ала плечами. - Он
сказал, что камень спрятан в его кабинете, за гобеленом. Вы знаете;  где
это?
   Лайам посмотрел на  Окхэма,  потом  на  волшебницу,  потом  снова  на
Окхэма. Лорд смотрел только на Грантайре, его губы беззвучно шевелились.
   - Что вы с ним сделали?
   Грантайре фыркнула.
   - Ничего особенного. Просто привела  его  в  чувство  и  промыла  ему
мозги.
   - Хм-м... - Лайам подошел к Окхэму и протянул ему кружку.
   - Возможно, он полагает, что я - Дезидерий, - усмехнулась Грантайре.
   Окхэм дрожащими руками взял  полную  кружку  и  поднес  ее  к  губам,
умудрившись  при  этом  ни  капли  не  расплескать.  Он  пил  осторожно,
попеременно поглядывая то на Лайама, то на волшебницу.
   - Мы можем забрать кристалл прямо сейчас? - спросила Грантайре.
   - Погодите, не все сразу. Я хочу расспросить его кое о чем.  -  Лайам
оставил без внимания недовольные вздохи Грантайре  и  сосредоточился  на
Окхэме. - Если бы Дезидерий в Саузварке не объявился, что бы вы  сделали
с камнем?
   Лицо лорда исказилось от гнева. Он поднял глаза на Лайама  и  шепотом
выругался, потом испуганно поглядел на Грантайре,  словно  мальчишка  на
строгую мать.
   Лайам помолчал, потом сказал:
   - Ну хорошо. В конце концов, это все равно выяснится.
   - Мы уже можем идти?
   - Да. Спокойной ночи, лорд Окхэм.
   Лорд не ответил. Он сидел, опустив голову и глядя в одну точку. Лайам
жестом дал знать Грантайре, что пора уходить.
   Ключи были в замке. Лайам запер дверь камеры  и  вдруг  осознал,  что
совершенно не представляет стратегии своего  дальнейшего  поведения.  Ну
отыщут они камень, и что же? Допустим, вернут вдове, а  что  станется  с
Окхэмом? Состоится ли судебное разбирательство? И  если  состоится,  как
доказать вину лорда? Придется ли понуждать  его  публично  признаться  в
содеянном, или  свидетельства  Лайама  будет  достаточно  для  вынесения
приговора? Камень сам по себе  улика,  и  более  чем  весомая,  но  ведь
совершены  еще  и  убийства,  причастность  лорда  к  которым   доказать
практически невозможно.
   Лайам медленно брел по тюремному коридору,  не  обращая  внимания  на
нетерпение своей спутницы. Здание герцогского суда располагалось тут же,
на площади, но там вроде бы (по крайней мере, на памяти  Лайама)  никого
не судили. Лайам  бывал  в  этом  здании,  спускался  в  подвал  и  даже
забирался  на  башню,  но  визиты  его  не  были  связаны  с   вопросами
юриспруденции.  Весь  первый  этаж   внушительного   строения   занимала
городская  администрация,  а  в  подвале   находилась   так   называемая
мертвецкая, куда свозили покойников, подобранных на улицах Саузварка. За
мертвецкой присматривала старая ворчливая ведьма - матушка Джеф.
   В Мидланде, например,  правосудие  вершилось  сурово  и  скоро.  Отец
Лайама разбирался со своими подданными прямо там, где  в  том  возникала
необходимость. Ему излагали суть дела, а он выносил приговор. В  городах
Южного Тира все  делалось  по-другому.  Герцогство  слишком  большое,  и
герцог, естественно, не может всюду успеть. Поэтому на  местах  за  него
отдуваются специальные герцогские суды, но как они действуют  -  большая
загадка.
   Грантайре, уже стоявшая в караулке, завздыхала опять.
   - Идемте же, Ренфорд! Я вся как на иголках.  Кристалл  надо  поскорее
забрать!
   Лайам подивился ее нетерпению, но все же ускорил шаги.
   - А куда, собственно, нам спешить?  -  Он  многозначительно  позвенел
ключами, запирая тюремную дверь. - Окхэм под замком, Дезидерий мертв,  и
только мы с вами знаем, где спрятана эта вещица.
   Грантайре нахмурилась, но промолчала.
   - Никуда этот камень не денется,  -  продолжал  рассудительно  Лайам,
принимая молчание спутницы за согласие. - Но,  конечно  же,  мы  с  вами
сейчас же туда отправимся, нам ведь нужно вернуть пропажу вдове.
   - Вдове или не вдове, но камню следует найти пристанище понадежнее, -
пробормотала волшебница, - покидая казарму.
   Лайам вытаращил глаза и даже на  какое-то  мгновение  растерялся,  не
понимая, отчего Грантайре так взвинчена, ведь все идет хорошо. Потом  он
вспомнил, как умирал Дезидерий. Это ведь именно Грантайре убила его.  Но
она даже не поморщилась, когда он  произнес  имя  харкоутского  чародея.
Да-да, не повела и бровью. Лайаму встречались люди, убивавшие  с  легким
сердцем. И все они были отменными негодяями.
   Впрочем, человеческие  реакции  весьма  разнородны.  Один  сослуживец
Лайама, например, после  каждого  кровавого  боя  проводил  многочасовой
обряд очищения. Он тщательно - с головы до пят - омывался, он начищал до
блеска оружие и стирал всю одежду. Он проветривал и выколачивал все свои
вещи, даже те, что мирно полеживали в обозной укладке. Это  было  что-то
вроде  тихого  помешательства.  "Мы  вернем  камень  в  склеп,  а  потом
хорошенько выспимся, и наутро она снова станет собой".
   Что ему еще осталось  сделать  -  так  это  купить  Мопсе  подарок  и
потолковать с Оборотнем. И то и другое беспокоило  Лайама.  Он  понимал,
что надо бы увидеться с Волком,  но  его  одолевала  усталость.  Встречу
можно отложить на потом. Ведь  главарь  саузваркских  воров  уже  (через
Мопсу) поставлен в известность, что все в полном порядке.  "Разве  этого
не довольно? - подумал Лайам. - Волк просто немного нервничает...  пусть
подождет".
   А что касается подарка для Мопсы... Это должно быть нечто из ряда вон
выходящее. Лайам, правда, не так уж и виноват в том, что она сунулась  к
стражникам, просто Оборотню не следовало посылать  девчонку  в  казарму.
Впрочем,  вряд  ли  допущенная  оплошность  повредит  воровской  карьере
дурехи, если она какое-то время будет вести себя осторожно. Однако,  раз
уж все так получилось...
   - Да, подарок должен быть грандиозным. - сказал  Лайам  вслух,  потом
покачал головой и вышел на улицу.
 
*** 
 
   Час был поздний, и толпа на площади поредела - нагулявшиеся  горожане
спешили к празднично накрытым столам.
   Лайам полной  грудью  вдохнул  чистый  морозный  воздух,  наслаждаясь
свободой. "Завтрашним вечером я  все  наверстаю,  -  пообещал  он  себе,
поглядывая  на  стайку  девиц  в  маскарадных  костюмах,  высыпавшую  из
заведения Хелекина.  Расшалившиеся  красотки  принялись  бойко  плясать,
высоко вскидывая ноги. Мгновенно  собравшиеся  вокруг  зрители  свистом,
возгласами и  рукоплесканиями  подзадоривали  хорошеньких  танцовщиц.  -
Завтра и я спляшу вместе с ними!"
   - Ренфорд!
   Сердитый возглас Грантайре заставил Лайама спуститься с крыльца.
   - Иду я, иду...
   - Вы что, не понимаете, насколько все это важно?
   - Нет, - сказал Лайам и улыбнулся. Он  взял  волшебницу  под  руку  и
повел через площадь. Та попыталась высвободиться,  но  скоро  сдалась  и
послушно пошла рядом, словно добропорядочная  горожанка,  покорная  воле
своего повелителя. Впрочем, их чинная прогулка продолжалась недолго.
   Они не успели пройти  и  десятка  шагов,  как  вдруг  толпа  гуляющих
расступилась  и  перед  ними  возник  разъяренный  эдил,  сопровождаемый
парочкой стражников.
   - Квестор! - взревел Кессиас. - У нас неприятности!
   - Какие? - Лайам с неохотой отпустил локоть Грантайре. Тон  сообщения
ничего хорошего не предвещал.
   - Идемте! - Эдил схватил Лайама за плечо и потащил за собой.
   Лайам и не пробовал сопротивляться, но все же сказал:
   - Ну, что там еще?
   Кессиас на ходу притиснул его к себе и прошептал на ухо:
   - Трое нищих, Ренфорд. Они  убиты.  Как  нам  теперь  быть  с  вашими
заверениями?
   Лайам вздрогнул от неожиданности.
   - Где?
   - В чем дело? - спросила нагнавшая их Грантайре.
   - На Макушке, - сказал Кессиас,  игнорируя  сторонний  вопрос.  -  Вы
понимаете, что это значит?
   - И вы... вы полагаете, что их убили воры?
   - А кто же еще? - зарычал Кессиас. Оставшийся путь мужчины  проделали
молча - эдил рассерженный, мрачный, Лайам не на шутку встревоженный.
   Наконец вдали замаячили еще двое стражников с фонарями. Они  дежурили
у входа в узенький переулок, образуемый  глухими  стенами  двух  богатых
особняков.
   - Здесь, - сказал Кессиас. - Возьмите фонарь.
   В глубине переулка уже мелькал  какой-то  огонь,  но  Лайам  послушно
принял фонарь из рук ближайшего к нему караульного. Потом  он  вздохнул,
на мгновение прикрыл глаза и решительно зашагал вперед.
   Он слышал, как за его спиной эдил что-то спросил у Грантайре,  но  та
шикнула на него, и Кессиас замолчал.
   - Я так не думаю, - сказала волшебница и, нагнав Лайама, пошла рядом,
держась за его локоть. Щель, по которой они шли, была очень узка сюда не
залетал даже ветер. Там, где  она  расширялась,  делая  поворот,  стояла
старуха, высоко вздымая над  головой  зажженный  фонарь.  Три  недвижные
фигуры, лежащие перед ней, походили на кукол, брошенных наигравшимися  с
ними детьми.
   Лайам остановился, надеясь, что не зашел далеко и что черная лужа,  в
которой лежали несчастные,  не  коснулась  его  сапог.  Судя  по  всему,
ужасное злодеяние свершилось совсем недавно - кровь  еще  не  успела  ни
подсохнуть, ни замерзнуть.
   Старуха повернула голову и сказала:
   - Доброго вам, мастер Ренфорд, здоровья.
   - И вам того же, матушка Джеф, - ответил он, не в силах отвести  глаз
от жуткого зрелища.
   - Видите? - спросил обвиняющим тоном подошедший эдил.  В  его  голосе
звенели обида и ярость. - Их трое!
   - Вижу, - пробормотал Лайам. Ему нечего было больше  сказать.  Жалкие
лохмотья на недвижных фигурах явственно выдавали  в  них  нищих.  Тихое,
безветренное местечко идеально подходило для отдыха  побирушек,  но  два
выхода на разные улицы делали его идеальным и для засады.
   "Выходит, их смерть на моей совести,  -  подумал  Лайам.  Он  подошел
ближе, приподняв полы плаща. - Смерть Шутника нет, но этих троих - да!"
   Он слышал, как Грантайре спросила:
   - Вы знаете, кто это сделал?
   И слышал, как в ответ прозвучало язвительно-горькое:
   - Спросите у Ренфорда.
   Убийцы действовали чрезвычайно  жестоко.  Один  мертвец  валялся  под
самой стеной, словно его отбросила туда страшная сила. У него не хватало
нижней половины лица. Руку второго нищего все та же сила выкрутила,  как
тряпку, - в двух местах наружу торчали белые обломки костей.  Несчастный
лежал лицом вниз, и под  шапкой  слипшихся  от  крови  волос  угадывался
глубокий пролом. Матушка Джеф загораживала от Лайама третье тело,  но  и
увиденного было достаточно, чтобы подметить одну странность...
   - Кто-нибудь может сказать, как все это случилось? Свидетелей нет?  -
Лайам выпрямился и жестом попросил матушку Джеф посторониться. Та  молча
повиновалась.
   - Нет, - кратко  ответил  эдил.  Лайам  знал,  что  прячется  в  этой
краткости. Квестор, какого черта вы выкобениваетесь?  Нам  обоим  и  так
ясно, чьих это рук дело! Но Кессиас все-таки счел нужным добавить:
   - Их забили дубинками.
   Лайам покачал головой.
   - Я так не думаю...
   Он закрыл глаза, стараясь припомнить уроки полевой хирургии.  Залитая
кровью палатка, ужасные инструменты, жуткие крики  раненых,  характерные
раны...
   Лицо третьего нищего также было разбито страшным ударом.
   - Похоже, все эти раны нанесены одним орудием. Булавой  или  шипастым
шаром на цепи - моргенштерном. Зачем пускать в ход моргенштерн там,  где
хватит ножа? - Он задал вопрос самому себе, хотя и произнес  его  вслух.
Матушка Джеф тронула Лайама за руку.
   - Откуда вы это узнали?
   Вопрос был задан сочувственным тоном. "Конечно, она  ведь  не  знает,
что я повинен в гибели этих несчастных..."
   - Такие раны... Вмятины... Они слишком аккуратные, слишком глубокие и
очень правильной формы. Опять же, вокруг видны следы от  шипов.  Дубинки
калечат не так.
   -  Булавами,  моргенштернами  или  трехмачтовыми  кораблями   -   мне
безразлично, чем именно убили этих  несчастных,  -  с  явной  неприязнью
сказал эдил. - Меня интересуют только две вещи - кто это  сделал  и  где
его отыскать?
   Лайам на пару коротких мгновений забыл и о Кессиасе, и  о  мертвецах.
Он сосредоточенно  думал.  Ему  сегодня  уже  приходила  на  ум  булава,
когда... когда он готовился к драке с Окхэмом в склепе...
   - Присцианы... - пробормотал Лайам. Ему  ярко  представился  шипастый
шар, лежавший на самом древнем из  саркофагов.  "Ну  так  и  что  же?  -
спросил он себя. - Уж не подозреваешь ли ты, что сама госпожа  Присциан,
вооружившись   этой   штуковиной,   так   основательно   отделала   этих
несчастных?" Шутка не удалась. И вообще,  переулок,  залитый  кровью,  к
шуткам располагал очень мало.
   - А ведь этих троих убили точно  так  же,  как  и  того  бедолагу,  -
сказала вдруг матушка  Джеф,  обращаясь  к  эдилу.  Лайам  встрепенулся,
заметив, что Кессиас согласно кивнул.
   - Какого еще бедолагу? - спросил он и тут  же  сам  понял  какого.  -
Нищего, убитого прошлой ночью? - Слабая искра догадки загорелась  в  его
мозгу.
   - Да, - отозвалась матушка  Джеф,  горестно  покачав  головой.  -  Вы
знаете, кто это сделал?
   - Нет, - сказал Лайам. Он выпрямился и с вызовом  посмотрел  эдилу  в
лицо. - Нет, я не знаю. Не знаю - если эти убиты так же, как тот.
   Оборотень обещал, что не предпримет против нищих никаких действий  до
оговоренного срока, - и у Лайама не было оснований не верить ему.
   - Да не смешите вы меня, Ренфорд! - взорвался эдил. - Вы распрекрасно
знаете, чьих это  рук  дело!  И  вы  немедленно  найдете  этих  людей  и
передадите властям! Я думаю наш разговор на этом закончен!
   - Нет, не закончен. Послушайте, Кессиас... У них  не  было  оснований
затевать эту войну. Они уже знают, что мы поймали убийцу их человека!  Я
им давным-давно о том  сообщил,  -  слова  Лайама  не  отражали  точного
положения дел, но некоторое зерно правды в них содержалось. Эдил  только
сверкнул глазами и, круто развернувшись на каблуках, зашагал к выходу из
переулка, однако его место тут же заступила Грантайре.
   - Так вы и впрямь не знаете, кто это сделал?
   - Нет, - сокрушенно  вздохнул  Лайам,  и  это  уже  была  совершенная
правда. Слишком многое говорило, что воровской  клан  в  деле  никак  не
замешан. Во-первых, в отместку за Шутника  воры  должны  были  бы  убить
только одного человека, а ни в коем случае не четверых, во-вторых, Мопса
ясно  сказала,  что  результатами  Оборотень  доволен.  А   в-третьих...
в-третьих, какой уважающий себя вор пойдет на дело  с  оружием,  которое
нельзя спрятать под курткой? Разве можно  карабкаться  в  темноте  через
стены с моргенштерном в руках?
   Тогда... кто же во всем виноват?  Лайам  еще  раз  огляделся  вокруг.
Залитый кровью переулок походил на бойню.
   Грантайре нетерпеливо вздохнула.
   - Вы что-то говорили о каких-то булавах... Я не расслышала что.
   Лайам коротко отмахнулся.
   - Мне показалось,  что  тут  также  прозвучала  фамилия  нашей  общей
знакомой, - не отставала Грантайре.
   - Ах, это... - Лайам покачал головой. - Просто  я  вспоминал,  где  в
последний видел оружие подобного рода, и вспомнил,  что  в  склепе,  где
упокоены предки вдовы. Там находилась булава со сломанной рукоятью.
   - Я ее не заметила, - встрепенулась волшебница. - Определенно нет!
   - И не могли, потому что она пропала. Госпожа Присциан показывала  ее
мне во время моего первого посещения усыпальницы. - Лайам  вдруг  понял,
что Грантайре любопытствует неспроста. Он тронул волшебницу за плечо.  -
Вы что-то подозреваете? Выкладывайте, что у вас на уме!
   Он внутренне усмехнулся, припомнив, сколько раз Кессиас точно так  же
обращался к нему самому.
   Грантайре отвела глаза в сторону.
   - Ничего, что стоило бы внимания... Слушайте, Ренфорд...  Оставайтесь
с эдилом. Я сама найду камень и верну его туда, где он должен лежать.
   И, прежде  чем  Лайам  успел  возразить,  волшебница  повернулась  и,
подхватив полы плаща, побежала к  выходу  из  переулка.  Лайам  бросился
следом за ней.
   - Подождите! - Он поскользнулся, с ужасом понимая - на  чем,  и  стал
падать, бешено вращая руками, чтобы восстановить равновесие. Пятно света
от его фонаря непредсказуемо  заметалось,  озаряя  то  один,  то  другой
страшный фрагмент последствий кровавой драмы.
 
17 
 
   Когда Лайам выпрямился, он понял, что догонять беглянку  нет  смысла,
да и грузная фигура Кессиаса перекрывала ему путь. Эдил возвращался.
   - Куда это она вдруг понеслась?
   - Не знаю...
   Выходка Грантайре  выводила  его  размышления  на  новый  виток.  Что
означало  ее  внезапное  бегство?  Нет,  простой  реакцией  на  убийство
врага-чародея эту странную дерганность нельзя объяснить. Волшебницу явно
что-то тревожило. Что? Особу, так хладнокровно и быстро расправившуюся с
грозным противником, вряд ли мог бы обеспокоить какой-то пустяк.
   Она  все  порывалась  найти  кристалл  Присцианов,   а   услышав   об
исчезнувшей булаве, подхватилась и убежала. Словно испугавшись  чего-то.
Чего, если уж сам Дезидерий не смог выстоять против нее?  Возможно,  она
опасается козней со стороны мертвого мага? Мертвого... Лайам потер  лоб.
Мертвые маги, если припомнить Тарквина, способны посещать  этот  мир.  А
вспомнив Тарквина, почему бы не вспомнить и Эйрина?..
   Это имя повисло в его сознании, мгновенно обретя вес и форму.
   - Да ну, ерунда... - сказал  Лайам  вслух.  Но  имя  далекого  родича
госпожи Присциан по-прежнему не желало покидать его мозг.
   "Тарквин вернулся из мертвых, потому что его попросили грифоны. А кто
мог просить Эйрина? И о чем? Нет, это смешно! Зачем ему возвращаться?  И
если уж он вернулся, то что позволило это сделать?"
   Кристалл! Его сдвинули с места... С гробницы  убрали  печать!..  Нет,
Лайам определенно отказывался верить в подобную чушь. Камень уже  неделю
как то забирали, то возвращали на место, почему же тогда  Эйрин  решился
восстать из мертвых только сегодня?
   Лайам лихорадочно размышлял. По мере того  как  его  мысли  цеплялись
одна за другую, история с Эйрином выглядела  все  более  правдоподобной.
"Нет, он восстал совсем не сегодня, он выбрался две ночи  назад  и...  и
убил подвернувшегося под руку нищего. Ему  нужен  был  чужой  дух  после
сотен лет, проведенных в темнице...  поэтому  он  стал  убивать.  Сперва
случайного побирушку, а потом... потом двух детей... тех самых,  что  не
вернулись домой с маскарада. Их ведь наверняка не нашли..."
   Лайам нахмурился и покачал головой. Он вовсе не  обязан  воспринимать
эти  бредни  всерьез  только  потому,  что  Грантайре  отнеслась  к  ним
серьезно. Она просто разволновалась, ведь убить человека - не  шутка.  А
он, Лайам, обязан все взвешивать трезво, однако...
   Однако Грантайре волшебница и читала  записи  Эйрина  Присциана.  Она
лучше других понимает, на что способен этот загадочный господин.
   Внезапно на Лайама навалилась усталость. Он почувствовал, что  связно
мыслить ему не под силу.  Пора  подключать  к  делу  матушку  Джеф.  Она
все-таки - ведьма, и не простая ведьма, а искательница теней. Кому,  как
не ей, разбираться с покойниками, восстающими из гробов. Конечно,  между
магией и ведовством существует огромная разница, но человеческая природа
одна.
   - Вы знаете разницу между душой и духом, матушка Джеф?
   Старая ведьма склонила голову, словно не расслышав вопроса,  а  потом
осторожно сказала:
   - Пожалуй...
   Однажды - в подвале покойницкой - она  показала  Лайаму  один  фокус,
помогающий распознать, находится ли в мертвом теле душа. Лайам надеялся,
что этот фокус поможет сейчас выяснить и еще кое-что.
   - Вы говорили, что душа, внезапно отторгнутая от тела, превращается в
призрак. - Матушка Джеф кивнула. - Тот опыт, какой вы при  мне  когда-то
проделали, он может определить, существует ли в покойнике дух?  -  Лайам
кивком указал на  мертвецов,  валявшихся  в  луже  крови.  -  Вы  можете
установить, лишены или нет эти несчастные духа?
   Старая ведьма пожевала губами, словно пробуя услышанное  на  вкус,  и
наконец ответила:
   - Пожалуй, смогу. Те язычки пламени, что вы видели над ртами усопших,
являлись не че