ночи в этом доме появится еще одна живая душа,  часть  которой  он
сможет присвоить.
   "Ты должен выполнить условия сделки".
   - Да. - Лайам встряхнул головой, окончательно отгоняя непрошеное видение.
- Ты научишь меня, как ухаживать за тобой?
   "Ухаживать не нужно. Нужно только меня кормить".
   - И все?
   "И другое".
   - Другое, - тупо повторил Лайам, потом вспомнил:
   - То, что ты обещал мне сказать, когда эти люди уйдут?
   "Да".
   - И что же это?
   "Ты должен выяснить, кто убил мастера Танаквиля".
   - Найти убийцу? Это дело Кессиаса, - с подозрением произнес Лайам.
   "Ты не веришь, что человеку герцога это удастся".
   - Ну да, не верю. Но если это не удастся ему, как смогу это сделать я? Ты
просто бредишь.
   Лайам выпрямился и отошел к модели, повернувшись спиной к дракону.
   "Ты знаешь мастера Танаквиля лучше, чем человек герцога. Я тоже знаю  его
лучше. Вместе мы сумеем понять, кто мог это сделать,  мы  найдем  того,  кто
убил. Ты ведь уже занимался такими вещами".
   - Я... - Лайам резко обернулся. - Откуда ты знаешь?
   "Мы одно целое. Твои воспоминания - мои, а мои  будут  твоими.  Потом.  Я
знаю все твои мысли".
   Фануил не подчеркивал последней фразы, но уши Лайама  загорелись,  словно
от внезапного прилива стыда.
   - Ты знаешь все о моей жизни?
   "Конечно".
   Лайам помотал головой:
   - Ну, неважно. Это было давно, и обстоятельства были другими. Мне  просто
очень везло.
   "И тем не менее тебе уже случалось идти по следу убийц. И находить их.  А
еще ты уверен, что к тебе благосклонна удача".
   В общем, все было правдой. Лайам втайне действительно думал, что где-то в
районе небес существует некое божество, наблюдающее лично за ним. К тому  же
ему и впрямь  приходилось  раз-другой  участвовать  в  раскрытии  загадочных
преступлений.
   - Даже если предположить, что я сумею найти убийцу,  -  зачем  это  тебе?
Почему ты хочешь, чтобы я это сделал? Какова твоя цель?
   И в первый раз за все время мысли Фануила сделались путаными,  нечеткими.
Дракончику понадобилось довольно много времени, чтобы сформулировать внятный
ответ:
   "Я не знаю".
   - Что мы станем делать, когда отыщем убийцу?
   И снова ответная мысль проступила медленно, словно  вода  сквозь  плотное
полотно.
   "Я не знаю".
   - Мы отдадим его эдилу?
   "Да. Может быть".
   Лайаму подумалось: возможно, дракончик жаждет отмщения? Око за  око,  зуб
за зуб и т. д. Он снова вспыхнул, когда Фануил отозвался:
   "Нет, это не месть. Я просто чувствую, что это  следует  сделать.  Мастер
Танаквиль был добр ко мне".
   Лайам вздохнул, снова повернулся к модели Саузварка и  стал  разглядывать
причудливое сооружение. Он думал сейчас о Тарквине, точнее о том, каким  тот
ему казался. Он ведь еще вчера выглядел в воображении Лайама угрюмым, но  на
свой лад приятным, вроде безвредным и несколько эксцентричным отшельником  -
в общем, чокнутым старичком. Но это именно  он  заставил  Клыки  провалиться
куда-то, это именно он битком набил  целую  комнату  странными  артефактами,
которые просто нуждались в немедленном изучении.
   "Я покажу тебе, как эти вещи работают. Они будут  твоими.  Это  входит  в
условия сделки".
   Лайам снова вздохнул и подался вперед, осторожно опершись руками  о  край
модели.
   - Не мог бы ты несколько минут не лезть мне в голову, а?
   Он уже понял, что возьмется за это расследование. Даже  если  забыть  обо
всем прочем - старик, в конце концов, позволял ему купаться в своей бухте. А
если дракон лжет и за его предложением кроется  какой-то  подвох  -  что  ж,
тогда...
   Но Лайам не довел эту мысль до конца. Он просто не  стал  ее  додумывать,
потому что сам толком не знал, как в этом случае он поступит.
   - Ладно, сделка так сделка. Учти, с этой минуты  мне  нужно  будет  знать
все, что ты только сумеешь вспомнить о своем повелителе.
   "Я расскажу что знаю".

***

   Четыре часа спустя, когда блеклое солнце уже клонилось к горизонту, Лайам
ехал по покрытой грязью дороге обратно в Саузварк. Его  снова  подташнивало.
Лодыжка больше  не  болела,  но  зато  шишка  на  затылке  начала  неприятно
пульсировать.
   Лайам очень долго  и  скрупулезно  допрашивал  дракончика,  вытягивая  из
уродливой твари малейшие сведения обо всех, кто только бывал у Тарквина.  Он
весьма удивился, узнав, как много людей  помимо  него  спускалось  по  узкой
тропинке меж скал, - но еще сильней удивился,  уяснив,  как  мало  дракончик
знал о делах своего хозяина. Фануил мог  припомнить  какие-то  имена,  лица,
обрывки фраз, но Тарквин, судя по всему, явно имел обыкновение  бесцеремонно
отключать своего фамильяра, когда речь  заходила  о  чем-то  серьезном.  Это
показалось Лайаму странным, зачем таить  что-либо  от  того,  с  кем  ты  по
собственной воле делишь свою душу? Но Фануил воспринимал это как нечто  само
собой разумеющееся.
   Чтобы похоронить чародея,  потребовалось  какое-то  время.  Лайам  солгал
Кессиасу. В их беседах с Тарквином никогда не затрагивалась похоронная тема,
но Фануил заверил Лайама, что старику было всегда наплевать, как и  где  его
похоронят.
   Потому Лайам спустился на берег и нашел неподалеку  от  скал  местечко  с
плотным,    слежавшимся    песком,    более-менее    напоминающим     почву.
Воспользовавшись валявшейся тут же доской,  он  вырыл  узкую  глубокую  яму,
проклиная осыпающийся  песок.  Лайам  даже  упарился,  хотя  с  моря  тянуло
холодом. В конце концов он решил, что могила достаточно глубока, и  вернулся
в дом за телом.
   Он завернул покойника в алое  покрывало.  Хотя  старик  был  худощав,  он
оказался намного тяжелее, чем ожидал Лайам. Но он был таким  же  окоченелым,
как и все мертвецы, каких Лайам во  множестве  повидал  на  полях  сражений.
Лайам кое-как дотащил тело до приготовленной ямы, ругая  себя  за  глупость.
Кой черт его дернул вырыть могилу так далеко?
   Уложив наконец Тарквина на место упокоения, Лайам  постоял  над  могилой,
глядя на алый сверток.  Он  казался  маленьким  и  жалким,  словно  игрушка,
потерянная или брошенная беспечным ребенком. До Лайама долетел запах соли  и
гниющих водорослей, пронзительный и холодный.
   Лайам так долго прожил  среди  чужаков,  с  их  странными  верованиями  и
ритуалами, что никак не  мог  сообразить,  какому  божеству  сейчас  следует
молиться и следует ли. Так и не придя ни к какому выводу, он махнул  на  все
рукой и просто постоял молча, прислушиваясь к плеску волн и рокоту  дальнего
шторма.
   - Наверное, я могу только... - сказал он в конце концов, да так и оставил
фразу.
   На то, чтобы засыпать могилу песком, много времени не ушло.
   Он заглянул в дом лишь затем, чтобы попрощаться с уродцем.
   "Тебе незачем возвращаться сегодня в  город",  -  просигналил  дракончик,
когда Лайам вошел в кабинет.
   - Я не могу оставаться здесь, - пробормотал Лайам.
   "Так было бы проще".
   - Все концы дела, которое ты мне поручил, находятся  в  Саузварке.  Будет
проще, если я поеду туда.
   "Это так. Но здесь тебе было бы гораздо удобней".
   Что-то подсказывало Лайаму, что это действительно так.
   - Это не мой дом, - сказал Лайам. - Я вернусь завтра утром.
   С этими словами он повернулся и вышел, дракончик молчал.

***

   Было холодно - приближалась зима - и Лайам старательно  кутался  в  плащ.
Вскоре после того, как он въехал  в  город,  ему  преградила  путь  храмовая
процессия. Лайам остановил коня, терпеливо ожидая,  пока  верующие  пройдут.
Впереди процессии выступали жрецы - бритые наголо,  в  белоснежных  одеждах;
они несли восковые таблички и громко пели. За ними, склонив  головы,  толпой
тянулись миряне; следом за ними обособленно двигалась торжественная  группка
чисто одетых детей. Лайам заметил,  что  шумливые  обычно  уличные  торговки
помалкивали, пока процессия двигалась мимо, и что однорукий побирушка-калека
проворно укрылся в водосточной канаве; он выбрался  из  укрытия  лишь  после
того, как верующие скрылись из виду. Лайам бросил нищему монету и  пришпорил
коня.
   Вернув Даймонда  в  конюшню,  Лайам  приостановился  возле  палатки,  где
торговали горячей едой. Он купил пяток горячих  колбасок  и  ломоть  теплого
хлеба. Ему вспомнилась было магическая печь на кухне Тарквина, но Лайам  тут
же прогнал эту мысль. Понадеявшись, что колбаски  удастся  донести  до  дома
горячими, он заспешил к своему жилью.
   Колбаски действительно остыть не успели, а хлеб пропитался  жиром.  Лайам
счел эту снедь восхитительно вкусной и поспешно  убрал  со  стола  бумаги  и
книги. Покончив с едой, он не удержался и облизал пальцы.
   Из его окна было видно,  как  Саузварк  готовится  к  ночи.  Пышные  огни
факелов и фонарей вспыхивали возле храмов и городских гостиниц. Кроме  того,
по  городу  сновали  туда-сюда  оранжевые  язычки  пламени:  это   стражники
отправились на ежевечерний обход улиц, проверяя, заперты ли двери в домах, и
разгоняя попрошаек.
   Устало вздохнув, Лайам вымыл руки  холодной  водой,  оставшейся  с  утра,
потом  заточил  перо  и  приготовил  чернила.  Затем,  положив  перед  собой
несколько чистых листов бумаги, он принялся записывать то, что  ему  сообщил
Фануил.
   За неделю, предшествовавшую смерти Тарквина, у  старика  побывали  четыре
человека. Немалое, в общем-то, количество для затворника, но если вспомнить,
что покойный был не просто затворником, а еще и могущественным чародеем,  то
ничего странного усмотреть в этом  было  нельзя.  Итак,  вот  эта  четверка:
аптекарь, с которым Тарквин был хорошо знаком, красивый  юноша  (возможно  -
менестрель), высокопоставленный торговец с телохранителем  и  некая  дама  в
плаще. Лайам  старательно  зафиксировал  на  бумаге  все,  что  только  смог
припомнить о них фамильяр. Ясно было одно: у  любого  из  этих  людей  могла
иметься причина - возможно, совершенно невинная - искать помощи чародея.
   "Если просишь мага помочь тебе раздобыть серебро, приготовься платить ему
золотом", - сказала как-то Лайаму госпожа Доркас, стремясь  остеречь  своего
постояльца от визитов к "ужасному колдуну".
   Интересно, кто сложил эту поговорку? Уж не  тот  ли  самый  человек,  что
вонзил кинжал в грудь старика?
   Лайам  яростно  тряхнул  головой,  пытаясь   собраться   с   мыслями,   и
сосредоточил внимание на составленном списке. В конце концов он  решил,  что
начнет с аптекаря. Фануил припомнил, что хозяин с ним поругался, да так, что
гость вылетел пулей из дома и предпочел  удалиться,  бормоча  себе  под  нос
что-то вроде угроз.
   Да, именно этот вариант следовало первым делом  проверить,  и  не  только
из-за ссоры, которая  могла  оказаться  пустячной,  но  еще  и  потому,  что
аптекарь был единственной личностью в списке, чье имя Фануил твердо знал.
   "Завтра, - подумал Лайам. -  Завтра  я  схожу  повидаться  с  этим  Томом
Виеску. Только что я ему скажу? Прошу прощения, господин аптекарь, не вы  ли
случайно убили господина Танаквиля? Или, может быть, лучше зайти  с  другого
конца? Господин аптекарь, у вас, случайно, в  последнее  время  не  пропадал
какой-нибудь ножик?"
   Лайам недовольно скривился. Фануил не имел свободного  доступа  к  мыслям
Тарквина, но зато основательно покопался в его голове. Лайаму  действительно
довелось  распутать  пару  головоломок  преступного  плана,  но   тогда   он
располагал  соответствующими  полномочиями.  Он  имел  право  допрашивать  и
подозреваемых (и тех, кто кажется таковыми), и свидетелей (и тех,  кто  себя
за таковых выдает). Короче, он мог допрашивать всех, кто ему был нужен,  ибо
за его плечами стоял вооруженный отряд.
   Лайам выругался и внезапно вспомнил о ноже, торчащем из  груди  мертвеца.
Он так и не успел рассмотреть его повнимательнее, а к моменту  похорон  ножа
уже не было. Должно быть, его забрал  Кессиас,  хотя  своими  глазами  Лайам
этого не видел. Ох, этот  эдил,  видно,  главное  его  назначение  -  совать
порядочным людям палки в колеса!
   "Мне нужно осмотреть этот нож.  Но  как  теперь  это  сделать?  Извините,
досточтимый эдил, нельзя ли взглянуть на нож, который вы вытащили  из  трупа
Тарквина? Понимаете, я недавно потерял свой перочинный ножик, и мне пришло в
голову, что убийца мог его подобрать..."
   Может, просто сказать дракончику, что он, Лайам, от природы туп и что это
дело ему не под силу? Но Лайаму вспомнился немигающий взгляд фамильяра. Нет,
Фануил ни за что не позволит расторгнуть сделку.
   Стук в дверь прервал его размышления. Лайам неспешно подошел к двери.  На
пороге стояла хозяйка жилья.
   - Вы уже дома, мастер Лайам? Я не знала, что вы вернулись, а то зашла  бы
пораньше. Вам письмо от дамы, мастер Лайам, - добавила она  многозначительно
и с понимающей усмешкой протянула пахнущий  тонкими  духами  конверт.  Лайам
довольно  резким  движением  выхватил  конверт  из  рук  госпожи  Доркас   и
недовольно поджал губы - ему не понравился намек.
   - Спасибо! - буркнул он и собрался захлопнуть дверь, но передумал.
   - Госпожа Доркас... - начал он, ему пришло в голову,  что  хозяйка  может
ему рассказать что-нибудь о Томе Виеску.
   - Да?  -  с  явной  готовностью  отозвалась  хозяйка,  и  Лайаму  тут  же
расхотелось расспрашивать ее о чем бы  то  ни  было.  Госпожа  Доркас  была,
несомненно, порядочной женщиной, но имела слишком уж длинный язык.
   - Нет, ничего. Спасибо.
   Лайам  вежливо  улыбнулся  и  закрыл  дверь,  невзирая  на   недовольство
почтенной матроны.
   Он с интересом осмотрел причудливую восковую печать. Письмо было от  леди
Неквер. Та сообщала, что извиняет Лайама и приглашает его в гости на завтра.
Письмо было составлено безупречно, и все же казалось, что в нем звучат нотки
мольбы, словно леди Неквер  отчаянно  нуждалась  в  этом  визите.  Она  даже
указала точное время и приписала, что  весьма  огорчится,  если  их  встрече
вновь помешают дела. Эта приписка могла быть, конечно,  ничего  не  значащим
актом вежливости, но Лайаму так не казалось. Ну, не то чтобы леди  Неквер  и
вправду могла огорчиться, но все же...
   - Возможно, она влюбилась в тебя, плутишка, - сказал  он  себе  вслух.  -
Лайам Ренфорд, похититель сердец!
   Он рассмеялся своим словам, но почему-то  почувствовал  себя  на  седьмом
небе.
   Как бы там ни было, Лайам решил, что на этот раз надо идти.  Леди  Неквер
ждала его во второй половине дня, так что  у  него  оставалось  целое  утро,
чтобы поговорить с Виеску и, возможно, с кем-то еще.
   Лайам улегся в постель, и перед его мысленным взором  закружился  хоровод
лиц.
   Кессиан, матушка Джеф, леди Неквер и ее странный супруг, госпожа  Доркас,
бедняга Тарквин, Фануил... Он провел в Саузварке четыре  длинных  и  скучных
месяца, и, собственно говоря, купание в бухте Тарквина было его единственным
развлечением. И вот  внезапно  все  разом  переменилось:  в  одни  сутки  он
умудрился напиться на званом вечере, получить приглашение в гости от знатной
дамы, взяться за расследование убийства и потерять часть души.
   Не многовато ли всего этого для одного человека, особенно  после  четырех
месяцев спячки? Его словно втягивал в себя водоворот событий, который только
набирал силу. И за всем этим маячил крохотный дракончик  с  желтыми,  как  у
кошки, глазами и мыслями, гладкими и холодными, словно морская галька.
   Заснул Лайам не скоро.

   4

   Проснулся он вскоре после восхода солнца. В окно  уже  врывался  утренний
гомон. Казалось, что все самые горластые погонщики, самые несмазанные телеги
и самые несмолкающие волы собрались под окном  гостиницы  госпожи  Доркас  с
единственной целью - разбудить самого ученого  ее  постояльца.  Кроме  того,
где-то затеяли игру дети, и их звонкий галдеж окончательно стряхнул с Лайама
остатки сна.
   Ворча, Лайам поднялся с тюфяка и последними каплями влаги, сохранившимися
на дне ведра, кое-как умудрился промыть глаза. Он пошарил по столу,  отыскал
свечу и зажег.
   В мансарде было довольно темно: за ее единственным окошком небо  затянули
тяжелые, грузные тучи.
   - Дождь... - пробурчал Лайам, чувствуя себя совершенно несчастным. - А  я
так мечтал закатиться на загородный пикничок.
   Собственная шутка вызвала у него легкую улыбку. Лайам подхватил  ведро  и
двинулся вниз  по  лестнице,  сначала  медленно,  потом  перепрыгивая  через
ступеньки. Где-то между третьим и вторым этажами он уже начал насвистывать.
   Хозяйка дома еще не встала - Лайам знал, что она в такую рань не  встает,
- но над огромным кухонным очагом уже висел чайник. Когда Лайам, насвистывая
моряцкую песенку, вошел в кухню, худая, невзрачная  девушка  -  единственная
служанка госпожи Доркас - застыла как вкопанная и глаза ее полезли  на  лоб.
Тут до Лайама дошло, что он забыл накинуть тунику.
   Лайам перестал свистеть и, плотоядно глядя на девушку, щелкнул зубами. Та
молча повернулась и опрометью кинулась в соседнюю комнату.
   "Интересно, что бы сказала леди Неквер, если бы я предстал перед ней  без
рубашки?"
   Ухмылка Лайама сделалась еще  плотояднее,  если  бы  несчастная  служанка
увидела его сейчас, она бы наверняка грохнулась в обморок. Лайам снял чайник
с крюка и налил в ведро горячей воды.
   Вернувшись в мансарду, Лайам тщательно вымылся, а пока  обсыхал,  соскреб
пемзой щетину со щек и с подбородка, морщась и вскрикивая. Ему  припомнились
шутки Тарквина по поводу отсутствия у него бороды, а также недавние подначки
матушки Джеф и эдила.
   - Пусть застрелятся, - проворчал он и  снова  раздвинул  губы  в  волчьей
ухмылке. Ему это нравилось. Облачившись в свой лучший наряд  -  зеленую  как
молодая листва, отороченную белым кантом тунику и брюки салатного  цвета,  -
Лайам почувствовал себя повелителем мира.
   Вот только обувь... Лайам с  сомнением  оглядел  свои  сапоги  и  покачал
головой.
   "Нет, для чистки обуви я еще не созрел. Пожалуй, сойдет и так".
   Его вчерашнее похмелье наконец-то развеялось, а шишка на затылке  заметно
уменьшилась. А еще его ждали дела. До сих  пор  его  в  Саузварке  ничто  не
заботило, кроме книги, которую он хотел  написать,  а  она  упорно  не  шла.
Теперь же он, можно сказать, оказался в самом центре событий. Лайам пока что
понятия не имел, куда все это его заведет. Но просыпаться и знать, что  тебя
ожидают дела, - прекрасно!
   Это  нехитрое  умозаключение  наполнило  Лайама   предчувствием   чего-то
чудесного. Он подпоясался и полез в сундук за деньгами. Укладывая в  кошелек
монеты, он заметил на дне сундука небольшой боевой нож в  простых  ножнах  и
после секундного колебания прихватил и его. Сыск - вещь нешуточная, и оружие
может прийтись кстати.
   Лайам закрыл и запер сундук, а нож повесил на пояс. Он  положил  руку  на
рукоять, снова изобразил на лице волчью ухмылку, рассмеялся и двинулся  вниз
по лестнице.
   На этот раз служанка не стала прятаться от него. Видимо,  одетый  мужчина
не внушал этой дурочке опасений. Лайам, внутренне улыбаясь, но очень  учтиво
поинтересовался, не знает ли она, где находится аптека господина Виеску.
   Служанка не знала, но робко предположила,  что  она  может  находиться  в
Норсфилде или в Аурик-парке - там проживал  ремесленный  люд.  Лайам  кротко
улыбнулся и вежливо поблагодарил замурзанную дуреху. Но стоило  ему  шагнуть
за порог, как его улыбка вновь превратилась в волчью ухмылку. Всю дорогу  до
конюшни, где содержался Даймонд, Лайам посмеивался про себя.
   Парнишки, которого он посылал вчера с поручением, уже не было, но  другой
мальчишка - он казался  родным  братом  вчерашнего  -  явно  горел  желанием
оказать господину услугу.
   - Сходи к леди Неквер и передай, что я охотно ее навещу в назначенное мне
время, - сказал Лайам. Мальчишка тут же пустился  бежать.  -  Эй,  малый!  -
крикнул Лайам. - Поручение  может  и  подождать  -  выведи  для  начала  мою
лошадку!
   Пристыженный паренек вывел коня,  и  Лайам,  вскочив  в  седло,  направил
Даймонда к городским воротам.

***

   Жирные, сланцево-серые тучи напоминали о приближающейся зиме, хотя  ветер
с моря дул не очень холод