авду.
   - Так тебе кажется. Я выросла в крестьянской семье, не более чем в  сотне
километров отсюда. Я родилась в четыре часа утра, а к  полудню  моей  матери
приказали выходить на уборку риса - и она вышла. Грязь, мухи, вонь  нечистот
- вот мои детские воспоминания.
   Сон Чин недоуменно взглянула на мать:
   - Почему же я ни разу об этом не слышала?
   - Потому что ты была рождена и воспитана среди избранных, и  твое  низкое
происхождение беспокоило бы тебя. Это не такая вещь, которую можно обсуждать
вслух, не вызывая предубеждения к себе.
   - Но если это действительно правда, - все  еще  недоверчиво  сказала  Сон
Чин, - то как же вам удалось достичь такого положения?
   - Твой отец - необыкновенный человек. Рожденный в семье солдата, он  рано
проявил склонность к наукам и способности к математике. В двенадцать лет  он
был послан в Центр и стал одним из избранных.  Он  преуспел,  ибо  никому  и
ничему не позволял становиться у себя на пути. Нам нравится думать, что  его
холодность и бессердечное равнодушие - всего лишь маска, но это не  так.  Он
никогда не носил маски. Я даже сомневаюсь, способен ли твой отец  испытывать
даже те чувства, которые присущи любому мужчине.  По  существу,  он  гораздо
больше похож на те машины, что правят нами, нежели на человека  из  плоти  и
крови. Он сам сделал себя таким, ибо в этом - залог его власти. Когда у него
зародилась идея генетических  манипуляций,  он,  разумеется,  пожелал  лично
основать династию сверхлюдей, и для  этого,  естественно,  ему  понадобилась
жена.
   - Почему же он не взял женщину, равную ему по положению?
   - Подробностей я не знаю, но уверена, что все было рассчитано до мелочей.
Он знал, хотя местные жители, разумеется, полагают иначе, что разница  между
крестьянами и аристократами зачастую существует только в нашем  воображении.
Как-то раз в нашу деревню пришли какие-то люди  и  взяли  у  каждой  девушки
моложе четырнадцати лет образцы крови. Что касается отца, то ему нужна  была
именно крестьянка - женщина подходящего  интеллектуального  уровня,  но  при
этом необразованная и, конечно же, неизнеженная. Кроме того, он не хотел  ни
в малейшей степени зависеть от ее родственников. В нашей семье было  слишком
много дочерей, и мои родители с радостью согласились избавиться  от  лишнего
рта. Но какими генетическими качествами определялся его выбор, я так никогда
и не узнала.
   - Но вы же ботаник! Вы образованная женщина, у вас широкие интересы...
   - Этим я овладела гораздо позже, уже в Центре. Он позволил мне учиться  в
той степени, в какой это не мешало моей основной роли - жены и хозяйки дома.
И разумеется, я была объектом всех его экспериментов, в  результате  которых
на свет появилась ты. Первое время я безумно тосковала по своим  родным,  но
ни на  секунду  не  забывала,  в  каких  условиях  они  живут.  Я  неустанно
благодарила богов и усердно выполняла все возложенные на меня поручения. Сон
Чин задумалась.
   - Но почему вы решили рассказать мне об этом именно сегодня?  -  спросила
она наконец.
   - С самого рождения  тебя  холили  и  лелеяли.  Ты  была  изолирована  от
внешнего мира и позволяла себе такие вещи, за которые любого другого казнили
бы на месте, независимо от его пола и положения. Я знала, что таким  образом
он испытывает свое творение, но сама позволяла тебе жить в свое удовольствие
совсем по другим причинам. Я понимала, что  рано  или  поздно  ты  окажешься
лицом к лицу со своим  предназначением,  исполнить  которое,  учитывая  твою
избалованность  и  самовлюбленность,  тебе  будет  нелегко,  и   потребуется
определенная адаптация к местным условиям.
   Сон Чин содрогнулась.  Лишение  памяти,  таланта,  способностей  -  одним
словом, личности - они называли "адаптацией к местным  условиям"!  При  этом
она  понимала,  что  эти  изменения  будут  происходить   исключительно   на
психохимическом уровне и, естественно, не передадутся ее детям в отличие  от
тех достоинств, о которых она даже не сможет вспомнить.
   - Как вы можете это позволить! Ведь я ваша дочь!
   - Изменить что-то не в моей власти, и в глубине души ты понимаешь это. Но
я помню холод, грязь и вечный голод, от которого  сводит  внутренности...  Я
никогда этого не забуду, но ты никогда не узнаешь, что  это  такое.  У  тебя
останутся твои шелка, благовония, изысканнейшие  блюда.  Ты  будешь  обычной
аристократкой, и тебе не придется  подвергаться  ментокопированию,  ломке  и
всему остальному, что требует от нас Система. Но такой,  какова  ты  сейчас,
тебя никто не возьмет замуж. У  тебя  нет  ни  малейшего  понятия  о  чести,
чувстве долга перед семейством, самопожертвовании... У тебя нет даже любви к
кому-то другому - только к себе самой. Я говорю  это  со  стыдом,  ибо  сама
чувствую свою вину за то, что ты стала такой.
   - Но почему женщины вообще должны подчиняться мужчинам? Я умнее любого из
них,  я  умею  обращаться  с  машинами,  у  меня  есть  своя  работа,   свои
исследования. Я личность, а вы хотите сделать из меня подопытного кролика!
   Мать вздохнула:
   - Ну что тебе сказать? Так было на протяжении тысячелетий, и этот порядок
обеспечивал существование нашего общества. Сейчас это происходит потому, что
машины, которые устанавливали для нас законы, решили вернуть  нас  в  глухую
древность. К сожалению, этого изменить нельзя. Любой, кто осмелится хотя  бы
попытаться, будет уничтожен. Ты сама видела  штурм  крепости  технологистов.
Вот почему твой отец думает об отдаленной перспективе и гордится  тем,  чему
положил начало. Для него нестерпимо даже малейшее  подчинение,  но  хотя  он
поднялся так высоко, как это только возможно в нашем обществе, - все  же  он
вынужден бояться машин и подчиняться им. Именно поэтому он так ненавидит  их
- но он достаточно умен и понимает, что не  может  их  победить.  Однако  он
верит в будущее и надеется, что основанная им могущественная династия отыщет
способ.
   - Но это нечестно! Я не просила о такой судьбе!
   - Уже одни эти слова доказывают, что отец прав. Нечестно, что наши судьбы
предопределены. Нечестно, что мои братья и сестры месят грязь, а я  распекаю
служанку за случайно оставленную пылинку. Никто в  этом  мире  не  просил  о
такой жизни, но ни у кого нет выбора. Надо уметь извлекать лучшее  из  того,
что мы имеем, иначе - смерть. - Она помедлила и добавила:
   - Ты спрашиваешь, почему  тебе  нельзя  продолжать  свою  работу.  Нельзя
потому, что ты подошла слишком близко к тому, чтобы поставить под  удар  все
семейство. Рано или поздно ты попытаешься одолеть  Главную  Систему,  а  это
станет концом для всех нас.
   - Главную Систему можно одолеть! Мы и так делаем это постоянно!
   - Нет. Ее можно обмануть, а это совсем не одно и то же. Она знает, что мы
ее обманываем, но не обращает на это  внимания,  потому  что  наш  обман  не
угрожает  ее  существованию.  Наоборот,  наше  умение  обманывать  ее  и  не
попадаться дает нам право подняться над остальными и служить ей. Но победить
ее тебе не удастся, а удержаться от искушения ты не сможешь. Ради твоего  же
собственного блага мы обязаны позаботиться о том, чтобы этого не случилось.
   - Вы хотите сказать, ради вашего блага. Мама, ведь  это  же  не  темплет!
Меня собираются убить, уничтожить душу и оставить одну  оболочку!  Мое  тело
останется жить, но это буду уже не я,  а  кто-то  совершенно  иной!  Как  вы
можете это допустить?
   На глазах матери появились слезы.
   - Я ничего не могу поделать, - ответила она  и,  повернувшись,  вышла  из
комнаты, оставив дочь в одиночестве.
   Сон Чин велела подать обед в свою комнату, но едва  притронулась  к  еде.
Она смотрела на шелковую постель, наряды, украшения, замысловатые рисунки на
дорогой  ткани,  на  баночки  с  душистыми  притираниями..,  и  думала,  что
променяла бы все это на крестьянскую одежду, грязь и рисовое поле,  лишь  бы
избежать того, что ей предстояло.
   Если бы имелась возможность вернуться в Центр,  пока  еще  есть  время...
Там, в своей стихии, она смогла  бы  обмануть  даже  отца,  как  они  вместе
обманывали Главную Систему. Там у нее было бы  преимущество,  о  котором  он
даже не догадывался, оно могло бы пригодиться,  но,  если  ее  прямо  сейчас
отправят на переделку, у нее нет никаких шансов.
   Впервые она подумала о самоубийстве. Ценой  своей  жизни  обмануть  отца,
разбить его проклятые мечты и, быть может, заставить его пожалеть об этом...
Это была бы слабенькая, но все же месть, и чем  больше  Сон  Чин  думала  об
этом, тем привлекательнее казался ей такой выход из положения.
   Ей было трудно заснуть, но наконец она задремала.  Однако  поздней  ночью
внезапно проснулась, явственно ощутив чье-то  присутствие.  Так  и  есть!  В
ногах ее постели маячила большая темная фигура!
   - Я вижу, ты проснулась, - сказал отец. Он хлопнул в ладоши,  слуга  внес
светильник и, поклонившись, быстро удалился. -  Сегодня  вечером  ты  сильно
расстроила свою мать.  Это,  в  свою  очередь,  взволновало  меня,  а  также
поставило под угрозу все семейство. Ты вынуждаешь  меня  действовать,  чтобы
предупредить опрометчивые и неразумные поступки со  стороны  любой  из  вас.
Вставай и собирайся в дорогу. Ты отправишься сегодня же ночью.
   Сон  Чин  задохнулась,  но  не  осмелилась   выказать   неповиновение   в
присутствии отца. Не такой он был человек.
   - Прошу вас, почтенный отец, - сказала она, одеваясь. - Могу ли я узнать,
куда меня повезут?
   -  В  сопровождении  моих  особо  доверенных  людей  ты  отправишься   на
посадочную площадку для аварийного скиммера, где  тебя  возьмут  на  борт  и
доставят в Центр  для  переделки.  Я  надеялся  сохранить  это  в  тайне  до
последней минуты, чтобы избавить тебя от душевных страданий,  но,  поскольку
тебе каким-то образом все стало известно, откладывать долее не имеет смысла.
Так будет лучше для тебя и для других. - С этими  словами  он  повернулся  к
двери. - Капитан!
   В спальню вошел молодой офицер.  Вид  у  него  был  заспанный  и  немного
смущенный.
   - Господин?
   - Вы получили широкие полномочия и, надеюсь, понимаете, что с вами будет,
если произойдет хоть что-то непредусмотренное?
   - Мои люди готовы, господин, и с воодушевлением ожидают ваших приказов.
   - Так возьми это избалованное, самовлюбленное создание, в котором нет  ни
капли чести, и возврати мне достойную дочь!
   Капитан понимающе поклонился.
   Ее  вывели  в  ночь  и  посадили  в  закрытый  экипаж.  Двое   решительно
настроенных солдат самой устрашающей  наружности  сели  напротив,  остальные
разместились позади  и  рядом  с  возницей.  Никто  не  проронил  ни  слова,
захлопнулись дверцы, и экипаж тронулся. Шторки на окнах были задернуты.
   Меньше чем через час они достигли посадочной  площадки,  на  которой  уже
стоял скиммер. Ее отец никогда не упускал ни малейшей детали.
   Этой площадкой пользовались редко; по сути дела, Сон Чин вообще не  могла
припомнить, чтобы ею когда-нибудь пользовались. Ее устроили здесь на  всякий
случай, а также потому, что место было укромным:  правила  требовали,  чтобы
аппараты летали на больших высотах и приземлялись в стороне от больших дорог
и селений.
   Все произошло так быстро, что Сон Чин не успела даже ни о  чем  подумать.
Она уже  окончательно  проснулась,  но  происходящее  казалось  ей  каким-то
нереальным, словно бы все это  происходило  с  кем-то  другим,  а  она  лишь
наблюдала со стороны.
   Скиммер был построен в  расчете  на  скорость  и  не  предназначался  для
перевозки груза. Кроме кресел для капитана и второго пилота, в  нем  имелись
еще три места для пассажиров. Сон Чин усадили посередине; слева сел  молодой
капитан, а  справа  -  неразговорчивый  здоровяк  солдат.  Внезапно  капитан
приподнялся и, нагнувшись к Сон Чин, крепко нажал на ее запястья. Вздрогнув,
она опустила голову и увидела,  что  руки  ее  прикреплены  к  подлокотникам
тонкими, но прочными металлическими полосками.
   - Тысяча извинений, госпожа, но таков приказ, - сказал капитан, и  в  его
голосе прозвучало искреннее сожаление.
   Пристегнув ей таким же образом ноги, он закрепил обычные привязные ремни.
Путы не доставляли девушке особых неудобств, но двинуться она не могла.
   - В этом нет необходимости, капитан,  -  сказала  она,  стараясь  придать
своему голосу твердость.
   - Это необходимо, госпожа, потому что  так  было  приказано,  -  возразил
офицер и, вернувшись на свое место, пристегнулся сам. -  Ваш  отец  говорит,
что вы чрезвычайно изобретательны.
   "Изобретательна!" - мрачно подумала она. Изобретательна настолько,  чтобы
одолеть четырех мужчин, угнать скиммер и удрать куда-то, где он не сможет ее
отыскать?
   Дверца громко чавкнула, закрываясь, и они поднялись в воздух. Все  заняло
не больше нескольких минут. Как хорошо все организовано, подумала она.
   - Капитан! Прошу прощения, не могли бы  вы  сказать,  когда  вы  получили
приказ доставить меня в Центр?
   Он смутился:
   - Два дня назад, госпожа.
   Она кивнула. Два дня назад. Именно тогда она впервые  проговорилась,  что
знает о его планах. И он принял меры. Она расстроила свою мать,  как  бы  не
так!
   Скиммер  набрал  заданную  высоту  и  перешел  на  горизонтальный  полет,
постепенно наращивая скорость. Со своего  места  Сон  Чин  хорошо  различала
приборную доску и, затаив дыхание, смотрела, как стрелка индикатора медленно
подползает к самому краю шкалы. Она и не думала, что скиммеры  могут  летать
так быстро.
   При такой скорости они будут в Центре к рассвету.

***

   Название "Центр" не имело никакого отношения к  географическим  понятиям.
Он размещался в провинции Синкиан на краю северо-западной пустыни, там,  где
прежде стояло маленькое поселение кочевников. Плотность населения здесь была
небольшой, что как нельзя  лучше  соответствовало  интересам  администрации.
Подавленная случившимся.  Сон  Чин  не  чувствовала  ничего,  даже  тревоги.
Казалось, в душе у нее что-то умерло; она даже умудрилась поспать  во  время
полета - беспокойным, прерывистым сном.
   Миновав защиту, они приземлились. Дверца открылась, экипаж  молча  вышел.
Капитан освободил ее от оков и помог подняться. От долгого сидения в одной и
той же позе тело затекло и все мышцы болели.
   Сон Чин хорошо знала Центр, но в этой его  части  она  никогда  не  была.
Конечно, она имела представление о ее существовании, но раньше это место  не
представляло для нее интереса.
   Ее провели подлинному коридору. Автоматические двери, расположенные через
каждые десять метров, неслышно смыкались за спиной, вызывая в  душе  чувство
обреченности. Коридор вел глубоко вниз, далеко за пределы служебного уровня.
Наконец в  комнате,  отдаленно  напоминающей  приемную,  их  встретили  пять
женщин, одетых в странную форму: белую, с широкими  красными  полосами.  Сон
Чин никогда не  видела  такой.  Выглядели  они  так,  словно  им  с  детства
нравилось мучить кошек.
   - Почтенная госпожа, прошу прощения за неудобства, причиненные  во  время
путешествия, и благодарю вас за то, что вы позволили нам без помех исполнить
свои обязанности, - вежливо сказал капитан,  явно  довольный  тем,  что  его
участие в этом деле заканчивается. - Желаю вам всего наилучшего.
   Сон Чин почувствовала себя  как  человек,  от  которого  ждут,  чтобы  он
поблагодарил своего палача,  но  капитан  явно  сам  был  в  затруднительном
положении и обращался с ней очень вежливо.
   - Желаю и вам всего хорошего, капитан, - ответила она. - Благодарю вас за
любезность.
   Капитан получил расписку у женщины, которая, видимо, была здесь  главной,
и, поклонившись, удалился.
   - Сними с себя  всю  одежду,  -  приказала  начальница  грубым  и  резким
голосом.
   Сон Чин вздрогнула. Это было неслыханное унижение.
   - Я  старшая  дочь  военачальника  и  главного  администратора!  -  гордо
ответила она. - Я не потерплю, чтобы со мной разговаривали в таком  тоне,  и
не стану раздеваться при посторонних!
   - Уясни себе кое-что, цветочек, - отрезала начальница. - Ты будешь делать
все, что тебе скажут. С этой  минуты  ты  государственная  собственность,  а
государство - это мы, и на  твое  происхождение  нам  плевать.  Если  ты  не
разденешься через пять секунд, тебя разденут насильно. И  запомни  -  впредь
тебе ничего не будут повторять дважды. Когда  тебе  приказывают,  ты  должна
повиноваться, или тебе придется плохо. Нам все равно, будешь ли ты выполнять
приказания добровольно или связанная и с заткнутым ртом.
   Впервые за все это время Сон Чин действительно испугалась,  но  сдаваться
ей не позволяла гордость. Начальница сделала повелительный жест, две женщины
быстро прижали Сон Чин к стене и принялись сдирать с нее  тонкий  шелк.  Она
закричала и забилась, но никто не обратил на это внимания. Ей вытянули  руки
и сковали их тонкими, но прочными наручниками, соединенными цепочкой  длиной
не более полуметра. Такие же кандалы надели ей на лодыжки.
   - Ну что, пойдешь сама, или нам тебя нести? - Начальнице явно  доставляло
удовольствие проявлять свою власть над теми, кто был выше ее по рождению и с
детства занимал более привилегированное положение.
   - Я пойду сама, - угрюмо ответила Сон Чин.
   Они шли быстро; она еле успевала передвигать  скованные  ноги.  В  другом
помещении ей быстро  остригли  ее  шелковистые  черные  волосы,  а  длинные,
миндалевидные ногти обрезали, придав им нелепую  округлую  форму.  Затем  ее
сунули под душ и долго драили мочалками. Ощущение было унизительное, Сон Чин
была  на  грани  истерики,  но  сдерживалась,   не   желая   доставлять   им
удовольствие. Она быстро сообразила, что, только сохраняя  аристократическую
невозмутимость, можно им хоть чем-то досадить.
   Потом ее снова повели вниз по бесконечным коридорам, пока вдоль  стен  не
потянулись двери, снабженные папиллярными замками. Начальница  открыла  одну
из них и втолкнула Сон Чин в камеру. Ее подчиненные сняли с девушки  кандалы
и унесли с собой.
   Камера размером не больше чем три на четыре метра была совершенно  пуста.
Стены, пол и даже высокий потолок были покрыты мягким  материалом  и  лишены
каких-либо  особых  примет.  Встроенные  светильники,   прикрытые   матовыми
пластинами, давали мягкий свет; они находились в добрых  четырех  метрах  от
пола и добраться до них было невозможно.
   - Теперь слушай внимательно, - сказала начальница. - Ты останешься  здесь
до тех пор, пока тебя не позовут. Твой отец  приказал  позаботиться  о  том,
чтобы ты ничем не могла себе повредить, и мы это сделаем. Тебя будут кормить
дважды в день, в этой камере, под присмотром охраны, и советую съедать  все,
что дадут. Камера звуконепроницаемая, но в двери имеется стекло,  прозрачное
снаружи. Мы будем следить за тобой, но беспокоить не станем.  Если  захочешь
облегчиться, присядь вон в том углу. Туалет выдвигается автоматически, и  не
вздумай совать туда руку или что-нибудь еще. Все, что в  него  попадает,  он
захватывает и удерживает, и без посторонней помощи тебе не освободиться.  На
стене рядом с туалетом гибкая трубка. Если захочешь  пить,  можешь  высосать
оттуда воду, она отмеряется малыми  порциями.  Снова  резервуар  наполняется
через час. При любой попытке причинить себе вред на тебя наденут наручники и
ножные кандалы гораздо короче этих. Есть вопросы?
   - Да. Как долго мне придется.., пробыть здесь?
   - Сколько понадобится. Но не беспокойся. Когда ты отсюда выйдешь,  то  не
вспомнишь этого даже в страшном сне.
   Женщины удалились, и дверь закрылась, навсегда отсекая Сон Чин от прежней
жизни.
   Некоторое время она сидела и злилась, сознавая полную свою беспомощность.
Здесь все было отработано, их методы отшлифовывались столетиями, и, что хуже
всего, они действительно могли с ней сделать почти все  что  угодно,  потому
что, как справедливо заметила начальница, потом она ничего не будет  помнить
и даже не сможет никому пожаловаться. Теперь  ей  стал  понятен  смысл  этой
странной униформы: даже если кому-то уда