ас  опасности  вести  себя  столь
беспечно?"
   - Заклинание. -  Грантайре  пожал  а  плечами  и  протянула  руку.  -
Саркофаг пуст. Дайте мне камень.
   Лайам пошел к ней, и на ходу его словно прорвало. Вопросы  посыпались
один за другим.
   - Вы уверены, что все задуманное вами сработает?  Откуда  вы  знаете,
что он должен вернуться? А что, если это не так? Разве его не насторожит
близость камня? Он ведь должен соображать, где опасно, где нет!
   Грантайре бесцеремонно забрала у него мешочек,  но  отмалчиваться  не
стала. Она говорила медленно, словно стараясь заодно убедить и себя:
   -  Камень  сработает,  а  Эйрин  вернется.  Здесь  его  дом  и  самый
безопасный приют. Чтобы полностью  возвратить  свою  прежнюю  силу,  ему
следует совершить очень много убийств, и в любом случае  он  не  захочет
слишком удаляться от камня. Он обязательно вернется к  нему,  -  сказала
Грантайре решительно и кивнула, словно бы подводя под разговором черту.
   Но убедить Лайама было не так-то просто.
   - Грантайре, послушайте, Эйрин хранил камень на каком-то там  складе.
Какая ему разница, где будет находиться кристалл?
   - Он однажды уже упустил свой камень из виду, - возразила волшебница,
- и его брат, Дорстений, воспользовался этой оплошностью.  Эйрин  теперь
непременно  попытается  контролировать  камень.  Однако  нам  вовсе   не
обязательно ждать его здесь. Мы можем посидеть наверху, а  сюда  послать
Фануила. Он и сообщит нам, когда Эйрин придет.
   - Нет, это  не  дело...  -  заговорил  было  Лайам,  вовсе  не  желая
подвергать своего дракончика риску, но  его  остановил  сдавленный  крик
госпожи Присциан.
   Лайам с Грантайре разом повернулись к вдове и увидели нависавшее  над
ней существо.
   У Лайама возникло странное ощущение, что он переместился  во  времени
на пару  часов  назад.  Опять  за  саркофагом  первого  Присциана  стоял
безжалостный враг, и опять Лайам жалел о том, что безоружен.
   Между существом, нависшим над госпожой Присциан, и каменной  статуей,
выступавшей из крышки гигантского  саркофага,  сходства  практически  не
имелось, но Лайам ни на миг не усомнился, что перед  ним  именно  Эйрин.
Очевидно, маг спустился в склеп раньше тех, кто вознамерился  вновь  его
упокоить, и прятался на балкончике, подслушивая, что о нем говорят.  Его
удержала от нападения близость камня, но сейчас, взяв  заложницу,  Эйрин
явно готовился дать  противникам  бой.  Костлявые  пальцы  охватили  шею
вдовы, а  высокий  рост  существа  только  подчеркивал  его  невероятную
худобу. Рука  с  булавой,  занесенная  над  головой  госпожой  Присциан,
казалась не толще сжимаемой  ею  рукоятки,  а  чресла  вампира  даже  не
выступали из-за сухощавой фигурки старушки.
   Грантайре опомнилась первой. Она выхватила из  мешочка  кристалл,  но
Эйрин угрожающе пошевелил  булавой.  Это  движение  почему-то  напомнило
Лайаму о барабанщиках,  которые  взмахивают  палочками,  перед  тем  как
начать отстукивать заданный ритм.
   - Отпусти ее! - приказала  Грантайре  спокойным  и  уверенным  тоном.
Краем  зрения  Лайам  заметил,  что  камень,  вскинутый  твердой   рукой
непреклонной магессы, засиял, как звезда. Но полюбоваться этим  эффектом
не представлялось возможным, взгляд Лайама был прикован к объекту, вовсе
не походящему на звезду.
   "Это не может быть живым!" - думал он, не веря  своим  глазам.  Эйрин
пытался заговорить. Его шея походила  на  связку  высохших  до  каменной
твердости прутьев, могущих скорее треснуть, чем изогнуться.  Но  тем  не
менее прутья-мышцы пришли в движение, и Эйрин сумел издать что-то  вроде
невнятного шепота, похожего на  сухой  кашель.  Его  глаза  так  глубоко
запали в  глазницы,  что  те  казались  пустыми,  и  только  на  дне  их
посверкивали  красные  искры.  Длинные  черные  волосы  свисали  редкими
прядями с обеих сторон  черепа,  обтянутого  потрескавшейся  от  сухости
кожей.
   Существо кашлянуло снова, и изо рта его на  голову  госпожи  Присциан
посыпалась серая пыль. Почтенная судовладелица с  невысказанной  мольбой
смотрела на своего делового партнера.
   - ...отдайте и убирайтесь... - сумел едва слышно произнести Эйрин.
   - Нет, - твердо ответила Грантайре и, высоко подняв  камень,  шагнула
вперед.  Лайам  напрягся,  готовясь  к  прыжку.  "Ну  почему  он   такой
огромный?" - мелькнуло в его голове.
   - Отпусти ее, - приказала Грантайре.
   Истощенный за долгие столетия Эйрин говорил едва  слышным,  свистящим
шепотом, от которого у Лайама пробегал по коже мороз. Он  стиснул  зубы,
злясь на свой страх и свою беспомощность.
   - Это мое... Оставь... и уходи, - с царственной неторопливостью Эйрин
поднял булаву, нацелил ее на Грантайре, а  потом  замахнулся,  плавно  и
широко. Лайам почему-то уверился, что шипастый шар слетит  с  рукояти  и
обрушится на голову беззащитной вдовы.
   Грантайре, наверное, подумала то же самое.  Она  крикнула:  "Нет!"  и
метнулась вперед. А Эйрин метнул булаву.
   Прежде чем булава поразила цель, древний колдун отшвырнул  в  сторону
госпожу Присциан, но Лайам этого почти не заметил. Он видел только,  как
Грантайре, круто развернутая ударом, упала, выронив  камень.  Светящаяся
звезда пронеслась мимо Лайама.
   Лайам отскочил, словно булава летела в него, и услышал, как  кристалл
с негромким постукиванием катится по полу  пещеры.  Эйрин  вспрыгнул  на
саркофаг первого Присциана и стал перебираться через каменное надгробие,
словно чудовищный  паук  на  длинных  и  тонких  костлявых  конечностях.
Какое-то страшное мгновение  Эйрин  смотрел  на  Лайама  -  голова-череп
повернута и прижата к колену,  длинные  пальцы-палки  вцепились  в  края
огромной плиты.
   А потом Лайам повернулся и побежал. Он  сделал  всего  два  прыжка  и
увидел светящийся камень - белую звезду во мраке  за  прутьями  железной
решетки. Лайам еще раз прыгнул и упал на каменный пол, больно ударившись
обо что-то бедром. Прутья были совсем рядом. Лайам просунул руку  сквозь
них и схватил камень. Он думал, что тот прожжет ему кисть,  но  кристалл
на ощупь оказался холодным и пришелся Лайаму как раз по руке.
   Эйрин прыгнул на  него  сверху,  стремясь  затоптать.  Ощущение  было
такое, словно Лайам попал под копыта скачущего тяжеловоза. Большая часть
веса древнего  Присциана  пришлась  на  правое  бедро  Лайама.  Раздался
негромкий треск. Лайам содрогнулся - он знал  этот  звук,  так  ломается
кость!  Эйрин  раз-другой  резко  двинул  ему  по  почкам,  и  у  Лайама
перехватило дыхание. Он уткнулся подбородком в каменный  пол  и  выронил
камень.
   Дышать Лайам не мог. Он извернулся  в  ногах  упыря  -  это  был  акт
непроизвольного сопротивления, а не прием боя. Эйрин покачнулся и  вновь
перенес вес на многострадальное бедро Лайама - сломанная кость подалась.
Боль пронзила все тело  Лайама  -  погрузилась  в  ступни,  вонзилась  в
затылок и скрючила пальцы руки, в отчаянии  протянутой  к  камню.  Белый
кристалл - сияющая звезда - лежал чересчур далеко. Но Лайам  невероятным
усилием потянулся, дернул за золотую цепочку и подтащил камень к себе.
   Когда сверкающая цепочка коснулась руки Лайама, в него словно влились
новые силы, он полной грудью вдохнул и  перевалился  на  бок,  не  слыша
собственных воплей, не ощущая приливов боли,  продолжавших  терзать  его
ногу. Взмах руки, и  камень  взлетел.  Лайаму  показалось,  что  сияющая
звезда воспарила по собственной воле и понеслась  прямо  к  Эйрину  -  к
чудовищному, иссушенному временем костлявому существу,  вознамерившемуся
ударами кованых каблуков раскроить поверженному противнику череп.
   Пока камень  летел,  Лайам  все  смотрел  в  оскаленное  лицо  Эйрина
Присциана, и красные искры, жутко посверкивающие  в  глубинах  бездонных
глазниц, его почему-то уже не пугали.
   А потом камень смял Присциана, и  ослепительно  яркая  вспышка  света
лишила Лайама зрения, а затем и сознания.
   Последним из того, что он слышал, был отчаянный крик. Но кто кричал и
почему, Лайам уже не сумел бы ответить.
 
18 
 
   Ему снился сон - долгое,  свернутое  замысловатой  спиралью  видение,
которое превращалось то в жуткий кошмар,  то  в  беспорядочную  путаницу
самых невероятных событий. Его несло по этой спирали,  беспомощного,  но
поразительно равнодушного ко всему, что творится и с ним,  и  вокруг.  В
Лайама словно въелась эта  странная  отчужденность  -  для  него  ровным
счетом ничего не значили и жгучие  ласки  графини  Пинеллы,  и  похороны
отца. Хотя он сам  открыл  саркофаг  Эйрина  Присциана  и  положил  туда
старшего Ренфорда, а потом долго смотрел, как Эйрин - сплетение высохших
прутьев - корчится в погребальном костре... Потом Эйрин  сидел  рядом  с
Лайамом во дворе какого-то храма, вырывая страницы из книг, сминая их  и
разбрасывая во все  стороны  пылающие  шары,  ибо  бумага  в  его  руках
загоралась... Потом Лайам видел во сне  Грантайре...  Потом  он  куда-то
долго карабкался. На фоне черной  завесы  туч  вдруг  возник  Окхэм,  он
яростно бил Лайама ногами по голове, а потом  завеса  пропала,  и  Лайам
оказался над морем - он летел с  пугающей  скоростью,  описывая  большие
круги над водой... Его ноги горели, а Лайам только недоуменно  охлопывал
их ладонями, пытаясь сбить пламя... Потом он шел в дождливую ночь  через
лес, и с ним была госпожа Присциан. Они укрылись в  заброшенном  доме  с
каменными фигурами, и госпоже Присциан все эти  люди  были  знакомы,  но
едва Лайам прикасался к какому-нибудь изваянию, как  оно  рассыпалось  в
прах. В руках его оставалась лишь горсточка пыли, да и та утекала сквозь
пальцы.
   Снились Лайаму и более мирные вещи -  он  подолгу  сидел  у  моря  на
солнышке, и временами компанию ему составлял Фануил. Как-то к нему опять
подсела и графиня Пинелла, они целовались, но Лайам делал это  лениво  и
никакого удовольствия не получил.
   Потом Лайаму снова привиделся  Эйрин  -  он  нависал  над  саркофагом
первого Присциана, стоя  на  четвереньках,  и  что-то  пытался  сказать.
Лайама уже не пугал замогильный, похожий на кашель шепот,  но  подходить
ближе ему не хотелось, хотя Эйрин длинным скрюченным пальцем пытался его
подманить.
   Потом появилась Грантайре, она склонилась  над  Лайамом  и  подложила
руку ему под щеку. Ладонь ее была прохладной и мягкой  -  гораздо  лучше
подушки. Лайам прижался к ней, закрыл глаза и заснул.
   И спал уже без каких-либо сновидений.
 
*** 
 
   Когда Лайам проснулся и сообразил, что проснулся, он  тут  же  открыл
глаза. И обнаружил, что  лежит  на  незнакомой  кровати,  впрочем  более
мягкой, чем его диванчик  в  библиотеке,  и  это  было  приятно.  Теплые
солнечные лучи согревали руки Лайама, брошенные  поверх  одеяла.  Правая
нога побаливала, но не так чтобы очень.
   Лайам снова закрыл глаза, вставать ему не хотелось. Это  мягкое  ложе
было слишком уютным, зачем  же  его  покидать?  Даже  скрежет  маленьких
коготков где-то поблизости не стряхнул с  него  сонного  оцепенения.  Но
когда на кровать плюхнулось что-то  небольшое,  но  довольно  увесистое,
Лайам испустил досадливый стон и заставил себя приподнять веки.
   Это был Фануил, он смотрел прямо на Лайама. Дракончик мелко дрожал  и
пошатывался.
   "Ты проснулся?"
   - Да, ненадолго, - пробормотал Лайам и протянул руку, чтобы погладить
уродца. Фануил упал, где стоял, и привалился к боку хозяина.
   Лайам  обвел  взглядом  комнату.  Нет,  в  ней  ему  определенно   не
доводилось бывать. Здесь имелось окно, но  сквозь  него  виднелось  лишь
голубое небо. Кажется, его  притащили  в  дом  госпожи  Присциан.  Лайам
порадовался этому  обстоятельству,  затратив  последние  силы,  и  снова
прикрыл глаза.  Под  его  ладонью  мягко  вздымались  кожистые  чешуйки.
Частое, ритмичное дыхание дракончика убаюкало Лайама, и он снова заснул.
***
 
   Когда он очнулся опять, голова его была почти ясной. Комнату  заливал
лунный свет. Лайам пошевелился, пытаясь встать, но внезапно ощутил  боль
в правой ноге и снова упал на подушки.
   Фануил встрепенулся и  поднял  голову.  Лунный  свет  посеребрил  его
черную чешую, но узкая мордочка так и осталась темной.
   " Ты проснулся?"
   - Кажется, да, - прошептал Лайам. - Мы в доме госпожи Присциан?
   "Да".
   - Долго я здесь лежу?
   "Пятый день".
   Лайам сладко зевнул и заложил руки за голову.
   "Магесса Грантайре уехала". Лайам вздрогнул и привстал на локтях.
   - Как уехала? Когда? Отвечай же!
   "Сегодня утром. Когда удостоверилась, что с тобой все в порядке".
   - А куда?
   "Она не сказала. У госпожи Присциан есть  письмо  для  тебя.  Магесса
Грантайре ухаживала за тобой все это время.  Эдил  приходил  тоже  и  ей
помогал".
   От неудобной позы у Лайама затекла шея. Он откинул голову на  подушки
и уставился в потолок.
   - Что со мной?
   "У тебя сломана нога".
   - Это я знаю.
   Лайам  чувствовал,  как  лубки,  удерживающие   сломанную   кость   в
правильном положении, врезаются в кожу. Ниже лубков ноги он  не  ощущал.
Наверное, она занемела.
   - А почему  я  так  долго  не  приходил  в  себя?  Дракончик  ответил
несколько неуверенно: "Эйрин... он разлетелся в мелкую пыль...  а  ты...
ты был прямо под ним. Магесса Грантайре сказала, что  на  тебя  повлияла
магия. Ну, словно... словно бы обожгла..."
   - И что  же?  Теперь  я  урод?  Кошмарное  существо,  не  похожее  на
человека? Чудовище, от которого все будут шарахаться в разные стороны?
   "Нет, ты не урод!" Фануил, как  и  всегда,  не  оценил  шутки.  Лайам
усмехнулся,  закрывая  глаза.  Голова   дракончика   тоже   сама   собой
опустилась.
   Они снова заснули.
 
*** 
 
   В третий раз он пробудился, когда в комнату вошел Геллус - с кувшином
для умывания и полотенцем.
   - Господин Ренфорд, вы снова с нами!
   - Да, и я страшно этому рад, - сказал Лайам  и  улыбнулся.  Он  сумел
самостоятельно сесть, не потревожив больную ногу.
   Слуга приподнял кувшин.
   - Я пришел вас помыть. На этот счет магесса Грантайре оставила четкие
указания.
   - Думаю, я сумею умыться и сам. - Лайам оглядел  себя,  отметив,  что
для  человека,  провалявшегося  в  постели  пять  суток,   он   выглядит
поразительно  чистым.  Льняное  белье,  приятно  холодившее  кожу,  было
свежим,  а  постель  никаких  лазаретных  запахов  не  источала.   Лайам
покраснел, прикинув, какого рода заботы легли на плечи тех,  кто  взялся
за ним ухаживать, но, глянув на старину Геллуса, успокоился.
   - Ах, господин Ренфорд, до чего  ж  вы  упрямы...  Магесса  Грантайре
наперед знала, что вы станете  возражать,  и  строго-настрого  запретила
давать вам волю, - сказал слуга. - Вам нельзя подниматься с постели  еще
неделю - чтобы сломанная кость хорошенько срослась.
   - Чтобы умыться, мне не надо вставать, - невозмутимо парировал Лайам.
По его мнению, нога вела себя более чем прилично.  Он  видел  достаточно
переломов и знал, что обычным порядком никакая  кость  не  срастется  не
только за пять, но и за дюжину дней. Пробовать ходить сегодня,  конечно,
не стоит, даже и с костылем, но кое-какие  телодвижения  позволить  себе
можно. А дальше - по состоянию. Все-таки магия - великая вещь! Лайам  не
сомневался, что Грантайре наложила на его перелом не только лубки, но  и
какое-нибудь заклятие.
   Геллус  уперся,  и  несколько  минут   они   пререкались,   пока   не
договорились, что Лайам свершит омовение  сам,  но  при  этом  не  будет
приподниматься.
   - А спину и то, что ниже - помоем потом, - сказал  слуга,  располагая
кувшин и полотенце на столике возле кровати. -  Я  займусь  этим  лично.
Стесняться вам нечего, тут ничего стыдного нет, а сделаю я  все  хорошо.
Магесса Грантайре сама меня  этому  научила.  А  сейчас  я  принесу  вам
немного перекусить. - И старик вышел не понимая, что только что  отыграл
у строптивого больного очко. Лайам  опять  покраснел,  смекнув,  на  ком
обучала Геллуса уходу за тяжелоранеными Грантайре.
   Впрочем, мысль о еде быстро вытеснила из мозга Лайама  все  сторонние
размышления. Он вдруг осознал,  что  страшно  проголодался,  и  принялся
торопливо снимать рубаху. Омовение - совсем  не  легкое  дело,  особенно
если стараешься не тревожить больную ногу, и потому, покончив с  мытьем,
Лайам почувствовал, что сильно устал. Так что поднос, на котором  стояли
супница, глубокая тарелка и хлеб, появился как раз вовремя.
   Лайам накинулся на еду и съел очень много. Ел он тоже самостоятельно,
хотя его не раз порывались покормить "с  ложечки".  И  откуда  только  в
старом слуге взялось столь неодолимое желание нянчиться с кем-то?
   - Смотри я не пролил ни капли, - сказал наконец Лайам ему в утешение,
но Геллус все равно смотрел на него  с  укоризной.  Слуга  молча  собрал
поднос и, уже уходя, соизволил сухо произнести:
   - Госпожа Присциан хотела бы вас навестить. Но только в  том  случае,
если вы чувствуете себя достаточно хорошо.
   - Я чувствую себя распрекрасно, - поспешил заверить Лайам  обидчивого
угрюмца. - Пожалуйста, передай госпоже Присциан, что я буду  счастлив  с
ней повидаться.
   Госпожа Присциан явно обрадовалась, обнаружив, что самочувствие гостя
действительно неплохое. Но все-таки что-то ее беспокоило -  почтенная  и
обычно очень уверенная в себе дама удивленно поглядывала на  свои  руки,
кажется, впервые в жизни не понимая, куда их девать.
   Лайам кашлянул, чтобы нарушить воцарившееся после обычных приветствий
молчание. Его тоже смутило замешательство почтенной вдовы. Но  слова  ее
только усугубили смущение гостя.
   - Господин Ренфорд, примите мои извинения! Я очень  надеюсь,  что  вы
простите меня!
   Лайам вытаращил глаза.
   - Простить вас?.. Но за что?
   Пожилая дама всплеснула руками:
   - Ну как же!.. Ваша нога... ваша болезнь... и этот ужасный  маг...  -
Лайам не очень-то понял, какого мага имеют в виду, но вдова уточнять  не
стала. - Мне ведь все рассказали!  Я  и  подумать  не  могла,  насколько
опасно дело, в которое  я  вас  втянула.  Но  того,  что  произошло,  не
поправишь, и мне остается лишь смиренно молить о прощении.
   В дело Лайам втянул себя сам. А закончил его тем, что арестовал  мужа
племянницы госпожи Присциан. Так что вопрос, кто и  перед  кем  виноват,
решался однозначно и отнюдь не в пользу того, у кого, просили прощения.
   - Вам не в чем себя обвинять, сударыня, - запинаясь, сказал он. -  На
самом деле просить прощения должен бы я. Лорд Окхэм...
   -  Ничего  страшного,  решительно  сказала   вдова.   -   Вы   честно
предупредили меня, что на свет могут  выплыть  вещи  самые  неожиданные.
Впрочем, должна вам заметить, подлость Этия особенной неожиданностью для
меня не была. Его отвезут в резиденцию  герцога  -  и  наш  сюзерен  сам
положит ему наказание. Я  не  сомневаюсь,  что  оно  будет  суровым,  но
нисколько не сожалею о том.
   Лайам  с  радостью  отметил,  что  к   вдове   возвращается   прежняя
властность. Ему было любопытно, как отнеслась к случившемуся Дуэсса,  но
этот вопрос, пожалуй, опять мог  выбить  почтенную  даму  из  колеи.  Он
ограничился тем, что повторил:
   - Вам абсолютно не в чем себя упрекать.
   - Хм... Когда вы начнете ходить, мы об этом  еще  потолкуем.  А  пока
позвольте отдать вам это. - Вдова протянула больному внушительную  пачку
листов, сложенных вместе и согнутых в  плоское  подобие  трубки.  -  Это
письмо оставила для вас известная вам особа. Неотложные  дела  заставили
ее  покинуть  Саузварк,  иначе  она  непременно  дождалась   бы   вашего
выздоровления. Когда вы были совсем плохи, эта весьма достойная  барышня
сутками не отходила от вашего ложа.
   - Да,  мне  уже  говорили,  -  пробормотал  Лайам,  вновь  покрываясь
румянцем, и взял письмо.
   На верхнем листе,  облегающем  остальные,  значилось,  кому  послание
предназначено. "Сэру Лайаму Рэнфорду". И титул не тот, и фамилия  Лайама
гласной "э" в себя не включала. "Ну хоть имя написано верно!" - хмурясь,
подумал он.
   - Я оставлю вас, - мягко промолвила  госпожа  Присциан.  -  Если  вам
что-нибудь понадобится, кликните Г