ерное,  почти  у самой крыши, высоко-высоко  на Проекте,
потому  что  Большая  Площадка казалась  пятном,  которое он  мог бы накрыть
ладонями. Кондо Барритауна  выглядели отсюда как простирающийся до горизонта
серо-белый  заплесневелый ковер. Уже  стемнело, и  за последней волной кондо
Бобби смог различить далекое розовое свечение.
     - Там ведь Муравейник, правда? Этот розовый свет?
     - Верно, но чем ближе к нему,  тем он непригляднее.  Тебе  хотелось  бы
поехать туда, Бобби? Счет Ноль готов завоевать Муравейник?
     - Господи, да...  -  Бобби прижал ладони к  запотевшему стеклу.  - Ты и
понятия не имеешь...
     Действие дерма закончилось, и грудь и спину начало жечь огнем.
        14.НОЧНОЙ ПОЛЕТ
     С наступлением ночи Тернер вновь ощутил в себе грань.
     Казалось,  слишком много времени прошло с тех пор, когда он в последний
раз испытывал подобное  ощущение. Но теперь он чувствовал  себя  так, словно
грань никогда не оставляла его. Он  будто стал  сверхчеловеческой  ячейкой в
синхроцепи -  ощущение, которое стимуляторы  могут  лишь имитировать.  Такое
возможно  лишь на полигоне,  когда  все готово  для извлечения по-настоящему
крупной  дичи  и когда  ты  один  в ответе  за  все  - да и то лишь  в самые
последние часы перед рывком.
     Но  сколько  времени с тех пор утекло!  В  Нью-Дели он  только проверял
возможные  пути отступления для чиновника,  который даже  не  был  до  конца
уверен,  хочет ли он перейти под другую крышу.  Работай Тернер на грани  той
ночью в Чандни-Чаук,  он, быть может, и смог бы увернуться от  той "собаки".
Скорее всего - нет, но грань приказала бы ему попытаться.
     Теперь  же  грань позволила  ему  свести в единый рисунок  все факторы,
какие  следовало учесть  на данном  полигоне,  - как  целые  гроздья  мелких
проблем, так и крупные проблемы-одиночки. Мелких было  до черта,  но никаких
по-настоящему  серьезных  обломов.  Линч  и   Уэббер   начинали   потихоньку
вцепляться друг другу в волосы, а поэтому он устроил  так, чтобы  держать их
подальше друг от  друга.  Уверенность в  том,  что Линч  -  подсадка Конроя,
инстинктивная  с  самого  начала,  теперь  усилилась.  Когда  ты  на  грани,
инстинкты обостряются,  понемногу становишься телепатом.  У Натана  возникли
проблемы  со  шведскими грелками для рук - все, что было  проще компьютерной
платы,  сбивало  мастера  с  толку. Тернер  приставил  к  грелкам Линча - их
требовалось зарядить  топливом, а Натану  приказал выносить грелки наружу по
две за раз и  неглубоко закапывать  на расстоянии метра друг от  друга вдоль
двух длинных полос оранжевой ленты.
     Присланный  Конроем  микрософт  наполнял   голову  содержащейся  в  нем
вселенной других постоянно  меняющихся факторов: скорость воздушных течений,
высота самолета в воздухе, угол атаки, ускорение  и гравитация, направление.
Несмолкаемой   литанией  всплывали  из  подсознания  сведения  о  вооружении
реактивника:  приборы  наведения,  траектории падения  бомб, радиусы и  коды
запуска,  поисковые круги, счетчики боеприпасов. Конрой дописал к микрософту
простое  сообщение  - время  прибытия  самолета  и  подтверждение  установки
дополнительной антигравитационной сетки для пассажира.
     Тернер задавался вопросом,  что делает, что испытывает  сейчас Митчелл.
Предприятие  "Маас  Биолабс,  Северная Америка" было  встроено  в изрезанное
переходами  плато,  гигантский  обрубок скальной  породы,  вздыбившийся  над
поверхностью пустыни.  Досье  биософта  показало Тернеру фасад этого плато с
его  горящими вечерним светом  окнами. Плато  возвышалось над морем сагуарий
как рубка гигантского корабля. Для Митчелла оно было и тюрьмой и крепостью -
его домом  на протяжении  девяти последних лет. Где-то в сердцевине плато он
совершенствовал  гибридные технологии, уже  более века  не дававшиеся другим
ученым.  Работая  с  человеческими  раковыми клетками и  отвергнутой,  почти
забытой  моделью синтеза  ДНК,  он  создавал бессмертные  гибридные  клетки,
ставшие для  этой  технологии  базовыми средствами  производства, крохотными
биохимическими   заводиками,    бесконечно   воспроизводящими   искусственно
сконструированные молекулы, которые потом  собирали  в  цепи и  встраивали в
биочипы. Где-то там, в научном городке, Митчелл !
     доживает  сейчас  свои  последние часы в  качестве  самого  знаменитого
исследователя "Мааса".
     Тернер пытался представить Митчелла, которому предстоит совершенно иная
жизнь - его теперешняя  кончится  с переходом в  "Хосаку", но оказалось, что
это довольно непросто. Да и  так ли уж отличается закрытый исследовательский
центр в Аризоне от любого научного городка "Хосаки"?
     В течение всего этого  длинного дня в Тернере то и  дело темной  волной
поднимались  закодированные  воспоминания  Митчелла,  наполняя его  странным
ужасом, который, казалось, не имел ничего общего с предстоящей операцией.
     Тревожила узнаваемость, почти интимность образов, возможно,  именно эта
тревога и порождала страх. Некоторые  фрагменты как  будто обладали  гораздо
большей эмоциональной  насыщенностью,  чем  можно было  предположить  по  их
содержанию.  Почему  воспоминание о пустынном  холле  какого-то обшарпанного
общежития  в  Кембридже должно  наполнять его  виной и  отвращением к самому
себе? Другим же картинам, которым  по  логике вещей полагалось нести в  себе
некоторую степень  чувства, странно не хватало эмоций. Вот Митчелл играет  с
грудной дочкой  на  четырехугольнике  пушистого  паласа  в доме, который  он
снимал в Женеве.  Ребенок смеется, тянет отца за палец. Ничего. Жизнь  этого
человека,  с точки зрения Тернера, была отмечена именно отсутствием событий.
Ученый был талантлив  -  это  стало ясно довольно рано, честолюбив,  наделен
способностью к  расчетливым интригам и манипуляциям - подобный дар требуется
любому,  кто  мечтает  стать  ведущим исследователем.  Если кому-то  и  было
суждено подняться по иерархической лестн!
     ице корпорационной науки, то именно Митчеллу.
     Сам  Тернер оказался неспособен  прижиться среди людей дзайбацу, в этом
мире, разделенном  на  племена с  их  бесконечной  борьбой  за выживание. Он
оставался  вечным аутсайдером, непредсказуемым фактором, носимым  по  тайным
морям меж-корпорационной политики. Ни один служащий ни одной компании не был
способен на ту инициативу, какая требовалась  от  Тернера в ходе извлечения.
Откуда  взяться  у  служащего,   взращенного  корпорацией,   профессионально
небрежному  умению Тернера менять  свою  лояльность при смене работодателей.
Или,  может быть, его несгибаемому упорству с  того момента, как согласованы
условия  контракта.  Когда  ему еще не исполнилось и двадцати, его занесло в
охранную  контору;  это были времена, когда  мрачная  хандра  в послевоенной
экономике  только-только уступала  дорогу  импульсам  новых  технологий.  Он
неплохо продвинулся в охране, учитывая  отсутствие у него всяческих амбиций.
Он  обладал  осанкой  пластичного  мускулистого зверя,  которая  производила
впечатление на клиентов его работодателей,!
     и он  оказался сметлив и весьма расторопен. Умел носить одежду. Ладил с
техникой.
     Конрой  разыскал  его  в  Мексике,  где  работодатель Тернера  заключил
контракт  на  обеспечение  безопасности для съемочной группы "Сенснета" - те
записывали  получасовые  эпизоды  бесконечного   сериала  о  приключениях  в
джунглях.  Когда  появился  Конрой,  Тернер  как  раз  заканчивал  последние
приготовления. Он разработал контакты и посадил связника между "Сенснетом" и
местным  правительством.  Подкупил  главного  полицейского  чина  в  городе,
проанализировал  систему  безопасности  гостиницы,  познакомился  с местными
проводниками  и  водителями,  перепроверил их биографии, установил  цифровую
голосовую  защиту  на  передатчиках  съемочной группы,  подобрал команду  на
случай  возникновения кризисной ситуации  и разместил  сейсмические  сенсоры
вокруг скопления коттеджей "Сенснета".
     Он вошел в бар гостиницы -  продолжение вестибюля, выглядевшего как сад
или джунгли,  -  и нашел себе место за одним из стеклянных столиков. Бледный
мужчина с копной белых,  вытравленных волос  пересек бар, держа по стакану в
каждой  руке.  Одет  он  был  в  тщательно  выглаженную  армейскую  рубашку,
выпущенную поверх  джинсов, и кожаные сандалии. Мучнисто-белая кожа казалась
туго натянутой на угловатый череп.
     -   Ты  отвечаешь   за  безопасность   этих  детишек   из  симстима,  -
утвердительным тоном произнес  бледный  мужчина,  ставя один из  стаканов на
стол  перед Тернером. - Мне сказал Альфредо. Так звали  одного  из  барменов
гостиницы. Тернер поднял  глаза на человека,  который,  судя  по всему,  был
совершенно трезв и, казалось, олицетворял собой всю самоуверенность в мире.
     - Кажется, мы не представлены,  - сказал Тернер, не делая  ни малейшего
движения, чтобы принять предложенную выпивку.
     - Неважно, - ответил Конрой, отодвигая стул. - Мы играем на одном поле.
- Он сел.
     Тернер  посмотрел  на него в упор.  Тогда Тернер выглядел как настоящий
телохранитель.  В  его  осанке, в каждом  движении жилистого  тела  читались
беспокойство  и  настороженность,  и  очень  немногие  из  незнакомых  людей
решились бы так небрежно вторгнуться на его территорию.
     - Видишь ли, - сказал мужчина, -  сейсмики, которые  ты используешь, на
самом деле ни хрена не  стоят. -  Он  сказал это  так,  будто  комментировал
действия  бейсбольной команды, не особо отличившейся в этом сезоне. - Я знаю
людей, которые войдут внутрь, съедят твоих детишек на завтрак, потом засунут
их  кости в душ  и насвистывая удалятся.  А  сейсмики скажут,  что ничего не
случилось. - Он отпил  из стакана.  - Хотя,  конечно, в целом  твои действия
можно оценить на "отлично". Ты свое дело знаешь.
     Выражения "засунут кости  в душ"  было вполне достаточно - Тернер решил
убрать бледного.
     - Смотри-ка, Тернер, а вот твоя примадонна, - и мужчина улыбнулся Джейн
Хэмилтон.
     Актриса ответила  ему  улыбкой,  улыбнулась  и широко  раскрыла голубые
глаза, такие  ясные и  совершенные. Каждый  зрачок был  окаймлен  крохотными
золотыми  буковками  логотипа  "Цейс-Икон". Тернер  замер,  на  долю секунды
пойманный в  западню нерешительности. Звезда  была близко, слишком близко, а
бледный человек вставал...
     - Рад был познакомиться, Тернер,  - сказал он. - Рано или поздно мы еще
встретимся.  Последуй  моему совету, я о  сейсмиках.  Я бы  подстраховал  их
периметром "кричалок".
     Тут    он   повернулся    и   пошел   прочь,   под   хрусткой    тканью
рыжевато-коричневой рубашки плавно перекатывались мускулы.
     -  Как мило, Тернер,  -  сказала  Хэмилтон, устраиваясь на  стуле,  где
только что сидел незнакомец.
     -  Да? - Тернер не  отрываясь  смотрел, как  незнакомец ныряет  в толпу
розовощеких туристов и исчезает в суете переполненного вестибюля.
     - Я  думала, что ты и не  разговариваешь ни с кем. У тебя всегда  такой
вид,  будто  ты  обыскиваешь  собеседника,  заполняя на него рапорт. Приятно
видеть, как ради разнообразия ты заводишь друзей.
     Тернер  перевел взгляд  на актрису.  Хэмилтон было двадцать,  на четыре
года  меньше,  чем ему,  и в неделю она зарабатывала, грубо говоря, в девять
раз   больше  его   годового   оклада.   Загорелая   блондинка   с   коротко
подстриженными, как  требовалось  по  сценарию, волосами. Девушка  выглядела
так, будто изнутри  ее освещали  лампы  дневного  света. Голубые глаза  были
нечеловечески совершенными оптическими приборами, выращенными в автоклавах в
Японии.  Она  была  одновременно  и  актрисой,  и  камерой, глаза  ее стоили
несколько миллионов новых иен,  а в иерархии звезд "Сенснета" ее рейтинг был
почти что никаким.
     Он посидел с ней, пока  она  не прикончила оба коктейля, потом проводил
назад к коттеджам.
     - Тебе не хочется зайти выпить еще, а, Тернер?
     - Нет, - ответил он.
     Это  был уже второй  вечер, когда  она делала подобное предложение,  и,
насколько он догадывался, последний.
     - Мне нужно проверить сейсмики.
     Той же  ночью он  позвонил в Нью-Йорк, чтобы  получить телефон фирмы  в
Мехико, которая могла бы поставить ему "кричалки".
     Но  неделю  спустя  Джейн и трое  других -  половина актерского состава
сериала - были мертвы.
     - Мы готовы перекатить врачей, - сказала Уэббер.
     Тернер  заметил,  что  у  нее на  руках  коричневые кожаные  перчатки с
обрезанными пальцами.  Она сменила солнечные  очки  на  прозрачные линзы для
ночной охоты, а на бедре у нее висел пистолет.
     - Сатклифф наблюдает за  периметром через  камеры. Нам понадобятся  все
остальные, чтобы протащить эту срань через кусты.
     - Я нужен?
     -  Рамирес говорит,  что  не  может  напрягаться  за  какой-то  час  до
включения. Если  хочешь  знать  мое  мнение,  он  просто  маленький  ленивый
засранец из Лос-Анджелеса.
     - Нет,  -  отозвался Тернер,  вставая со  своего  насеста  на  каменной
ограде, - он  прав.  Если он перенапряжет  кисть, нам крышка. Любая  мелочь,
какую он не сможет почувствовать, способна сказаться на его скорости...
     Уэббер пожала плечами.
     - Ладно.  Значит, он в бункере. Раз  он  полощет руки в последней нашей
воде и напевает себе под нос, то мы выкрутимся.
     Когда они дошли до бокса, Тернер автоматически пересчитал головы. Семь.
Рамирес - в бункере;
     Сатклифф - где-то в лабиринте выгоревшего  квартала, следит за экранами
дозорных видеокамер. У Линча за правым  плечом висит  лазер "стайнер-оптик".
Компактная модель с разборной стальной треногой, встроенные батареи образуют
толстую рукоять под серым титановым корпусом,  который  одновременно  служит
стволом.  Натан  одет  в черный  комбинезон  и черные же десантные ботинки с
налетом светлой пыли. Под подбородком на головной повязке болтаются защитные
очки  с  выпуклыми,  будто муравьиные глаза, линзами оптического устройства.
Сняв свои мексиканские  солнечные очки, Тернер убрал  их  в нагрудный карман
синей спецовки и застегнул клапан.
     -  Как  дела, Тедди?  -  спросил  он двухметрового  верзилу  с  коротко
стриженными русыми волосами.
     - Ништяк, - улыбнулся тот всеми своими зубами.
     Тернер оглядел остальных членов  команды  полигона,  кивая  по  очереди
каждому: Комптон, Коста, Дэвис.
     - Что, беремся за дело, а? - спросил Коста. У него было круглое влажное
лицо с редкой,  тщательно подстриженной бородкой. Как Натан и все остальные,
он тоже был в черном.
     -  Через пару  минут,  -  отозвался  Тернер.  -  Пока все гладко. Коста
кивнул.
     - У нас приблизительно полчаса до прибытия, - сказал Тернер.
     - Натан, Дэвис, - приказала Уэббер, - отсоедините сливной шланг.
     Она  протянула Тернеру один из наборов  клипсовых передатчиков, который
уже  успела  вынуть из пузырчатой упаковки. Потом  сама  сорвала пластиковую
заглушку с самоклеющегося горлового микрофона и  разгладила его на сожженной
солнцем шее.
     Натан и Дэвис  копошились в тени  позади  фургона. Тернер  услышал, как
Дэвис тихонько чертыхнулся.
     - Вот черт, - бросил Натан, - нет крышки для раструба шланга. Остальные
засмеялись.
     - Оставь как  есть, -  бросила  Уэббер, -  беритесь  за колеса.  Линч и
Комптон, оттяните приводы.
     Вытащив из-за  пояса  электромотор  в  форме пистолета, Линч полез  под
фургон. Фургон закачался, тихонько скрипнула подвеска; внутри ходили  врачи.
До  Тернера  донесся  короткий   высокий  вой  какого-то  прибора,  а  потом
дребезжание мотора. Линч готовил приводы.
     Он нацепил клипсу и прижал горловой передатчик возле гортани.
     - Сатклифф! Проверка!
     - Нормально, - сказал австралиец. Казалось, что слабый голос исходит из
основания черепа Тернера.
     - Рамирес?
     - Громко и чисто...
     Восемь  минут.  Они выкатывали  трейлер на его  десяти  толстых  шинах.
Тернер и Натан  взялись  за  переднюю пару, тянули, направляя бокс в  нужную
сторону. Натан надвинул  на глаза защитные  очки. Митчеллу предстояло бежать
под покровом ночи. Бокс был тяжелым, абсурдно тяжелым - казалось, его просто
невозможно сдвинуть с места.
     - Будто катишь бревно на  паре  продуктовых тележек, - пробормотал себе
под нос Натан.
     У  Тернера  болела  поясница.  С самого Нью-Дели с ней что-то было не в
порядке.
     - Всем стоп, - скомандовала Уэббер от третьего колеса  слева. - У  меня
колесо застряло на каком-то долбаном камне...
     Отпустив свое колесо, Тернер выпрямился. И откуда сегодня ночью столько
летучих мышей? Трепещущие черточки в чаше звездного неба пустыни.  В Мексике
их  тоже  было полно. В джунглях это были фруктовые  мыши,  которые спали  в
кронах деревьев, нависавших над палаточным городком, где ночевала  съемочная
группа  "Сенснета".  Тернер  облазил  деревья,   опутывая  нависающие  сучья
мономолекулярной нитью,  -  любого незваного гостя  ждали  метры  невидимого
лезвия. Но  Джейн и другие погибли все  равно -  во  время взрыва на пологом
горном склоне недалеко от Акапулько. Неприятности с профсоюзами,  как сказал
кто-то потом,  но на деле  так  ничего  и  не выяснили,  кроме  самого факта
примитивного заряда в керамической оболочке, места, где он был установлен, и
точки,  откуда был  взорван.  Тернер  сам  лазил  на  склон,  даже  не  сняв
окровавленной одежды,  и видел  гнездо  в  поломанном  кустарнике, где ждали
убийцы, взрывную машинку  и автомобильный аккумулятор в  ржавом корпусе.  Он
даже нашел бычки самокруток и крышку от бутыл!
     ки чешского пива - новую и яркую.
     Сериал пришлось  прикрыть,  команда  по  устранению кризисных  ситуаций
безупречно сделала свое дело, организовав перевозку тел и эвакуацию выживших
членов актерского  состава  и  съемочной  группы.  Тернер  улетал  последним
самолетом. После восьми "скетчей" в баре аэропорта Акапулько он слепо выбрел
в центральный регистрационный  зал  и столкнулся там  с человеком  по  имени
Бушел, старшим техом из  лос-анджелесского комплекса "Сенснета". Несмотря на
лос-анджелесский загар,  Бушел был смертельно бледен. Его  индийский льняной
костюм пошел пятнами от пота.  В руке администратор держал алюминиевый кейс,
похожий    на   футляр   кинокамеры,   стенки   кейса   были   тусклыми   от
сконденсировавшейся  влаги.  Тернер глядел на  человека, глядел на  потеющий
кейс с красными и белыми предупредительными надписями и длинными наклейками,
поясняющими,  какие  меры  предосторожности  требуются  при  транспортировке
материалов в криогенном хранилище.
     - Господи, Тернер, - выдавил, завидев его, Бушел. - Слушай, парень, мне
очень жаль. Приехал только сегодня утром. Кошмарная история. - Он вытащил из
кармана пиджака  сырой носовой платок и вытер  лицо. - Кошмарная работа. Мне
никогда не приходилось делать такого раньше...
     - Что в этом чемодане, Бушел? - Теперь Тернер был гораздо ближе, хотя и
не помнил, как шагнул вперед. Он мог разглядеть поры на загорелом лице.
     - С тобой все в порядке, приятель? - Бушел отступил на  шаг назад. - Ты
как-то скверно выглядишь.
     - Что в этом чемодане, Бушел? - Льняной лацкан смят в кулаке,  костяшки
побелели от напряжения.
     -  Черт побери, Тернер!  - Человечек вырвался на свободу, сжимая  ручку
чемодана  уже обеими  руками. - Они же  не  были повреждены. Только какая-то
мелкая потертость  на одной  из роговиц. Глаза принадлежат < Сенснету> . Это
один из пунктов ее контракта.
     И  Тернер  отвернулся,  его   желудок  завязался  узлом  вокруг  восьми
неразбавленных  < скотчей> , а он все  пытался побороть тошноту. И продолжал
бороться с ней, держал  ее под контролем  в течение  девяти лет, пока  -  на
полпути  от голландца - все эти воспоминания не вернулись, не  обрушились на
него в  Лондоне,  в Хитроу, и  он скрючился, даже не  замедляя шага, посреди
очередного коридора - и сблевал в синюю пластмассовую урну.
     - Давай же, Тернер,  - подстегнула его Уэббер, - подтолкни. Покажи нам,
как это делаетс