куда-то  сверху  струи.  Подняв
голову,  он  увидел  в   окне   четвертого   этажа   хохочущего   мальчишку,
натягивающего штаны.
   Лайам погрозил маленькому наглецу кулаком,  но  в  то  же  время  не  мог
удержать улыбки.
   "Хорош бы я был, если бы этот малый целился поточнее!"
   Мопса ждала его в верхней части выгнутой, словно подкова,  улочки,  возле
глухой стены. Там скопилась огромная груда мусора, похожая на  нагромождения
всякой  всячины,  какие  выносит  к  своим  излукам  река.  Выше,  футах   в
пятнадцати, темнели горизонтальные и узкие, словно бойницы, проемы -  скорее
всего, окна мертвецкой матушки Джеф.
   - Аве, брат, - произнесла Мопса.  Судя  по  тону,  девчонка  сомневалась,
стоит ли Лайама так называть. - Ты опоздал.
   Она сидела на корточках у стены, босые ступни ее по щиколотку  утопали  в
какой-то жиже, грязные волосы непонятного цвета сбились в жуткие колтуны. На
плечи Мопсы было  наброшено  одеяло,  но,  как  видно,  грело  оно  неважно:
девчонка сидела, обхватив себя руками за плечи.
   Лайам опаздывать не любил, и упрек задел его  за  живое,  тем  более  что
задержка была вызвана его собственной глупостью. Нечего назначать встречи  в
местах, куда не знаешь дороги. Но  все  равно  маленькую  нахалку  следовало
осадить.
   - Запомни, что я скажу, - медленно, с расстановкой произнес он, - никогда
не говори так на улице.
   - Так - это как? - с вызовом поинтересовалась Мопса, вздернув подбородок.
   - Не декламируй, - негромко сказал  Лайам.  -  А  то  посадишь  на  хвост
стражу.
   Скептически прищурившись, Мопса встала и гордо выпрямилась.
   - Здесь нет стражников, брат. И потом, они все дураки.
   Лайам  на  миг  зажмурился,  набираясь  терпения.  Он  никогда  не   умел
управляться с детьми.
   - Слушай, что тебе говорят, - тихо повторил он, - никогда  не  декламируй
на улицах. И не называй меня братом.
   - Почему?
   - Потому что ты -  всего  лишь  отмычка,  а  не  певец.  Тебе  полагается
называть меня дядей. И, кроме того, никто не поверит, что ты мне сестра.
   - Хорошо, - угрюмо буркнула Мопса. - Ну,  а  теперь  ты  выслушаешь,  что
велел передать Волк?
   - Да.
   Глядя на маленькую, дрожащую от холода оборванку, Лайам начал жалеть, что
так резко одернул ее. Девчонка была худой - слишком  худой,  и  он  мысленно
выбранился в адрес  местной  карады.  Палица  всегда  сетовал,  что  ученики
харкоутской гильдии слишком толсты и неуклюжи - от обильной пищи и  хорошего
обращения. Лайам вспомнил, как обращался с Мопсой Шутник,  и  ему  сделалось
тошно.
   - Волк сказал, что обчистить тебя мог только Двойник, - говорила меж  тем
девочка, - потому что только он не боится трогать зеленые вещи. И потом, его
никто не видел в последние два дня.
   - С тех самых пор, как меня обокрали, - сказал Лайам и улыбнулся. -  Тебе
известно, где его можно найти?
   -  У  него  много  укрытий.  -  Мопса  помолчала,  прикидывая,  стоит  ли
продолжать разговор. - Волк сказал, чтобы я тебе помогла.  Я  знаю,  где  он
бывает.
   Тут по Щелке пронесся порыв ветра, и скверный запах, ударивший  в  ноздри
Лайама, мгновенно стер улыбку с  его  лица.  Мопса  вздрогнула  и  поплотней
закуталась в одеяло, но запах от этого не исчез.  О  боги,  да  от  девчонки
разит нечистотами! Лайам невольно припомнил вчерашнюю вонь и  сделал  шаг  в
сторону.
   - Скажи-ка, Мопса, ты что, шла сюда по канализационным трубам?
   Девчонка перестала стучать зубами и изумленно уставилась на Лайама:
   - Откуда ты знаешь?
   - Оттуда... о боги! - По Щелке пронесся новый порыв  ветра.  -  Ты  жутко
смердишь.
   Мопса деловито принюхалась, потом покачала головой:
   - Это еще ничего не значит... Я могла идти и по крышам.
   - На крышах не встречается  столько  дерьма.  Ну  ладно,  теперь  ответь,
сколько у этого человека укрытий?
   - Не то шесть, не то семь,  -  отозвалась  Мопса.  Она  определенно  была
смущена. Проницательность собеседника ее поразила.
   - Зачем ему столько?
   - Ну... чтобы прятаться и заметать следы.
   Ветер утих, и запах канализации перестал ощущаться, но Лайам  уже  принял
решение.
   - Пошли, - скомандовал он. - Раз уж мне придется с тобой куда-то идти, то
для начала нам следует заглянуть в баню.
   - В баню? - удивилась Мопса, приноравливаясь к широким шагам Лайама. -  Я
ни в какую баню идти не могу.
   - Это еще почему? - спросил Лайам. Он был  занят  -  следил  за  верхними
этажами, выискивая там мальчишек со спущенными штанами.
   - Ну... потому, что у меня нет денег.
   - Я заплачу, - рассеянно сказал Лайам,  продолжая  поглядывать  вверх.  -
Какие еще у тебя есть причины не расставаться с собственной вонью?
   Других причин Мопса выдумать не смогла и затрусила рядом,  шлепая  босыми
ногами по мостовой. Они подошли к городской  бане,  уже  успевшей  послужить
Лайаму хорошим ориентиром. Это было  одноэтажное  невзрачное  здание,  вдоль
стен которого  тянулись  крохотные,  забранные  решетками  окна,  запотевшие
изнутри. Прихожей бане служила маленькая комнатка с двумя дверьми,  ведущими
к раздевалкам, с двумя деревянными стойками перед ними.  Пол  помещения  был
вымощен кафельной плиткой,  мокрой  и  скользкой.  Осторожно  ступая,  Лайам
подошел к стойке, над которой висело изображение женской фигурки.
   - Мою племянницу нужно выкупать, - сказал он сидящей за стойкой толстухе.
Женщина заглянула ему за спину и вытаращила глаза.
   - О, Урис! - воскликнула она изумленно. - Где вы ее так извозили?!
   Мопса ответила ворчанием, весьма смахивающим  на  ругательство,  и  Лайам
поспешил улыбнуться.
   - Боюсь, она слишком долго играла на улице, а моя сестра  вот-вот  должна
явиться за ней. Я просто не могу вернуть ее матери в таком виде.
   Убийственный взгляд Мопсы окончательно смутил бедную женщину, и с лица ее
сбежал последний румянец.
   - Но и я не могу в таком виде пустить ее в общий зал, - пробормотала она,
запинаясь, затем моргнула и, взяв себя в руки, перевела взгляд на Лайама.
   -  Может  быть,  тогда  тут  найдется  какая-нибудь  кабинка  с   умелыми
банщицами? - предположил Лайам, подбрасывая на руке кошелек. - Понимаете ли,
девочка была у меня в гостях, но  я  плохо  за  ней  следил  и  теперь  хочу
исправить свою оплошность.
   Женщина не поверила ни одному слову странного посетителя, но  звон  монет
сделал свое дело.
   - Отдельная кабинка стоит дорого, - предупредила она.
   - Для дорогой племянницы мне ничего не жаль, - не  преминул  заверить  ее
Лайам, и оправившаяся от смущенья толстуха увела Мопсу с собой, стараясь  не
прикасаться к ее лохмотьям. Минуту спустя она вернулась.
   - Все, что на ней было, надо бы сжечь!
   - Ну так сожгите, - весело произнес Лайам. - А заодно подскажите,  где  я
могу купить для нее что-нибудь подходящее? Платье, сапожки, чулочки, плащ?
   Женщина объяснила, где можно приобрести перечисленное, и Лайам,  заплатив
немалую сумму за отдельную кабину и банщиц, отправился делать покупки. Через
полчаса он вернулся с объемистым узелком и отдал его женщине. Потом Лайам  с
десяток минут  подождал.  Потом  еще  с  десяток  минут.  И  еще.  Потом  он
побеседовал  с  дежурным,  скучающим  возле  другой  стойки.  Тот   оказался
философом и знатоком лошадей. Беседа была достаточно обстоятельной, и все же
ему пришлось еще чуть-чуть подождать.
   Мопса вернулась  часа  через  полтора  с  лишним.  Ее  новенькие  сапожки
поскрипывали, и вся она словно тоже поскрипывала -  от  чистоты.  Оказалось,
что волосы у нее темно-русые, с небольшим налетом рыжинки.
   - Ну, как все прошло?  -  поинтересовался  Лайам,  распахивая  перед  ней
дверь.
   - Меня мыли трижды, - заявила Мопса с  оттенком  гордости,  -  и  сначала
часто меняли воду. А еще они очень боялись, что у них засорится труба.
   Лайам попрощался с дежурными, и они вышли из бани.
   - Мне кажется, - сказала, оглядывая себя, Мопса, - ты  мог  бы  раздобыть
одежду и понаряднее.
   - Хочешь, чтобы на тебя все глазели? Неплохие замашки при твоем ремесле.
   Сарказм этого замечания не  ускользнул  от  Мопсы.  Девчонка  высвободила
голову из капюшона и поглядела на спутника снизу вверх.
   - Ты хотел сказать - при нашем с тобой ремесле?
   - Нет, - заявил Лайам. - Я удалился от дел.
   - Чисто резвишься?
   - Удалился от дел, - поправил ее Лайам. - Следи за своим языком. И  давай
рассказывай, где мы будем искать вашего Двойника?
   Оказалось, что парочка мест, где  мог  скрываться  Двойник,  находится  в
Муравейнике, и Лайам решил, пока время не позднее, начать розыски с них.  Он
вовсе не горел желанием рыскать в  кромешной  тьме  по  городским  трущобам.
Маленькая строптивица, сделавшаяся на удивление покладистой,  повела  его  в
сторону порта. Похоже было, что купание и теплая одежда повергли девчонку  в
шок. Наверное, о ней уже давно никто так не  заботился,  подумал  Лайам.  Он
хотел было расспросить девочку, как она попала в караду, но потом  передумал
и завел разговор о Двойнике. Сам ли тот решил обокрасть его дом, или  кто-то
его надоумил?
   - Никто не говорит, что он это  сделал,  -  напомнила  Мопса.  -  Сказали
только, что все остальные не делали  этого,  потому  что  занимались  другой
работой. А его не сумели  о  твоем  деле  спросить,  потому  что  он  где-то
прячется.
   "Наверняка пропивает денежки, вырученные за мои  вещи,  -  уныло  подумал
Лайам. - Ну да ладно, неважно. Я узнаю, кому он их продал, и двинусь  дальше
по следу".
   Мопса между тем продолжала рассказ:
   - Он гордый, как какой-нибудь гранд. И очень высоко себя ставит. И многие
говорят, что заслуженно. Очень уж ловко он управляется со  всякими  дверными
замками и бегает по крышам, как кошка. Он и меня научил бегать по  крышам  и
сказал, что у меня хорошо получается, потому что я легкая.
   - Да, легким быть хорошо, - согласился Лайам, припомнив, как однажды  под
ним провалилась кровля. Она оказалась соломенной и сильно его подвела.
   С Про меня говорят, - похвасталась Мопса, - что я бегаю по крышам быстрее
всех в Саузварке!
   - Тихо! - одернул ее Лайам.
   Девчонка быстро прикрыла рот ладошкой.
   - Извини, - пробормотала она.
   - Продолжай.
   - Двойник всегда берет только классные вещи.  Драгоценности  или  посуду,
или что-то совсем особенное. Однажды он раздобыл целого лебедя из серебра  -
оказалось, что это чайник! Такой огромный, что ни один скупщик его не  взял,
и Двойнику пришлось этакую красоту  переплавить.  А  еще  он  любит  думать.
Думает, думает, думает. Работает меньше всех,  а  выручает  гораздо  больше,
потому что всегда обдумывает, что сделать и как. Он очень  умный,  он  лучше
всех, этот Двойник!
   За разговором они не заметили, как добрались до Муравейника. Людей  здесь
было  поменьше,  и  одевались  они  победнее,  улицы  напоминали  Щелку,  но
превосходили ее по количеству невероятных изгибов, а некоторые из  них  чуть
ли не сворачивались в кольцо. Впрочем, Мопса уверенно двигалась по одной  ей
ведомому маршруту, а Лайам просто старался не отставать.  Сделать  это  было
легко, ибо девочка частенько заговаривала со многими встречными, по  большей
части - с мальчишками,  такими  же  грязными  и  оборванными,  какой  совсем
недавно была и она сама. Обновками своими, чуть, правда, мешковато сидевшими
на  ее  тощей  фигурке,  Мопса  явно  гордилась  и,  болтая  с   приятелями,
демонстративно оглаживала себя. Стоит ли говорить,  что  маленькие  оборвыши
поглядывали на нее с завистью и восхищением.
   -  Мой  дядя,  -  сообщила  она  в  очередной  раз  вихрастому   огольцу,
высунувшемуся из подворотни, и самодовольным кивком указала на Лайама.
   - Да, моя дорогая, - сказал Лайам, - но дядя  уже  устает.  И  сейчас  он
может начать сердиться.
   Мальчишку как ветром  сдуло,  а  Мопса,  фыркнув,  вздернула  хорошенький
носик.
   - Мог бы и дать мне немного покрасоваться. Знаешь, когда  я  в  последний
раз надевала что-нибудь  новое?  -  и  девочка  принялась  шевелить  губами,
старательно загибая пальцы.
   - Неважно, - прервал ее подсчеты Лайам. - Меня это не интересует. И кроме
того, я кое о чем забыл тебе сообщить. После того как мы найдем Двойника,  я
все это у тебя заберу.
   Мопса остановилась посреди улицы, пораженная до глубины души.
   - Заберешь?
   - Нет конечно же, я пошутил. А теперь пойдем.
   - Заберешь? - переспросила она, чуть не плача.
   - Я же сказал, что пошутил. Пойдем!
   - Хорошо, если ты действительно шутишь,  -  пробормотала  Мопса,  -  ведь
старую-то мою одежку сожгли.
   В ее голосе проскользнула такая растерянность, что Лайам мысленно выругал
себя за глупую шутку.
   - Ну перестань, Мопса, пошли.
   - Поклянись, что ты пошутил.
   - Клянусь.
   Они все же успели до темноты обойти два известных Мопсе местечка.  Первое
из них было обычной винной лавкой, куда Двойник частенько заглядывал  и  где
те, кому он был нужен, оставляли для него сообщения.  Хозяин  лавки  заявил,
что не видал своего клиента больше недели.
   - Он ушел  на  холм,  -  сказал  виноторговец,  ткнув  пальцем  вверх,  -
поклявшись, что никогда больше сюда не вернется. Но хорошо  бы  ему  все  же
вернуться - хотя бы для того, чтоб успокоить свою дуру, а то она  заявляется
ко мне каждый вечер, ревет и скандалит. "Дура" -  поблекшая  полная  женщина
лет сорока - проживала неподалеку, в  одном  тупичке.  Когда  она  услышала,
зачем к ней пришли, ее двойной подбородок заходил ходуном.
   - Сказал, что отправляется на большое дело, - запричитала она, - на самое
большое и прибыльное. Еще сказал, что это дело - последнее, что он уйдет  на
неделю, а потом вернется за мной. И тогда мы уедем и заживем как благородные
господа.
   Убедившись с первого взгляда, что ей вряд ли известно что-то  еще,  Лайам
поспешил откланяться, ибо женщина явно вознамерилась разразиться  рыданиями,
от которых вполне мог обрушиться потолок ее жалкой клетушки.
   Оказавшись на улице, Мопса хихикнула и дернула спутника за руку.
   - Если Двойник с кем-нибудь и уедет, то только не  с  ней.  У  него  есть
другая зазноба в богатых кварталах, а  еще  одна,  покрасивее,  живет  возле
площади. Может, он сейчас прячется где-то у них.
   Любвеобилие Двойника, изрядно забавлявшее Мопсу, вдохновило ее  на  новый
поток болтовни, и пока они выбирались  из  Муравейника,  девчонка  неустанно
потчевала Лайама россказнями  об  амурных  подвигах  известнейших  ловеласов
преступного  мирка  Саузварка.  Впрочем,  ее  разглагольствования  частенько
перемежались зевками, и Лайаму вдруг пришло в голову, что девочке этой ночью
тоже вряд ли пришлось как следует выспаться. Наверняка  этот  Волк-Оборотень
гонял ее по всему городу до утра - от одного вора к другому.
   Кроме того, когда они подошли к  главной  площади,  его  желудок  жалобно
заурчал.
   - Есть хочешь? -  спросил  он  внезапно,  прерывая  очередное  запутанное
повествование Мопсы о каком-то "знатном  красавчике"  и  трех  "роскошнейших
шлюхах".
   - Не то слово, - мгновенно отозвалась Мопса. - А кто будет платить?
   Лайам согласился взять эту обязанность на  себя,  заручившись  сперва  ее
обещанием прямо с рассветом продолжить поиск.
   Они отыскали небольшую закусочную, и девчонка, прежде чем Лайам успел  ее
придержать, заказала тарелку жареной камбалы, миску рыбной похлебки, морской
пирог, кувшин вина и краюху хлеба.
   -  И  проследи,  чтобы  хлеб  был  свежим,  -  приказала  она  изумленной
официантке.
   - Да в тебя же столько не влезет! - сказал удивленно Лайам.
   - Ты только выложи денежки, а там сам увидишь.
   Покачав головой, Лайам попросил принести морской пирог и ему.
   Мопса на ветер слов не бросала. Она жадно набросилась на  еду,  время  от
времени упрекая своего спутника за то, что тот велел разбавить вино.
   - И сколько воров состоит в гильдии? - спросил Лайам, улучив момент.
   - Не знаю, - тотчас откликнулась Мопса. - Не то двадцать, не то тридцать.
   - И ты - единственная среди них дама?
   - Я? Нет, есть еще одна.  Но  она  -  классный  певец.  -  Мопса  на  миг
прервалась, чтобы отделить от костей огромный кусок камбалы и отправить  его
в рот, - самый лучший после Волка и Двойника.  И  еще  она  умеет  читать  -
книги, письма и все такое.
   - А разве ты не умеешь читать?
   В харкоутской гильдии учеников первым делом усаживали за буквари.  Палица
говорил, что голова  его  просто  раскалывалась  от  подзатыльников  строгих
учителей. Зато впоследствии грамотность не раз ему пригождалась.
   - Я? Читать? Ха! Откуда? Кто стал бы меня учить? Я сомневаюсь,  что  Волк
умеет читать, и точно знаю, что Шутник не умеет... и Белоручка, и Танцор.
   Лайам доел пирог и откинулся  на  спинку  стула,  потягивая  вино.  Он  в
очередной раз подивился из рук вон плохому  обустройству  местной  воровской
гильдии. Саузварк был, конечно, городом маленьким, но  довольно  богатым,  и
крошки с его  стола  вполне  могли  обеспечить  охотникам  до  чужого  добра
приличную жизнь, - а здешние воры больше  походили  на  побирушек.  Все  это
очень странно, подумал Лайам. А еще странно, что Саузварк так и не обзавелся
своей гильдией магов. В Торквее и Харкоуте имелись такие гильдии, равно  как
и в Кэрнавоне, и в Каэр-Урдохе, и  даже  в  Карад-Ллане  наряду  с  крепкими
воровскими  сообществами.  Возможно,  сосуществование  на  одном  поле  двух
разнородных мирно пощипывающих травку общин является  залогом  их  обоюдного
процветания. Тогда не исключено, что, лет приблизительно через сто, когда  в
Саузварке появятся маги, здешняя воровская карада начнет походить на  карады
больших городов.
   "А возможно, и не начнет", - подумал Лайам, сам толком  не  понимая,  что
тут хорошо, что плохо. Впрочем, для мелкоты вроде Мопсы любые перемены  были
бы к лучшему.
   Девчонка тем временем смела подчистую все, что  ей  принесли,  и,  тяжело
дыша, развалилась  на  стуле.  Она,  словно  беременная  торговка,  довольно
похлопывала себя по животу:
   - О боги! До чего же это приятно!
   - Ты уверена, что не хочешь съесть еще что-нибудь?  Например,  небольшого
китенка под соусом? Или жареного бычка?
   - Может быть, заказать чего-нибудь сладкого, - призадумалась Мопса, затем
с сожалением заключила:
   - Нет. Может стошнить.
   - А вот этого никому  тут  не  надо,  -  сказал  Лайам,  бросая  на  стол
несколько монет. - Когда будешь в состоянии сдвинуться с места, скажи.
   Девчонка оправилась на удивление быстро, хотя двигалась медленно и  время
от  времени  испускала  тяжелые  стоны.  На  площади  они,  договорившись  о
завтрашней встрече, расстались. Мопса, переваливаясь  как  утка,  нырнула  в
толпу, а Лайам, немного подумав, решил заглянуть в казарму.
   Кессиас оказался там и  пригласил  приятеля  поскучать  вместе  с  ним  у
камина.
   - По правде говоря, Ренфорд, я очень рад вас видеть, - сказал  он,  держа
над ровно пылающими поленьями кружку с ликером. - Дела мои идут все  хуже  и
хуже, вот послушайте-ка, что я вам расскажу.
   На плечи Кессиаса действительно свалилось немало  хлопот.  В  Муравейнике
завелся  блуждающий  призрак,  корабль  "Удалец"  спешно  покинул  порт,  не
заплатив по счетам, небо прочертила вторая  комета.  Канцелярия  эдила  была
завалена письмами, требующими немедленно с этим всем разобраться.
   - Ну скажите, как можно со всей  этой  чепухой  разобраться?  -  вопросил
Кессиас, ошалело встряхнув головой.
   Впрочем,  он  не  ожидал  никакого  ответа.  Его  самой  большой  заботой
по-прежнему оставался скандал на Храмовой улице. Лайам скривился,  заслышав,
какие неприятности повлекли за собой попытки эдила перевести ход следствия в
новое русло. Кессиас пошел с расспросами к иерархам враждующих  храмов,  но,
видимо, повел  опрос  так  неуклюже,  что  Клотен  вообще  отказался  с  ним
говорить. Гвидерий раскипятился  и  принялся  выяснять,  не  сам  ли  Клотен
является вдохновителем  странных  действий  эдила.  Хранитель  оружия  храма
Беллоны  Эластр  заявил,  что  светские  власти  не  имеют  права   касаться
религиозны