ром свете от окна в крыше,
глядя на Майкла. Вознесение. Вознесение грядет.
     Что поделаешь... вышла в комнату и натянула платье замерзла.
     Мона  присела  на  серебристую кушетку. Красное  затемнение  превращало
серый  свет  из  окна в розовый  это  снаружи  начинало светать.  Интересно,
сколько может стоить такая квартира?
     Теперь,  не видя  его, Мона с трудом вспоминала: а как вообще  выглядит
Майкл? Ну,  подумалось ей, ему-то не составит  труда меня запомнить. Но одна
только мысль  о стиме оставила у нее привкус чего-то такого... как будто  ее
ударили  или обидели, а может, просто попользовались.  Она почти жалела, что
не осталась в отеле постимить Энджи.
     Серо-розовый свет заполнял комнату, ложился пятнами, цепенел,  застывал
в  углах. Что-то  в  нем  напомнило о Ланетте и  о разговорах о передозняке.
Иногда  от передозняка  кончаются в  чужих квартирах,  и  потом проще  всего
выбросить  тело из  окна, так  чтобы копы не  сообразили, откуда  именно оно
выпало.
     Но она  ведь  не собиралась об этом  думать... Мона встала,  порылась в
unkndhk|mhje и в шкафах в кухне. В морозилке лежал мешок кофейных зерен,  но
на магике от кофе начинает трясти. Еще там было полно маленьких целлофановых
пакетиков с японскими этикетками,  что-то замороженное или обезвоженное. Она
нашла пакетики чая и сорвала печать с  одной из бутылок воды в холодильнике.
Налила  немного воды в кастрюльку. С плитой пришлось повозиться, прежде  чем
удалось ее зажечь. Электроконфорки оказались  белыми  кругами на черном фоне
плиты.   Ставишь  кастрюлю   в  центр  круга   и  касаешься  красной  точки,
нарисованной рядом.  Когда вода закипела, она бросила в кастрюлю пакетик чая
и сняла ее с конфорки.
     Наклонившись над кастрюлькой, Мона вдохнула пар с запахом трав.
     Она никогда не забывала, как выглядит Эдди, когда его не было  рядом  с
ней. Пусть это  случалось не очень часто, но когда  он был рядом,  она чувст
вовала себя уверенней. Должно же быть  подле тебя  какое-то лицо, которое не
меняется. Но,  пожалуй, и об  Эдди  думать сейчас не  такая уж хорошая идея.
Скоро, очень скоро  наступит отходняк, а до  тех  пор надо  еще найти способ
вернуться  в отель.  Внезапно ей  пришло  в голову, что все это так  сложно:
слишком  многое  надо сделать,  просчитать  варианты а  это и есть отходняк,
когда начинаешь волноваться, как бы слепить обратно дневную сторону суток.
     Едва ли Прайор позволит Эдди  ее ударить, думала  Мона, хотя бы потому,
что хочет что-то  сотворить  из ее внешности. Мона обернулась, чтобы достать
чашку.
     Прайор был одет  в  черное пальто. Она услышала, как из ее горла сам по
себе вырвался странный звук.
     При  отходняке  ей  и  раньше  случалось  видеть  всякую всячину.  Если
смотреть  в упор, видения исчезали. Она попыталась вглядеться в Прайора,  но
это не сработало.
     Он просто стоял  у двери с каким-то пластмассовым пистолетом в руке, не
целился в  нее, просто  держал пушку  в руках.  На  нем были перчатки, точно
такие, как те, какие Джеральд надевал для осмотра. С виду он был  не слишком
чтоб зол, но ради разнообразия не улыбался.  Довольно  долго  он  вообще  не
произносил ни слова, и Мона тоже молчала.
     Кто здесь? Он  сказал это так, будто  спрашивал мимоходом на вечеринке,
как дела.
     Майкл.
     Где?
     Она кивком показала на альков.
     Надень туфли.
     Она вышла из  кухни,  стараясь держаться  подальше от  него,  по дороге
автоматически нагнулась, подобрала с ковра белье. Туфли нашлись за кушеткой.
     Прайор  беззвучно  шагнул  за  ней  в  комнату, стал смотреть, как  она
надевает туфли. В руке у него по-прежнему был пистолет. Сняв свободной рукой
со спинки кушетки кожаную куртку Майкла, он бросил ее Моне.
     Надень,  спокойно сказал он. Она просунула  руки  в рукава, в одном  из
карманов скомкала белье.
     Он  подобрал рваный белый дождевик и,  свернув в  ком, убрал  в  карман
своего пальто.
     Храпел Майкл.  Возможно,  он вскоре  проснется  и  проиграет  запись по
новой. С его снаряжением ему и в самом деле никто здесь больше не нужен.
     В  коридоре Мона  равнодушно  смотрела,  как  Прайор  с  помощью  серой
коробочки запирает дверь. Пушка исчезла, но она не видела, как он ее убирал.
Из  коробочки  торчал  кусок  гибкого  красного  шнура   с  непримечательным
магнитным ключом на конце.
     На  улице  было холодно.  Он заставил ее  пройти  пешком квартал, потом
открыл дверь  маленькой  белой трехколесной  машины. Она села  внутрь. Заняв
место водителя,  Прайор стянул перчатки. Завел машину. Мона увидела  облачко
выхлопа, отраженное в зеркальных стеклах башни бизнес-центра.
     Он подумает, что я ее украла, пробормотала она, теребя лацкан куртки.
     Тут  магик сдал последнюю свою карту: по синапсам  рванул рваный каскад
нейронов... Кливленд под  дождем  и покой в  душе,  какой  она испытала лишь
однажды тогда, на тропинках.
     Серебро.
ГЛАВА 16. НИТЬ НАКАЛИВАНИЯ В СЛОЕ НАГАРА
     Я твоя идеальная аудитория,  Ганс, подумала  она, когда запись пошла по
второму кругу. Где тебе найти более внимательного зрителя? Ты ведь уловил их
сущность, Ганс. Можешь мне поверить, я  это знаю, потому  что мне  снятся ее
воспоминания. Я вижу, насколько близко ты подошел.
     Да,  ты уловил сущность  этих людей.  Путешествие вовне,  строительство
стен, долгая  спираль, закручивающаяся внутрь. Они помешались  на стенах, не
так ли? Лабиринт крови, лабиринт  семьи. Грибница посреди пустоты... Они как
будто говорят:  Мы это  то,  что внутри,  снаружи  другое. Здесь мы пребудем
вечно. А тьма  таилась там с самого  начала... Ты раз за разом  находил ее в
глазах  Мари-Франс,  вновь и вновь пригвождал медленным  наплывом камеры  на
затененные глазницы черепа. Очень рано она запретила снимать себя на пленку.
Ты подровнял, увеличил ее изображение, провернул его через плоскости  света,
плоскости тени, сгенерировал модели, расчертил  ее  череп решеткой неона. Ты
использовал  особые программы, чтобы  состарить ее визуальный образ согласно
статистическим моделям,  затем  анимационные программы, чтобы  оживить  свою
зрелую Мари-Франс. Ты раздробил ее изображение, низвел его до бесчисленного,
но  конечного  числа точек,  перемешал,  давая  выйти на  свет новым формам,
выбрал  те, которые, похоже,  что-то говорили тебе...  А  потом ты взялся за
остальных, за  Эшпула и дочь, чье лицо  обрамляет твой  фильм,  его первый и
последний кадр.
     Повторный просмотр придал  основательность их истории,  позволил  Энджи
нанизать отрывочные видеозарисовки Беккера на единую временную линию. Точкой
отсчета стала свадьба Тессье и Эшпула, союз, наделавший в свое  время немало
шума, особенно в средствах массовой  информации  финансовых кругов. Оба были
наследниками своих отнюдь не скромных империй: Мари-Франс
     громадного  состояния  семьи  Тессье,  основанного  на  девяти  базовых
патентах  в области прикладной  биохимии, а Эшпул мощной инженерной фирмы со
штаб-квартирой  в Мельбурне, фирмы, которая носила имя его отца. Журналистам
этот брак представлялся слиянием,  хотя возникшую в результате корпоративную
единицу финансовый  мир рассматривал  как невыгодную  этакая химера  с двумя
головами, смотрящими в разные стороны.
     Однако вскоре  стало заметно, как на  фотографиях  тех  лет  из взгляда
Эшпула  исчезли  пресыщенность  и  скука,  а   их  место  заняла  абсолютная
решимость. Эффект вышел нелестным или скорее даже пугающим: красивое жесткое
лицо становилось  все жестче,  все  безжалостней  в  своей  все  поглощающей
целеустремленности.
     Через год  после  женитьбы  на  Мари-Франс  Тессье  Эшпул избавился  от
девяноста  процентов  акций  своей фирмы,  вложив освободившийся  капитал  в
орбитальную собственность и установки по запуску шаттлов. Плод живого союза,
двоих  детей  брата и сестру  вынашивали тем временем суррогатные  матери на
вилле Мари-Франс в Биаррице.
     Тессье-Эшпулы взошли на орбитальный  архипелаг и  здесь обнаружили, что
плоскость эклиптики размечена лишь очень редко разбросанными военными базами
и  первыми  автоматизированными  фабриками  картелей.  И  тогда  они  начали
строительство. Первоначально их  объединенные капиталы были  не больше,  чем
затраты Оно-Сендаи  на изготовление одного-единственного процессорного блока
в   условиях  орбитальной  станции,   но  Мари-Франс,  проявив   неожиданное
предпринимательское чутье  и сноровку, создала приносящую колоссальный доход
гавань   данных  для  обслуживания  потребностей  не  столь  респектабельных
секторов  международного  банковского  сообщества.  А это,  в свою  очередь,
породило  связи с  самими банками  и  их клиентами. Эшпул занимал направо  и
налево, и стена лунного  бетона, которой предстояло стать Фрисайдом, росла и
закруглялась, смыкаясь вокруг своих создателей.
     Когда разразилась война, Тессье-Эшпулы уже скрылись за этой стеной. Они
видели,  как вспыхнули  и погибли Бонн  и  Белград.  Строительство  веретена
продолжалось в те три недели войны лишь  с незначительными перебоями, хотя в
последовавшие  за  ними  десятилетия  оцепенения  и хаоса эта  задача  стала
гораздо сложнее.
     Но  дети,  Джейн и Жан, теперь уже были с ними. Вилла  в  Биаррице была
продана, чтобы оплатить создание  криогенной  установки для их нового  дома,
виллы Блуждающий огонек. Первыми жильцами криогенной утробы стали десять o`p
клонированных эмбрионов: 2-Джейн  и 2-Жан, 3-Джейн  и 3-Жан...  Существовало
множество   законов,  запрещавших   или   как-то   иначе   регулиро   вавших
искусственное репродуцирование  индивидуального генетического  материала, но
было и столько же лазеек в хитросплетениях юрисдикции...
     Энджи  остановила  запись  и  попросила  дом  вернуться  к  предыдущему
эпизоду. Снова  кадры с  изображением  криогенного устройства,  этой  утробы
Тессье-  Эшпулов,   созданной   швейцарскими  инженерами.   Она  знала,  что
предположение Беккера о  сходстве верно:  эти  круглые двери из окаймленного
хромом черного стекла были центральными образами в воспоминаниях незнакомки,
убедитель ными и тотемными.
     Одно изображение сменяло другое. Теперь речь шла о  создании сооружений
на  внутренней  поверхности  веретена в  условиях  невесомости. Продвигалось
строительство осветительной  системы Ладо-Ачесона,  преобразующей  солнечную
энергию,  наращивалась атмосфера,  создавалась ротационная за счет  вращения
гравитация...  Тут  Беккер столкнулся с  непреодолимым,  на  первый  взгляд,
препятствием: он обнаружил, что на него свалилось сказочное богатство в виде
многих-многих  часов  блестяще-глянцевой документации. Он  ответил  на  этот
вызов  яростным, рваным  монтажом, напрочь  выстригая  поверхностный  лиризм
исходного  материала; на экране остались лишь от  дельные  напряженные  лица
измученных  рабочих  среди  неистового улья  механизмов. Фрисайд  зеленел  и
расцветал  в   ускоренном   порхании   записанных  на   пленку   восходов  и
искусственных  закатов.  Роскошная, запечатанная  в  бетон и  пластик земля,
усеянная драгоценными  камнями бирюзовых озер. Тессье и Эшпул  выбирались из
Блуждающего  огонька, своего  тайного дома  на  кончике  веретена,  лишь  на
официальные   церемонии.   С   примечательной   отстраненностью   обозревали
властители ими же созданную страну.  Тут  Беккер резко сбросил темп и  снова
принялся  за свой одержимый анализ. Вот это  последний раз, когда Мари-Франс
взглянула  в  объектив.  Беккер  исследует  черты  ее  лица  в  мучительной,
растянутой  фуге,  крупные  планы  медленно  перетекают  один  в   другой  в
изысканном контрапункте к пульсирующим волнам аудиореверса, прорывающимся на
звуковой дорожке сквозь дрейфующие наслоения статических шумов.
     Энджи вновь попросила паузу, поднялась с кровати и подошла  к окну. Она
испытывала странный подъем, пришло  неожиданное ощущение силы  и  внутренней
гармонии. Что-то подобное произошло с ней семь лет назад в Нью-Джерси, когда
она узнала, что и другим  известны те, кто приходил к  ней в  снах,  что они
зовут их  лоа, Божественными Наездниками, дают им имена,  и  призывают их, и
торгуются с ними о милостях.
     И  даже  тогда  не  обходилось  без  путаницы и  недоразумений.  Бобби,
например, утверждал, что Линглессу, оседлавший Бовуа в оумфоре,  и Линглессу
из матрицы это различные, не  связанные между собой сущности. Если, конечно,
первого из них вообще можно считать сущностью.
     Они проделывают это уже более десяти тысяч лет, танцуют, сходят с ума,
     говорил он, твари же из киберпространства духи, призраки, не важно, что
они такое, обитают там лишь последние лет семь-восемь, не более.
     Бобби верил старым ковбоям. Тем, кому он покупал выпивку в Джентльмене-
Неудачнике  всякий раз,  когда  карьера  Энджи  приводила  их  в Муравейник.
Старики   считали,  что  лоа  появились  не   так  давно,   они   вроде  как
новоприбывшие. Старые ковбои жили прошлым, когда решительность и талант были
единственными решающими факторами в карьере компьютерного виртуоза. Впрочем,
Бовуа  возразил  бы   на  это,  что  для  того,  чтобы  иметь  дело  с  лоа,
решительности и таланта требуется не меньше.
     Но они же приходят ко мне, возражала она. И мне не нужна дека.
     Это то, что у тебя в голове. То, что сделал твой отец...
     Бобби  рассказал ей, что  старые  ковбои  сошлись на  том, что  однажды
настал такой день, когда  все изменилось, хотя существовали разногласия отно
сительно того, как и когда.
     Когда  Все  Изменилось  так  они называли это событие  или этот день, и
однажды Бобби заставил Энджи загримироваться и привел  ее в Неудачник, чтобы
она  сама  послушала  стариков.  Вокруг  бара  суетились  агенты  из  службы
безопасности  Сенснета,  которых даже на порог не пустили.  То,  что  охрана
осталась  за дверью,  произвело  на нее  тогда  большее  впечатление, нежели
разговоры стариков. Джентльмен-Неудачник стал баром ковбоев еще  во  bpelem`
войны, которая ознаменовала  рождение новой технологии.  Тогда в Муравейнике
не  было  другого  места, где криминальные  элементы  были бы представлены в
таком  изобилии,  хотя, когда  Энджи появилась  здесь, это изобилие наводило
скорее на  мысль,  что  завсегдатаи бара в  большинстве своем  давно ушли на
покой. В Неудачнике уже  не  толклись крутые ребята из молодых, но некоторые
из них приходили сюда послушать.
     И вот теперь, в  спальне дома в Малибу,  Энджи вспомнила эти  истории о
том,  Когда  Все  Изменилось,  понимая,   что  какая-то  часть  ее  сознания
мучительно  пытается  найти  место стариковским  байкам  и  воспоминаниям  в
коллаже  из  обрывков ее  собственной  жизни  и  истории  семейства  Тессье-
Эшпулов.
     3-Джейн  была нитью  накаливания, Тессье-Эшпулы  слоем нагара.  Дата ее
рождения была  официально  зарегистрирована  тем  же  днем,  что и  рождение
девятнадцати  ее клонированных  братьев  и  сестер-близнецов.  Расследование
Беккера стало еще  более  нервозным,  когда 3-Джейн  была  выношена  в чреве
очередной суррогатной матери  и вышла на свет посредством кесарева сечения в
хирургическом  отсеке  Блуждающего  огонька.  Критики  соглашались:  3-Джейн
явилась  для Беккера чем-то  вроде  спускового  крючка. С рождением  3-Джейн
фокус  документального  фильма незаметно  сместился,  являя  новое  усиление
напряженности,  прогрессию  одержимости  как  бы  некое  чувство греха,  что
отмечал не один критик.
     3-Джейн стала  центром внимания,  капризной  жилкой  золота в гранитном
массиве  семьи.  Нет,  подумала Энджи,  серебра,  тусклого  и сумасбродного.
Изучая снимок 3-Джейн и двух ее сестер, сделанный китайским туристом у озера
возле какого-то отеля во Фрисайде, Беккер  неиз менно возвращается  к глазам
3-Джейн,  рассматривает  выемку ключицы, хрупкие запястья. Физически  сестры
совершенно идентичны,  и  все же нечто  выделяет 3- Джейн. И попытка Беккера
докопаться до природы этой особенности превращается  в основной посыл  всего
фильма.
     По мере того как расширяется  архипелаг, Фрисайд процветает. Банковский
узел,  публичный  дом,  гавань  данных,  нейтральная территория для  воюющих
корпораций веретено начинает играть все более сложную роль в истории высокой
орбиты; тем временем владельцы Тессье-Эшпул СА скрываются еще за одну стену,
на этот раз дочерних корпораций. Имя Мари-Франс ненадолго всплывает  в связи
с  разбирательством  в  женевском  патентном  суде  по  поводу  определенных
достижений в области создания искусственного интеллекта. Впервые и только на
короткое   время   достоянием   общественности   становится   информация   о
массированных вложениях Тессье-Эшпулов в исследования в этом  направлении. И
вновь семейство проявляет  свою своеобразную способность исчезать  из  виду,
вступая  в еще один период забвения,  тот,  что  окончится  лишь со  смертью
Мари-Франс.
     Постоянно   будут   ходить   слухи   об  убийстве,   но  любая  попытка
расследования натолкнется  на богатство  и изолированность клана, на сложное
переплетение их финансовых и политических связей.
     Вторично просматривая фильм Беккера,  Эн-джи уже  знала личность убийцы
Мари-Франс Тессье.
     На рассвете, не зажигая на кухне свет, она приготовила себе кофе и села
смотреть на бледную линию прибоя.
     Континьюити.
     Здравствуй, Энджи.
     Ты знаешь, как связаться с Гансом Беккером?
     У меня есть номер телефона его агента в Париже.
     Беккер что-нибудь снял после Антарктики?
     Насколько мне известно, ничего.
     А как давно это было?
     Пять лет назад.
     Спасибо.
     Пожалуйста, Энджи.
     До свидания.
     До свидания, Энджи.
     Уж  не считал ли Ганс  Беккер,  что  3-Джейн повинна  в смерти  Эшпула?
Казалось, он каким-то окольным путем внушал эту мысль.
     Континьюити.
     Здравствуй, Энджи.
     Фольклор компьютерных жокеев, Континьюити. Что ты об этом знаешь?
     Интересно, что подумает Свифт, спросила она себя.
     Что бы тебе хотелось знать, Энджи?
     Когда Все Изменилось...
     Архетип мифа  встречается  обычно в одной  из двух версий. Одна  версия
предполагает, что  матрица киберпространства населена или, скорее, посещаема
некими  существами,  чьи характеристики  соответствуют  первичному  архетипу
скрытого  народа.   Другая  основана  на  предположении   о   вездесущности,
всесильности и непостижимости самой матрицы.
     То есть, что матрица есть Бог?
     Можно сказать и так, хотя  в рамках архетипа точнее было  бы говорить о
том, что  у  матрицы есть Бог, поскольку вездесущность и всесильность  этого
существа ограничивается матрицей.
     Если у него есть ограничения, он не всесилен.
     Вот  именно.  Обрати  внимание  на  то, что  архетип  не  наделяет  его
бессмертием, что обычно присуще религиозным системам,  основанным  на вере в
высшее  существо,  по  крайней  мере,  в  рамках   именно  вашей   культуры.
Киберпространство существует если, конечно, можно употребить слово
     существует лишь благодаря деятельности людей.
     Как ты.
     Да.
     Энджи  вернулась  в гостиную, где в сером  рассветном  свете  очертания
кресел эпохи Людовика XVI стали чем-то похожи на скелеты: их изогнутые ножки
напоминали позолоченные кости.
     Если бы подобное существо имелось в действительности, спросила она,
     ты был бы его частью, так?
     Да.
     И ты знал бы об этом?
     Не обязательно.
     Ты знаешь?
     Нет.
     Ты исключаешь такую возможность?
     Нет.
     Тебе не кажется, что это довольно странный разговор, Континьюити?
     Ее щеки  были мокрыми от слез, хотя она и не заметила, когда они начали
течь.
     Нет.
     Как вписываются истории о... Она помедлила, едва не сказав слово
     лоа. О существах  в матрице... как  они  уживаются с  представлением об
этом сверхсуществе?
     Никак.  И  то  и другое лишь версии  события, известного  как Когда Все
Изменилось. И та и другая версии очень недавнего происхождения.
     Точнее?
     Приблизител