здорово
подпортило его триумф, и репутация принца пострадала.  А  побежденная  армия
прислала подарок его повару.
   Служанка рассмеялась, потом оборвала смех, словно вспомнив о чем-то.  Она
извлекла из кармана фартука пригоршню мелких монет.
   - Ваши деньги, мастер, - сообщила девушка и положила сдачу на стол, рядом
с горшком. Несколько мгновений Лайам рассеянно созерцал их,  одновременно  с
этим оценивая вкус бульона. Тот был слегка приправлен пряностями  и  в  меру
горяч. Он приятно согрел горло Лайама. Лайам махнул рукой:
   - Возьми их себе. Ты здорово мне помогла. И бульон - это именно  то,  что
мне было нужно.
   - Ох, нет, мастер, я не смею, - служанка затрясла головой  и  попятилась,
словно Лайам предложил ей нечто неприличное.
   - Бери, бери. Должен же я хоть как-то тебя отблагодарить.
   Девушка снова покачала головой и испуганно  взглянула  в  сторону  двери,
ведущей на улицу. Дверь распахнулась, и через порог шагнула госпожа  Доркас.
Она смерила служанку повелительным взором, и девушка тут же шмыгнула прочь.
   - Так вам уже лучше, мастер Лайам?
   - Намного, мадам, благодарю вас. Ваша помощница была настолько добра, что
принесла мне немного бульона,  а  еще  я  прогулялся,  и  в  голове  у  меня
прояснилось.
   - Хм, - фыркнула госпожа Доркас, и Лайам почувствовал, что она  вроде  бы
не в себе. - Очень надеюсь,  что  эдил  поймает  негодяев,  творящих  этакие
безобразия среди белого дня.
   Это был не вопрос, а утверждение, но Лайам предпочел ответить:
   - Эдил уже велел их разыскать.
   - Ну, тогда он наверняка их поймает.
   Хозяйка  дома  снова  нахмурилась,  но  Лайам   занялся   бульоном,   тот
благотворно действовал на его ноющий желудок. Пока Лайам ел, госпожа  Доркас
бесцельно слонялась по кухне. В конце концов она не выдержала  и  заговорила
опять:
   - Возможно, это не мое дело, мастер Лайам, но,  может,  вы  мне  все-таки
скажете, почему эти мерзавцы набросились на вас?
   - А, ерунда, небольшая ссора, - сказал Лайам, небрежно  взмахнув  ложкой.
Пустяки.
   - Вы уж простите, мастер Лайам, но я бы сказала, что не такие  уж  это  и
пустяки, по крайней мере на мой взгляд.
   В голосе госпожи Доркас появились нотки, которых  он  никогда  прежде  не
слыхивал.
   Лайам удивился: почтенная домохозяйка сейчас говорила твердо и словно  бы
с вызовом. А ведь прежде она  постоянно  заискивала  перед  ним.  И  не  без
причин, ведь Лайам неплохо платил за жилье  и  позволял  принимать  себя  за
ученого человека. Лайам положил ложку на стол и с любопытством  взглянул  на
госпожу Доркас.
   - Ссора вышла из-за одной сделки. Я продал хозяину этих парней  кое-какие
свои труды, а тот подумал, что я продал их еще одному человеку. Но на  самом
деле я так, конечно, не поступил.
   - Ну...  -  с  сомнением  протянула  госпожа  Доркас.  -  Войдите  в  мое
положение, мастер Лайам. Я всего лишь  бедная  вдова,  которой  надо  как-то
оберегать свое доброе имя и управляться с домом. Если  люди  примутся  дурно
говорить о моем заведении, мне трудно будет с этой молвой справиться. Вы  уж
меня поймите, мастер Лайам.
   - Этого больше не повторится.
   - По правде говоря, мастер Лайам, откуда мне это знать?
   Если бы не колотье в боку,  Лайам  непременно  бы  расхохотался.  Госпожа
Доркас явно  искала  способ  отделаться  от  него  -  от  него,  ее  лучшего
квартиросъемщика, до недавнего времени пользовавшегося репутацией почтенного
ученого.  Затем  Лайам  вспомнил  о  событиях  последних  дней  и   внезапно
сообразил, как все это выглядит в глазах почтенной  хозяйки  дома.  Убийство
Тарквина, с которым Лайам был знаком,  внезапный  интерес  эдила  к  Лайаму,
дикая драка на кухне.
   И ночной визит красавицы танцовщицы, - запоздало сообразил Лайам.  Должно
быть, госпожа Доркас решила, что ее жилец покатился по наклонной дорожке.
   Лайам решил облегчить ей задачу.
   - Не сомневайтесь, мадам, - я прекрасно  вас  понимаю.  Репутация  вашего
дома действительно стоит того, чтобы ее оберегать,  и  хотя  я  не  совершил
ничего  неподобающего,  я  понимаю,  что  мое  присутствие  доставляет   вам
беспокойство. Я немедленно начну собирать вещи и  через  день-два  съеду  от
вас.
   Госпожа Доркас  попятилась.  Она  явно  не  ожидала  столь  стремительной
капитуляции. Лайам позволил себе улыбнуться, потом вернулся к бульону.
   - Вы можете оставить себе заплаченные вперед деньги.
   - Ну, по правде говоря, - заколебалась госпожа Доркас, - я  вовсе  не  то
имела в виду...
   - Неважно, - перебил ее Лайам и вновь взмахнул ложкой. -  Мне  совершенно
не хотелось бы нанести ущерб вашей репутации. Считайте, что я уже съехал.
   Госпожа Доркас  еще  некоторое  время  отиралась  возле  него,  но  Лайам
нарочито игнорировал ее присутствие, полностью сосредоточившись на еде, и  в
конце концов хозяйка дома удалилась с несчастным видом.
   Лайам, прихлебывая бульон, размышлял, с чего бы госпоже Доркас  выглядеть
столь несчастной? Что почтенной домохозяйке пришлось не по  нраву?  Он  ведь
согласился съехать отсюда ради спасения ее "репутации". И лишь вливая в себя
последнюю ложку бульона, Лайам вдруг додумался до ответа.  Вполне  возможно,
что госпожа Доркас была не прочь пожертвовать своим добрым именем,  если  бы
компрометирующий ее заведение жилец согласился платить за  квартиру  чуточку
больше.  Экая,  однако,  уступчивая  добродетель!  Лайам  покачал   головой,
отодвинул опустевший горшок и  попытался  поудобнее  устроиться  на  жестком
стуле.
   Тут ему на глаза попалась мелочь, оставленная служанкой.  Жесткая  спинка
стула давила на какой-то ушиб, Лайам предпочел податься вперед, -  а  заодно
он взял одну из монет в руку.
   Маленький кусочек серебра с вычеканенным на  нем  изображением  и  именем
Аурика Шестого. Он умер добрую сотню лет назад, а выпущенные при нем  деньги
до сих пор находятся в обращении. Несмотря  на  то  что  монетка  целый  век
переходила из рук в  руки,  благородный  профиль  Аурика  Шестого  прекрасно
смотрелся. Хорошо сохранился и лавровый венок, и даже имя славного короля не
потеряло ни буквы. Прочие монетки в основном медные и  отчеканенные  не  так
давно - куда больше пострадали от  времени.  Да,  в  те  дни,  когда  король
Торквея кое-что значил, монетный двор работал куда как лучше.
   Кто-то недавно упоминал при нем  о  монетах...  Но  кто?  Лайам  прокатил
монетку по тыльной стороне руки от пальца к  пальцу  -  фокус,  которому  он
научился  еще  в  юности.  Фокус  помогал  тренировать  мускулатуру   кисти.
Серебряная монетка трижды пропутешествовала от указательного пальца Лайама к
мизинцу и трижды вернулась обратно.
   Вспомнил! Стражник, которого Кессиас к нему  присылал,  говорил,  что  за
комнаты, которые снимает таинственная особа, расплатились монетами странного
вида, И еще добавил, что хозяин комнат  никогда  прежде  не  видел  подобных
монет. Что бы это могло означать?
   Саузварк отправлял свои корабли так же далеко, как  и  любой  из  городов
Таралона. Он торговал даже с такими далекими краями, как Альекир и  Фрипорт.
И вне всяких сомнений, какое-то количество тамошних монет оттуда в  Саузварк
поступало. К тому же, после того как монархия пришла в упадок, местные лорды
получили возможность чеканить свою  монету,  усугубляя  тем  самым  пестроту
оборотных денег. Однако на эту пестроту никто особого внимания  не  обращал,
лишь бы чистота металла монеты соответствовала ее заявленному достоинству.
   Проще говоря,  происхождение  монет  никого  не  интересовало.  И  ничего
странного в этом смысле никто в них видеть не мог. Да и стражник сказал, что
золото было нормальным.
   Если  золото  было  нормальным,   значит,   странным   могло   показаться
изображение на монете. Значит, на ней красовался отнюдь не профиль  того,  в
честь кого эта монета чеканилась. Изображенные на монетах портреты мало  чем
отличаются друг от друга. Лайам повидал их куда больше,  чем  любой  средний
житель этого захолустья, и знал, что это так. Значит, на монете  красовалось
нечто иное.
   Некоторые из земель, куда еще  не  добирались  корабли  Саузварка,  но  в
которых  успел  побывать  Лайам,  чеканили  на  своих  монетах   изображения
экзотических местных  животных,  или  примечательных  чем-то  строений,  или
поразительных  деталей  ландшафта.  И  вот  такие  монеты  несомненно  могли
показаться странными любому жителю Саузварка.
   Почти любому жителю Саузварка - но не Фрейхетту Некверу,  которому  Лайам
сам указал путь в те края.
   Сбитый с толку Лайам перестал следить за пальцами. Монетка упала на пол и
закатилась под тяжелый посудный шкаф. Лайам не обратил на это внимания, он с
головой ушел в размышления.
   Один лишь факт, что Неквер побывал в краях, где еще не  ступала  нога  ни
одного саузваркца, не доказывал, что странные монеты принадлежа ли ему.  Они
могли поступить от любого из членов корабельной команды или от какого-нибудь
торговца, с которым Неквер расплатился  такими  деньгами.  Родиной  странных
монет вообще могли  оказаться  не  земли,  обозначенные  на  картах  Лайама.
Возможно, их велел отчеканить какой-нибудь  чокнутый  таралонский  вельможа,
решивший всех удивить. Все это также  могло  совсем  ничего  не  значить,  а
Неквер мог никаким боком не  со  прикасаться  с  вопросами,  которыми  занят
Лайам.
   Но это могло и означать, что именно Неквер содержит ту незнакомку. Лайаму
вспомнилась одна  из  реплик  Лонса.  Актер  заявил,  что  Неквер  недостоин
верности Поппи.
   Пожалуй, это стоит проверить. Если окажется, что  Лайам  прав,  тогда  он
сможет назвать Кессиасу имя таинственной женщины и  выяснить  многое,  очень
многое, о чем сейчас даже страшно подумать. Лайам собрал  со  стола  монеты,
пальцы его чуть дрожали, - ссыпал их в кошелек и покинул дом.
   Когда Лайам проходил через центральную площадь, колокола пробили три.  На
небе громоздились клубящиёся черные тучи, но  Лайама  не  волновала  погода.
Очень удачно, что Кессиас  рассказал  ему,  где  находятся  снятые  женщиной
комнаты, и объяснил, как этот дом разыскать. Ему  предстояло  путешествие  в
глубь Муравейника, поскольку Лайам хотел кое-что уточнить.
   Лайам прибавил шагу. Хотя он все еще пред  почитал  держаться  поближе  к
стенам, головокружение уже почти прошло. Бульон уютно обосновался в желудке,
осталась лишь ровная, размеренная боль, на которую  относительно  не  трудно
было не обращать внимания.
   Сейчас  Муравейник  менее  всего  соответствовал  своему  названию.   Его
обитатели были достаточно благоразумны, чтобы в преддверии бури  попрятаться
по домам. Здание, которое искал Лайам, располагалось  в  маленьком  дворике,
куда вели - с разных улиц - узкие извилистые  переулки.  Звук  шагов  Лайама
напоминал шуршание, какое издают ползущие по гладкому песчанику змеи.  Летом
Лайам просто не посмел бы сунуться в эту дыру - его отпугнуло  бы  исходящее
оттуда зловоние. Но сейчас ливни смыли  вонь,  и  Лайам  ощущал  лишь  запах
плесени. Он стал оглядываться вокруг,  попутно  смерив  задумчивым  взглядом
тонкую полоску мрачного неба над головой.
   В крохотном дворике, окруженном высокими зданиями, вряд ли бывало  светло
даже в летние дни. Сейчас же, когда  небо  было  затянуто  туча  ми,  Лайаму
приходилось щуриться, чтобы хоть что-нибудь  рассмотреть.  К  стенам  домов,
словно ветви плюща, лепились ненадежного вида  бал  кончики,  на  них  сохло
постиранное белье. Эти дома не отличались  обилием  окон,  а  те  окна,  что
имелись в наличии, были маленькими и,  должно  быть,  не  пропускали  света.
По-настоящему широкими выглядели лишь  оконные  проемы  мансард.  Почти  всю
площадь двора занимала огромная груда всякого мусора,  наполовину  состоящая
из сломанной мебели и мятой,  пришедшей  в  негодность  тары.  Двое  худющих
ребятишек - мальчик и девочка, насколько мог разобрать Лайам, -  скакали  по
этой груде с ловкостью горных козлов.
   Лайам окликнул их, и дети безмолвно спустились к нему - держась за руки и
почтительно глядя на чужака округлившимися глазами. Девочка - ей было  никак
не больше десяти - подобрала подол платья и неуклюже попыталась  присесть  в
реверансе. Попутно она ущипнула мальчишку, и тот  приложил  тыльную  сторону
ладони ко лбу. Лайам спросил, не знают  ли  они,  где  найти  хозяина  дома,
занимающего восточный угол двора, того самого, к которому по чти  невозможно
было подойти из-за кучи вся ческой дряни.
   Девочка ткнула мальчишку локтем в бок. Тот развернулся и  проворно  полез
через преграду.
   - Мой брат сейчас его приведет,  господин,  -  сказала  девочка  и  снова
неуклюже присела.
   Лайам кивнул и оглядел дворик. Ничего интересного он не заметил, а потому
снова перенес внимание на стоящую рядом девчушку. Та с неприкрытым интересом
разглядывала его. Лайам даже смутился - настолько испытующим был ее  взгляд.
Десятилетняя девчонка в детском халатике, с грязными, бесцветными  волосами,
- но взгляд ее словно рассек Лайама на составные части  и  взвесил  отдельно
каждую из частей. Очевидно, результат  взвешивания  оказался  благоприятным,
поскольку девочка доверительно произнесла:
   - Хозяин дома - жирный мерзкий мошенник, господин. Потому он  к  вам  так
долго идет.
   Лайам ограничился невнятным хмыканьем. Он просто не мог  сообразить,  что
сказать. Он никогда прежде не забирался так глубоко в  Муравейник.  А  кроме
того, он никогда  не  умел  раз  говаривать  с  детьми.  Потому  он  испытал
искреннее облегчение, увидев мальчишку, который так же  проворно  карабкался
через груду мусора к ним. Вслед мальчишке неслись  ругательства  чрезвычайно
объемистого мужчины, пытающегося эту груду как-нибудь обойти.
   Девочка  сказала  правду,  хозяин  дома  оказался   жирным,   приземистым
человеком, обильно потеющим, невзирая на холод. Домовладелец был  подстрижен
довольно коротко, как  это  было  принято  среди  бедноты,  чисто  выбрит  и
ругался, как матрос, - до того самого момента, пока не  заметил  Лайама.  Он
тут  же  умолк,  затем  проворно  обогнул  последние  выступы  баррикады   и
поклонился  настолько   низко,   насколько   ему   позволило   брюхо.   Рука
домовладельца взлетела ко лбу с легкостью, указывающей на  частую  практику.
Дети вернулись к прерванной игре.
   - Рад вас видеть, господин! Чем могу быть вам полезен?
   Домовладелец держался подобострастно и угодливо, причем  именно  в  такой
манере, какая была особенно противна Лайаму, он масляно улыбался  и  потирал
руки.
   - Эдил Кессиас недавно присылал к вам своего человека по поводу одной  из
ваших квартир.
   Толстяк быстро закивал, показывая, что готов услужить господину всем, чем
он только может ему услужить.
   - Вы сказали ему, что плату  за  последний  месяц  вам  внесли  какими-то
странными монетами.
   - Чистая правда, господин. В жизни не видел более странных монет.
   - Могу я взглянуть на них?
   Домовладелец  напрягся.  Теперь  на  лице  его  отражалась  борьба  между
подозрительностью и искренним сожалением.
   - Прошу прощения, господин, но я их потратил. Отдал за дрова и за  теплую
одежду. Зима то уже на носу, господин.
   - Ладно, неважно.  А  не  можете  вы  объяснить,  в  чем  заключалась  их
странность?
   Толстяк потер загривок и переступил с ноги на ногу.
   - Странные, и вправду очень странные деньги. На них были звери,  каких  я
сроду не видывал, даже в зверинце, который приезжал из  Торквея.  Там  можно
было за пару медных грошей увидеть всяких диковинных Тварей, а таких вот  не
было, да и никак не могло быть. Очень-очень странные звери, господин. Чем-то
похожи на быков, только на морде хвост, и такие огромные, что на спине можно
город построить.
   - А другие какие-нибудь изображения там были?
   - Нет, господин, - с сожалением отозвался домовладелец. - Только такие.
   - Что ж, спасибо.
   Услышанного оказалось вполне достаточно:
   Лайам понял, о каких монетах идет  речь.  Такие  монеты  были  в  ходу  в
Эпидамнуме - в одном из портов, фигурировавших на тех картах, которые  Лайам
продал Некверу. Изображенные на монетах звери назывались слонами. Эпидамниты
использовали  их  в  военных  целях  и  устанавливали  на  спинах   животных
специальные башни для копейщиков и стрелков. Слоны украшали  собой  монетные
знаки только этой страны, а отсюда следовало,  что  завезти  их  в  Саузварк
могли лишь люди, плававшие с Неквером.
   Домовладелец  продолжал  переминаться  с  ноги  на  ногу,  словно  ожидая
чего-то. Лайам кашлянул и запустил руку в кошелек.
   - И еще раз спасибо вам, - сказал он, сунув домовладельцу монету. Толстяк
улыбнулся, снова приложил руку ко лбу и, непрерывно  кланяясь,  отступил  за
груду мусора, на которой по-прежнему играли дети.
   Лайам позвал девчушку, и та неохотно спустилась к нему.  Мальчик  остался
стоять наверху, настороженно и нерешительно глядя на чужака.
   - Спасибо, -  сказал  Лайам  и  протянул  девочке  две  монеты.  Девчушка
схватила их, быстро присела в реверансе и единым махом  взлетела  наверх,  к
мальчишке, вскинув зажатые в кулаке монеты над головой. Мальчишка просиял.
   Меж тем в крохотном  дворике  стало  заметно  темнее,  и  Лайам  поспешил
выбраться из него по одному из извилистых переулков. Переулок вывел  его  на
широкую улицу, которой Муравейник и был ограничен с морской стороны,  дальше
начинался припортовый район. Вдоль улицы  тянулся  ряд  кирпичных  складских
зданий. Где то неподалеку -  в  нескольких  кварталах  отсюда  -  находилась
контора Неквера.
   Тучи, подстрекаемые порывистым ветром  с  моря,  хмурились  все  сильнее.
Назревал нешуточный ливень. Но Лайам решил, что успеет нанести визит  своему
удачливому клиенту. Конечно, его появление не приведет торговца  в  восторг,
но это несущественно. Он всего лишь задаст ему несколько безобидных вопросов
и  убедится,  заглядывал  ли  Неквер  в  Эпидамнум.  Раз  уж  тот   перестал
церемониться с ним, значит, Лайам тоже может позволить себе проявить  в  его
отношении некоторую бесцеремонность.
   Склад Неквера выглядел куда приятнее, чем владения  князя  торговли.  Это
было здание из красного кирпича,  с  длинным  фасадом,  вдоль  которого  под
крышей тянулся ряд окон. Над входом красовалась вывеска:  "Фрейхетт  Неквер,
комиссионер и торговец". Буквы вывески были большими  и  аккуратными.  Лайам
уже бывал здесь раза три, когда договаривался о продаже карт. Охранников  на
входе не было их заменял один  старый  привратник,  который,  похоже,  узнал
посетителя. Слуга впустил Лайама в помещение и попросил подождать.
   Этот склад был куда более богат товарами,  чем  склад  Марциуса.  Рабочий
объем его был заполнен почти полностью, штабеля  бочонков,  ящиков  и  тюков
поднимались до  потолочных  балок.  Между  штабелями  был  оставлен  проход,
ведущий в заднюю часть склада, к конторе. Привратник вернулся минуту  спустя
и взмахом руки подозвал Лайама.
   Хозяин сейчас вас примет, сообщил старик.
   Лайам прошел следом за привратником к  конторскому  помещению.  Оно  было
довольно  просторным,  заставленным  мебелью,  отвечавшей  его   назначению.
Высокие секретеры, высокие стеллажи с бумагами, высокие табуреты.  Во  время
предыдущих визитов Лайама тут восседали клерки, они трудолюбиво  копались  в
бухгалтерских книгах, фиксируя сведения о купле-продаже товаров,  выписывали
счета, переговаривались и перебрасывались  шутками.  Сейчас  же  здесь  было
пусто и тихо - наверно, все ушли готовиться к празднику  Урис,  -  и  тишина
казалась какой-то мрачной. Из канцелярии толстая  деревянная  дверь  вела  в
кабинет Неквера. Лайам постучался и вошел.
   Неквер сидел за простым столом; лежащие на столе бумаги  были  собраны  в
аккуратные стопки; чернильница, перья и промокательные  рулоны  выстроились,
словно воины на плацу. Площадь  стены  занимали  карты  Таралона  и  морские
лоции, но собственных карт Лайам среди них не увидел. Видимо, Неквер  считал
их чересчур ценными, чтобы выставлять напоказ.
   - А, это вы, Ренфорд. Чем могу