заметил, что золотисто-каштановая рыжинка волос Грантайре  очаровательно
контрастирует с белизной ее кожи. "Эй, о чем это ты  думаешь,  парень?!"
Ему вновь пришлось одернуть себя.
   - Да, - сказал он. - Позволит. Но она совсем не уверена в том, что ее
поиски будут успешными. Эйрин умер довольно-таки давно...
   - Жизнь и смерть значат  для  магов  гораздо  меньше,  чем  для  всех
остальных людей, - заметила Грантайре. - И если Эйрин делал какие-нибудь
записи, то...
   - Как бы там ни было, - продолжал Лайам, отводя глаза в сторону, -  я
прошу вас учесть, что госпожа  Присциан  -  дама  почтенная  и  пожилая.
Возможно, ее представления о  приличиях  и  расходятся  с  современными,
но...
   Он, смешавшись, умолк.
   Грантайре досадливо поморщилась, однако буквально через мгновение  ее
лицо вновь стало спокойным. Она демонстративно потеребила узкую  лямочку
на своем оголенном плече и сказала:
   - Полагаю, вы имеете в виду это... Можете не волноваться. Я,  конечно
же, надену что-нибудь более отвечающее принятым здесь  меркам,  я  стану
кланяться во все стороны и вообще вести себя тише воды. Вашей  почтенной
даме не к чему будет придраться.
   - Надеюсь,  вы  понимаете,  -  Лайам  старался  сгладить  неловкость,
повисшую в воздухе после его слов, - что я забочусь в первую  очередь  о
том, чтобы ваша встреча с вдовой прошла хорошо.  Лично  меня  ваш  наряд
ничуть не смущает, однако...
   - В самом деле? - с живостью перебила его Грантайре. -  Тогда  почему
вы краснеете всякий раз, как смотрите на меня? И это  довольно  странно,
ведь дневник Тарквина Танаквиля рисует совсем другой ваш портрет.
   Как и следовало ожидать, Лайам  тут  же  и  совершенно  непроизвольно
залился густой краской. Не зная,  куда  девать  глаза  от  смущения,  он
откашлялся и пробормотал.
   - Тарквин вел дневник? Я и не знал.
   - Да, я нашла его в библиотеке.  В  основном  он  содержит  записи  о
магических  опытах,  но  среди  них  частенько  встречаются  отступления
личного плана. Там довольно много говорится о вас.
   -  Вот  как?  -  Лайам  опять  кашлянул,  не  зная,  как   выйти   из
затруднительного положения. - Мне... мне тоже хотелось бы ознакомиться с
ними.
   Грантайре покачала головой.
   - Не думаю, что вам стоит это читать.  Тарквин  отзывается  о  вас  в
весьма лестном тоне,  но  вы  же  знаете  -  он  был  человеком  прямым.
Кое-какие его замечания могут вам совсем не понравиться.
   Лайам усмехнулся. Кажется, гостья решила его поддразнить.
   - Именно эти отзывы меня и интересуют больше всего.
   - В таком случае, любезный сэр, вы опоздали. Я заберу эту тетрадку  с
собой. Там много  полезного  для  меня,  а  вам...  вам  она  совершенно
неинтересна.
   Ага, негодница  хочет  его  помучить.  Чтобы  теперь  он  терзался  в
догадках, что там такое о нем могли написать?  Внезапно  Лайам  осознал,
что ему совершенно не хочется прекращать эту беседу. Он подошел к  столу
и сел, глядя Грантайре в глаза.
   - Я все хотел вас спросить... Почему вы ни разу не  поинтересовались,
как  умер  Тарквин?  Ведь  вы  с  ним   как   будто   дружили.   Неужели
обстоятельства смерти друга для вас не важны?
   - Я обо всем знаю от него самого, - спокойно  и  дружелюбно  ответила
Грантайре. - Тарквин являлся мне после смерти - я вам уже говорила.
   - Ах, да... - ответил Лайам. - Конечно.
   Он лихорадочно размышлял, о чем бы еще спросить, и очень обрадовался,
когда Грантайре заговорила сама.
   - Что  меня  действительно  интересует,  так  это  зачем  ему  вообще
понадобилось посещать этот мир? Я спросила, но  он  не  ответил.  Только
сказал, что у него в Саузварке имеется какое-то дельце. Вы  знаете,  что
он имел в виду?
   Лайам знал, но говорить ему  не  хотелось.  Ему  хотелось  слушать  и
слушать этот чарующий голос. Поэтому он ответил так кратко,  как  только
смог.
   - К нему обратились за помощью слуги Лаомедона - грифоны. Жрецы новой
для Саузварка богини Беллоны взяли их  товарища  в  плен.  И  собирались
принести его в жертву в день освящения нового храма.
   - Беллона? - повторила вопросительно Грантайре. - Богиня,  о  которой
судачат на всех дорогах Южного Тира? Она что, и впрямь  явилась  жителям
этого захолустья?
   Лайам кивком  подтвердил,  что  это  действительно  так.  Волшебница,
приподняв бровь, задумалась, потом спросила:
   - И вы все это видели своими глазами?
   - Да, - с некоторым колебанием произнес Лайам. - В какой-то  мере.  Я
был занят. Я... я помогал Тарквину.
   Грантайре кивнула, как будто именно это  и  ожидала  услышать,  затем
встала из-за стола.
   - Думаю, вам, да и мне тоже, пора отдохнуть. Нынешний день был  очень
долгим.
   "Долгим, но он мог бы продлиться немного еще", -  с  грустью  подумал
Лайам, однако он тоже встал и сказал:
   - Да, пожалуй, пора...
   Они оба направились  к  выходу  в  коридорчик,  волшебница  шла  чуть
впереди. Внезапно Грантайре  резко  остановилась  и  повернулась.  Лайам
замер, почувствовав, что ее длинные тонкие пальцы слегка прикоснулись  к
его груди.
   - Скажите - пленного грифона освободили?
   - Да. - У него пересохло в горле.
   - А кто это сделал, вы или Танаквиль?
   Лайам вспомнил, как он висел вниз головой под куполом храма  Беллоны,
как вталкивал дрожащей рукой отмычку в замок...
   - Мы оба.
   Он  старался  не  шевелиться,  чтобы  продлить  мгновение   близости,
Грантайре тоже не отстранялась и, казалось, чего-то ждала.
   - Танаквиль сказал мне, что  вы  отыскали  его  убийцу.  Ту  женщину,
которая нанесла роковой удар. Это правда?
   Лайам кивнул, потом, запинаясь, сказал:
   - Мне... мне повезло... Случай помог делу.
   Грантайре кивнула и заглянула в его глаза. Сделать это было непросто.
Ей пришлось сильно откинуть голову, но она ни на шаг не отступила  и  не
подавала виду, что ей неудобно.  Она  просто  стояла,  едва  не  касаясь
Лайама своей высоко поднятой грудью, в глазах молодой женщины вспыхивали
зеленые огоньки.
   Узкая ладонь лежала у него на груди, так, словно ей там  было  уютно,
губы гостьи чуть приоткрылись, обнажая  полоску  зубов,  и  Лайам  вдруг
понял, что может ее поцеловать. "Я могу  ее  поцеловать?  -  подумал  он
ошеломленно и тут же себе ответил:
   - Да, несомненно могу".
   А вдруг его порыв не одобрят? Одобрят или не одобрят, но, кажется, не
станут особенно возражать!
   Сознание  своей  власти  наполнило  его  душу   восторгом.   Недавняя
строптивица вдруг  сделалась  доверчивой  и  податливой  и,  ожидая  его
решения, покорно стоит рядом с ним. "Я могу ее  поцеловать!"  Да  полно,
правда ли это? Возможно, он просто уснул, сраженный усталостью, и  видит
все это во сне. "Я могу ее поцеловать, я... я сейчас ее поцелую!"
   Он слишком долго медлил там, где медлить нельзя.  Грантайре  опустила
руку и отвернулась.
   - Спокойной ночи, сэр Лайам, -  сказала  она  и  скрылась  за  дверью
спальни.
   Лайам, как стоял, так и остался стоять, не  понимая,  что  счастливый
момент безвозвратно упущен. Потом он закрыл глаза и, запрокинув  голову,
сдавленно застонал.
   Фануил,  выбежавший  из-за  угла,  замер  как  вкопанный,  недоуменно
разглядывая хозяина.
   "Мастер, с тобой все в порядке?"
   Лайам ничего ему  не  ответил.  Он  с  трудом  сдвинулся  с  места  и
потащился в библиотеку.
   Дракончик потрусил следом. Он внимательно следил  за  хозяином,  пока
тот раздевался и укладывался в постель. Потом снова спросил:
   "С тобой все в порядке?"
   Лайам внезапно сел и сердито поглядел на уродца.
   "Ты видел? Видел, что произошло в коридоре?"
   Фануил тоже сел на задние лапы и склонил голову набок.
   "А что там случилось, мастер?"
   - Да так, ничего... - сказал Лайам и вновь  повалился  на  спину.  Он
чувствовал себя таким огорченным, что не заметил, как погрузился в сон.
 
*** 
 
   Сколько бы он ни проспал - этого ему  было  определенно  мало.  Глаза
саднило, словно под веками перекатывались песчинки,  во  рту,  казалось,
ночевал легион кошек. Лайам сел, спустив  ноги  с  дивана,  сжал  голову
руками и застонал.
   "Прошло полтора часа, мастер!"
   Фануил разбудил его в  семь  утра,  однако  Лайам  решил  "полчасика"
полежать, чтобы ликвидировать недосып. Время прошло, но  недосып  никуда
не девался.
   - Уже встаю, - сказал он и потянулся к одежде. Накинув ту же рубашку,
что и вчера, и натянув домашние брюки, Лайам,  шаркая  ногами  по  полу,
побрел на кухню. Фануил побежал за ним.
   Там его  уже  ожидала  Грантайре,  сидя  на  стуле  и  чинно,  словно
пай-девочка, положив руки на стол. Лайам, стараясь на нее  не  смотреть,
буркнул слова приветствия и бочком протиснулся к печке. Сделав заказ, он
плеснул на лицо пару горстей теплой воды из кувшина, потом открыл печь и
стал доставать завтрак. Он был нехитрым - две чашки кофе с молоком  (для
него и для Грантайре), чашка с черным кофе (для Фануила)  и  тарелка  со
сладкими торквейскими булочками  (для  всех,  кто  пожелает).  Дракончик
легко вспрыгнул на стол и склонился над ароматным напитком.
   - Доброе утро, - сказала Грантайре и улыбнулась. Серый кот встал с ее
колен  и  потянулся  мордочкой  к  посудине   Фануила.   Кот   осторожно
принюхался,  исследуя  непонятный  запах.  Дракончик  скосил  глаза   на
хозяина.
   "Я этого не люблю. Пусть кот нюхает кофе из собственной чашки".
   - М-м-м... - промычал Лайам с набитым ртом. Проглотив сладкую  сдобу,
он обратился к гостье:
   - Может быть, вашему любимцу тоже хочется есть? Что  он  предпочитает
на завтрак? Дохлых мышей? Крыс? Воробьиные потроха? - Не то чтобы  Лайам
недолюбливал кошек, ему просто не слишком нравился их рацион.
   - Хватит с него и молока.
   Проглотив еще одну булочку, Лайам вернулся к  печке,  достал  из  нее
блюдечко молока и поставил  на  стол.  Кот  тут  же  потерял  интерес  к
действиям Фануила, и уродец вновь  склонился  над  горячим  напитком,  с
наслаждением вдыхая его аромат.
   - Что это у него в чашке? - поинтересовалась Грантайре.
   - То же, что и у нас, только без молока, - пояснил Лайам. - Это кофе.
Его пьет половина мира, правда, не  та,  к  какой  принадлежит  Таралон.
Хотите, я приготовлю вам чашечку без молока?
   Волшебница покачала головой и потянулась за сдобой.
   - Нет, хорошо и так. И запах очень приятный.
   Девочка сделалась удивительно вежливой, правда, это могло быть совсем
и не связано с тем, что случилось вчера. Впрочем, она  вообще  никак  не
давала понять, что придает вчерашнему какое-либо значение.
   Какое-то время они просто сидели и ели. Лайам запихивал булочки в рот
целиком, а гостья разламывала  их  на  маленькие  кусочки.  Насытившись,
Лайам откинулся на спинку стула и занялся своим кофе, время  от  времени
поглядывая на Грантайре. Она не переменила платья, и плечи ее опять были
открыты - такие белые, гладкие и,  скорее  всего,  прохладные,  если  их
коснуться рукой... или  губами...  "Наверное,  мне  все-таки  стоило  ее
поцеловать? - подумал Лайам. - А  что  было  бы  дальше?"  Он  попытался
представить, что было бы дальше, и воображение услужливо нарисовало  ему
целую вереницу соблазнительных перспектив.
   - Эй, Ренфорд, - неожиданно сказала Грантайре и помахала рукой у него
перед лицом. - О чем это вы размечтались?
   Вопрос мог и не  содержать  никакого  намека.  Скорее  всего,  гостья
хотела указать хозяину, что тот льет кофе  себе  на  рубашку,  но  Лайам
вздрогнул, как вор, застигнутый с чужими вещами.
   - Простите, - пробормотал он и опустил глаза, пряча смущение  на  дне
своей чашки. Подыскивая какую-нибудь  нейтральную  тему  для  разговора,
Лайам вдруг вспомнил о Дезидерии. - Я скоро уеду в город, - сказал он, -
но прежде мне нужно с вами кое-что обсудить...
   - Я вся внимание, - тут же откликнулась Грантайре.
   - Речь пойдет о чужаке-чародее... Вы утверждаете, что воровство не  в
его духе, так?
   - Да. Он слишком спесив для кражи.
   - А для скупки краденого?
   Заметив недоумение, мелькнувшее в глазах Грантайре, Лайам пустился  в
объяснения:
   - Видите ли, камешек Присцианов - вещь, не очень  удобная  для  того,
кто возмечтал бы с его помощью обогатиться. Что похититель собирается  с
ним сделать? Кому намеревается сбыть?  Загадка.  Никто  в  Саузварке  не
имеет таких капиталов, да никому и в голову не придет эту штуку  купить.
А чародей - дело другое. Вор может  предположить,  что  у  него  имеются
денежки или, по крайней мере, что он сумеет нужную сумму собрать.
   - И что же? - Грантайре словно совсем позабыла, как кто-то только что
пялился на нее, и Лайам не знал, радоваться ли ему по этому поводу  или,
наоборот, огорчаться.
   - А то, что  похититель  может  надумать  продать  реликвию  чародею.
Предположение, конечно, шаткое, я и сам  это  знаю.  Этот  камень  легче
всего сбыть где-нибудь  вдалеке  -  в  Торквее,  Харкоуте  или  даже  во
Фрипорте. Однако ведь здешние воры не семи пядей во лбу. И потом, им  ни
к чему соваться в чужие владения. А чародей - фигура приметная, особенно
в таких маленьких  городках,  как  Саузварк.  И  камень  достался  семье
Присцианов от мага. Конечно, Эйрин умер очень давно, но легенды  живучи.
Поэтому я и подумал, что вор вполне может обратиться к вашему  Дезидерию
с предложением этот камень купить. А ваш  Дезидерий  вполне  может  этим
предложением заинтересоваться.
   - Вы что-то уже раскопали? - спросила с подозрением Грантайре.
   - Очень немногое, - уклонился от прямого ответа Лайам. - Но кое-какие
ниточки ведут к чужаку, и следствие в очень  скором  времени  должно  им
вплотную заняться. А  поскольку  я  иногда  помогаю  своему  приятелю  -
начальнику  местной  стражи,  то...  Короче,  мне   хотелось   спросить,
насколько этот пришелец опасен и чего мы оба - и я, и вы - можем от него
ожидать? Иными словами, мне хотелось бы знать, должен ли я уклоняться от
встречи с заезжим магом, или, наоборот,  мне  следует  самому  пойти  на
контакт?
   Грантайре обдумала его  слова,  легонько  покусывая  кончик  длинного
пальца.
   - Не могу сказать наверняка, - ответила она наконец.  -  Я  не  знаю,
зачем он сюда приехал. Если он ищет вас, то непременно  найдет.  Ни  для
кого не секрет, где вы обитаете.
   - В этом случае, будьте уверены, я ни словом о вас не обмолвлюсь.
   - Конечно, - рассеянно кивнула Грантайре,  словно  считала  это  само
собой разумеющимся. - Он не должен узнать, что я здесь. Впрочем, если вы
явитесь к нему сами, то, возможно, спутаете все  его  планы.  Тот,  кого
застают врасплох, думает не об атаке, а о защите. Если он хочет что-то с
вас получить, ему придется умерить свои аппетиты...
   - А если он ищет вас, я сумею направить его по ложному следу.
   - Да, только действуйте осторожно.  Дезидерий  очень  хитер.  Правда,
если знаешь, где находится враг, он становится вполовину меньше  опасен.
А вы ведь уже знаете, где он находится, так?
   Лайам почувствовал, что краснеет, и мысленно чертыхнулся. В последнее
время он только и делает, что цветет, как майская роза.
   - Вообще-то, пока еще нет. Но люди эдила уже его ищут, и вряд  ли  их
поиск затянется.
   - Пожалуй, вы правы. Легко найти того, кто не скрывается, а Дезидерию
прятаться вроде бы ни к чему.
   Разговор оборвался. Лайам встал и, собрав со стола посуду, засунул ее
в печь. Покончив с приборкой, он шумно вздохнул и сказал:
   - Большую часть дня мне придется пробыть в городе,  но  если  госпожа
Присциан что-то для вас отыщет, я пришлю сообщение с Фануилом.
   Грантайре только кивнула.
 
*** 
 
   Через какое-то время - уже на  пути  в  Саузварк  -  Лайам  попытался
прикинуть, какие дела его ожидают.  Сначала  -  в  девять  -  встреча  у
галереи писцов, потом ему надо наведаться к госпоже  Присциан,  затем  у
него на очереди лорд  Окхэм  и  Кэвуд.  Необходимо  также  повидаться  с
эдилом, а еще - заглянуть к Ульдерику, впрочем, он пока не решил, так ли
уж нужен ему этот визит.
   Дуэлей Лайам не одобрял, и вовсе  не  по  моральным  соображениям,  а
потому, что практика боя никакой справедливости в  себе  не  несла.  Все
поединки  по  сути  являлись   узаконенным   видом   расправы.   Сильный
расправлялся со слабым, быстрый с медлительным, ловкий с неповоротливым.
Поле чести вовсе не давало гарантий, что победит тот, кто прав.
   Конечно, Квэтвел  бросил  в  лицо  графу  серьезные  оскорбления.  Но
молодой барон был попросту пьян. И тут  же  за  свои  слова  поплатился.
Лайам  болезненно  передернулся,  припомнив  чмокающий   звук,   которым
сопровождался удар. Кровь пролилась, оскорбление смыто, ход оставался за
Квэтвелом, а граф мог спокойно уйти.
   Почему же он не ушел? Почему бросил поверженному  обидчику  вызов?  И
зачем ему понадобилось втягивать в это дело кого-то еще?
   Лайам прекрасно знал истинную причину своего нежелания участвовать  в
этой дуэли. Его никак  не  устраивала  роль  марионетки  в  чужой  и  не
очень-то чистоплотной игре. Все эти благородные господа - так ли уж  они
благородны? Разве его отец поступил бы, как граф Ульдерик? Разве  бы  он
позволил себе нализаться до скотского состояния,  как  молодой  Квэтвел?
Нет, никогда. Если все  нынешние  аристократы  подобны  этим  двоим,  то
Лайаму следует благодарить судьбу за вмешательство, отъединившее его  от
сонма надменных, заносчивых, высокомерных прожигателей жизни.
   "Об этом ты можешь подумать и на досуге, - сердито сказал себе Лайам.
-  Сосредоточься  на  главных  вещах!"  А  что  сейчас  главное?  Кэвуд,
Фурзеусы, леди Окхэм. И конечно же, Оборотень и подозрительный  чародей.
Слишком много главных вещей, слишком много.
   Самым отвратительным было то, что Лайам до сих пор так и не вычислил,
что  же  заставило  вора  совершить   дерзкое   похищение.   Возможность
обогатиться, жажда обладания камнем,  которому  нет  равных,  магические
свойства украденного кристалла? Все это (и  вкупе,  и  по  отдельности),
конечно, могло побудить преступника к действию, но  отдать  предпочтение
какой-нибудь версии Лайам пока что не  имел  оснований.  Если  Грантайре
права, Дезидерий не мог  опуститься  до  воровства,  а  ни  Квэтвел,  ни
Ульдерик не казались большими любителями драгоценных вещичек и, судя  по
всему, не испытывали недостатка в деньгах.
   - Моих деньгах! -  с  сожалением  пробормотал  Лайам  и  ощупал  свой
кошелек. Он был наполнен достаточно, чтобы покрыть вчерашний должок,  но
не настолько,  чтобы  его  хозяин  мог  бы  и  дальше  сорить  денежками
направо-налево. Нет уж, на предстоящие опросы гостей Окхэмов он,  Лайам,
не затратит теперь ни гроша.
   Словно в подтверждение правильности принятого решения желудок  Лайама
раскатисто забурчал.
   - Это еще что за новости? -  удивился  Лайам.  Хотя  удивляться  было
особенно нечему. За весь прошлый вечер  он  так  ничего  и  не  съел,  а
торквейские булочки, конечно, весьма вкусная, но не очень  сытная  пища.
Впрочем, возле галереи писцов имелись местечки, где можно перекусить,  и
Лайам торжественно пообещал устроить себе второй завтрак.
 
*** 
 
   Город был пуст, саузваркцы  спали,  отдыхая  от  ночных  возлияний  и
набираясь сил для новых гулянок. Лайам усмехнулся.  Сегодня  с  головной
болью проснется не только Квэтвел. Правда, остальные  страдальцы  смогут
быстро найти, чем унять эту боль. Но не сейчас, ибо  сейчас  все  винные
лавки Саузварка закрыты, а в храмах  похмелье  не  исцеляют.  Однако  на
Храмовой улице Лайаму все же встретились несколько горожан.
   Он оставил Даймонда в знакомой  конюшне.  С  соломой  во  встрепанных
волосах  и  с  выражением  благоговейного  почтения  на  лице  вчерашний
мальчишка принял поводья и раза  три  поклонился,  чего  прежде  за  ним
никогда не водилось.
   "Мне следует почаще показываться в  городе  с  Фануилом",  -  подумал
приободрившийся Лайам и двинулся в сторону галереи. Народу  и  здесь  не
было. Немногочисленные (решившие пожертвовать праздничным  отдохновением
в расчете на возможные заработки) писцы,  позевывая,  обустраивались  на
привычных местах, однак