а  улыбнуться.  Он,
конечно, хотел увидеть графиню,  но  не  очень  надеялся,  что  ему  это
удастся, а тут вдруг образовалась возможность поговорить с ней  с  глазу
на глаз. Правда, о чем говорят с похитительницами  сердец,  он  не  имел
никакого понятия.
   Гостиная графини  располагалась  на  втором  этаже,  за  ближайшей  к
лестнице дверью. Слуга объявил о приходе гостя и  неслышно  ушел.  Лайам
поклонился и встал, стараясь держаться прямо, чтобы отделка  комнаты  не
отвлекала  его.  И  все  же  в  глаза  ему  со  всех  сторон   бросились
нагромождения хрусталя, золота и  заморских  шелков,  словно  клубящихся
вокруг  низенького  дивана,  очень  похожего  на  библиотечный  диванчик
Тарквина Танаквиля. Правда, ножки диванчика, на  котором  Лайам  коротал
свои ночи, не были позолочены, и  его  не  обтягивали  роскошные  ткани,
расшитые серебром. И возле него никогда не  стоял  лакированный  столик,
служивший подставкой для вычурного кальяна и золотой вазочки с  фруктами
и конфетами.
   - Входите же, господин Ренфорд, - произнес низкий грудной голос.
   Его обладательница полулежала, облокотясь на подушки, но, когда Лайам
сделал пару шагов, она приподнялась навстречу гостю и села.
   Лайам вежливо улыбнулся  и  сузил  глаза,  чтобы  лучше  видеть  лицо
хозяйки гостиной. "Сокровище не сокровище, но  эту  красотку  многие  не
отказались бы выкрасть", - подумал он. К  тому  имелись  все  основания.
Леди Ульдерик была ослепительно хороша и умела себя подать. Она  сидела,
откинувшись на руки и чуть изогнув талию, отчего ее и без  того  высокая
грудь при дыхании подавалась вверх и вперед,  словно  стремясь  покинуть
лиф открытого платья. Слой искусно  наложенной  на  лицо  пудры  выгодно
сочетался с естественной белизной шеи и плеч графини,  и  алые  губы  ее
казались такими сочными, что Лайаму захотелось присвистнуть. Чтобы унять
дурацкий порыв, он потянул воздух носом и ощутил аромат тонких духов.
   -  Прошу  простить  меня  за  беспокойство,   миледи,   -   еще   раз
поклонившись, сказал Лайам. - Я рассчитывал повидаться с вашим супругом.
   Графиня окинула  его  томным  взглядом,  и  Лайама  охватило  желание
расправить плечи пошире и выпятить грудь колесом. Он вновь усилием  воли
сдержал себя, отметив краем сознания, что  укротить  очередной  дурацкий
порыв ему будет гораздо труднее.
   - Граф должен скоро прийти. Могу ли я занять  вас  чем-нибудь,  чтобы
скоротать ожидание? - Говоря это, графиня чуть шевельнула коленями.
   "Можешь, и еще как! - мелькнуло в его мозгу. - Кошка  всегда  найдет,
чем развлечь мышку!"
   - Как будет угодно миледи.
   - Полагаю, ваш визит связан с конфликтом между бароном  и  графом?  -
Она чуть изогнула губы, изображая улыбку.
   - Да, - с сожалением в голосе  сказал  Лайам.  -  С  этим  несчастным
недоразумением.
   - Я бы так не сказала... - Графиня принялась заправлять  кальян.  Она
делала это ловко и быстро. - Честь дамы следует защищать.
   "Да, если дама ее блюдет, - подумал он, внутренне морщась. Ей льстит,
что вскоре из-за нее кого-то убьют".
   - Несомненно, миледи.
   Меж тем мозг Лайама лихорадочно заработал.  Итак,  кто-то  (граф  или
барон) похитил реликвию Присцианов, но вот вопрос -  отдал  ли  он  свою
добычу графине? На ней не было никаких украшений, но это еще  ничего  не
значило. Она не дура, чтобы носить этот кулон  при  посторонних.  Однако
удачливый вор вряд ли бы в тот же вечер уселся за карты. Скорее,  он  со
всех ног помчался бы получать обещанную награду.
   Графиня раскурила кальян, взяла в рот мундштук и  осторожно  вдохнула
дым, полуприкрыв веки. Возможно, вор просто-напросто выжидает?  Но  чего
же он ждет? И потом, разве человек, снедаемый страстью, может быть столь
терпеливым? Хозяйка гостиной открыла глаза, в них плавала поволока.
   Лайам прокашлялся и решился заговорить:
   - Я все же надеюсь, что дело можно уладить миром. Барон  Квэтвел  был
пьян.
   Графиня внезапно хихикнула и отложила мундштук. Из курительной трубки
тонкой струйкой потек дым, его сладковатый запах смешивался  с  ароматом
духов. На лице женщины появилось мечтательное выражение.
   - Думаете, он согласится принести извинения?
   - Я очень на это надеюсь.
   Зачем  ждать,  почему  не  преподнести   сокровище   сразу?   Графиня
откинулась на подушки, подобрав  под  себя  ноги.  Она  несомненно  была
хороша, а для кого-то, возможно, - и неотразима. Но только не для  того,
кто сейчас стоял перед ней. В Лайаме поднималась волна раздражения.
   Все вновь  запутывалось.  Только  что  главными  подозреваемыми  были
Квэтвел и Ульдерик. У каждого из  них  имелся  мотив  -  благосклонность
графини.  Но  ни  тот  ни  другой,  насколько  мог  Лайам  судить,  этой
благосклонности еще не добился. Значит ли это, что камешек не у них? Или
пока не у них? Или все же у них, но они выжидают? "Не  они  выжидают,  а
кто-то из них", - поправил себя Лайам. Но - кто же?
   Оставался, конечно,  еще  и  Кэвуд  -  эту  версию  тоже  не  следует
упускать. Лайаму почему-то вдруг захотелось, чтобы похитителем  оказался
торговец. Нужда более извинительна, чем чье-то стремление  удовлетворить
прихоти порочной аристократки.
   - А я - нет, - сказала графиня и зевнула, прикрыв рот ладонью.  -  Ну
вот, сейчас все прояснится.
   - Миледи?
   Что она хочет этим сказать?
   - Мой супруг вернулся, -  произнесла  поскучневшим  тоном  графиня  и
закрыла глаза.
   Граф, распахнув дверь, застыл на пороге. Лицо его ничего хорошего  не
предвещало. Лайам поклонился.
   - Господин Ренфорд? - Граф  оглядел  комнату,  оценивая  ситуацию,  и
отступил в коридор. - Извольте пройти со мной, - он  выпустил  гостя  из
комнаты и с силой закрыл за ним дверь. - Вы пришли слишком рано.
   - Обстоятельства сложились так, что  я  оказался  возле  вашего  дома
немного раньше, чем полагал.
   - Моя супруга не принимает, - мрачно  сказал  Ульдерик.  -  Вам  было
назначено в полдень.
   - Приношу  свои  извинения,  -  произнес  Лайам,  хотя  ответить  ему
хотелось совсем по-иному. "Спокойно! - сказал он себе. - Место  Квэтвела
еще не стало вакантным!" - Я надеялся вас  застать,  -  и  он  улыбнулся
графу.
   Тот проворчал что-то неразборчивое и повел его дальше по  коридору  в
свой кабинет, который по площади был  меньше  приемной  графини,  но  не
уступал ей в роскоши обстановки. Даже не предложив гостю присесть,  граф
прошел к массивному письменному столу и устроился в кресле.  Его  хмурая
физиономия тут же отразилась в полировке столешницы.
   -  Мне  желательно  провести  схватку  с  бароном,  как   только   он
почувствует себя в силах выступить против меня. Никаких извинений  я  не
приму. Выбор оружия остается за ним. Надеюсь,  я  высказался  достаточно
ясно?
   - Вполне, - сказал Лайам и печально вздохнул. - Но вы уверены, что не
захотите принять во  внимание  все  обстоятельства  ссоры?  Барон  много
выпил, он был не в себе.
   - Я уже объявил, что не приму извинений.
   - Но вы могли бы...
   Граф хватил по столу кулаком.
   - Довольно, господин Ренфорд! Советчики в столь щекотливых делах  мне
не нужны! Схватка не состоится лишь в том случае,  если  барон  струсит,
чем навсегда опозорит себя! Это понятно?
   И вновь Лайам напрягся, укрощая задетое самолюбие.
   - Да, - сказал он. А потом, повинуясь внутреннему толчку, добавил:
   - Конечно, граф... я вас понимаю... Барон молод, горяч, а тут еще эти
слухи... об украденном камне...  Нужно  как  можно  скорее  положить  им
конец.
   Ульдерик вскинул голову.
   - Какие слухи?
   - О, не обращайте внимания, - Лайам смущенно взмахнул  рукой,  словно
отстраняясь от собственных слов. - Мне не стойло  об  этом  упоминать...
Пожалуйста, забудьте, что я сказал. Ведь сплетня может дойти до лорда, а
лишнее расстройство ему совсем ни к чему...
   - Значит, идет слух, что Квэтвел украл этот камень? Так  или  нет?  -
вскричал Ульдерик. Он свел губы в тонкую линию,  сжал  кулаки,  и  Лайам
пожалел  о  том,  что  стал  так  неосторожно  забрасывать   сети.   Ему
представилось во всей четкости,  как  лихорадочно  скачут  сейчас  мысли
графа, приводя его к однозначному выводу.
   - Это всего лишь досужие выдумки, - поспешно добавил Лайам. -  Сам  я
им нисколько  не  верю.  Зачем,  если  вдуматься,  молодому  барону  эта
реликвия? Какой ему от нее прок? - Уже заключая последнюю  фразу,  Лайам
понял, что этого тоже не стоило говорить.
   - Никакого проку ему от этого камня не  будет,  -  процедил  Ульдерик
сквозь зубы. Бледные щеки его пошли красными пятнами, а жилы  на  тонкой
шее натянулись, словно корабельные тросы. - Передайте барону  мой  вызов
как можно скорее, господин Ренфорд. И не забудьте вернуться с ответом.
   Граф встал и направился к выходу.
   - Надеюсь, вы сами найдете дорогу к прихожей?
   Лайам вышел из комнаты и  пропустил  Ульдерика  вперед.  Тот  быстрым
шагом направился  к  гостиной  супруги.  Спускаясь  по  лестнице,  Лайам
смотрел себе под ноги и качал головой.
   "Ну и что нового ты узнал?"
   Ничего ровным счетом - напрашивался ответ. Но поразмыслить  над  всем
увиденным и услышанным стоило все равно.
   В прихожей Лайама поджидал уже знакомый слуга. Он низко поклонился  и
молча протянул гостю сложенный лист бумаги.  Лайам  кивнул  и  вышел  на
улицу. Там он спрятал пахнущую духами  записку  в  карман.  Письмецо  от
похитительницы сердец можно будет прочесть и позже. В  настоящий  момент
Лайаму очень хотелось разложить по полочкам  все,  что  он  в  это  утро
узнал, - если,  конечно,  все  эти  новости  о  чем-нибудь  говорят.  Он
бесцельно побрел по улице, пока не остановился у заведения Герионы.
   Итак, Ульдерик заявил, что Квэтвелу от камня никакого проку не будет.
Есть ли в этом заявлении какой-либо смысл?
   Граф наверняка знает, что его дражайшая половина спит и видит, как бы
заполучить этот камень, и что она обещала пойти ради него  "на  все".  А
теперь еще благодаря Лайаму граф думает, что  реликвия  Присцианов  -  у
Квэтвела, и решил осуществлению его замыслов  помешать.  Каким  образом?
Посадив свою супругу на цепь? Или ограничив возможности самого Квэтвела?
Кто скажет, что может твориться в голове у ревнивца и до чего он в своей
ревности может дойти?
   Впрочем, Лайам хорошо понимал,  на  что  может  быть  способен  граф,
особенно если его разъярить. Он видел  работу  его  трости.  Прихлопнуть
соперника для него не вопрос. А уж тем более какого-нибудь вора или  там
нищего.
   Тогда получается, что камень похитил граф.
   Однако это очень и очень сомнительно. Зачем бы  ему  в  таком  случае
проводить время вне дома? Резаться в карты, глазеть на травлю несчастных
животных? Квэтвел, будь у него этот камень, тоже не стал бы таскаться по
злачным местам. Он нашел бы себе занятие поинтересней.
   Ступени лестницы, ведущей к дому услад, были чисты, - как  видно,  их
недавно помыли. Лайам подобрал под себя полы плаща  и  сел,  не  обращая
внимания на окружающих.
   Нет, нужно искать что-то другое. Теперь, когда главные  подозреваемые
выбыли из игры, становилась бесполезной и та задумка, которая пришла ему
в голову раньше, в казарме. Незачем было торопить  Кессиаса  с  розыском
Дезидерия, маг стал не нужен.  Впрочем,  задумка  Лайама  в  маге  и  не
нуждалась, достаточно было лишь вызнать, где тот живет. Попросту говоря,
Лайам собирался пустить среди подозреваемых слух, что в городе находится
чародей,  который  хотел  бы  приобрести  реликвию   Присцианов.   Потом
оставалось бы только поместить в какую-нибудь гостиницу своего  человека
и ждать, когда вор придет к нему и попытается сбыть украденный камень. А
чтобы чего не вышло, ряженого чародея следовало разместить  подальше  от
места проживания настоящего мага. План нравился Лайаму, ибо он  избавлял
его от раздумий и долгих хлопот, но теперь придется с ним  распрощаться,
если только... если только торговец Кэвуд не обременен кучей долгов.
   Если только... да!  План  все  же  может  сработать!  Эта  ловушка  -
единственное решение загадки, которое  Лайам  может  сейчас  предложить.
Других версий его фантазия не выдвигала, да и не могла выдвинуть, ибо ее
кормушка была пуста.
   "Все, - сказал он себе, - хватит бесплодных раздумий!" Ломать  голову
незачем, пока господин Кэвуд остается в тени. Нужно сперва посмотреть на
него и вынести то или иное суждение.  А  еще  неплохо  бы  поговорить  с
Кессиасом. Вполне возможно, у него тоже имеется какой-нибудь  план.  Что
до раздумий, то лучше раздумывать вслух - с Фануилом.  Уродец  частенько
наводит на дельные мысли, в чем Лайам уже успел убедиться, причем не раз
и не два.
   Подумав о Фануиле, Лайам вспомнил и о Грантайре. Он закрыл  глаза,  и
позвал мысленно:
   "Фануил!"
   "Да, мастер?" - ответ пришел моментально.
   "Пожалуйста, передай нашей гостье,  что  госпожа  Присциан  ее  ждет.
Пусть поторопится. Мы встретимся..."
   Лайам так и не закончил своей мысли, ибо дракончик его перебил:
   "Я не могу, мастер".
   Лайам в изумлении вскинулся.
   "Как это так?"
   "Я не могу ничего передать нашей гостье".
   Лайам послал одно только слово, но огромное - на полнеба:
   "ПОЧЕМУ?"
   "Я не умею говорить".
   - О-о-о! - застонал Лайам, хватив себя по лбу ладонью. - О-о-о!
   Недовольный собой, он послал дракончику еще одно сообщение:
   "Готовься к порке, паршивец. Я выезжаю сам".
   Он  встал  и  долго  охлопывал  свои  ляжки,  которые  от  длительной
неподвижности успели основательно занеметь, потом полез в карман и вынул
вчетверо сложенный  листик  бумаги,  запечатанный  аккуратным  кружочком
красного воска. Бумага слегка захрустела, когда печать подалась.
   "Господин Ренфорд! Приходите ко мне сегодня вечером в восемь часов  -
моего мужа не будет дома!"
   Подписи не имелось, но ее и не требовалось. Авторство  удостоверялось
ароматом духов.
   "Что ей от меня нужно?"
   Лайам сложил листок, спрятал его под  куртку  и  двинулся  в  сторону
городской площади. Он вполне мог предположить,  что  нужно  графине,  но
тогда пришлось бы задуматься, а нужно ли это ему. "Как же ей,  бедняжке,
должно быть, скучно!" - усмехнулся он про  себя.  Еще  одна  веточка  на
рогах графа (удачливого, кстати, картежника) мало его волновала.  Вопрос
в том, какую пользу из этой встречи можно извлечь? Что он может выведать
у изнывающей от безделья Пинеллы? Если камень уже у нее, она вряд  ли  в
этом признается. Впрочем, и так ясно, что камешка у нее нет.  Иначе  она
бы не  предлагала  себя  первому  встречному,  а  честно  оплачивала  бы
предъявленные счета.
   "А может, никто и не собирается себя предлагать? - подумал  он  вдруг
несколько уязвленно. - С чего это ты настроился на любовное приключение?
Возможно, тебе попросту собираются что-нибудь сообщить!"  Но  что  может
дама сообщить незнакомцу, заглянувшему к мужу? Графине ведь  неизвестно,
что незнакомец не состоятельный шалопай, а следователь по  особо  важным
делам. Так что дело в другом, то есть именно в том, о чем он  изначально
подумал. Ну не проницательный ли он после этого человек?
   Лавка  зеркальщика,  мимо  которой   он   проходил,   заставила   его
приостановиться возле витрины. Лайам внимательно изучил свое отражение в
одном из огромных зеркал. На него  смотрел  высокий  мужчина  с  коротко
стриженными  светлыми  волосами,  голубоглазый  и   длинноносый.   Лайам
потеребил кончиком пальца горбинку носа, выдававшую в  нем,  как  многие
говорили, породу, деланно улыбнулся, потом  удрученно  вздохнул.  "Лайам
Ренфорд, пожиратель женских сердец, - подумал он.  -  Наверное,  графине
Пинелле действительно очень и очень скучно. Как  бы  все  так  устроить,
чтобы не было слишком скучно и мне самому?"
   Вопрос этот все еще вертелся у Лайама в голове,  даже  когда  впереди
показались знакомые скалы. Он погонял Даймонда всю дорогу, и  от  напора
встречного воздуха у него онемел кончик носа и  покраснело  лицо.  Лайам
оставил чалого дожидаться на пляже и побежал к дому.
   Фануил встретил его в гостиной.
   "Мастер чем-нибудь недоволен?"
   Не чем-нибудь, а тем, что дело зашло в тупик. Да и прогулка по  такой
холодине никому не добавила бы хорошего настроения.
   - Ты! - ткнул Лайам в дракончика пальцем. - С тобой вообще  никто  не
собирается говорить! Разве  нельзя  было  предупредить,  что  ты  ничего
передать нашей гостье не сможешь?
   "А кто меня об этом  спросил?"  -  мгновенно  отозвался  дракончик  и
обиженно дернул крыльями.
   Лайам закрыл глаза и начал считать мысленно до десяти. На счете  пять
к нему обратились:
   - Доброе утро. Вы поговорили с госпожой Присциан?
   Лайам открыл глаза.
   - Да. Она вас уже ожидает.
   Волшебница стояла у двери  библиотеки.  На  ней  было  серое  длинное
платье с высоким глухим воротом.
   - Это сойдет? - спросила она, щелкнув пальцем  по  стойке  воротника.
Лайам улыбнулся.
   - Как раз то, что нужно. Готовы ли вы ехать прямо сейчас?
   - Конечно. Только накину плащ. -  Грантайре  пересекла  коридорчик  и
скрылась в спальне, чтобы тут же вернуться одетой в дорогу.
   Только приблизившись к чалому, Лайам сообразил, что у волшебницы  нет
коня. Как же они теперь доберутся до города?
   - Полагаю, вам придется устроиться у меня за спиной, - с сомнением  в
голосе сказал он.
   - Как прикажете, - согласилась волшебница, даже не поведя бровью.
   Лайам поднялся в седло, Грантайре ловко вскочила на  круп  коня.  Она
села боком, обхватив руками талию всадника.
   Лайам не слишком поторапливал Даймонда, помня о неудобствах,  которые
причиняет спутнице ее поза, хотя поспешать следовало бы - дел у него еще
было невпроворот. Больше всего сейчас он нуждался во встрече  с  эдилом,
но  тот  обещал  освободиться  лишь  к  вечеру.  Они  условились  вместе
отужинать, и это следствию на руку - эдилу лучше думалось во время  еды.
А основной заботой пресловутого следствия по-прежнему оставались Квэтвел
и Ульдерик. Если камень похитил кто-то из них, то придется  заявиться  к
каждому с обыском. Другого способа обнаружить пропажу Лайам придумать не
мог. Когда чалый пересек городскую черту,  Грантайре  за  спиной  Лайама
завозилась, надвигая на лицо капюшон.
   - Надеюсь, мы поедем кратчайшей дорогой?
   - Конечно, - сказал Лайам. Он вспомнил, что  его  спутница  опасается
встречи с харкоутским магом, и выбранил себя,  что  не  озаботился  этим
обстоятельством раньше!
   - Полагаю, что все обойдется. В таком виде вас трудненько узнать.
   Они пересекли Храмовую площадь и свернули к Макушке,  потом  проехали
мимо заведения Герионы, миновали дом Ульдерика и  выбрались  на  Крайнюю
улицу. Когда Лайам остановил коня, Грантайре легко соскочила  на  землю.
Лайам спешился  и  привязал  Даймонда  к  кольцу,  вделанному  в  камень
крыльца.
   - Вот мы и на месте, - сказал он, облегченно вздыхая.
   Геллус провел их к солярию,  хотя  сейчас  эту  комнату  трудно  было
назвать таковой, солнце в нее в это время почти что не проникало.  Вдова
стояла у стеклянной стены и смотрела на море.
   - Добрый день, господин  Ренфорд,  -  сказала  она,  поворачиваясь  к
вошедшим.
   - Госпожа Присциан, позвольте представить вам... магессу Грантайре.
   Он не знал наверняка, так ли надо ее величать, но  понятия  "чародей"
или "волшебница" почему-то  казались  ему  более  обиходными.  Грантайре
возражать не стала и склонилась перед пожилой  женщиной  в  почтительном
реверансе.
   - Позвольте поблагодарить  вас,  леди,  за  то,  что  вы  дарите  мне
возможность ознакомиться с записями непревзойденного  Эйрина  Присциана.
Это большая честь для меня.
   Вдова восприняла эти слова как должное и кивнула.
   -  У  нас  остались  кое-какие  бумаги.  Вы  можете  их   без   помех
просмотреть. Полагаю, это займет какое-то время.
   - Надеюсь, я не доставлю вам никаких неудобств?
   Гостья явно производила хорошее впечатление на госпожу Присциан.  Она
величественно взмахнула рукой и сказала:
   - О нет, дорогая, ничуть. Однако я вижу, господин Ренфорд  ка