м иным, как медленным исходом душ из безжизненных тел. Но,
строго  говоря,  этот  процесс  невозможен  без  истечения  духа...  Дух
покидает тело, соединяясь с душой, и... ну да, ну да - нет пламени,  нет
и духа... хотя главное, что меня интересует, это, конечно, душа.
   - Вы можете проделать эту штуку сейчас? С этими вот людьми?
   - Ренфорд! Что вы задумали? - вмешался эдил.
   Лайам отметил вскользь, что ярость  эдила  остыла.  Теперь  в  голосе
Кессиаса слышался лишь обычный настороженный интерес. Но восстанавливать
добрые отношения было некогда, и он пытался полностью сосредоточиться на
новой проблеме. Он знал, если сейчас начать разъяснять что-то  Кессиасу,
то толку никакого не будет, а конфликт может разгореться опять.
   Лайам ограничился тем, что  повторил  свою  просьбу.  Старуха  пожала
плечами.
   - Могу, если вам это нужно, - сказала она, будто ей  самой  было  все
безразлично.
   Она вытянула правую руку и  медленно  раскрыла  ладонь,  явив  взорам
мужчин маленький шарик чистого голубого пламени, он  парил  в  дюйме  от
раскрытой ладони. Матушка Джеф сложила ладонь чашей и повернула вниз, от
ее руки отделилось светящееся кольцо и поплыло по воздуху, расширяясь.
   Лайам уже видел это - в покойницкой, под зданием герцогского суда,  -
и все равно он вздрогнул  и  затаил  дыхание,  когда  мерцающее  голубое
облако окутало его талию и двинулось дальше, к Кессиасу. Он слышал,  как
ахнул эдил, а потом голубое сияние заполнило весь нижний объем  угрюмого
закоулка.  Теперь  все  присутствующие  словно  погрузились  по  пояс  в
колодец,  наполненный  голубоватой  водой.  Лайам  заметил,  что   возле
каменных стен верхняя плоскость свечения даже  чуть  загибается  кверху,
как кромка настоящей воды.
   - Это не так-то просто, - пробормотала  ведьма.  Губы  ее  недовольно
дернулись, она  осторожно  похлопала  ладонью  по  мерцающей  плоскости,
заставляя ее опуститься ниже.
   В  покойницкой  мертвецы  возлежали  на  каменных  плитах  одинаковой
высоты,  и  поле  свечения  оставалось  везде  равномерным.  Теперь   же
голубоватая плоскость изогнулась волной и заскользила  к  земле,  словно
легкая шелковая простыня, набрасываемая на ложе. Сияние  окутало  голову
нищего, лежавшего у  стены,  сложилось  складками  и  прогнулось,  чтобы
дотянуться до губ двух других  мертвецов  -  и  того,  что  лежал  лицом
кверху, и того,  что  лежал  лицом  книзу.  Под  ногами  стоящих  словно
образовалась фосфоресцирующая рельефная карта - с причудливыми холмами и
извилистыми долинами, в обводах которых угадывались людские фигуры.
   Но этот жуткий рельеф оставался недвижным. Ни одного язычка  голубого
пламени так и не вырвалось из искалеченных уст.
   Матушка Джеф сжала ладонь  в  кулак,  и  голубое  свечение  растаяло,
словно туман. Внезапно стало темно, свет двух фонарей не мог  восполнить
потери. Ведьма откашлялась, выжидательно глядя на Лайама.
   - Одно, ну два тела, лишенные духа, - это еще  куда  бы  ни  шло,  но
чтобы все три... Это большая странность.
   Лайам рассеянно кивнул, глядя на ведьму ничего не  видящими  глазами.
"Значит,  моя  догадка  верна".   Он   попытался   свыкнуться   с   этим
неутешительным выводом и мысленно повторил  его  несколько  раз,  потом,
тяжело вздохнув, потер ладонями щеки.
   - Ну ладно, - сказал он эдилу. - Я должен  идти.  А  вы  ступайте  на
площадь и попытайтесь найти девчонку - ту самую, что ко мне приходила.
   Он должен уточнить  у  Грантайре,  верно  ли  он  угадал  причину  ее
беспокойства. Если нет, то нищих в таком  случае  убили  воры.  И  Лайам
предпочел бы узнать об этом, находясь подальше от Кессиаса.
   - Если найдете ее, скажите, что мне надо увидеться кое с кем, она все
поймет. Матушка Джеф, то тело, которое  лежит  в  вашей  покойницкой,  -
проверьте его тоже.
   - Вы думаете, я обнаружу то же, что здесь?
   - Вполне вероятно. - Лайам опять повернулся к Кессиасу. - Я  приду  в
казарму, как только смогу. Постарайтесь найти девчонку.
   Сказав это, Лайам обошел матушку Джеф и направился ко второму  выходу
из переулка, потому что дорогу к первому по-прежнему загораживала фигура
эдила.
   - Ренфорд...
   Лайам откликнулся:
   - Потом, потом, - и  побежал.  Фонарь  раскачивался  в  его  руке  из
стороны в сторону. "Ошибаться мне нравится в одиночку!"
   Выбежав из переулка на соседнюю улицу, Лайам замедлил шаг. Он страшно
утомился за эти два дня и ощущал усталость  каждой  клеточкой  тела.  На
душе у него тоже было  не  сладко.  Даже  если  Оборотень  нарушил  свое
обещание, Кессиас не имел права  вести  себя  с  ним  так.  Разве  Лайам
перебил этих нищих?
   "Если  в  чем-то  обвиняют  этого  увальня,  он  начинает  стенать  и
жаловаться. Ах, Ренфорд, они вечно все сваливают на меня! А что я могу?!
А куда мне податься?! Но стоит тому, кому он  всегда  плачется,  чуточку
оплошать, как наш бравый эдил принимает оскорбленную  позу!  А  ведь  я,
если вдуматься, тут вообще ни при чем! Это, в конце концов,  его,  а  не
мой город!"
   Лайам сердито  нахмурился.  Он  вышел  на  перекресток  и  свернул  к
Герцогской улице, лелея свою обиду. Решено.  Он  выложился,  он  зверски
устал, ему следует прямо сейчас  послать  все  подальше...  Так  приятно
сказать себе: все, дружок, отдохни, отныне ты ничего никому  не  должен.
Можешь прямо сейчас напиться, а можешь поехать домой - ты  волен  делать
все, что тебе угодно. Забери Грантайре и уезжай - никто поперек и  слова
не скажет.
   На подходе к Крайней улице эта решимость ослабла.  Как  ни  крути,  а
бравого - и порой не  очень-то  справедливого  -  стража  порядка  можно
понять,  ведь  он  каждодневно  и  ежечасно  обременен  грузом  огромной
ответственности  за  весь  Саузварк...  "На  его  месте   ты   тоже   бы
рассердился", - сказал себе Лайам. Он уже знал, что ничего не  бросит  и
не уедет домой, он будет тянуть свою лямку и дальше. До конца всей  этой
истории, который, возможно, близок, а возможно, далек и не очень ясно  -
каков. Он взял на себя ответственность и продолжит работу.
   В доме Окхэмов свет не горел, все окна  там  были  черны  и  казались
безжизненными. Это не выглядело устрашающе - что может быть устрашающего
в жилом  здании,  замкнутом  на  ночь?  -  и  все  же  по  спине  Лайама
проскользнул холодок.  Поплотней  завернувшись  в  плащ  и  настороженно
поглядывая на темный фасад, Лайам стал размышлять, в чем же причина  его
остановки возле ничем не примечательного строения.
   Потом он понял. Дом выглядел так обычно... Добротный, респектабельный
дом, схожий с соседними особняками. Кому придет  в  голову  заподозрить,
что за его стенами происходит что-то  неладное?  Существуют  места  куда
более зловещего вида. Мрачные замки, заброшенные развалины, храмы темных
богов... Впрочем, первые впечатления подчас бывают обманчивы.  Например,
в глубине жутковато-черной громады храма  Лаомедона  обитают  веселые  и
доброжелательные служители, возделывающие очаровательные сады.
   Внешний вид дома Окхэмов, наоборот, не предвещал ничего  дурного,  но
Лайам знал теперь, что это лишь маскировка, за которой  прячутся  нож  и
булава, покрытые запекшейся кровью.
   А потому он покачал головой и двинулся к  дому  госпожи  Присциан,  в
котором еще не спали.
   На стук вышел Геллус, непривычно взъерошенный.
   - А, господин Ренфорд, - сказал он рассеянно, словно приход  гостя  в
столь позднее время не казался ему чем-то из ряда вон выходящим.  -  Обе
леди сейчас наверху.
   Грантайре сидела за тем же столом, что и днем,  уткнувшись  в  нечто,
напоминавшее подобие ветхой тетради.  Знакомый  фолиант,  отодвинутый  в
сторону, был также раскрыт. Скорость, с которой молодая  женщина  водила
пальцем по строчкам, казалась невероятной - шуршал и страницы, она  даже
не подняла головы. Однако госпожа Присциан, стоявшая возле двери, тут же
повернулась к вошедшему.
   - О, господин Ренфорд! Я рада вас видеть!
   - Простите мой поздний визит, но...
   Вдова знаком велела гостю умолкнуть. Она взяла его за руку и повела в
глубь кабинета - к столу.
   - Не надо слов. Ее изыскания все извиняют... - Пожилая дама  застыла,
предоставляя гостю распоряжаться собой.
   - И... и что же вы обнаружили? - спросил Лайам с запинкой.
   Грантайре не ответила. Она вскинула  руку,  призывая  к  молчанию,  и
стала водить пальцем еще быстрее. Чернила записей поблекли  от  времени,
бумага  похрустывала,  переплет  изучаемого  труда  развалился,   однако
Грантайре обращалась  с  кипой  листов,  как  с  книгой,  очень  бережно
переворачивая страницы - одну за другой.
   Лайам склонился к столу. Волшебница беззвучно шевелила  губами,  ритм
ее  дыхания  соответствовал  ритму  скольжения  пальца,  а   встрепанная
прическа мешала наблюдателю что-то  прочесть.  Он  смог  разобрать  лишь
выведенное твердым мужским почерком  имя  Эйрин,  мелькающее  на  каждой
странице, и понял, что его догадка верна.
   "Так... Значит, я еще на что-то способен!" - подумал Лайам  и  отошел
от стола. Значит, причина беспокойства Грантайре - действительно  Эйрин.
Но... какова вероятность  ошибки...  теперь  уже  с  ее  стороны?  Людям
свойственно ошибаться, и если она ошибается,  то...  Может,  спросить  у
Фануила, могут ли ошибаться магессы, впрочем, вряд ли дракончик об  этом
осведомлен. Тем  временем  Грантайре  прижала  одну  из  страниц  книжки
пальцем и принялась перелистывать фолиант, потом нашла то, что искала, и
стала сравнивать записи.
   Что бы она там ни проверяла, результаты ее удовлетворили.  Волшебница
решительно сдвинула в сторону оба труда.
   - Ну что? Виновник всего произошедшего - Эйрин? - с тревогой в голосе
произнес Лайам.
   - Вполне возможно, что он, - ответила Грантайре, нимало не удивившись
вопросу. - Все выяснилось бы гораздо скорее, прочти я этот том до конца.
- Она похлопала ладонью по коже  гигантского  фолианта,  сердито  поджав
губы. - Теперь понятно, что камень, созданный Эйрином, работал  не  так,
как бы ему хотелось. Неистовый маг действительно упрятал в кристалл свой
дух, однако тот стал нуждаться в постоянной подпитке, причем брал  очень
много, а отдавал лишь малую часть...
   Рядом находилась госпожа Присциан, а Лайам вовсе не был  уверен,  что
почтенной вдове стоит все это выслушивать, однако  Грантайре  продолжала
рассказ, рассеянно - одними кончиками пальцев - поглаживая фолиант. Она,
кажется, совсем не пыталась довести что-то до сведения своих слушателей,
а просто вслух размышляла, проясняя ситуацию для себя.
   - Кристалл вытягивал из Эйрина дух, и чем  дальше,  тем  больше.  Под
конец ему приходилось подпитывать его энергией двух, а то и трех жертв в
неделю - только для того, чтобы как-то существовать самому. Камень  стал
чем-то  вроде  паразита  -  он  иссушал  своего   владельца.   Положение
становилось безвыходным, ибо творец  кристалла  настроил  его  на  себя.
Эйрин  не  мог  уничтожить  камень,  не  нанося  разрушений  собственной
сущности...
   Волшебница говорила очень спокойно, даже беспечно, будто речь  шла  о
каком-нибудь пустяке. Кто-то где-то сварил зелье не так. Ну и пусть его,
ну и подумаешь!
   - Погодите, - счел  нужным  перебить  ее  Лайам.  -  Я  не  хотел  бы
показаться невеждой, но что это  все  значит?  Вы  считаете,  что  Эйрин
восстал из мертвых и пошел убивать?
   Волшебница встала, недовольно качнув головой  и  подхватив  небольшой
мешочек, лежавший у нее на коленях.
   - Он не восставал из мертвых, Ренфорд, - сказала она, словно это было
и так очевидно. - Зачем восставать из мертвых тому,  кто  не  умирал?  А
теперь пойдем и покончим со всем этим делом.
   Грантайре взяла со стола разрозненную тетрадь и направилась к  выходу
из кабинета. Госпожа Присциан  молча  пошла  за  ней.  В  голове  Лайама
роилась масса  невысказанных  вопросов,  но  ему  ничего  не  оставалось
делать, как последовать примеру обеих женщин, что он и сделал, помахивая
все еще остававшимся в его руке фонарем.
   Волшебница, спустившись по лестнице, двинулась прямиком к кухне.  Она
держалась уверенно, как хозяйка,  и  вдове,  превратившейся  невольно  в
прислугу,  пришлось  забежать  вперед,  доставая  связку  ключей.   Пока
почтенная дама возилась с замком двери, ведущей в  подвал,  Лайам  решил
воспользоваться заминкой.
   - Что вы собираетесь делать?
   - Я собираюсь опять запереть его в саркофаге, - произнесла  небрежным
тоном Грантайре. Она встряхнула ветхой тетрадью. - Здесь  написано  как.
Это дневник его брата. Эйрин боялся камня так же сильно, как и  нуждался
в нем. Он держал кристалл вдалеке от себя,  в  одном  из  принадлежавших
семье складских помещений. Его брат...
   -  Дорстений,  -  сдавленным  шепотом  подсказала  госпожа  Присциан,
открывая  дверь.  Грантайре  решительно   выхватила   фонарь   из   руки
ошеломленного Лайама  и  первой  пошла  вниз  по  ступенькам,  продолжая
рассказывать через плечо:
   - Дорстений прознал, что Эйрин - убийца, и использовал камень,  чтобы
его унять.  Чем  ближе  камень  придвигали  к  вампиру,  тем  слабее  он
становился.  Дорстений  с  помощью  кристалла  сумел  загнать  Эйрина  в
приготовленный заранее саркофаг и кристаллом же запечатал гробницу.  Без
притока новых энергий Эйрин стал совершенно беспомощным, камень  высосал
из него все силы...
   Они пересекли кладовую. У Лайама возникло ощущение, что его тащат  на
бойню.  Предприятие  представлялось  слишком   опасным,   но   он,   как
зачарованный, все шел и  шел  за  молодой  женщиной,  уверенно  роняющей
звонкие короткие фразы:
   - Камень поможет и нам. Мы обессилим Эйрина. И уложим его в саркофаг.
   Грантайре остановилась, ожидая, когда госпожа Присциан отопрет  дверь
склепа. Ключи звенели слишком уж громко, и Лайаму показалось,  что  руки
вдовы дрожат.
   - Но ведь камень, в таком случае, должен быть  с  нами,  -  осторожно
напомнил Лайам. Ему не хотелось идти в усыпальницу, совсем не  хотелось,
и прежде всего  страх  на  него  нагоняли  уверенность  и  беззаботность
Грантайре.
   - Камень уже у меня, - отмахнулась волшебница  и  прошла  в  узенький
коридорчик. Лайам ухватил ее за плечо.
   -  Постойте,  ведь  это...  это  очень  опасно.  -  Он  с  внутренним
содроганием кинул взгляд на прутья решетки. За ними  царил  непроглядный
мрак.
   - Не пытайтесь прикинуться трусом, сэр Ренфорд. Я-то знаю, что  вы  -
вовсе не трус. Госпожа Присциан, вскрывайте замок.
   - Подождите! - взмолился Лайам. - Давай обдумаем ситуацию. Если Эйрин
действительно жив, откуда нам знать, на что он способен?
   Грантайре подкинула на ладони мешочек.
   - Зато мы точно знаем, на что он не способен. Против этого  Эйрин  не
устоит. Все, что  нам  придется  проделать,  -  это  выждать,  когда  он
вернется в склеп. А теперь... Госпожа Присциан, открывайте!
   Пожилая дама немного помедлила, неуверенно поглядывая то на  женщину,
то на мужчину, потом подошла к ним и вставила ключ в замок.
   Решетка распахнулась словно сама собой и через пару долгих  мгновений
со звоном ударилась о стенку пещеры. Грантайре, вскинув  фонарь  повыше,
торжествующе посмотрела на Лайама и вошла внутрь.
   Лайам с облегчением отметил, что молодая женщина, несмотря на всю  ее
беззаботность,  не  прошествовала  прямиком   к   самому   огромному   в
усыпальнице саркофагу, а двинулась к цели бочком и в  обход.  Мешочек  с
кристаллом она держала над головой - так же высоко, как и фонарь.  Лайам
пошел следом.
   - Вы уверены, что это его остановит? - прошептал  он.  Ему  чудилось,
что неистовый Эйрин уже вернулся и ждет в темноте.
   - Вполне. - Грантайре говорила довольно громко. - Он  смог  выбраться
наружу только потому, что с саркофага убрали камень, но, даже когда путь
стал свободен, Эйрин лежал недвижно до тех пор, пока Окхэм не убил рядом
с ним нищего. Только завладев духом несчастного, маг Присциан обрел силу
восстать. - Голос волшебницы звучал уверенно и спокойно,  но  Лайам  все
равно старался двигаться тихо, настороженно всматриваясь в ниши с малыми
саркофагами, мимо которых они пробирались. "Один посторонний звук - и  я
тут же умру", - думал он.
   Подойдя к саркофагу первого Присциана, Грантайре остановилась. Легкий
ветерок принес запах моря. Волшебница, мотнув фонарем, осветила соседние
плиты.
   Крышка саркофага Эйрина лежала на месте.
   Увидев  это,  Лайам  почему-то  расслабился  и  успокоился,  страшное
напряжение последних минут внезапно ушло. Плечи его чуть опустились,  он
покачал головой. Чуть стыдясь своего недавнего страха, Лайам  подошел  к
громадной плите и тронул рукой гигантское колено каменной статуи.
   - Что ж, давайте положим камень на место и... и уйдем.
   Грантайре тоже подошла к саркофагу.
   - Эйрина может здесь и не быть,  -  невозмутимо  заявила  волшебница,
передавая ему фонарь.
   - А что, если он вообще здесь не бывает? - Лайаму  вдруг  подумалось,
что восставшему магу  нет  никакого  резона  сюда  возвращаться.  Почему
Грантайре решила, что он должен вернуться? "Если бы меня несколько сотен
лет продержали в такой пещере, я бы никогда к ней и близко не подошел!"
   - Он вернется - это его убежище. А теперь, пожалуйста,  помолчите.  -
Она сунула Лайаму еще и мешочек и  жестом  велела  посторониться.  Лайам
покорно попятился, а молодая женщина,  возложив  обе  руки  на  каменную
плиту, склонила голову и что-то тихо забормотала.
   Разобрать не удавалось ни слова, и от этого ему снова сделалось не по
себе. Вдова, рискнув подойти  поближе,  стояла  теперь  возле  саркофага
первого Присциана, спиной к проему, выводящему на балкон.
   Беспокойство  Лайама  все  росло,  но  теперь   его   тревога   имела
обоснование. Если Эйрин действительно встал из гроба, его надо искать  в
городе, а не здесь. Зачем древнему магу возвращаться  в  склеп,  столько
лет служивший ему тюрьмой? Вампиру, нуждающемуся  в  духовной  подпитке,
гораздо резонней сейчас разгуливать на приволье и охотиться на ничего не
подозревающих праздничных горожан.  Впрочем,  предположение,  что  Эйрин
время от времени возвращается  в  эту  пещеру,  тоже  вполне  допустимо.
Подземный склеп - укрытие безопасное, тут можно спокойненько  отсидеться
после кровавых прогулок. Но  разве  сунется  духовный  упырь  туда,  где
находится камень? Грантайре ясно сказала: чем ближе Эйрин к  камню,  тем
слабее он делается, - значит, ему следует держаться подальше от творения
собственных рук.
   Лайам встряхнул мешочек и легонько подкинул  его  на  ладони.  В  нем
лежало сокровище, которое он  разыскивал  два  долгих  дня.  Из-за  этой
вещицы двоих несчастных убили и его самого тоже чуть было не отправили к
праотцам. Им овладело нестерпимое любопытство.  Он  поставил  фонарь  на
пол, развязал шнурок и замер, запустив пальцы в мягкий объем укладки.
   За дальней решеткой - той  самой,  которая  перекрывала  ход  к  дому
Окхэмов, - что-то зашелестело. У Лайама мгновенно пересохло во  рту.  Он
прислушался и снова услышал тот же звук - легкий шорох, а затем -  тихий
писк.
   Крыса! Лайам с облегчением вздохнул, а потом пошел к решетке,  сжимая
в руке мешочек с заветным камнем. Он взялся за прутья и потянул на себя.
Решетчатая дверь легко подалась - она не была заперта. Если  Эйрин  сюда
возвращается, он проходит именно здесь - мелькнуло в  его  мозгу.  Когда
этот упырь  здесь  появится,  сможет  ли  Лайам  против  него  выстоять?
Наверное, нет. Он  снова  в  ловушке,  а  Кессиас  даже  не  знает,  что
происходит.
   Все еще держась одной рукой за решетку, Лайам  мысленно  обратился  к
дракончику:
   "Фануил, ты далеко?"
   Как и всегда, фамильяр отозвался мгновенно:
   "Нет, мастер".
   "Я хочу, чтобы ты понаблюдал за входом в  дом  Окхэмов.  Если  кто-то
придет, немедленно мне сообщи!"
   "Будет исполнено, мастер!"
   - Его здесь нет, - сказала Грантайре. В голосе  волшебницы  явственно
слышалось довольство собой.
   - Откуда вы знаете? - спросил, обернувшись, Лайам, хотя в  мозгу  его
вертелся другой вопрос: "Как можно в  ч