ку.
   -  Конечно,  -  поспешно  ответил  Лайам,  пожалуй,  поспешнее,   чем
требовала от него ситуация. - Однако  вы...  -  Он  осекся  и  торопливо
кивнул, заверяя тем самым  гостью,  что  постарается  быть  расторопным.
Дурак, он чуть было не предложил ей чувствовать себя здесь, как дома,  и
лечь спать, если ожидание  затянется,  а  по  его  прикидкам  оно  могло
затянуться. Невежа, пытающийся проявить  вежливость,  рискует  сделаться
невежей вдвойне.
   Когда Грантайре вышла, Лайам около минуты мрачно созерцал свою  руку,
все еще сжимающую румяную сдобу. О боги, как дурно воспитана эта  особа.
И как она ему неприятна! Настолько неприятна,  что  у  него  заныло  под
ложечкой от желания ей понравиться.
   "Ну почему мне совсем расхотелось куда-либо ехать? Почему мне  больше
всего сейчас хочется еще хоть часок провести с этой гордячкой,  которая,
кажется, вообще не видит во мне человека? Она ведь даже и не красива,  а
так... разве что эффектна, не более. Ну почему?.."
   Спустя полчаса Лайам все еще искал ответ на этот вопрос. Впрочем,  за
это время он успел наскоро ополоснуться в теплой воде  и  переодеться  в
свой лучший наряд - темно-зеленую куртку, обшитую белым кантом, и  брюки
того же тона  и  той  же  отделки.  Грантайре  и  впрямь  отправилась  в
библиотеку. Когда Лайам туда заглянул, чтобы  попрощаться,  она  сидела,
уткнувшись  в  книгу,  и  ограничилась  безразличным  кивком,  даже   не
удосужившись поднять головы.
   Швырнув на плечи плащ, Лайам вышел из дома.
 
*** 
 
   Фануил ожидал его, удобно устроившись у Даймонда на загривке. Судя по
виду дракончика, холод был ему нипочем. Чалый  терпеливо  стоял  посреди
дворика, обремененный двойным грузом, и только изредка всхрапывал, когда
с моря задувал ветерок.
   "Прикрой чем-нибудь этого человека, мастер. Горожане  взволнуются,  и
Кессиас тебя не похвалит".
   Лайам кивнул и принес из  сарая  кусок  грубой  холстины,  которым  и
обернул мертвеца. Или, если взглянуть на ситуацию по-другому,  незваного
гостя под номером два.
   "Ну, по крайней мере от этого я  избавлюсь",  -  с  мрачной  усмешкой
подумал он, взбираясь  в  седло.  Фануил  расправил  крылья,  взлетел  и
устремился вперед. Лайам, тронув поводья, направил коня за ним.
   Позади дома темнели скалистые кручи с  приметным  утесом,  к  вершине
которого поднималась  узкая  тропка.  Там  ветер  задул  сильнее.  Лайам
поплотней завернулся в плащ и пустил чалого  рысью.  Он  был  так  занят
своими мыслями, что не обращал внимания на сверкающее  белизной  снежное
покрывало, укрывшее голые, обступающие дорогу поля.  Даймонд  по  своему
разумению выбрал путь к городу,  и  всадник  целиком  положился  на  его
выбор.
   Мысли Лайама занимала рыжеволосая гостья. Волшебница или колдунья,  а
может быть, даже и фея - кто ее разберет? "Что же ей может быть от  меня
нужно? Я ведь не чародей. И почему я словно бы сожалею, что  сегодняшнюю
встречу  нельзя  отменить?  Почему  я  суечусь,  опускаю  глаза,  ощущаю
неловкость в присутствии этой особы? Да,  она  привлекательна  и,  можно
сказать, хороша, однако не настолько, чтобы  терять  из-за  нее  голову.
Такое свойственно волокитам, но я-то не ловелас".
   Даймонд,  застоявшийся  в  тесном  сарайчике,   бодро   бежал   вдоль
заснеженных пустошей, наслаждаясь свежим морозным воздухом. И только  на
полпути к Саузварку Лайам как будто нашел ответ на вопросы,  теснившиеся
в его голове. Все дело, пожалуй, в том,  что  его  мучает  чувство  вины
перед гостьей, поскольку он проживает в доме  Тарквина.  А  Тарквин,  по
словам Фануила, находился в тесных  (возможно,  дружеских,  а  возможно,
даже интимных) отношениях с ней. Значит, прав на дом старого  чародея  у
этой красотки гораздо больше, чем у него. И даже если Грантайре не очень
интересует  имущественная  сторона  дела,  то  все  равно  ей  могло  не
понравиться, что в  жилище  ее  недавно  умершего  приятеля  хозяйничает
какой-то чужак.
   "Тарквин умер осенью - а это не так-то уж и недавно, - напомнил  себе
Лайам. - И что-то совсем не похоже, чтобы она сильно по нему  убивалась.
Кроме того, старик имеет возможность покидать серые  земли.  Он  доказал
это мне месяц назад. И наверняка являлся и ей,  да  она  и  сама  о  том
говорила. Нет, мое присутствие в доме не должно особенно ее задевать".
   Лайам добрался до города быстрее, чем ожидал. Когда он поднял  глаза,
впереди уже показались шпили и купола  местных  храмов,  а  также  крыши
роскошных особняков, теснившихся на самом гребне холма, склоны  которого
и занимал Саузварк.
   "Живу здесь более полугода, а ничего  путного  так  и  не  сделал,  -
подумал Лайам с легкой печалью. - Вот разве что отыскал убийцу  Тарквина
да влез в заварушку на Храмовой  улице  и  с  грехом  пополам  помог  ее
погасить".
   Впрочем, каждое из этих  славных  деяний  отняло  у  него  не  больше
недели, а остальное время Лайам изнывал от безделья. Дни,  проводимые  в
праздности,  томили  его,  а  эпизодическая  работа,  навязанная  ему  в
последний месяц эдилом, не  грела.  Ну  да,  он  выслушивал  чьи-то  там
показания, он анализировал улики и факты, делал выводы и  давал  бравому
стражу порядка советы, которые тому  то  пригождались,  то  нет.  Однако
погружаться с головой в эту рутину Лайам никак не хотел, а уж тем  более
не собирался ввязываться в историю, концы которой буквально  спрятаны  в
воду. Мертвецы, валяющиеся в  городских  закоулках  или  всплывающие  из
морских пучин, - прямая забота Кессиаса, и пусть тот разбирается с ними,
как хочет. А он, Лайам, ищет себе занятие по душе и, собственно  говоря,
уже его отыскал, правда, не без помощи все того же эдила.
   Лайам во время своего праздного пребывания в Саузварке не раз  лениво
прикидывал, чем бы ему действительно хотелось заняться.  К  примеру,  он
был бы не прочь устроиться на какой-нибудь торговый корабль. В  качестве
капитана, штурмана или хотя  бы  судового  врача.  Но  для  того,  чтобы
получить такое местечко,  требовались  солидные  рекомендации,  а  их  у
Лайама не было. Эти мечты о каком-либо дельном занятии так бы и остались
мечтами, если бы эдил, уступая просьбам своего  нештатного  и  не  очень
радеющего к делу советника, не представил его (с огромной, надо сказать,
неохотой) госпоже Присциан.
   Госпожа  Присциан  занималась  морской  торговлей  и  владела   целой
флотилией, насчитывающей семь кораблей. Правда, корабли эти находились в
состоянии, близком к плачевному. По слухам, повинны в том были вороватые
управляющие и наемные капитаны, умеющие блюсти свою выгоду и  совсем  не
заботящиеся о росте доходов своей нанимательницы. Лайаму  в  свое  время
довелось водить суда в дальние рейсы, и там  он  поднаторел  в  торговых
делах. Более того, будучи наблюдательным и любознательным человеком,  он
в дальних странствиях собрал массу сведений, позволивших  ему  вычертить
около десятка пакетов морских карт. Таких карт, руководствуясь  каковыми
даже семь захудалых посудин могли практически в  одночасье  принести  их
владелице баснословный доход.  На  этих  картах  были  означены  пути  к
богатым и развитым странам, о которых в  Саузварке  и  слыхом  никто  не
слыхал.  Лайам  уже  успел  продать  часть  пергаментов   двум   местным
торговцам, и в последние пару  месяцев  их  прибыли  сказочно  возросли.
Эдил,  сопровождая  Лайама  к  судовладелице,  сказал,  что  "несчастную
старушенцию просто душит всякая мразь" и что  та  нуждается  в  надежной
поддержке.
   Госпожа Присциан Лайаму сразу  понравилась.  Дождавшись,  когда  эдил
представит ей спутника и откланяется, она заявила, что вовсе не является
"полоумной старушкой, о которую всякий норовит  вытереть  ноги",  и  что
Лайам  тоже,  скорее  всего,  не  "бедный  ученый,   ищущий,   куда   бы
приткнуться, чтобы заработать на хлеб". "Кессиас - добрый малый, но все,
что он говорит, нужно делить на четыре. Теперь  давайте  искать  пути  к
соглашению".
   В какие-то  две  встречи  они  уяснили,  что  имеют  все  возможности
вступить в деловое партнерство. Вкладом Лайама в общее  дело  будут  его
лоции  и  практический  опыт.  Он  станет  присматривать  за  оснащением
кораблей,  курировать  подбор  экипажей  и  намечать  маршруты   морских
экспедиций,  а  все  финансовое  обеспечение  дела  и  денежные  расчеты
останутся в ведении госпожи Присциан.
   Эта  встреча,  третья  по  счету,  должна  была  поставить  точку   в
переговорах. Неделю назад Лайам вручил госпоже Присциан свой  план,  как
лучше распорядиться судами в новом торговом сезоне, и  теперь  им  обоим
требовалось этот план утвердить.
   "Даже если ей что-то там  не  понравится,  все  равно  мы  как-нибудь
сговоримся", - сказал себе Лайам и улыбнулся. То,  что  проделано,  было
ему по душе.
   Вдалеке послышался звон - башенные  колокола  отбивали  десять  утра.
Лайам как раз съехал  с  промерзшего  проселка  на  брусчатку  городской
мостовой. Подковы Даймонда звонко зацокали по  камням.  Дракончик  взмыл
высоко в небо - так бывало всегда, когда Лайам  подъезжал  к  Саузварку.
Нельзя допускать,  чтобы  горожане  видели  его  в  обществе  маленького
уродца. Они только еще сильнее уверуют, что долговязый длинноносый  тип,
проживающий в доме убитого чародея, такой же, как и Тарквин, чародей,  а
может, и того похлеще.
   Лайам сосредоточился и мысленно обратился к  дракончику,  казавшемуся
теперь маленькой точкой в зимнем облачном небе.
   "Эй, Фануил! Скоро мы станем богатыми и уважаемыми персонами!"
   "Да, мастер, - незамедлительно отозвался дракончик. -  Только  сперва
тебе надо сбыть с рук этого мертвеца".
   - Что-что, а настроение он портить умеет! -  пробормотал  Лайам  себе
под нос, но улыбки не погасил. В конце концов, если дело  уже  на  мази,
разве может его застопорить какой-то мертвец?
 
2 
 
   Зима давно вступила в свои права, и на улицах Саузварка не было столь
шумно, как в летнюю пору. Но и сейчас город не казался безлюдным,  тепло
одетые горожане, погруженные в праздничные хлопоты,  с  веселым  гомоном
сновали туда-сюда. Как обычно, Лайам тут же сделался  центром  внимания:
там, где он проезжал, гомон смолкал. Ну что за странные люди! Как  будто
им не на что больше таращить глаза. Начинаются  дни  сплошного  веселья,
гуляй себе в свое удовольствие, не задевая  других.  Но  кое-кому  этого
мало. Кое-кому обязательно нужно при  виде  одинокого  всадника  сначала
прикусить язычок, а потом, когда всадник проедет, шепнуть  с  замирающим
сердцем соседу: "Подумать только, это же наш чародей! Я сразу его узнал,
он живет в предместье, в доме умершего Тарквина!" И нет ничего на свете,
что могло бы заставить смолкнуть змеящийся за его спиной шепоток.
   "Даже если по улицам Саузварка прошествует живая богиня,  это  займет
умы горожан не больше чем на пару недель", -  удрученно  подумал  Лайам.
Богиня Саузварк действительно  посетила.  И  совсем  недавно,  но  Лайам
предпочитал об этом не вспоминать. Зато неделя после столь впечатляющего
события стала для него воистину благословенной. Явление грозной  Беллоны
затмило все, и городские сплетники сутками судачили только о ней.  Лайам
вздохнул облегченно, в те дни всем было не до него. Но страсти улеглись,
а богиня не возвращалась, а Лайаму приходилось бывать в городе, и жадные
взгляды зевак вновь обратились к его скромной  персоне.  Ему  оставалось
только стискивать зубы и сжимать кулаки.
   "Вот будет шуму, если кто-то прознает, что у меня за  спиной!  Доброй
славы это мне никак не добавит!" Лайам повернулся в  седле  и  осторожно
поправил холстину, прикрывавшую труп.
   Легкий снежный покров, укутавший Саузварк этой  ночью,  на  городской
площади был грубо истоптан  и  превращен  в  грязь.  И  хотя  птицами  и
игрушками  сегодня  не  торговали,  рыночные   ряды   выглядели   весьма
оживленно. Горожане толпились возле лотков с подогретым вином и  горячей
едой, над  которыми  витал  дух  разгорающегося  веселья.  Лайам  верхом
протолкался через толпу, привлекая к себе любопытные взгляды. Привыкнуть
к ним он не мог, но старался не замечать.
   По случаю праздника фасад здания городского  суда  украсили  длинными
связками веток. Зеленая гирлянда вилась над  рядами  редко  разбросанных
окон, оживляя уныло-серую облицовку  стены.  Какой-то  шутник  прикрепил
несколько веток и к стенке соседнего (совсем уж угрюмого) здания  грубой
кладки - там  размещались  канцелярия  Кессиаса,  казарма  стражников  и
городская тюрьма.
   Лайам спешился. Охранник, стоящий на высоком крыльце, не обратил него
никакого внимания, он сосредоточенно грыз жареные каштаны.
   - Доброе утро! Эдил Кессиас у себя?
   - Так точно, квестор! - рявкнул поперхнувшийся стражник и моментально
вытянулся в струнку.
   Квесторами именовались в войсках герцога  Саузварка  офицеры  особого
назначения. Это звание Кессиас полушутя-полувсерьез присвоил  Лайаму  во
время их совместной охоты на убийцу Тарквина, но  среди  стражников  оно
прижилось. Впрочем, сам Лайам за  собой  никаких  особых  достоинств  не
числил и офицером (тем более столь высокого ранга), естественно, себя не
считал.
   Охранник, торопливо сбежав по ступеням, сказал:
   - Если вы собираетесь его навестить, я присмотрю за чалым.
   Лайам бросил ему поводья.
   - Тогда уж приглядите и за поклажей. Не подпускайте к ней никого.
 
*** 
 
   Канцелярия начальника городской стражи, собственно говоря, находилась
прямо в казарме, вдоль стен которой тянулись ряды неряшливо заправленных
коек и валялось оружие,  а  посреди  возвышались  бочонки  с  напитками.
Несколько стражников в дальнем конце помещения жались к зеву  огромного,
жарко пылающего камина.
   Возле  другого  камина,  расположенного  неподалеку  от   входа,   за
простеньким  столиком  восседал,  склонив  голову,  сам  эдил.  Отблески
пламени плясали на лоснящейся  от  жира  и  времени  ткани  его  рабочей
туники.
   Кессиас с большим подозрением приглядывался к листу бумаги,  лежащему
перед ним. Из черных косм бороды бравого стража  порядка  торчало  перо,
кончик которого то нервно подрагивал, то начинал двигаться из стороны  в
сторону.
   - Доброе утро! - негромко произнес Лайам, стаскивая перчатки и  роняя
их на поверхность стола. - И счастливых гулянок!
   - Веселых пирушек, Ренфорд, -  со  вздохом  сказал  эдил,  выплевывая
перо. - У нас говорят: веселых пирушек, а не счастливых гулянок.
   - Ну, значит, веселых пирушек! - повторил Лайам.  К  тому,  что  эдил
пребывает не в лучшем  расположении  духа,  он  отнесся  спокойно.  Лицо
Кессиаса казалось неестественно бледным, а набрякшие веки и покрасневшие
прожилки в глазах указывали, что их  владельца  терзает  похмелье.  -  Я
вижу, одна из них уже состоялась. Отметили праздничек, а?
   - Нечего тут праздновать - ни мне, ни вам, - буркнул эдил. Потом, еще
раз тяжко вздохнув, он отодвинулся от стола вместе со стулом. -  Сказать
по правде, Ренфорд, иные праздники лучше бы и не наступали совсем...
   Лайам заподозрил, что дурное настроение Кессиаса  вызвано  не  только
похмельем, и решил пока помолчать о  том,  с  чем  он  приехал.  Ему  не
хотелось с места в карьер добавлять к горестям друга еще и эту заботу.
   - Что-то не так?
   Эдил фыркнул и на какое-то время зажмурился, яростно растирая виски.
   - У вас,  сдается  мне,  на  сегодня  назначена  встреча  с  госпожой
Присциан?
   - Ну да, назначена... - медленно ответил Лайам. - И что же  из  этого
следует?
   Кессиас  открыл  глаза  и  одарил  Лайама  тяжелым  многозначительным
взглядом.
   - На вашем месте я отложил бы визит  на  более  подходящее  время.  В
кварталах  богачей  неприятности,  и  можете  не  гадать,  в  чьем  доме
стряслась беда.
   - А что случилось? - спросил Лайам, внезапно  встревожившись,  -  Она
умерла?
   Вот новость! Но что же  могло  с  ней  стрястись?  Госпожа  Присциан,
несмотря на свой возраст, еще на прошлой  неделе  выглядела  удивительно
бодро.
   Кессиас с нетерпением отмахнулся.
   - Да нет, она-то живехонька! Все значительно хуже. Вы ведь слыхали  о
знаменитом драгоценном камешке Присцианов? - Лайам быстро кивнул.  -  Ну
так вот - этот камень украли.
   Какое-то время мужчины молчали. Кессиас энергично встряхивал головой,
пытаясь унять ломоту в висках, а Лайам обдумывал новость. Он прикидывал,
каким боком  это  событие  может  помешать  его  планам.  Выходило,  что
никаким. Фамильная реликвия Присцианов  считалась  бесценной,  то  есть,
если говорить другими  словами,  практической  стоимости  не  имела.  Ее
нельзя было ни продать, ни купить. Значит, финансы судовладелицы  какими
были,  такими  остались,  и,  следовательно,  ничто  не  мешает  госпоже
Присциан вложить их в дело, выгодное для обоих партнеров.
   Лайам уже собрался высказать все это  эдилу,  но  вовремя  сообразил,
насколько его выкладки эгоистичны, и  снова  принялся  размышлять.  Если
реальная ценность реликвии соответствует распускаемым о ней слухам  хотя
бы в десятой части, то ее  утрата  -  огромное  потрясение  для  госпожи
Присциан. А значит, сейчас она вряд ли способна думать о  чем-то,  кроме
потери.
   -  Пожалуй,  вы  правы.  С  этим  визитом  мне  действительно   лучше
повременить, - сказал наконец Лайам, радуясь, что  не  сболтнул  ерунды.
Пожилая вдова ему нравилась, и он начинал проникаться сочувствием  к  ее
горю. Но тут в голове Лайама что-то щелкнуло, и  мысли  его  сами  собой
заработали  в  другом  направлении.  -  Но  какому  же  дураку  все  это
понадобилось? И, извините, зачем?
   - Зачем? - Эдил застонал, оставил  в  покое  виски  и  мутным  взором
уставился на собеседника. - Вот так вопрос! Вы видели эту штуковину?
   - Естественно, нет.
   - Естественно! А я ее видел, Ренфорд. Как раз на  прошлой  неделе,  -
сказал Кессиас с оттенком гордости  в  голосе.  -  На  пирушке,  которую
закатили  Годдарды  для...  ну,  в  общем,  для  узкого  круга.  Молодая
племянница нашей вдовушки надела кулон  с  этим  камнем.  Он  сиял,  как
звезда! Нет, даже не как звезда, а... - На  несколько  долгих  мгновений
эдил замолчал, подыскивая подходящее слово, потом махнул рукой. - Любому
бы захотелось такое иметь. Истинно вам говорю - любому!
   Совершенно забыв о своем мертвеце, который никак не  вязался  с  этой
историей, Лайам присел на край стола и принялся рассуждать.
   - Согласен, любой захотел бы иметь такое  сокровище,  но  красть  его
просто глупо! Этот кулон нельзя ни надеть, ни даже кому-нибудь показать.
По крайней мере здесь, в Саузварке, где все знают, кому принадлежит  эта
вещь. Опять же и вор-профессионал вряд ли позарился бы на такую  добычу.
Ну, посудите сами, кому он смог бы ее сбыть? Если верить  слухам,  таких
денег не наберется ни во всем нашем городе,  ни  в  округе,  ни  даже  в
герцогстве, если на то пошло.
   Кессиас пристально смотрел на него, нахмурив кустистые брови.
   - Что-то в ваших словах,  возможно,  и  есть...  Однако...  Тот,  кто
помешан на драгоценных вещицах, вовсе не обязан кому-то  показывать  их.
Скряги не строят себе дворцов из золота, верно?  Они  прячут  денежки  в
сундуки. Вы понимаете, к чему я клоню?
   - Понимаю, но таких  единицы,  -  возразил  Лайам  упрямо.  -  Носить
нельзя.  Продать  нельзя.  Купить  тоже  нельзя.  Эта  кража  совершенно
бессмысленна.
   Кессиас зажал уши руками.
   - Знаете что, Ренфорд? От  вас  у  меня  только  пуще  болит  голова.
Неважно, есть смысл или его нет - кража-то  состоялась!  Камень  пропал,
старушка горюет, а мне  теперь  предстоит  разбираться  с  целой  толпой
именитых хлыщей.
   - Простите... - Лайам смутился.  Случившееся  для  него  представляло
лишь умозрительный интерес. Загадку, которую хочется разгадать, но можно
и бросить. А Кессиас бросить это дело не мог.
   Эдил опустил руки, и Лайам тихо сказал:
   - Но вы поняли, что я имею в виду?..
   - Да понял я, понял,  -  проворчал  Кессиас  и  угрюмо  уставился  на
бумагу, так и лежавшую перед ним на столе. - Раз вы не видите  с