обычно
спал на надувном диване, а Владимир поднялся наверх, в свою  комнату.  Ирина
ждала мужа и еще не спала.
   - Что ты так долго? - были ее первые слова. Она недовольно  надула  губы,
но тут же рассмеялась и повисла у него на шее.
   - Совещание! - Он подхватил ее на руки и понес к постели.
   - Ой-ой-ой! Вы совсем не такие, как лапифы.
   - Какие?
   - Ну, совсем другие. Вечно вы спорите, говорите о непонятных вещах и мало
уделяете времени и внимания своим женам. Лапифы другие,  они  не  занимаются
разговорами.
   - Чем же они занимаются?
   - В основном двумя вещами: танцуют и любят.
   - И иногда дерутся.
   - Ну, это редко бывает. Когда они из  фавнов  превращаются  в  культурных
лапифов, то дерутся редко. Иногда, правда, поколачивают  своих  жен,  но  не
сильно.  А  вы  своих  жен  совсем  не  бьете,  -  поделилась   она   своими
наблюдениями.
   - За что же их бить?
   - Ну, всегда есть за что. Такого не бывает, чтобы не было за что.
   - Вот как? Интересно.
   - Ты будешь ужинать? - Ирина сделала  попытку  подняться  с  постели,  но
Владимир остановил ее.
   - Не беспокойся, я сам. - Он подошел к столу и поднял салфетки с тарелок.
   Ирина все-таки вскочила с постели  и  села  напротив,  подперев  кулаками
подбородок. Так она сидела, не сводя с него глаз,  пока  он  не  покончил  с
ужином, затем убрала тарелки со стола и, открыв термос, налила ему чая.  Чай
был местного происхождения: сушеные  листья  развесистых  деревьев,  которые
росли на южных склонах гор. По аромату и вкусу  он  почти  не  отличался  от
лучших сортов цейлонского чая на Земле. К нему Владимир пристрастился еще во
время  своего  вынужденного  плена  в  долине.  Его  особенно  хорошо  умела
заваривать Ореада. Вспомнив о ней,  он  болезненно  скривился  и  помрачнел.
Ирина тотчас угадала его мысли и  вздрогнула.  Некоторое  время  они  сидели
молча.
   - Забудь про нее. Она сейчас развлекается с каким-нибудь фавном...
   - Зачем ты так?
   - А ты как думаешь? Так оно и есть. Даже если она  не  хочет,  как  может
слабая женщина противиться желаниям мужчины? Тебе надо ее забыть и больше не
мучить себя воспоминаниями. Когда будет готов наш дом, ты приведешь  к  себе
еще жену, а то и двух. Если хочешь, я помогу тебе. Я знаю здесь одну рощу...
   - Перестань! Никого мне больше не нужно. У нас мужчина может  иметь  лишь
одну-единственную жену.
   - Хорошо, не буду. Хотя... - она замолчала, не решаясь продолжать.
   - Что ты хотела сказать?
   - Я хотела спросить, разрешается ли одной женщине у вас  иметь  несколько
мужей?
   - Еще чего? Конечно, нет.
   - Я тоже так думаю. А один тут, когда тебя не было, предложил  мне  стать
моим вторым мужем на то время, когда тебя не будет дома.
   - И что ты ему ответила? - Владимир насторожился.
   - Сказала, что спрошу у тебя разрешения.
   - А он?
   - Стал уговаривать меня, чтобы я тебе ничего не говорила.  Потом  сказал,
что пошутил и быстро ушел.  Но  я  видела,  что  он  не  шутил.  Он  говорил
серьезно.
   - Вот подонок! - Владимир не на шутку рассердился. - Ты его  узнаешь  при
встрече?
   - Конечно, он такой толстый, с маленькими глазками и рыжими усами.
   "Неужели Приходько? Вот старый козел". Сообщение Ирины  ошарашило  его  и
расстроило. Уж от кого-кого, но от Приходько он этого не ожидал.
   Он взял Ирину за руку и притянул к себе, посадил на колени  и  мягко,  но
внушительно стал объяснять ей, что подобные вещи строго-настрого запрещены и
если еще от кого-нибудь поступят такие  предложения,  то  она  должна  сразу
сказать, что пожалуется мужу.
   - Хорошо, так и сделаю. Но ты говоришь, что запрещены, а между тем...
   - Что?
   - Жена Вальтера имеет еще одного мужа.  который  приходит  к  ней,  когда
Вальтер уезжает, а сам Вальтер женат  еще  на  Оксане,  которая  замужем  за
Сашей. Они еще тогда, когда встретились в лесу и целый месяц шли в лагерь...
И не они одни. Многие ваши мужчины напоминают мне диких фавнов.  Те  никогда
не разбирают, кто чья жена, и живут со всеми подряд. Неужели ваше племя тоже
такое? У нас хоть не рождаются дети. А что будет у вас? Как ребенок  узнает,
кто его отец? Вот жена Вальтера беременна, но сама не знает, от кого...
   Владимир покраснел от стыда. Ему, как представителю "высшей цивилизации",
было досадно слышать такое от "дикарки", еще недавно "слезшей" с дерева.  Но
что он мог возразить?
   - Все зависит от женщины, - наконец наставительно стал  объяснять  он.  -
Если женщина порядочная, она никогда не позволит такого...
   - Ты очень много хочешь от женщины,  -  перебила  его  Ирина.  -  Женщина
слабое и любопытное создание. Ее  легко  соблазнить.  Потом,  почему  бы  не
доставить удовольствие мужчине да и себе тоже. У вас здесь все такие высокие
и храбрые...
   - Ты это серьезно? - не на шутку рассердился Владимир. Он отпустил  Ирину
и заходил по комнате.
   - Не сердись, я ведь говорю не о себе.
   - Надеюсь, - сердито буркнул Владимир, бросив строгий взгляд на жену.  Та
скорчила серьезную физиономию и внезапно звонко расхохоталась.
   - Ты чего?
   - Да так просто. Ты иногда, когда сердишься, бываешь  очень  смешной.  Не
всегда, конечно. Когда ты сражался с фавнами, то был сердитый и  прекрасный.
Я тебя очень люблю, - она подошла к нему и, обняв, стала целовать в  губы  и
щеки.
   - Давай спать, -.- предложила она.
   Уже юркнув к нему под одеяло и прижавшись, она прошептала:
   - Мне так хорошо с тобой. Но мне кажется, что  все  это,  о  чем  я  тебе
рассказала, происходит потому, что у вас слишком мало женщин.
   - Ты права, именно поэтому.
   - Так за чем же задержка? Почему вы не приведете к себе их больше?
   - Мы скоро улетим отсюда, и поэтому многие не хотят обзаводиться детьми.
   - Никуда вы отсюда не улетите, - уверенно  заявила  Ирина.  -  Во  всяком
случае, ты останешься здесь, со мной. Я тебя не  отпущу.  Да  ты  и  сам  не
захочешь улетать.
   - Почему ты так в этом уверена?
   - Я это знаю, - просто ответила она ему.
   "А она права, - подумал Владимир, - мне совсем не хочется возвращаться на
Землю. На свои остров я уже не попаду, а Земля мне совершенно  чужая.  Здесь
же у меня есть Ирина. Отец прав, я не  решусь  увезти  ее  отсюда  и  лишить
вечной молодости и бессмертия. Здесь же я  сам,  если  верить  тому,  что  я
видел, буду жить долго, не старея. Решено! Я скажу об этом  отцу.  Не  знаю,
как он воспримет, но в конце концов должен меня понять".

   ОХОТА
   Следующий день было воскресенье. С утра поселок гудел, как растревоженный
улей. Предстояла большая охота.  Запасы  мяса  подошли  к  концу,  и  теперь
конному  отряду  охотников  предстояло  их  пополнить.  Крики,  смех   людей
прерывались возбужденным ржанием лошадей и лаем собак. В поселке собак  было
немного. Их, как  и  другую  живность,  привезли  в  специальных  анабиозных
ваннах. Два пса погибли при выходе из анабиоза, но  остальные  шесть  быстро
оправились. У них уже был приплод - целая  куча  подросших  щенков,  которые
сейчас носились по площади, путаясь под ногами, взвизгивая, когда кто-нибудь
неосторожно наступал на лапу, и пугая уже оседланных и выведенных на площадь
лошадей.
   Владимир решил взять на охоту  Ирину.  Та  за  два  месяца  пребывания  в
поселке довольно прилично освоилась с приемами верховой  езды.  Вначале  она
страшно пугалась лошади, и Владимиру стоило  трудов  уговорить  ее  сесть  в
седло. Для первой пробы выбрали самую смирную лошадку, но и та, почувствовав
страх и неуверенность всадницы, начала было капризничать, игриво подбрасывая
зад, и Ирина, не удержавшись в седле, вылетела  из  него  и  растянулась  на
мягкой траве прежде, чем Владимир успел подбежать к ней на помощь.
   Теперь она держалась в седле уверенно. На ней был изящный, из  выбеленной
тонкой кожи, охотничий костюм, который удивительно шел к ее темным  волосам,
на ногах - сапожки того же цвета, а на голове широкополая фетровая  шляпа  с
длинным пушистым пером белой цапли. Владимир невольно  залюбовался  женой  и
тут же почувствовал, что кто-то пристально на них смотрит.  Он  обернулся  и
встретился  взглядом  с  Приходько,  который   неохотно   отвел   глаза   и,
повернувшись к ним спиной, вскочил в седло и отъехал в сторону.
   Все ждали Сергея. Наконец он появился. Ему тут же  подвели  его  могучего
вороного испанского жеребца. Сергей вскочил в седло,  и  жеребец  присел  на
задние ноги от тяжести всадника, но тут же сделал  прыжок  и,  не  дожидаясь
понукания, поскакал вперед, во главу отряда.  Всадники  двинулись  в  поход.
Сразу  же  за  поселком  открывался  широкий   простор,   кое-где   поросший
деревьями-великанами. Каждое из них было толщиною в семь -  десять  охватов.
Ствол, ровный, как огромная мачта  гигантского  корабля,  устремлялся  вверх
метров на пятьдесят, где начиналась его крона, в которой  обычно  гнездились
пернатые хищники. Вот и сейчас  с  одного  из  ближайших  деревьев  сорвался
крылатый разбойник и заскользил на могучих двухметровых крыльях  над  гладью
озера.
   Дневное светило, которое, не мудрствуя, земляне  называли  солнцем,  хотя
существовало его местное название Омон, едва только взошло. Его даже еще  не
было видно, так как с востока долину озера обступали высокие горы, которые в
рассветных лучах выглядели особенно эффектно. Снежные вершины гор окрасились
во все цвета радуги, которые играли и менялись  по  мере  того,  как  солнце
поднималось все выше. Налетел легкий ветерок и окончательно развеял утренний
туман над озером.
   До  места  охоты  было  километров  восемь.  Еще  вчера  туда  отправился
небольшой отряд загонщиков, который сообщил  утром  по  рации,  что  найдено
большое стадо диких буйволов и антилоп. Круторогие буйволы чем-то напоминали
когда-то водившихся на Земле туров. Охота на них была  увлекательным,  но  и
опасным занятием. Они  хотя  и  не  обладали  свирепым  нравом  африканского
буйвола, но в ярости могли рогами пронзить брюхо лошади и сбросить всадника,
а то и затоптать его копытами. Мясо их ничем  не  отличалось  от  говяжьего,
хотя  имело  специфический  запах,  который,  впрочем,  быстро  исчезал  при
копчении, или если мясо вымочить часа полтора в слабом растворе уксуса.
   По общему согласию бластеры на охоте не применялись.  Их  брали  с  собой
несколько человек на случай нападения крупных хищников из  породы  кошачьих,
которые постоянно сопровождали стада копытных,  и  для  защиты  от  бродячих
отрядов  кентавров.  В  последнее   время   их   чаще   стали   замечать   в
непосредственной  близости  от  поселка.  В  охоте  применялись   ружья,   а
некоторые, по примеру Владимира,  вооружились  луками.  Их  подобрали  после
побоища, которое последовало за первым нападением кентавров на отряд землян.
При обилии дичи лук даже предпочтительней, так как не производит шума  и  не
пугает животных.
   Рассматривая длинные рога убитого тура,  Владимир  подумал,  что  из  них
можно было бы сделать  хорошие  луки,  по  примеру  его  древних  славянских
предков и их врагов  половцев.  Такой  лук  посылал  бы  стрелу  на  большее
расстояние, чем короткий лук кентавров из гибкого дерева. Сам  Владимир  был
вооружен луком лапифов. Он бил дальше, но из-за длины неудобен для  стрельбы
с коня. У Ирины висел за спиной охотничий карабин; она уже хорошо  освоилась
и попадала в консервную банку на расстоянии двадцати пяти метров.
   Они ехали  рядом,  отстав  от  остальных  всадников,  которые  вытянулись
длинной лентой вдоль отлогих берегов Аттиса. Трава в этих местах доходила до
ног едущего на лошади человека.  В  любой  момент  из  густых  зарослей  мог
выскочить хищник или выползти змея. Большинство змей на этой планете не были
ядовиты, хотя Ореада говорила  ему,  что  в  горах  живет  небольшая  змейка
золотистого цвета, укус ее смертелен. Других же змей  лапифы  употребляли  в
пищу и считали лакомством. Женщины долины раз  угостили  его  таким  блюдом.
Змею, предварительно выпотрошив  и  начинив  душистыми  травами,  закапывали
ненадолго в угли только что потухшего костра. Мясо змеи напоминало Владимиру
угря, которого он так любил есть на острове. Оно было  таким  же  жирным,  и
если бы не сознание того, что он ест змею, оно ему, несомненно,  понравилось
бы. А так он не смог преодолеть  предубеждения  и  из-за  вежливости  только
попробовал.
   - Ты опять о ней думаешь, - услышал он наполненный тревогой  голос  жены.
Эта женщина была удивительно чувствительна  к  переменам  настроения  своего
мужа. Она безошибочно угадывала  его  мысли,  казалось,  читает  их,  как  в
открытой книге. Теперь в  ее  голосе  звучала  смешанная  гамма  ревности  и
участия. Она  сочувствовала  ему,  как  представительница  своего  народа  и
племени, но уже начинала ревновать, как земная женщина.  Ирина  поразительно
быстро освоилась в незнакомой ей до того обстановке и теперь вечерами, когда
за ужином собирались ближайшие друзья и помощники Сергея, принимала активное
участие в разговорах мужчин, нередко высказывая здравые и  зрелые  суждения.
Сергей сильно  привязался  к  невестке  и  любил  баловать  ее  неожиданными
подарками. Вот и этот изящный костюм подарен им. Его  сшил  один  из  бойцов
отряда, который в прошлом был отличным портным. Получив заказ и  узнав,  для
кого он предназначен, бывший портной приложил  все  свое  мастерство,  чтобы
костюм получился на славу. Хотя это был не первый заказ. К его  услугам  уже
прибегали многие, но сшить  охотничий  костюм  для  жены  сына  командира  и
боевого друга портной посчитал за честь и не ударил в грязь лицом.
   Владимир ничего не ответил, только протянул руку и, обняв Ирину за талию,
привлек ее к себе. Мысли его устремились к отцу. У них, приблизительно через
месяц после возвращения Владимира, состоялся интимный разговор.  Глядя,  как
отец ласково посмотрел на Ирину, когда та подала ему чашку душистого чая, он
впервые  подумал,  что  отец  одинок,  и  ему  стало  его  мучительно  жаль.
Дождавшись, когда они остались одни и зайдя за ним в  кабинет,  он  спросил,
почему тот не возьмет  себе  по  примеру  остальных  подругу.  Сергей  долго
молчал. Казалось, он не услышал сына. Владимир  повторил  свой  вопрос  и  в
качестве примера указал на Николая и  Вальтера.  Отец  задумчиво,  отрешенно
посмотрел на него и тихо, как бы сам себе, ответил:
   - Я слишком часто терял сыновей и не хочу больше... Не дай  бог  испытать
горечь такой утраты.
   Владимир знал о жизни отца на Элии. Перед самой  разлукой  мать  ему  все
рассказала. Она считала, что сын должен все знать об отце,  чтобы  правильно
понимать его и быть ему во  всем  помощником  и  опорой.  Поначалу  Владимир
почувствовал обиду на отца и ревность, но потом не только простил его, но  и
понял. Понял трагедию, которую пережил отец, понял это только  тогда,  когда
сам прочувствовал трагедию потери близкого человека, матери,  с  которой  он
уже больше не увидится. Только из  книг  он  знал,  что  потеря  детей  бьет
сильнее, чем потеря родителей. Его еще не родившийся  ребенок  от  Ореады...
Где он? Жива ли сама Ореада? Стоит ли говорить, что  он  сделал  все,  чтобы
найти ушедших с фавнами женщин,  вернее,  уведенных  ими  насильно.  Но  его
поиски на вертолетах ничего не дали. Они  исчезли  бесследно.  Сердце  снова
заныло. Здесь были и тоска по неродившемуся  сыну,  он  знал,  что  родиться
должен именно сын, и тоска, связанная с неопределенностью  будущего.  Сможет
ли он расстаться с отцом и нанести ему рану, может быть,  последнюю...  Одно
он знал, что не сможет бросить Ирину, которую он с  каждым  днем  любил  все
больше и больше. Это было какое-то обожание. Все: ее слова, голос, движения,
жесты, запах тела, напоминающий запах весеннего ветра,  -  вызывало  чувство
восторга и приливы нежности, от которых сладостно  замирало  внутри.  По  ее
изумрудного цвета глазам он видел, что она испытывает такие же чувства. Днем
Ирина вела себя сдержанно и даже чинно,  но  эта  сдержанность  была  только
видимостью, а ночью, когда они оставались одни, эти  чувства  выплескивались
наружу: бурно, жадно, ненасытно...
   Вдали прозвучал сигнал охотничьего рога - охота началась. Они  пришпорили
коней и догнали отряд. Загонщики гнали на  них  стадо.  Раздались  выстрелы,
стадо метнулось в сторону, стараясь  найти  проход  между  цепью  всадников.
Громадный бык, мыча и брызгая пеной, наклонив голову и выставив вперед рога,
устремился на Владимира. Из его бока уже торчали две стрелы. Владимир тронул
повод, и тренированный  конь  сделал  прыжок  вправо,  пропуская  мимо  себя
разъяренное животное. Тотчас же  посланная  вслед  стрела  впилась  ему  под
лопатку. Бык, пробежав мимо несколько шагов,  вдруг  неожиданно  повернул  и
устремился на всадника снова. Этого Владимир не ожидал и  упустил  несколько
необходимых секунд. Еще немного, и рога быка вопьются в брюхо его коня.  Тут
же  раздался  выстрел.  Ирина  почти  в  упор  разрядила  карабин  в   морду
взбесившегося от ярости тура. Это спасло Владимира. Тур  замотал  головой  и
упал на колени. Его ноги дернулись несколько раз в предсмертной судороге,  и
он затих. Это был огромный бык - вожак стада. Владимир соскочил  с  коня  и,
протянув руки, помог слезть с лошади жене. Та как-то  обессилено  обмякла  и
тут же села на траву.
   - Ох! Как я испугалась, - призналась она.
   - Ты молодец. Если бы не выстрел, мне не  поздоровилось  бы.  Ишь,  какой
великан, - Владимир кивнул на поверженное животное. - Ты метко стреляла.
   - Не знаю. Я выстрелила больше от страха, чем сознательно.
   - Неважно. Главное, что точно и вовремя. Я не предполагал, что  он  может
еще раз напасть...
   Выстрелы тем временем затихли. Охота кончилась. Туши стаскивали волоком к
берегу реки, где уже поджидала баржа, буксируемая катером.
   К Владимиру и продолжавшей сидеть на траве Ирине подъехал Сергей.
   - Ого! - оценил он тура. - Пожалуй, это главный приз охоты. Поздравляю! -
протянул он руку сыну.
   - Не меня.
   - Вот как? Неужели Ирина? А что с тобой, девочка? -  спрыгнув  с  коня  и
подходя к ней, спросил он. - Ты не ушиблась?
   - Все в порядке, отец. Я очень испугалась.  Сейчас  все  пройдет.  -  Она
попыталась встать, но ноги еще не держали ее.
   - Ну, посидите тут пока, потом нас догоните.
   К ним подошли еще двое. Подивившись размерам убитого животного,  зацепили
его веревками и, привязав концы их к сбруе лошадей, поволокли к барже.
   Они остались одни. Отряд охотников постепенно удалялся и скоро скрылся из
вида. Подождав еще немного, пока Ирина не  оправилась  от  испуга,  Владимир
помог ей сесть в седло, и они медленно поехали домой.
   Проехав с полкилометра, они услышали топот несущегося во весь опор  коня.
Обернувшись, Владимир узнал в догоняющем  их  всаднике  Приходько.  Вспомнив
ночной рассказ Ирины, он нахмурился и неприветливо хмыкнул в  ответ  на  его
приветствие. Через седло всадника была перекинута туша молодой антилопы.  Ее
большие выпуклые глаза, казалось, смотрели  на  людей  с  укором.  Это  была
молодая самочка.
   - Почему не сдал на баржу? - спросил Владимир.
   - Не успел. Потом, это моя индивидуальная  добыча.  Люблю,  грешен,  мясо
молодых самочек, - с ударением на два последних слова ответил тот  и  громко
расхохотался. Разговор шел по-русски, и Ирина, естественно, не  понимала  ни
слова.
   - Ты спешишь? Ну так езжай. - Владимир посторонился, давая коню Приходько
возможность обогнать их, но тот  не  воспользовался  этим  и,  поравнявшись,
поехал рядом с Ириной с противоположной от Владимира стороны.
   - Ты, я бачу, жинку скоро за собой носить  будешь?  -  Приходько  всегда,
когда хотел подшутить над кем-то,  переходил  на  украинский  язык.  Вернее,
говорил на смеси русского и  украинского,  что  придавало  его  речи  особый
колорит.
   Владимир промолчал.
   - То не жиноче дило - охота, -  продолжал  философствовать  Приходько.  -
Жинка по своей природе повынна  рожать,  а  не  вбываты!  Вбывство  естеству
жино