  стоила  твоего
годового оклада.
     Наверное,  мне  опротивело  платить  за  то,   чтобы  чувствовать  себя
нормальной. Или за слабое приближение к нормальности.
     У вас развился иммунитет?
     Нет.
     Как странно.
     Не так уж и странно. Моделисты конструируют  вещества, с которыми,  как
предполагается, можно избежать традиционной ломки.
     Ага. Но  как насчет новой  ломки,  я  хочу сказать:  теперешней  ломки?
Даниэлла  налила  себе  еще  вина. Естественно, я  слышала  и другую  версию
произошедшего.
     Правда?
     Конечно. Что это было, кто это сделал, почему вы перестали.
     И?
     Что  это   был  предотвращающий   психозы   препарат,  производимый   в
собственных  лабораториях  Сенснета. Вы перестали  его принимать, потому что
предпочли остаться сумасшедшей.
     Веки  Даниэллы затрепетали, затуманивая  сверкание голубых глаз. Порфир
осторожно вынул из руки журналистки стакан.
     Спи спокойно, детка, сказал  он. Глаза Даниэллы закрылись, и она начала
мягко посапывать.
     Порфир, что...
     Я  подмешал ей  в вино снотворное,  ответил парикмахер.  Она ничего  не
почувствовала, мисси. И  потом не сможет вспомнить  ничего, кроме  того, что
есть  у  нее  в записи...  Он  расплылся  в  улыбке.  Тебе  ведь не  хочется
выслушивать треп этой суки всю дорогу до Нью-Йорка, правда?
     Но она же поймет, Порфир!
     Ничего она не  поймет. Мы ей скажем, что она в одиночку  уговорила  три
бутылки   и  напакостила  в  ванной.  А  чувствовать  она  себя  будет  соот
ветственно. Он плотоядно усмехнулся.
     Час спустя Даниэлла Старк еще похрапывала теперь уже довольно громко на
одной из двух откидных коек в хвостовой части кабины.
     Порфир, сказала Энджи, как, по-твоему, может она быть права?
     Парикмахер    уставился   на   нее    своими   невероятно    красивыми,
нечеловеческими глазами.
     И ты бы не знала?
     Я не знаю...
     Он вздохнул.
     Мисси слишком тревожит себя. Ты теперь свободна. Наслаждайся этим.
     Но я и правда слышу голоса, Порфир.
     Разве мы все их не слышим, мисси?
     Нет, ответила  она, не так, как я. Ты знаешь что-нибудь  об африканских
религиях, Порфир?
     Он иронично усмехнулся:
     Так я же не африканец.
     Но когда ты был ребенком...
     Когда я был ребенком, сказал Порфир, я был белым.
     О, черт...
     Он рассмеялся:
     Религии, мисси?
     До  того как я пришла в Сенснет, у меня были друзья. В Нью-Джерси.  Они
были черными и... верующими.
     Парикмахер поморщился и закатил глаза:
     Колдовские знаки, мисси? Петушиные лапки и мятное масло?
     Ты же знаешь, что это совсем не так.
     И что, если знаю?
     Не смейся надо мной, Порфир. Ты мне нужен.
     Я есть у мисси. И да, я знаю, что ты имеешь  в виду. И это их голоса ты
слышишь?
     Слышала. После того как я подсела на пыль, они ушли...
     А теперь?
     Их нет.
     Но момент был  упущен, и она  отказалась от мысли попытаться рассказать
ему о Гран-Бригитте и о наркотике в кармане.
     Хорошо, сказал он. Это хорошо, мисси.
     Лир стал снижаться над Огайо. Порфир уставился перед собой в переборку,
неподвижный, как статуя. Глядя  вниз  на  приближающуюся,  пока  еще скрытую
облаками  землю,  Энджи  вспомнила вдруг  игру,  в  которую часто  играла  в
детстве, когда летала на самолетах. Она тогда представляла, что путешествует
среди  уплотнившихся, словно во волшебству,  облачных пиков  и  каньонов. Те
самолеты принадлежали, скорее всего, Маас-Неотек. Теперь она летает на Лирах
Сенснета.
     Коммерческие  авиалайнеры оставались для нее лишь съемочными площадками
стимов:  девственно свежий Конкорды Джей-Эй-Эль  только-только восстановлены
перелет из Нью-Йорка в Париж в обществе Робина и проверенных людей Сенснета.
     Снижаемся. Уже  над  Нью-Джерси?  Слышат  ли дети, стайками вьющиеся по
derqjhl площадкам  на крыше Проекта Бовуа, шум  моторов? Скользит  ли слабое
эхо  ее присутствия  над  кондо,  где  прошло детство  Бобби? Какой ясной  и
светлой  казалась  будущая жизнь  и как  немыслимо  запутался мир  ритмичное
постукивание  тысяч сумасшедших шестеренок  его механизма,  где  оно?  когда
корпоративная воля Сенснета встряхнула незримыми игральными костями над ухом
никому не известных, ничего еще не ведающих детей...
     Порфир кое-что знает, очень тихо  сказал  вдруг негр.  Но Порфиру нужно
время, чтобы подумать, мисси...
     Самолет разворачивался, заходя на посадку.
ГЛАВА 26. КУРОМАКУ
     Салли молчала и  на улице, и в такси всю долгую  холодную дорогу до  их
отеля.
     Салли  и  Суэйна шантажировал  враг  Салли, обитающий где-то  на  верху
колодца.  Салли  вынуждают похитить Энджи Митчелл.  Сама  мысль о  том,  что
кто-нибудь  может  украсть  звезду  Сенснета,  показалась Кумико  совершенно
невероятной, как будто кто-то устраивал заговор с целью убить героя мифов.
     Финн  намекнул,  что  Энджи и  так  уже каким-то  таинственным  образом
замешана в эту историю,  но он употреблял слова и идиомы, которых  Кумико не
понимала. Что-то  в  киберпространстве; какие-то  люди  заключают  сделки  с
обитающим  там  существом  или  существами не то пакты,  не  то союзы.  Финн
когда-то  давно  знавал  парнишку, который  стал потом  любовником Энджи. Но
разве ее любовник не Робин Ланье? Мать позволила Кумико посмотреть несколько
стимов  Энджи  и  Робина.  Парнишка был  ковбоем, воровал данные, как  Тик в
Лондоне...
     А что с врагом, с той шантажисткой? Она сумасшедшая, говорил Финн, и ее
безумие привело к развалу семейной империи. Эта женщина вроде бы жила совсем
одна в своем древнем замке, доме под названием Блуждающий ог