омпьютер,  чтобы
выполнять полученный приказ до бесконечности,  доводя  его  до  абсурда.  Он
будет совершенствовать систему, пытаясь распространить ее на всю Галактику и
даже  за  ее  пределы,  а  любая  встреча  с  внеземной  цивилизацией  будет
воспринята ими как очередная угроза человечеству.
   Однако программа требует, чтобы перстни существовали и всегда  находились
в руках людей,  облеченных  властью...  Козодой  хорошо  знал  компьютеры  и
понимал, как они  мыслят.  Если  бы  какой-нибудь  из  модулей  за  минувшие
столетия был утерян или уничтожен, машина немедленно изготовила бы дубликат,
но в программе не говорилось, что обладатели перстней обязаны знать, что это
такое и как их использовать. И  разумеется,  никто  не  запрещал  компьютеру
скрывать местонахождение интерфейса и командного модуля.
   Поистине, это охота за сокровищами! Итак, кто-то когда-то проник в  тайну
перстней и собрал все, что было известно по этому поводу, воедино. Поскольку
документ был рукописным, ни один компьютер не имел доступа к нему -  и  даже
вряд ли  подозревал,  что  он  существует.  Видимо,  погибшая  женщина  была
связной, но что-то пошло не так.  Система  пронюхала  о  документе,  женщина
бежала, спасая драгоценную информацию, и погибла здесь, в глуши.
   Но у кого сейчас  эти  кольца?  Тот,  кто  сможет  собрать  их  вместе  и
выяснить, где находится интерфейс, будет править.., всем.
   Ясно, что те, кто собирал эти сведения, имели  в  виду  именно  это.  Они
наверняка охотились за перстнями, как за величайшим сокровищем во Вселенной.
Об этом, кстати, говорил один намек, короткая фраза, нацарапанная  на  полях
последнего листа. Судя по выцветшим красным  чернилам,  она  была  добавлена
позже, а не скопирована со всем остальным.
   "Чен держит трех певчих пташек".
   Чен... Довольно распространенное имя, но это не важно.  Это  должен  быть
человек, "облеченный властью". Облеченный властью человек по имени Чен...
   Ласло Чен! Да, это наверняка он. Полукровка, ставший  предводителем  всех
кочевых племен Востока. Козодой хорошо знал его по Консилиуму.
   Он поднялся, напряженно размышляя. Посвященные образовывали особый  клан,
нечто вроде привилегированного клуба, в котором перстни  служили  атрибутами
его почетных членов... Могло ли это превратиться в традицию и в  таком  виде
дожить до нынешнего времени? Если так, то не исключено,  что  Чен  знает,  у
кого остальные перстни.
   В этом-то и заключалась первая проблема. Там, в Консилиуме, он без  труда
мог бы отыскать повод для поездки в ташкентскую резиденцию Чена или хотя  бы
в региональный центр в Константинополе, на который он работал. А сейчас?  До
окончания рекреации оставалось всего шестьдесят семь дней, и добраться  туда
за это время не представлялось возможным. Но когда рекреация закончится,  он
должен будет пройти ментосканирование - это цинично называли  "дезинфекцией"
- а значит, неизбежно  будет  осужден.  С  другой  стороны,  если  он  вдруг
исчезнет. Вал сразу поймет почему - и отправится вдогонку, вооруженный  его,
Козодоя, памятью, его манерой мыслить и всей современной  техникой,  которая
ему недоступна.
   Его глаза остановились на потрепанном атласе, лежавшем в кейсе.  Он  взял
его, отыскал карту центральной части Северной Америки и стал изучать систему
рек, в надежде отыскать  подходящий  путь.  Парусные  флотилии  поддерживали
небольшой, но постоянный торговый оборот с иными странами, но  от  восточных
портов  его  отделяли  недели  пути  верхом,  по   незнакомым   территориям,
населенным  людьми,  не  особенно  приветливыми  к  чужестранцам.  На   юге,
разумеется, был Нолинз, где хозяйничали племена каже, но он был маленьким  и
обслуживал, в основном, каботажные суда.
   Внезапно Козодой замер, осененный догадкой. Бегущий по Грязи! Как  же  он
мог забыть про него! Несколько лет назад Бегущий  по  Грязи  был  выслан  из
Консилиума из-за какой-то скандальной истории, о которой никто ничего толком
не знал, и назначен резидентом в Нолинзе, откуда сам  был  родом  и  куда  и
раньше частенько выезжал по делам Консилиума.
   Козодой размышлял. Там ли еще Бегущий по Грязи? Жив ли еще? И  помнит  ли
он некоего юного воина, который дежурил за него, пока старый  лис  обделывал
свои многочисленные делишки?
   Но есть ли выбор?
   Он еще раз, тщательнее вгляделся в карту. Плыть предстоит  по  течению  -
это уже хорошо. До Нолинза две недели  пути  -  дней  десять,  если  удастся
где-нибудь спрямить,  и  три  недели,  если  встретятся  трудности,  что,  к
сожалению, намного вероятнее. Итак, если старик еще там, если он еще  помнит
Козодоя, если он захочет по старой дружбе сунуть голову в петлю только  ради
удовольствия лишний раз подколоть Консилиум и если сумеет устроить  уроженцу
прерий путешествие на скиммере через полмира, тогда есть кое-какие шансы. Не
очень большие, но альтернатива еще менее привлекательна.
   Пришло время поговорить с Танцующей в  Облаках.  В  последние  недели  он
много думал о ней. Они оба были одиноки, но его сердце и разум были затянуты
тучами, а она принесла ему свет. Козодой восхищался ею и желал  ее;  теперь,
когда он мог вернуться в Консилиум  только  мертвым,  тем  более  не  стоило
заводить речь о браке. Она уже потеряла одного мужа, нельзя  же  просить  ее
вторично выйти замуж за ходячего покойника!
   И вот он подходил к ее лачуге на  задворках  стойбища  Четырех  Семейств,
чтобы попрощаться - и принять это решение  оказалось  намного  труднее,  чем
решиться прочесть опаснейший документ.
   - .. И  теперь  я  должен  добраться  до  него,  -  объяснял  он.  -  Это
единственный человек, у которого достаточно власти, и он может спасти  меня,
потому что для него эти сведения тоже имеют значение.
   Она с печальным видом кивнула:
   - Ты собираешься идти один? Он насторожился:
   - Естественно.
   Похоже, ответ задел ее, но она постаралась не подать виду.
   - А ты когда-нибудь бывал в низовьях реки? Ты когда-нибудь греб на каноэ?
Ты хоть плавать-то умеешь?
   - Нет, в низовьях реки я не был, грести давно разучился,  но  по  крайней
мере плавать я умею.
   - Я тоже никогда не забиралась так далеко вниз по реке, - вздохнула  она.
- Но моего мужа часто посылали в разные места, и он мне кое-что рассказывал.
Ниже по  течению  река  намного  шире  и  глубже.  В  опасных  местах  можно
справиться только вдвоем.
   Он подозрительно посмотрел на нее:
   - Ты хочешь сказать, что идешь со мной?
   - Это мой мир. Я выросла в нем и хорошо его знаю. Ты не  должен  ехать  в
такую даль без меня. В одиночку ты никогда не доберешься до того человека. Я
это знаю, да и ты, я думаю, тоже.
   - Это просто безумие! Те места чужие для нас обоих  и  очень  опасные.  Я
почти наверняка погибну и отправляюсь туда лишь потому, что здесь меня  ждет
верная смерть. А что  будет  с  тобой?  Одна  среди  чужих  темен  -  ты  же
понимаешь, что может случиться... А в городе - еще хуже.  Головорезы,  воры,
убийцы, женщины, у которых не осталось и капли чести... Там  даже  никто  не
говорит по-хайакутски. Даже если я выживу, ты  сможешь  говорить  только  со
мной.
   - А мне и не надо больше ни с кем говорить, - серьезно ответила она. -  И
если ты погибнешь, то уже не важно, что будет  со  мной.  Теперь  понимаешь?
Разве ты ослеп и не видишь, что я тебя люблю? Или ты уже не считаешь нас  за
людей?
   Козодой был одновременно задет и растроган.
   - Я солгу, если скажу, что не люблю  тебя.  -  Он  внезапно  почувствовал
внутри болезненную пустоту. - Но неужели ты тоже не видишь, что я уже  почти
мертв?
   - Пока еще нет, - ответила она, - но если ты  так  упорно  будешь  в  это
верить, то умрешь непременно. Ну а теперь отвернись от своих бед, изнеженный
мальчуган, и подумай обо мне. Кому как  не  мне  понимать,  что  делается  с
тобой? Я сама была мертвой все эти годы - пока не пришел ты.
   Козодой  покраснел.  "Она  права,  -  сказал  он   себе.   -   Я   просто
самовлюбленный избалованный мальчишка. Разве у нее меньше  прав  предпочесть
смерть жизни в аду?"
   - Тебе не обязательно на мне жениться, - мягко сказала она. - Я все равно
пойду с тобой.
   - Нет уж, - ответил он. - Пойдем поищем знахаря. Раз уж  мы  собрались  в
берлогу демона, так давай поженимся, как полагается.

***

   Церемония была проста; хотя свадьбы у  хайакутов  могли  быть  невероятно
сложными, действительно обязательным был  лишь  краткий  ритуал,  в  котором
знахарь выступал свидетелем  перед  Великим  Духом,  Творцом  Всего  Сущего.
Договориться  насчет  каноэ  оказалось  намного  труднее,  но  наконец   они
закончили все приготовления и вернулись  в  хижину  Козодоя,  чтобы  забрать
карту и документ. Только теперь он вспомнил о шкатулке с  драгоценностями  и
открыл ее. Танцующая  в  Облаках  была  поражена  количеством,  размерами  и
красотой камней.
   - Этими украшениями  предполагалось  оплатить  путешествие  той,  которая
погибла, - объяснил Козодой. - Теперь мы оплатим ими свое путешествие.
   - Но... Они же ее, а не наши, - возразила Танцующая в Облаках. - Не ляжет
ли на нас ее проклятие?
   - Не думаю. Камни предназначались для того,  чтобы  она  могла  выполнить
свое задание. Я принял на себя ее тайну и ее миссию, и если у  кого-то  есть
на них право, то у меня. Ну а  теперь  давай  переложим  их  в  какой-нибудь
мешочек.
   - Зачем? Шкатулка красивее.
   - Не сомневаюсь, но мы оставим ее здесь, а с ней и большую  часть  бумаг.
Знание, скрытое в них, таково, что демоны будут искать их,  пока  не  найдут
или не убедятся, что они уничтожены. Мне пришлось сломать ей  пальцы,  чтобы
высвободить ящик, и это, несомненно,  наведет  их  на  след,  но  все  же  я
придумал уловку, которая позволит нам выиграть время.
   Он вырвал из книги несколько страниц -  на  тот  случай,  если  Ласло  не
поверит ему на слово, - выбрав такие, чтобы недостача  по  крайней  мере  не
бросалась в глаза. У  преследователей  вряд  ли  имелся  полистный  перечень
документов, которые везла связная, и если на  первый  взгляд  все  будет  на
месте, возможно, они будут удовлетворены.
   Осторожно, стараясь не оставлять следов. Козодой и  Танцующая  в  Облаках
пробрались туда, где лежало тело; там все оставалось по-прежнему.  Выбрав  в
стороне достаточно укромное место.  Козодой  открыл  кейс  и  разбросал  его
содержимое вокруг. Пустую шкатулку он забросил в кусты,  старательно  удалив
все отпечатки пальцев с нее и с кейса; с бумагами он возиться не  стал:  как
опытный исследователь Козодой знал, что если  какой-то  вывод  напрашивается
сам собой, то мало кто станет тратить время на поиски малозаметных изъянов в
общей картине. В конце концов, каждый историк - прежде всего детектив.
   - Надеюсь, все будет выглядеть так, словно бы кто-то  случайно  наткнулся
на тело, потом взял ящик, осмотрел его, выбросил бумаги, потому что не  смог
их прочесть, а драгоценности  забрал  с  собой,  -  объяснил  он.  -  Вполне
правдоподобно. Если  ее  не  найдут  еще  несколько  дней,  погода  и  звери
поработают на нас, придав моей версии еще большую достоверность.
   Они вернулись в его жилище. По обычаям хайакутов молодожены после свадьбы
уединялись в глуши, и он рассчитывал, что на первое время это  объяснит  его
отсутствие.
   Из достижений цивилизации  он  решил  взять  с  собой  только  карандаши,
бумагу, комплект запасной одежды и походную посуду. У  Танцующей  в  Облаках
вещей было еще меньше, и обернутый одеялами тюк с  их  имуществом,  служащий
одновременно балластом, не грозил перегрузить  каноэ.  Танцующая  в  Облаках
наготовила еды,  сколько  смогла,  но  в  основном  провизию  им  предстояло
добывать по дороге. Для этого  требовались  по  меньшей  мере  нож,  лук  со
стрелами, копье и неизменный кремень с огнивом.
   Свои изделия Танцующая в Облаках раздарила  Четырем  Семействам,  оставив
себе лишь две головные повязки с ярким узором. Одну она дала Козодою, другую
надела сама. Закончив  приготовления,  они  сели  на  его  постель,  и  тут,
повинуясь внезапному побуждению, он обнял ее, привлек к  себе  и  поцеловал.
Она прижалась к нему, подняла голову, и вот - свершилось. Впервые за все это
время они целовались и держали друг друга в объятиях.
   Танцующая в Облаках,  без  сомнения,  превосходила  Козодоя  в  житейских
делах, но у нее почти не было опыта в любви,  а  он,  хотя  и  долгое  время
пробыл  без  женщины,  обладал  довольно  значительными  познаниями  в  этой
области. Она сдалась и позволила ему вести себя,  а  потом  они  заснули  на
соломенной постели, слишком узкой для двоих, и оба были счастливы.
   На следующее утро в ней что-то изменилось: она стала как-то мягче, нежнее
и словно светилась изнутри. А Козодой уже не чувствовал безнадежности, столь
естественной в сложившихся  обстоятельствах.  Он  знал,  что  сделал  верный
выбор, и надеялся, что и она тоже.
   - Ты не жалеешь? - осторожно спросил он.
   - Если бы мы умерли прямо сейчас, я умерла бы  счастливой.  И  так  может
быть каждую ночь?
   - Если двое любят друг друга, то да. Но у нас впереди  долгий  и  трудный
путь. Иногда мы оба будем слишком усталыми.
   Она рассмеялась:
   -  Значит,  станем  делать  это  по  уфам.  Пойдем  посмотрим,   как   ты
управляешься с каноэ.
   Для начала  оно  опрокинулось.  Конструкция  суденышка  была  превосходно
продумана, однако требовала не  только  уверенного  владения  веслом,  но  и
тщательного размещения груза. Хотя в утреннем  воздухе  и  ощущался  осенний
холод, они разделись, чтобы не промочить одежду, и, как оказалось, не зря. В
это утро им поневоле пришлось принять еще несколько холодных  ванн  и  много
раз вытаскивать перевернутое каноэ на берег. Правда, с каноэ  им  повезло  -
оно не тонуло.
   Однодневной практики было явно недостаточно для такой коварной реки,  как
Миссисипи,  но  задерживаться  было  еще  опаснее.  Они  решили  отплыть  на
следующий день. Капитаном, разумеется, была Танцующая в Облаках.
   Весь вечер в отдалении погрохатывал гром, но рассвет  выдался  необычайно
теплым и  солнечным,  словно  и  не  осенним.  Они  попрощались  с  Четырьмя
Семействами, стараясь,  чтобы  это  не  выглядело  как  расставание  навеки.
Танцующая в Облаках с радостью обнаружила, что к ней вновь стали  относиться
с определенным уважением.  Знахарь  подарил  молодым  несколько  амулетов  и
магические краски, которые должны были отгонять злых духов  и  оберегать  их
брак, и наконец они смогли отплыть. Был уже  полдень,  и,  понимая,  что  до
заката им все  равно  не  удастся  покрыть  достаточно  большое  расстояние.
Танцующая в  Облаках  предложила  особо  не  спешить,  а  лучше  лишний  раз
попрактиковаться  и  по  крайней  мере   почувствовать,   что   их   одиссея
действительно началась.
   Она вновь упаковала верхнюю одежду  и  показала  Козодою  еще  одно  свое
произведение: две набедренные повязки - расшитые пояса,  с  которых  свисали
полосы землисто-коричневой шерстяной ткани длиной чуть меньше  метра.  Этого
было достаточно, чтобы соблюсти приличия, и в то же время  помогало  сберечь
остальную одежду от воды и дождя.
   Кроме того, она взяла магические краски и разрисовала  ими  свое  лицо  и
лицо Козодоя.
   Поначалу все шло совсем неплохо. Они быстро поймали течение и не торопясь
поплыли на юг, работая веслами, лишь когда возникала необходимость  обогнуть
препятствие или мель. Они понятия не имели, с  какой  скоростью  плывут,  но
река была спокойной, погода - хорошей, и они радовались жизни.
   Реки служили главными торговыми артериями Северной  Америки,  по  которым
священный камень для трубок доставлялся из Миннесоты  в  вигвамы  востока  и
юга; в обратном направлении  везли  тонко  обработанные  драгоценные  камни,
священные тотемы и табак,  без  которого  не  обходился  ни  один  ритуал  в
племенах восточного происхождения.
   Козодой и Танцующая в Облаках встречали другие  каноэ,  идущие  вверх  по
течению, иногда довольно большие и тяжело груженные, а временами их обгоняло
попутное суденышко, стремительно и уверенно  скользящее  по  воде.  Впрочем,
никто не искал с ними беседы и, если не считать приветственного взмаха руки,
не  обращал  на  них  особого  внимания.  По  неписаному  закону   на   реке
поддерживался строжайший нейтралитет.
   Хорошая погода продержалась три дня, а  потом  по  небу  покатились  валы
густых облаков, и зарядил нескончаемый холодный дождь.  Они  были  вынуждены
пристать к берегу и, устроив у толстого дерева навес из самых больших одеял,
ждать, пока пройдет ненастье. Было сыро и неуютно;  к  тому  же  их  скудные
запасы угрожающе таяли, и хотя Козодой отыскал несколько яблонь, прожить  на
одних яблоках было  невозможно,  а  использовать  драгоценности  без  особой
необходимости ему не хотелось: это было слишком рискованно. Разумеется,  они
могли охотиться, но земля была слишком мокрой,  чтобы  разложить  костер,  и
добычу пришлось бы есть сырой.
   Танцующая в Облаках оказалась необычайно изобретательна. Насадив дождевых
червей на тонкие лозы, она затопила их на мелководье,  пригрузив  небольшими
камнями, и часами неподвижно стояла по бедра  в  воде,  пристально  глядя  в
мутный поток. Внезапное, неуловимо быстрое движение - и ее копье  появлялось
из воды с бьющимся на нем крупным сомом. Козодой попробовал проделать то  же
самое и едва не проткнул себе ногу.
   Пойманных рыб она разделала ножом, но есть их пришлось сырыми, и  Козодой
обнаружил, что его это нисколько не заботит, хотя еще недавно содрогнулся бы
от одной лишь мысли об этом. Он менялся с каждым днем и не  просто  загорел,
похудел и окреп: перемены происходили и на  более  глубоком  уровне.  Прежде
всего он перестал видеть  сны  о  Консилиуме;  на  смену  им  пришли  мирные
сновидения: строительство хижины,  охота,  любовь...  Даже  проснувшись,  он
только усилием воли мог возвратиться мыслями к  своему  положению.  Мир,  из
которого он пришел сюда, казался холодным,  чуждым  и  почему-то  не  просто
нереальным, но нежеланным.
   Конечно, это действовал темплет, но раньше это  не  проявлялось  с  такой
силой. Впрочем, раньше ему не доводилось  и  жениться  на  женщине  из  этой
культуры и уединяться с ней в глуши; в прошлые рекреации он  просто  отбывал
положенное время, пока не получал право вернуться к своей  подлинной  жизни.
Теперь же он не просто думал  на  хайакутском,  он  думал  как  прирожденный
хайакут, словно бы старый Козодой неприметно умер  и  на  смену  ему  пришел
другой, который никогда не покидал своего жилья и не бывал в иных  мирах.  С
каждым днем прежняя жизнь становилась все более невообразимой и  призрачной.
Даже дождь и грязь уже не так докучали ему, как прежде. Танцующая в  Облаках
молча лежала рядом, положив голову ему на плечо.
   - Скажи, изменился ли я  за  последние  дни?  -  спросил  он,  не  совсем
понимая, почему это так его беспокоит.
   - Нет, муж мой, - тихо ответила она. - А ты чувствуешь, что изменился?
   - Я.., мои мысли полны тумана. Мне трудно вспоминать.
   - Что вспоминать, муж мой?
   - Свое прошлое, свои знания, свою работу. Даже Четыре Семейства уже стали
забываться.
   - Какие Четыре Семейства?.. - сонно спросила она. Что-то холодное, словно
струйка тумана, вползло ему в душу.
   - Ты что-нибудь помнишь? Ты помнишь, как мы поженились?
   - Я.., я... - Она внезапно смутилась.  Он  резко  отодвинулся  от  нее  и
встал:
   - Поднимайся! Мы должны немедленно плыть дальше.
   Она смутилась еще сильнее:
   - Плыть... Зачем? Я.., кажется, я не могу думать правильно...
   - Именно поэтому! Пошевеливайся! Скорее! Каждое  движение  отнимало  уйму
сил, но в конце концов они упаковали припасы, нагрузили  каноэ  и  столкнули
его в воду. Дождь был мелкий, но частый, и они  уже  основательно  промокли.
Сыростью еще можно было пренебречь, но туман и вздувшаяся река  представляли
серьезную опасность.
   Похоже, гипнотическое поле не было настроено специально  на  них,  и  это