вязи с  Кравцовым.  Я
хочу передать ему расчеты, а он не появляется...
   - Нет, милый, это не то беспокойство. Это совсем другое. Я,  не  забывай,
женщина и чувствую, какого рода беспокойство у мужчины, особенно  у  мужчины
любимого и единственного.
   - Ты моя любимая и ты моя единственная, - Сергей крепче обнял плечи жены.
   Ольга повернула к нему лицо и, глядя снизу вверх, в самую  глубину  глаз,
сказала:
   - Достаточно быть любимой... а единственной... это не так важно... Что бы
ни случилось, - продолжала она, - я хочу иметь от тебя еще ребенка...
   - Милая, но что может случиться? Все, что могло  с  нами  случиться,  уже
случилось. Мы побывали на далеких  планетах  и  встретились  вновь,  как  ни
невероятна была эта встреча. Там, на Счастливой, и еще на одной  планете,  -
Сергей внезапно остановился. - Странно,  -  задумчиво  сказал  он.  -  Очень
странно!  Я  вдруг  вспомнил,  что  Счастливая  была  не  одной-единственной
планетой, где побывала наша экспедиция... Но я  больше  ничего  не  помню...
Постой, постой... Не может быть!
   - Что?
   - На Земле ли мы?
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Вся эта странность. Длительное отсутствие связи, Кравцов.  Может  быть,
это не Кравцов, может быть, мы...
   - Какая чепуха,  -  возмутилась  Ольга.  -  Ты  посмотри  на  небо!  Наши
звезды...
   - Действительно, - облегченно вздохнул Сергей. - Как я... да что  там,  -
он махнул рукой. - Вспомнил, вспомнил! - закричал он вдруг, отпуская Ольгу.
   - Что же ты вспомнил?
   - Вспомнил, как называлась та планета! Перун!
   - Перун, кажется, древнее божество славян.
   - Да, это бог молнии и огня.  В  этом  названии  что-то  есть...  Пытаюсь
вспомнить, но не могу. Почему мы  дали  ей  такое  название?  Счастливую  мы
назвали так потому, что она как бы  родная  сестра  Земли.  Зеленые  долины,
прохладные реки, океаны, чистый воздух. Перун, почему Перун? Не помню!
   - Я тоже ничего не помню о своем полете, - вздохнула Ольга. - Ну,  ладно.
Пойдем обедать. Оля! - закричала она дочери, которая бросила кошку и  гоняла
по двору большого  белого  петуха.  Петух  боком  отскакивал  в  сторону  и,
наклонив голову, волоча крыло по земле, описывал вокруг ребенка воинственные
круги. - Сейчас же иди домой и мой руки!
   Обед прошел в молчании.  Только,  когда  после  черепахового  супа  Ольга
подала на стол великолепный  заячий  паштет  с  уложенными  вокруг  жареными
трюфелями, Сергей оживился и вопросительно посмотрел на жену.
   - Тебе надо сегодня набраться сил, - шутливо сказала она, но в ее  глазах
Сергей подметил едва уловимую грусть.
   Утром  следующего  дня  случилось  то,  что  вызвало  у  Сергея   крайнее
возмущение и раздражение. Войдя к себе в  кабинет,  он  обнаружил  на  столе
записку, подписанную "Кравцов".  В  записке  Кравцов  благодарил  Сергея  за
расчеты и поздравлял его  с  избранием  в  члены  Всемирной  Академии  наук.
Записи, которые лежали  в  правом  углу  стола,  исчезли.  Сергей  поделился
новостью с Ольгой, выразив при этом свое возмущение бестактностью Кравцова и
глупой таинственностью появления записки.
   - Если уж он был здесь, а об этом свидетельствует записка, то  почему  не
дал о себе знать. Черт знает что!  -  негодовал  он.  -  Пробраться  подобно
ночному вору...
   - Ну, не преувеличивай, - ответила Ольга. - Он мог и не быть здесь!
   - А как же записка? Она что, с неба свалилась?
   - Записка появилась здесь таким же способом, как появляется одежда, еда в
холодильнике, куклы для Оленьки, наконец.
   - Ты права, - согласился Сергей, - но, - продолжал он, -  проще  было  бы
выйти на связь.
   - Кто знает, может быть, и сложнее. Ведь он предупреждал тебя. Прошло еще
три года. Население острова увеличилось. Появился  Вовка,  названный  так  в
честь отца Сергея, которого Сергей помнил только по  рассказан  матери,  так
как тот умер, когда Сергею не было еще года. Оленьке шел уже шестой год. Она
сильно выросла и обещала быть очень красивой девушкой.  Рождение  брата  для
нее было большой радостью. Целыми днями они проводили вместе. Все заботы  по
уходу за малышом она взяла на себя.
   Сергей много работал. В доме появился новый, более совершенный компьютер.
Сергей этому уже не удивлялся, как и не удивлялся тому, что его  законченные
работы таинственно исчезают со стола  и  вместо  них  появляются  записки  с
выражением признательности. Это уже стало привычным.
   Время от времени они с Ольгой  предпринимали  многодневные  экскурсии  по
острову. Оленька в таких случаях оставалась дома и присматривала за малышом.
В одной из таких экскурсии Сергей в южном склоне  горы  Франклина  обнаружил
большую, разветвленную пещеру. Два дня они при свете факелов обследовали ее.
Пещера оказалась большой и тянулась куда-то вглубь горы. Летучие  мыши  были
единственными ее обитателями.
   На юго-восток от пещеры, почти в центре острова, они обнаружили  обширное
болото. На болоте водилась масса дичи: серых уток, казарок, водяных курочек.
Рай для охотника. Но, к сожалению, у них не было собаки.  И  однажды  Сергей
чуть было не поплатился жизнью, пытаясь достать убитую утку. Он провалился в
так называемое окно. Ольга, которая на этот  раз  сопровождала  его,  рискуя
жизнью, вытащила его из трясины при помощи длинной жерди.
   За шесть лет,  проведенных  на  острове,  они  обследовали  его  вдоль  и
поперек. На север от болота, километров на  пять,  тянулся  огромный  крутой
овраг, вернее, каньон, происхождение которого было непонятно. Его  склоны  в
центре  были  настолько  высоки  и  круты,  что  думать  о  том,  чтобы  его
преодолеть, не приходилось. На запад и восток овраг мелел. С другой стороны,
он представлял собой довольно удобную дорогу от дома по направлению к  горе.
Недалеко от озера в него можно было войти без особого труда, так же,  как  и
выйти из него километрах в  четырех  от  подножия  горы.  Идти  по  его  дну
значительно легче, чем  по  лесу,  поросшему  густым,  подчас  непроходимым,
подлеском. Из болота вытекала  довольно  полноводная  река.  Весной  в  реку
заходили на нерест стаи лосося. Рыба шла так густо, что ее можно было ловить
руками.
   Весь юго-запад был покрыт  холмами,  поросшими  великолепными  кедрами  и
соснами, между которыми струились  бесчисленные  прозрачные  ручьи.  Деревья
здесь стояли реже, чем в центре острова, и лес  изобиловал  дичью.  Из  птиц
встречался дикий американский  индюк,  мясо  которого  часто  украшало  стол
островитян.
   Северная часть острова была  лесиста.  Здесь  часто  встречались  старые,
давно заросшие болота. Болота чередовались с  обширными  участками  песчаной
почвы, поросшей дубом и соснами. На болотах росло много черники и  брусники.
Тут же можно было найти целые поляны белых грибов, а в ельниках - рыжики.
   Казалось, ничто не угрожало счастью невольных робинзонов. Они ни в чем не
нуждались, все необходимое, что  не  мог  дать  им  сам  остров,  появлялось
незамедлительно, словно кто-то  следил  за  их  желаниями  и,  угадывая  их,
немедленно выполнял. Климат на острове был ровным.  Лето  сменялось  золотой
осенью, за которой сразу же, минуя зиму, наступала весна.
   И тем не менее беда пришла. Она пришла  не  откуда-то  извне.  Источником
беды был сам Сергей. Все чаще и чаще его охватывало смутное  беспокойство  и
раздражительность.  Все  реже  он  садился  за  письменный  стол  и  включал
компьютер.  Ольга,  которой  он  еще  недавно  в  часы  отдыха  любовался  и
восхищался, стала его  раздражать.  Особенно  ее  неизменная  покладистость.
Казалось, она угадывала его желания и это  угадывание  и  следующие  за  ним
поступки вместо радости вызывали  все  усиливающееся  раздражение.  В  таких
случаях Ольга терялась, жалобно смотрела на  него,  тщетно  стараясь  понять
причину. Нет, Сергей  внешне  никак  не  проявлял  свое  состояние,  он  был
по-прежнему ровен и спокоен, но она  неизменно,  каким-то  шестым  чувством,
угадывала его недовольство.
   Однажды, проснувшись ночью, Сергей заметил, что она  плачет.  Раньше  это
взволновало бы его, обеспокоило, во всяком случае он постарался бы  выяснить
причину, но теперь лишь с досадой повернулся на другой бок и сделал вид, что
спит. Это не укрылось от жены, и она весь следующий  день  была  грустной  и
старалась не попадаться ему на глаза.
   В последний год такое случалось все  чаще.  Сергей  стал  теперь  уходить
надолго в лес, возвращаясь только к вечеру, а иногда и на следующий день.
   Особенно его тянуло на холмы юго-западной части  острова.  Он  давно  уже
привык спать под открытым небом. На острове не встречались крупные хищники и
ядовитые змеи. Однажды, правда,  он  обнаружил  следы,  судя  по  признакам,
кошачей породы, но не мог определить его вида.
   Сидя во время одной из таких  прогулок  у  костра  и  наблюдая,  как  его
отблески  пляшут  в  окружающей  тьме  ночи,  Сергей   задумался,   стараясь
разобраться в самом себе. Его чувства к жене не  вызывали  у  него  никакого
сомнения.  Он  любил  ее   и   твердо   знал   это.   Он   тяготился   своей
раздражительностью, приносящей жене огорчения.  Часто  засыпая  и  вспоминая
прошедший день, Сергей давал себе слово завтра быть предельно внимательным к
Ольге,  но  наступало  утро,  и   все   оставалось   по-прежнему.   Приступы
беспричинной раздражительности учащались. Хуже  было  то,  что  его  уже  не
тянуло к работе. Не было того всеохватывающего волнения, когда под его рукой
рождались новые уравнения и формулы. Все сделанное им  ранее  представлялось
ненужным. "Может быть, я дичаю, - с горькой усмешкой думал Сергей. - Я  даже
перестал бриться". Он провел рукой по щеке. "Отпустить,  что  ли,  бороду  и
стать настоящим дикарем с всклокоченной бородой и крепкими длинными когтями.
Нет, с этим пора кончать". Ему вдруг захотелось искупаться.
   До побережья по прямой было недалеко. Он быстро  поел  поджарившееся  уже
мясо, взял карабин и сумку и пошел к берегу, намереваясь  провести  ночь  на
берегу моря.
   Он шел мимо холмов, вершины которых темнели на фоне неба.  Погруженный  в
свои мысли, Сергей не заметил, что прошел уже порядочно, а  берега,  который
должен был быть рядом, все не чувствовалось.
   "По-видимому, я несколько завернул к  северу",  -  подумал  он  и  сменил
направление. Прошел еще час, но берег так и не показывался. "Что за черт!  -
выругался Сергей. - Придется дождаться утра". Он огляделся.  Холмы  исчезли.
Поверхность была ровной. Деревья росли очень редко.  Под  ногами  -  высокая
трава. Сергей положил под голову сумку и лег, но сейчас же вскочил.  Небо!..
Оно было чужое...


   ПОД НОВОЙ ЛУНОЙ
   Постепенно стало светать.  Сергей  остановился.  Охвативший  его  вначале
страх прошел. Возможно, необычности ситуаций за последние  шесть  лет  жизни
приучили его  не  удивляться  внезапности  перемен.  Скорее  не  разумом,  а
подсознанием он уже давно ощутил странность реальности, если эта  реальность
была действительно реальностью, а не искусственным созданием развившейся  за
двести  лет  его  отсутствия  на  Земле  цивилизации.  Поэтому  чужое  небо,
поразившее его, могло бы вызвать у кого-то другого  психологический  шок,  у
него же это после вполне естественного испуга теперь вызывало скорее чувство
любопытства. Поэтому он спокойно воспринял  восход  огромной  луны,  диаметр
которой превышал раз в пять диаметр земного спутника.  Стало  почти  светло.
Серебристый свет ночного светила искажал краски,  но  Сергею  казалось,  что
листва деревьев, так же, как и трава, окрашена в привычный зеленый цвет. Это
его совсем успокоило.
   Он ждал, что наваждение скоро кончится, и он снова будет у  себя  дома  и
увидит жену и детей. Чтобы не сидеть на месте, Сергей пошел, выбрав себе для
ориентира холм, видневшийся на горизонте. Горизонт ему  показался  несколько
суженным. "Если это другая планета, - подумал он, - то  ее  радиус  уступает
земному". Легкость в членах подтверждала догадку.
   Теоретически он вполне допускал подобные смещения пространства и времени,
тем более что его собственные расчеты  доказывали  их  возможность,  но  это
только теоретически. Что касается практики, тем более практики, где  он  сам
оказался действующим лицом, то это как-то не укладывалось в сознании.
   Так, мы  часто  теоретически  понимаем  вероятность  катастроф,  крушения
поездов,  самолетов,  но  не  можем  себе  представить,  вернее,  не   хотим
представить себя их участниками. Мы все знаем, что умрем,  но  стараемся  не
думать об этом; планируем свои действия на  время,  превышающее  подчас  тот
отрезок, который нам остается  пройти  в  этой  жизни.  Наша  душа  окружена
коконом иллюзии своей собственной  исключительности  и  нашептывает  нам  из
этого кокона: "Спокойно, с тобой ничего не случится, а если и  случится,  то
не с тобой, а с твоим соседом".  Как  хорошо,  как  это  удобно  и  как  это
необходимо!
   Тысячи и тысячи людей на нашей планете ежедневно попадают под машины.  Мы
это  спокойно  воспринимаем  как  вынужденную  дань   развитию   техники   и
цивилизации. Но узнай кто-нибудь из нас, что через три года он  попадет  под
колеса автомобиля и его бездыханное тело увезут в морг, оставшиеся три  года
покажутся мучительнейшей пыткой. Разве не  это  чувствует  раковый  больной,
когда ему со скорбным, приличествующим  ситуации  выражением  лица  сообщают
диагноз.
   "По-видимому, - решил Сергей, - со мной производят эксперимент, в котором
я пока ничего не понимаю, но и ничего изменить не могу. Надо быть спокойным!
Посмотрим, что будет дальше".
   Поэтому Сергей совсем не удивился, когда перед ним внезапно  выросли  три
низкорослые фигуры, одетые в нечто подобное  скафандрам.  Он  остановился  и
даже приветливо помахал им рукой.
   - Привет, мальчики.
   "Мальчики" подошли поближе. Ростом они не достигали  даже  плеча  Сергея.
"Метр шестьдесят, не больше", - определил он.  Однако  в  руках  "мальчиков"
Сергей заметил то, что заставило его быть настороже. Это были  бластеры,  во
всяком случае нечто, очень на них похожее.  Судя  по  тому,  что  эти  штуки
висели у них на шее и все трое многозначительно направили их на  Сергея,  он
решил, что не ошибся в их назначении.
   - Но-но,  -  произнес  он,  стараясь  придать  голосу  как  можно  больше
спокойствия и дружелюбия. - Нам нечего с вами делить, и, если я  вам  чем-то
не нравлюсь, я могу спокойно удалиться.
   Тот, что стоял посредине и, очевидно, был старшим, отступил в  сторону  и
протянул руку, приглашая Сергея пройти в указанном направлении. При этом  он
повел  бластером,  явно  подчеркивая  категорический  характер  предложения.
Сергею ничего не оставалось, как  подчиниться.  Один  из  низкорослых  вышел
вперед,  показывая  дорогу,  остальные  пошли  сзади  на  расстоянии  метров
шести-семи.
   "Опытные", -  подумал  Сергей.  Происходящее  ему  все  меньше  и  меньше
нравилось. Он задержал шаг и остановился.  Сейчас  же  послышался  свистящий
окрик. Сергей продолжал стоять.  Мгновенная  вспышка,  и  земля  у  его  ног
оплавилась.
   "Ого, - подумал Сергей, немедленно двигаясь  с  места.  -  Эти  коротышки
шутить не любят. Выходит, я пленник!"
   Вскоре они подошли к забору, поверх которого тянулась колючая  проволока.
По углам забора стояли  вышки.  "Вот  и  концлагерь,  -  подумал  Сергей.  -
Странно, бластеры и концлагерь... Что-то не вяжется".
   Они подошли к воротам. У ворот  расхаживал  часовой.  Конвоиры  свистнули
ему. Часовой что-то просвистел  в  ответ  и  открыл  ворота.  Сергей  шагнул
внутрь. Вокруг широкого двора стояли бараки. Судя по отблескам  -  луна  уже
высоко взошла - они были сделаны из металла. Прошли через плац и направились
к расположенному поодаль приземистому строению. У  крыльца  его  тоже  стоял
часовой. Последовал обмен свистом, и Сергея втолкнули внутрь дома. В комнате
за обычным столом сидело подобие человека в голубом мундире  с  ярко-желтыми
нашивками. Увидев входящего Сергея, он вскочил  и  что-то,  как  показалось,
возбужденно засвистел. Последовал длительный  обмен  свистящими  звуками,  в
которых трудно было различить подобие слов.
   Человечек вскочил,  подбежал,  семеня  короткими  ножками,  к  Сергею  и,
протянув руку, попытался достать до его головы. Тут  только  Сергей  обратил
внимание, что пальцев у него шесть. Руки,  как,  впрочем,  и  лицо,  покрыты
густой  шерстью,  и  только  ладони  и  пальцы  были  от   нее   свободными.
Рассматривая вблизи, при свете плафона, канцеляриста, как окрестил  его  про
себя Сергей, он не мог не содрогнуться от отвращения. Человек был уродлив  в
прямом смысле этого слова. Из-под волос головы торчали остроконечные собачьи
уши, нос  был  как  бы  вывернут  и  смотрел  вперед  ноздрями,  из  которых
свешивались клочья шерсти. От человека неприятно пахло чем-то вроде псины, и
Сергей невольно поморщился.
   Канцелярист вернулся к  столу  и,  наклонившись  над  ним,  что-то  снопа
просвистел. Оттуда послышался ответный свист.
   Конвоир ткнул его  бластером  в  спину,  приказывая  выходить.  Теперь  с
Сергеем шли четверо. Поодаль находилось еще строение, но больше по  размерам
и значительно выше. Они вошли туда.
   Сергея  втолкнули  в  отделанную  пластиком  комнату  и  знаками   велели
раздеться. Затем совершенно голого повели через коридор  в  другую  комнату,
где уже сидело  несколько  обезьян,  так  теперь  возмущенный  Сергей  решил
называть их. Его, видимо, ждали, и сейчас же окружили. Его измеряли, щупали,
заглядывали в рот, трогали  органы  и  что-то  возбужденно  свистели.  Затем
повели куда-то еще и усадили в кресло. На голову надели шлем,  а  перед  ним
поставили большой экран и знаками предложили смотреть.  На  экране  появился
треугольник,  затем  шар.  Сергей,  уже  понимая,  в  чем  дело,   вообразил
неэвклидову поверхность.  Ее  изображение  сразу  же  появилось  на  экране.
Обезьяны  возбужденно  засвистели.   Одна   из   них,   по-видимому,   самая
эмоциональная, забегала по комнате, свистя и размахивая руками.
   Затем на экране  появились  какие-то  знаки.  Сергей  понял  и  изобразил
азбуку. Затем "стер" ее и изобразил слова "Пошли вы  все  на...".  "Стер"  и
снова изобразил азбуку. Возбуждение среди обезьян росло.
   На экране появилось изображение звездного неба. Две звездочки мигали  при
этом. Сколько ни пытался Сергей понять звездную  карту,  но  не  мог  ничего
припомнить. Расположение их было незнакомым. На всякий случай он  по  памяти
разместил на экране знакомые созвездия и затем  изменил  их  расположение  и
показал небо таким, каким оно выглядело с Марса. Землю он обозначил мигающей
точкой. Обезьяны были чем-то ошеломлены. Снова появилась карта неба.  Сергей
перечеркнул ее жирной чертой и снова изобразил свою. Затем  -  ему  это  уже
надоело - изобразил одетого человека, потом голого и снова одетого, давая им
знать, что он хочет, чтобы ему вернули одежду. Сейчас же на экране  появился
одетый Сергей, перечеркнутый чертой, и затем он же голый. Сергей  возмутился
и хотел встать. Но конвоирующие обезьяны направили на него  бластеры.  Снова
появилось изображение. Сергей покорился и стал отвечать на вопросы.
   Самым  интересным  было  изображение  разреза  мозга  с  контурами   черт
обезьян-хозяев. Сергей обратил внимание на сильно  развитые  височные  доли.
Что касается лобных, то они были значительно меньше. Сергей  изобразил  мозг
человека. Это у обезьян вызвало, как показалось Сергею, разочарование. Тогда
Сергей  изобразил  атомный  взрыв.  Это   произвело   на   обезьян   шоковое
впечатление.  Они  вдруг  притихли.  Минут  пять  они   тихо   между   собой
пересвистывались.  На  экране  вдруг  появилось   изображение   космического
корабля.  Обезьяны  вопросительно  посмотрели  на  пленника.  Сергею   вдруг
смертельно все надоело. Хотелось пить. Он дал знак, но  обезьяны  продолжали
показывать ему на экран. Сергей изобразил стакан с  водой,  потом  человека,
пьющего воду. Они поняли. Одна из обезьян