ам.
   Тянущиеся вдоль дороги поля были покрыты снегом, и хотя небо  по-прежнему
оставалось серым, окрестный пейзаж Лайама  нисколько  не  угнетал.  Он  даже
как-то приободрился, покинув городскую черту, и с  удовольствием  подставлял
лицо порывам встречного ветра. По всем  его  мышцам  порой  пробегал  легкий
трепет. Лайам знал и ценил это ощущение. Оно означало, что у него  появилась
цель.   Лайам   сознавал,   что   розыски   ночного   воришки   не   обещают
сногсшибательных приключений, зато ему теперь есть чем заняться, а он, хвала
небу, сумел наконец-то сообразить, что  не  очень-то  любит,  когда  никаких
занятий у него нет.
   Прежде Лайам не имел возможности прийти к этому нехитрому заключению.  Он
был  единственным  сыном  мелкопоместного  мидландского  дворянина  и,  рано
лишившись  матери,  рос  под  присмотром  отца.  Уклад   деревенского   быта
бездельников не терпел, и потому посильный груз забот и обязанностей ложился
и на плечи ребенка. Лайам взрослел и мужал, а  тем  временем  край,  где  он
проживал, раздирали междоусобицы. Отправившись на учебу  в  столичный  город
Торквей, подросток вздохнул посвободнее, но вскоре его отозвали домой. И  он
вернулся в родные места,  но  лишь  затем,  чтобы  обнаружить,  что  в  ходе
очередной бессмысленной стычки его отца убили, а родовое поместье сожгли.  С
той поры жизнь юноши превратилась в сплошные скитания. Он объехал  полсвета,
нигде не задерживаясь долее нескольких месяцев. Да, можно  с  полным  на  то
основанием сказать, что Лайам повидал мир, он успел побывать и  солдатом,  и
врачом, и матросом, и штурманом, и дважды даже возглавлял дальние экспедиции
торговых судов в качестве капитана. В Саузварк же неутомимый скиталец  попал
совершенно  случайно.  Корабль,  снявший   его   с   одного   островка,   не
обозначенного ни на каких картах, шел в эти края. А  уж  почему  он  в  этих
краях так засиделся, Лайам не мог разобраться и сам. Он просто жил  здесь  в
свое удовольствие, пока это удовольствие не стало ему поперек горла. Что  ж,
по крайней мере ему сделалось ясно, что безделье - не его ремесло.
   Подъехав к тропе, сбегающей к берегу, Лайам осадил коня  и  посмотрел  на
море.  В  его  бурных  волнах  едва  виднелся  парус  небольшого  суденышка.
Суденышко, черпая воду бортами, упрямо боролось со штормом.
   "Слишком крепкий ветер для такой утлой  посудины,  -  отметил  Лайам  про
себя. - Надеюсь, они все-таки доберутся до порта".
   Потом, вспомнив о Фануиле, Лайам сформировал новую мысль и  вытолкнул  ее
за пределы сознания.
   "Я на вершине утеса". Дракончик отозвался почти мгновенно.
   "Я слышу. У тебя наконец получилось". Лайам расплылся в довольной улыбке.
"К тебе пришел какой-то человек. Он ждет возле дома".
   Лайам перевел взгляд на берег бухты, но никого не увидел. Пляж был  пуст,
а внутренний дворик особнячка не просматривался с позиции,  которую  занимал
всадник. Он осторожно пустил Даймонда вниз по тропе. "Как он выглядит?"
   "На нем длинный плащ с капюшоном, - сообщил дракончик, - и  у  него  есть
меч. Но человек не прячется".
   Меч теперь имелся и у Лайама, но  все  еще  находился  не  там,  где  ему
надлежало бы располагаться. Лайам, придержав Даймонда, отвязал меч от  седла
и положил на колени. Тропинка была извилистой, и лишь спустившись на  берег,
ему удалось увидеть нежданного посетителя. Высокий мужчина в длинном  черном
дорожном плаще глядел в сторону моря. Лайам пришпорил своего чалого и осадил
его в нескольких ярдах от гостя.
   Незнакомец стремительно развернулся и  принял  боевую  стойку,  на  треть
вытащив из ножен  клинок.  Лайам  также  нащупал  рукоять  своего  меча,  но
извлекать его из ножен не стал. В любом случае, ему было  бы  затруднительно
это проделать. Впрочем, незнакомец тут же вернул клинок на прежнее место,  и
Лайам  мысленно  перевел  дух.  Стремительность  движений   гостя   невольно
заставила его содрогнуться.
   - Умоляю вас, сэр, скажите, не вы ли - Лайам Ренфорд?
   Низкий голос звучал вежливо,  но  в  нем  проскальзывали  высокие  нотки,
словно у гостя болело горло. Темный капюшон был низко надвинут, однако Лайам
сумел заметить, что шея и лицо незнакомца обмотаны чем-то вроде шарфа.
   - Да, это я, - отозвался Лайам, стараясь держаться  невозмутимо.  Ему  не
нравилось, что незнакомец время от времени нервно и быстро  стискивает  свои
кулаки.
   - Чародей?
   В голосе гостя вновь  проскользнула  высокая  нотка,  заставившая  Лайама
напрячься.
   - Нет, - осторожно произнес он. - Я - Лайам Ренфорд, но я - не чародей.
   - Но у вас есть фамильяр, - сказал  незнакомец,  и  Лайам  понял,  почему
гость так взволнован, он ожидал встречи с магом. - А фамильяры бывают только
у чародеев. И в городе все говорят, что вы чародей.
   Сильный порыв ветра рванул плащ незнакомца так, что  ткань  облепила  его
подтянутую фигуру. Тело гостя легонько подрагивало,  словно  туго  натянутая
струна, он все продолжал стискивать кулаки. Лайаму показалось,  будто  кисти
рук посетителя покрывают чешуйки, но  он  отвел  от  них  взгляд  и  сказал,
стараясь придать своему голосу твердость:
   - Зачем вам понадобился чародей?
   Незнакомец опустил голову, и Лайам понял, что гость принимает важное  для
себя решение. Затем чешуйчатая рука вскинулась и сдернула капюшон  с  головы
своего владельца.
   Лайам моргнул. Даймонд рванулся в сторону, но он успокоил  его  негромкой
командой и движением коленей.
   В принципе, то, что предстало взору Лайама, могло быть и маской,  пошитой
из великолепно выделанной кожи змеи-альбиноса. Крохотные светленькие чешуйки
окружали глаза, нос и рот  незнакомца,  чешуйки  побольше  располагались  на
щеках и на лбу.  Глаза  гостя,  поразительно  глубоко  посаженные,  казались
пересыхающими озерами. Синие провалы посреди пустыни лица. Нет, это все-таки
не было маской, и Лайам прошептал:
   - Сквернавка. Так, кажется, называется ваша болезнь?
   Маска слегка напряглась; взгляд незнакомца не дрогнул.
   - Да.
   - Вы ведь из Кэрнавона? - Насколько Лайам  помнил  (еще  со  студенческих
лет), эта болезнь поражала лишь обитателей горной местности, центром которой
являлся упомянутый городок. Самим названием болезнь  была  обязана  местному
растению, чьи корни  напоминали  кожу  человека,  страдающего  столь  редким
недугом.
   - Да.
   - О боги, - медленно произнес  Лайам.  Его  глаза  расширились.  -  И  вы
проделали такой путь в поисках исцеления?
   Незнакомец неуловимо передернул плечами.
   - Я служу Беллоне. Когда мне представилась возможность приехать  сюда,  я
ею воспользовался. Я слыхал, будто в этих  краях  проживает  маг,  способный
помочь моему несчастью.
   - Мне очень жаль, - искренне произнес Лайам, - но совсем недавно он умер.
Этот дом прежде принадлежал ему.
   Лайам перевел взгляд с обезображенного лица на дом Тарквина.  Теперь  ему
были понятны и резкие движения  незнакомца,  и  боевая  выправка,  и  служба
Беллоне. Те, кого поражала сквернавка, отличались невероятной подвижностью и
такой  стремительностью  реакций,  которой  здоровые   люди   могли   только
завидовать. Но они платили за свое преимущество ранней смертью и  чудовищной
внешностью.
   - Понятно, - натянуто произнес незнакомец и вновь передернул  плечами.  -
Что ж, тогда я пойду.
   - Пожалуйста, - воскликнул  Лайам,  соскальзывая  с  седла  и  делая  шаг
вперед, - пожалуйста, не уходите... Здесь так холодно...  Давайте  зайдем  в
дом и выпьем чего-нибудь согревающего.
   Гость лишь  покачал  головой,  губы  его  искривила  усмешка,  в  которой
читалась горечь.
   - Я и так слишком долго ждал. А мы  сегодня  должны  стоять  в  усиленном
карауле.
   - Слушайте, ну что за беда. Рюмочка согревающего еще никому  не  вредила.
Вы ведь наверняка продрогли до самых костей.
   - Я не замерз.
   Лайам вдруг с леденящей отчетливостью осознал,  что  гость  очень  молод.
Хотя  по  обезображенному  лицу  нельзя  было  ничего   угадать,   молодость
проскальзывала в его голосе и манерах. Ему чуть больше восемнадцати, подумал
Лайам. Медленно умирать в  таком  возрасте  обидно,  глупо,  нелепо.  Лайаму
отчаянно захотелось что-нибудь сделать для незнакомца  -  ну  хоть  какую-то
малость!
   - Тогда, может быть, перекусим? Я страшно голоден и быстренько соберу  на
стол. Да и вы, наверное, пока дожидались меня, успели  проголодаться.  Время
обеденное, я угощу вас отличнейшим пирогом. Я сам успел  послужить  и  знаю,
как скуден воинский рацион, а  жизнь  служителя  храма  похожа  на  военную,
верно?
   Лайам понимал, что  его  болтовня  не  много  стоит,  но  он  всем  своим
существом ощущал, как горько сейчас  юноше,  надежды  которого  в  один  миг
развеялись в пыль, и чувствовал себя перед ним виноватым. Хотя бы в том, что
не мог ничего ему предложить. Кроме своего общества и обеда.
   - Что ж, я бы, пожалуй, чего-нибудь съел, - сказал неожиданно гость.
   - Отлично! Позвольте только, я поставлю коня  в  денник.  Это  не  займет
много времени.
   Лайам завел чалого в пристройку и чуть ли не бегом вернулся  обратно.  Он
был почти уверен, что незнакомец успел уйти. Но тот  ждал,  с  непроницаемым
видом глядя на море. Когда Лайам подошел к нему, он сказал:
   - Я и не думал, что море такое большое. - Лайам рассмеялся, чуть деланно,
но все-таки вполне сносно изображая веселость.
   - Большое? Ну нет, дорогой друг! Здесь  не  наберется  и  сотни  миль  по
прямой до противоположного побережья. Вот Колифф - тот и вправду большой,  а
это так - лужа.
   Гость промолчал. Он терпеливо стоял в  прихожей,  пока  хозяин  бегал  на
кухню и сочинял там знаменитый саузваркский  пирог.  Лайам  вернулся  минуту
спустя с большим блюдом в руках  и  парой  тарелок  под  мышкой.  Он  провел
служителя Беллоны в гостиную, торжественно водрузил свою ношу на стол.
   Чувствуя на себе пристальный взгляд гостя, Лайам разрезал пирог, нагрузил
аппетитными кусками обе тарелки и, немного смущаясь, протянул  одну  из  них
юноше.
   - Сквернавка не заразна, - пробормотал гость. Похоже, он тоже  чувствовал
себя не очень уверенно.
   - Я знаю, - отозвался Лайам, вручая молодому человеку тарелку.  Рука  его
при этом даже не дрогнула, и он мысленно себя похвалил. - Вы ведь родились с
этим недугом, да?
   Гость коротко кивнул и принялся за еду.
   Он ел с поразительным аппетитом и умял больше половины огромного  пирога,
начиненного овощами и рыбой. Постепенно юноша разговорился, но Лайам не  так
уж много о нем узнал. Гостя звали Сцевола, и хотя он  родился  больным,  его
родители-бедняки не задушили его, как чаще всего делалось в  таких  случаях.
Лайаму подумалось: а  такое  ли  уж  это  благое  деяние?  Жизнь  бедноты  в
Кэрнавоне была нелегкой даже для здоровых людей. Возвышение  культа  Беллоны
оказалось для Сцеволы божьим даром - в прямом смысле этого  слова.  В  школы
при храмах по настоянию Ботмера Лоустофта (которому, собственно,  и  явилась
впервые богиня) принимали всех.  Сцевола  выучился  там  фехтовать,  и  хотя
теперь он был всего лишь служителем низкого ранга, с ним обращались хорошо.
   Покончив с трапезой, юноша встал и поклонился, изящно и плавно - хотя  во
время еды движения его были несколько угловаты.
   - Благодарю за угощение, господин Лайам. А теперь я должен идти.
   Лайам неуклюже поинтересовался:
   - Усиленный караул, а?
   - Да - в связи с нападением на иерарха Клотена.
   Лайам проводил гостя до двери, и  когда  Сцевола  протянул  ему  покрытую
чешуйками  руку,  он,  нимало  не  колеблясь,  ее  пожал.  Лайам  чувствовал
исходящий от молодого служителя болезненный  жар,  но  все  же  не  разрывал
пожатия, дожидаясь, пока Сцевола не сделает это сам.
   - Спасибо вам, - отнимая руку, сказал Сцевола.
   - Знаете, - произнес вдруг Лайам и  кашлянул,  -  в  библиотеке  Тарквина
множество книг. Я попробую поискать - вдруг в них  найдется  что-нибудь  вам
полезное.
   На лице Сцеволы проступила гримаса боли.
   - Возможно, найдется. А возможно, и нет. Но лично я сомневаюсь.
   - Я тоже, - покраснев, сознался Лайам. - Но ведь хуже  все  равно  уж  не
будет, верно?
   Сцевола на миг задумался, его чешуйчатый лоб рассекла морщина.
   - Бывают вещи и хуже, - произнес он, и, прежде чем Лайам  успел  что-либо
сказать, юноша скользнул за порог.
   Он тенью пронесся по песчаному берегу и одним махом взлетел по  тропе  на
вершину утеса.
   Сцевола ушел, а Лайам  весь  остаток  дня  уныло  слонялся  по  дому.  Он
внимательно просмотрел книги Тарквина  -  большая  часть  их  уже  была  ему
знакома, - но ничего обнадеживающего не обнаружил. Визит  несчастного  юноши
произвел на Лайама угнетающее впечатление, и Фануил  благоразумно  решил  не
попадаться хозяину на глаза. Он объявился, когда солнце уже зашло.
   "Мастер! - мысленно обратился к Лайаму дракончик.  -  Ты  уже  говорил  с
эдилом?"
   - Ты же знаешь, что да, Фануил, - мрачно отозвался Лайам, - и знаешь, что
из этого получилось. Я сейчас не имею  ни  малейшего  желания  притворяться,
будто ты не способен в любой момент обшарить мой мозг.
   "Я стараюсь не делать этого. Но  мне  было  бы  легче,  если  бы  ты  сам
отключал меня".
   - Твоя правда! - сказал Лайам, привставая с диванчика, на котором  лежал,
- Конечно же нам обоим сразу стало бы легче. Давай тренироваться.
   Занятие оказалось поразительно плодотворным. Лайам почти уловил  туманные
очертания серебряной нити, которая связывала его  с  Фануилом,  и  он  потом
битые полчаса пытался освоиться с новым для себя ощущением.
   Затем дракончик удалился на кухню доедать оставшийся от хозяина ужин.  Он
прямо с лапами влез в глубокую чашу с рисом и красной фасолью -  эта  фасоль
произрастала за двумя океанами-и, жадно чавкая, послал Лайаму вопрос:
   "Ты придумал, как будешь искать вора?"
   - Да, - буркнул недовольно Лайам. Он  был  занят:  массировал  виски.  От
непривычно долгих занятий у  него  теперь  просто  разламывалась  голова.  -
Придумал.
   "А ты уверен, что это - наилучший способ его отыскать?"
   - Да, я уверен. Если только в Саузварке существует преступная гильдия.
   Но, растянувшись вновь  на  диване,  Лайам  вдруг  обнаружил,  что  идея,
возникшая у него утром, перестала казаться  ему  перспективной.  К  тому  же
последняя фраза Сцеволы торчала в его мозгу, словно заноза. Лайам  избавился
от нее лишь после того, как уснул.

4

   На утро вчерашний план снова показался ему неплохим. Небо  в  окнах  было
по-прежнему серым, а волны все так же скучно бились о волнолом,  но  мрачное
настроение, вызванное визитом Сцеволы, развеялось, и Лайам сел завтракать  в
почти превосходном расположении духа.
   На кухню, постукивая когтями по полу, вбежал Фануил и запрыгнул на стол.
   - Доброе утро, - сказал Лайам, прожевав кусок хлеба.
   "Доброе утро, мастер".
   - Хочешь перекусить?
   "Да. Ты сегодня отправишься к ростовщикам?"
   - Ну, в общем, я собираюсь. - Лайам подошел  к  печи  и  вообразил  кусок
ляжки только что освежеванного барана.
   "И это поможет тебе?"
   - Я надеюсь. Но мне понадобится твоя помощь.
   "Какая?"
   Лайам объяснил. Он обнаружил, что собеседование  с  дракончиком  помогает
ему упорядочить мысли. Возможно, уродец действительно перестал хозяйничать в
его голове.
   "Я стараюсь. Но этот способ кажется очень окольным".
   - Он и вправду окольный, - признал Лайам, возвращаясь к печке и  доставая
из ее зева тяжелое деревянное блюдо с бараниной.  -  А  что  ты  можешь  еще
предложить? Не могу же я бегать по городу, скликая воров! - Он нахмурился  и
упрямо сказал:
   - План должен сработать.
   "Должен, - подумал дракон, отрывая от баранины мелкие куски мяса и глотая
их целиком. - Ну, а вдруг это был не обычный вор? Вдруг это был маг?"
   - Если это маг, - грустно сказал Лайам, - то мы сядем в лужу. Но и ты,  и
матушка Джеф в один голос твердите, что сейчас в  Саузварке  нет  ни  одного
чародея. А если он все-таки существует и прячется, как мне об этом узнать? Я
готов поверить, что ты способен углядеть любой выплеск магической  силы.  Но
если наш чародей  не  стал  взламывать  заклятие  мастера  Танаквиля,  чтобы
проникнуть в дом, зачем ему теперь проделывать что-то подобное?  Только  для
того, чтобы ты мог на него указать? А значит, нам остается  лишь  надеяться,
что к нам забрался обычный воришка.
   "А что ты будешь делать, когда разыщешь его?"
   - Пока что не знаю. На самом деле большие  преступные  гильдии  запрещают
своим членам красть у других воров и весьма сурово  наказывают  нарушителей,
но маленькие - кто их знает? Если я сумею убедить  их,  что  я  -  вор,  то,
возможно, смогу выкупить вещи.
   "А как ты объяснишь  это  Кессиасу?"  Пока  Лайам  собирался  с  мыслями,
дракончик почти успел разделаться с мясом.
   Не знаю. Не думаю, что ему понравится эта идея.
   "Тогда не рассказывай ему ничего". Лайам хмыкнул.
   - Могу, конечно, и не рассказывать.  А  теперь  ответь:  ты  уверен,  что
сможешь сделать то, о чем я тебя прошу?
   Фануил отвалился от  опустевшего  блюда  и  облизал  язычком  подбородок,
поросший щетинистыми волосками.
   "Конечно смогу".
   Лайаму почудилось, что эта  реплика  была  брошена  с  гордостью.  Именно
почудилось, поскольку он  знал,  что  дракончик  не  способен  ни  на  какие
проявления чувств, кроме разве что любопытства,  но  Лайам  не  был  уверен,
можно ли любопытство к таковым относить.
   - Я и не сомневался, - пробормотал он вполголоса, зная, что дракончик его
прекрасно расслышит. - Думаю, нам пора собираться в дорогу.
   "Верховая езда идет тебе на пользу, - вошла в  его  голову  мысль.  -  Ты
выглядишь не таким гладким".
   Лайам уже добрался до  городской  черты  -  до  двух  каменных,  замшелых
колонн, которые именовались городскими воротами.  Он  придержал  Даймонда  и
мрачно взглянул на небо. Наверно, вон та едва  заметная  точка  и  есть  его
фамильяр.
   "Что ты несешь? - возмущенно отозвался Лайам. - Это ты  у  нас  гладкий".
"Как будет угодно мастеру". Лайам фыркнул и пришпорил коня.
   - Гладкий! Ну надо же! - проворчал он себе под нос. Лайам никогда не  был
гладким. И совсем не поправился  за  два  месяца  растительной  жизни.  Даже
несмотря на обильную пищу, которой снабжала его волшебная печь. Ну да, он не
мог не признать, что мышцы на его руках уже не такие упругие, как в  прежние
времена, - но зачем, собственно, ему мускулистые руки?
   - Да вроде бы и ни к чему! - выдохнул он, но тут же прикоснулся к рукояти
меча и вознес быструю молитву тому божеству, что опекало его, глядя с небес.
Это было единственное божество, к которому он в трудных случаях обращался. И
надо сказать, оно никогда не обманывало его ожиданий.
   Кессиас снабдил Лайама адресами двоих ростовщиков, и теперь  он,  передав
Даймонда на попечение конюха, лениво зашагал к лавке первого из них.  Солнце
немного подсушило улицы, но водосточные канавы по-прежнему были заснежены, -
и в затененных углах мостовой также виднелся  снег.  Лайам  радовался  своим
сапогам из толстой кожи, и теплому плащу, и тому, что свисающий с пояса  меч
нисколько ему не мешает. Он напустил на себя  важный  вид  и  принялся  даже
насвистывать  что-то.  Первая  ссудная  лавка  располагалась  в   извилистом
переулке Аурик-парка, неподалеку от  кузни,  где  он  приобрел  оружие.  Она
вклинилась между распивочным заведением и  ларьком,  в  котором  продавались
горячие колбаски и нечто вроде заплесневелого хлеба. Над дверью лавки висела
характерная вывеска: две дощечки, неровно обрезанные края которых в точности
совпадали друг с другом.
   Лайам стряхнул с сапог снег и решительно распахнул дверь. Когда глаза его
привыкли  к  царившему  за  ней  полумраку,  он  принялся   с   любопытством
разглядывать помещение.
   Оно было целиком завалено,  заставлено  и  забито  разного  рода  вещами.
Моряцкие  сундучки,  поношенная  одежда,  старая  мебель,  в  большей  части
поломанная, бочонки с торчащими из них ржавыми мечами  и  копьями,  какие-то
ящичк