остановился и, смеясь, показал Ирине:
   - Вон, полюбуйся.
   Внизу, у образовавшегося обрыва, стояли машины и толпились люди.
   -  Не  меньше  тридцати,  -  констатировал  Павел,  наблюдая  их   сквозь
оптический прицел бластера. - Почти все мужское  население  окрестных  ферм.
Надеюсь, они не заливают в радиаторы антифриза, - пробормотал  он  себе  под
нос, но Ирина не поняла, о чем в данном случае речь, и  переспросила.  Павел
не ответил и долго шел молча, думая о чем-то своем.
   Был уже вечер, когда они пришли к знакомой уже Ирине бухточке.
   - Я здесь была два дня назад, - сообщила она Павлу.
   - Знаю, - коротко бросил он. - Если бы вы  не  уехали  столь  скоро,  все
могло бы кончиться иначе.
   Он подошел к берегу и пронзительно засвистел.  Тотчас  раздался  ответный
свист, и из-за скал показалась лодка.
   Еще через час Ирина сидела в каюте небольшого рыболовного траулера  среди
дружески улыбающихся ей людей и пила горячий крепкий чай.
   Приняв пассажиров, траулер тотчас же снялся с якоря и взял курс на север.
Для Ирины начиналась новая жизнь. Какая она будет?
   * * *
   Генерал вместо двух дней пробыл в усадьбе почти неделю. За это время  они
с Марией успели обсудить важнейшие детали их  будущего  предприятия  и  были
весьма довольны друг другом.
   Утром шестого дня  генерал  в  сопровождении  своих  подчиненных  выехал,
пообещав вернуться через месяц, однако вернулся в тот же вечер. Вид  у  него
был одновременно и злой, и крайне смущенный, и в то же время  чувствовалось,
что он еле удерживается, чтобы не рассмеяться.
   - В чем дело? Что случилось? - встревожилась Мария.
   - Ничего особенного, если не считать, что ваша подружка разрушила в горах
дорогу и теперь надо ждать, когда за нами пришлют  вертолеты.  Помимо  всего
прочего, она заперла там в горах толпу негодяев, из  которых  половина  уже,
по-видимому, отдала концы из-за отсутствия воды. Я  распорядился,  -  сказал
он, - чтобы вертолеты вначале вывезли этих людей, а потом  уже  они  возьмут
нас.
   - Ничего не понимаю... Ирина?
   - Что тут понимать? В  тот  памятный  вечер  ваша  подруга  внезапно  нас
покинула. Я понимаю, - поспешил он, заметив, как Мария чуть сдвинула  брови,
- то была  тактическая  необходимость,  и  не  будем  возвращаться  к  этому
вопросу. Она воспользовалась подземным лазом под стеной, просидела там почти
сутки, с трудом выбралась.
   Ночью на  дороге  ее  схватил  негодяй  и  хотел  изнасиловать.  Она  его
прикончила вот такой штучкой. - Генерал полез  в  карман  и  вытащил  пустой
цилиндрик. - Очевидно, - продолжал он, - негодяй ее  сильно  рассердил,  так
как она выпустила в него три смертельные дозы. Потом ее  встретил  сообщник,
бывший управляющий, ну и так  дальше...  Когда  же  справедливо  возмущенные
фермеры хотели их мирно и тихо линчевать, они заманили этих баранов в горы и
заперли там, разрушив мост и обрушив на дорогу скалу.
   Теперь я знаю, кто порылся до меня в  сейфе  Генриха  и  похитил  оружие,
хранившееся там,  а  заодно  и  карты.  В  связи  с  новыми  нашими  с  вами
отношениями, эти факты теперь меня мало интересуют, - он притворно зевнул  и
вдруг расхохотался.
   - А ведь боевая девка! Мне бы таких десяток  на  службу  в  полицию.  При
случае, если представится возможность, передайте ей мое восхищение.  Кстати,
вам знакомя такая штучка? - он указал на лежащий на столе цилиндрик.
   Мария промолчала.
   Генерал порылся в карманах и вытащил пару таких же.
   - Возьмите на всякий случай. Объяснять, как этим пользоваться, думаю,  не
надо.
   Мария удивленно подняла было  брови,  но,  взглянув  на  смеющиеся  глаза
своего собеседника, не выдержала и улыбнулась. Дик перестал сдерживать  себя
и расхохотался густым громким смехом. Он вел честную игру. Мария это  поняла
и теперь доверяла ему полностью.


   ГЕНЕРАЛ РАЗМЫШЛЯЕТ
   Генерал не любил  летать.  Все  его  предшественники  закончили  жизнь  в
авиакатастрофах. Минует ли его  такая  судьба?  Элита  не  допускает,  чтобы
кто-нибудь долго задерживался  на  посту  начальника  политической  полиции.
Железный Генрих преподнес ей урок, который  она  запомнила.  Внук  Железного
Генриха шел но стопам деда.
   Одно время, в самом начале следствия, он полагал, что  похищение  -  дело
элиты. Но концы с концами не сходились. Дед держал элиту в страхе,  внук  же
был выразителем идей элиты, ее главным теоретиком.  Его  собственная  тайная
полиция  служила  элите,  как  противовес  государственной.  Нет,  это  дело
Движения сопротивления. Их почерк.
   Какую роль здесь играла Мария? Она явно замешана, но, вероятно, случайно.
Скорее всего через  подругу.  Он  усмехнулся:  "Как  они  меня  "поймали"  с
мнемограммой!" Он  сделал  тогда  вид,  что  их  угроза  произвела  на  него
впечатление.  Пусть  думают.  Он  и  не  собирался  посылать   Рональда   за
аппаратурой. Это в его интересах, чтобы Генрих навсегда сошел со сцены. Если
ему удастся  стать  наследником  Генриха  (не  только  его  агентуры,  но  и
состояния), перед ним откроется реальная возможность  взять  ход  событий  в
свои руки. Если Мария замешана в похищении Генриха, то тем лучше: через  нее
он выйдет на Движение и использует  его  в  своих  целях.  Ну  что  же.  Все
складывается к лучшему. Он вспомнил разыгранную сцену на пляже,  критический
момент, когда сзади подошла Ирина.  Он  тогда  не  предполагал,  что  у  нее
цилиндр с паралитической жидкостью,  но  внутреннее  чутье  подсказало  ему:
надвигается  реальная  опасность.  Потребовалось  все  самообладание,  чтобы
выдержать роль до конца. Впрочем, играть было не  особенно  трудно.  Женщина
ему действительно  нравилась.  Она  умна  -  это  главное.  Сделать  из  нее
союзника? А почему бы нет?  Ее  интересы  совпадают  с  его.  Это  первое  и
основное. Любовь может прийти. А  не  придет  -  не  велика  беда.  Общность
интересов всегда более прочная основа для союза, чем любовь.
   Элита прекрасно знала его слабость - привязанность к близким: к  покойной
жене, детям и Рональду. Когда умерла жена, ему  не  раз  пытались  подсунуть
агента. Делалось это различными способами. И во дворце императора, и в  виде
подарка. Один раз его даже попытались затащить на аукцион  выпускниц  школы.
Инстинкт  самосохранения  всегда  выручал  его.  А   на   этот   раз?   Нет!
Маловероятно, хотя следует устроить ей проверку.
   Я бы скорее ей поверил, если бы они прикончили Генриха. Но похищение? Еще
раз надо проверить, не связано ли это  с  элитой.  Что  за  чушь?  Нет.  Моя
подозрительность иногда заходит слишком далеко. Боже мой, как я устал.  Хотя
бы немного отдохнуть от вечного опасения за жизнь, быть хотя бы на  короткое
время самим собой, не притворяться, не строить из себя простачка...
   Нет, природа изобрела особую пытку для власть имущих. Жить  и  никому  на
свете не верить. Вот почему деспоты рано  или  поздно  становятся  людьми  с
ненормальной психикой.
   Наш император топит свой страх в, вине и разврате. Что делать мне?  Я  не
имею склонности ни к тому, ни к другому. Впрочем, император  боится  уже  по
привычке. Он теперь вполне устраивает элиту, ей не жалко ни вина, ни женщин.
Этого добра, пожалуй,  сколько  угодно.  Чего  боится  элита  больше  всего?
Реформ! А они необходимы, как воздух. Поэтому боятся меня. Слепцы! Не  видят
дальше своего носа. И как они беспощадны! Александр... на что уж шалопай, но
понял, в чем суть  дела.  К  сожалению,  болтлив  чрезмерно.  Надо  же  было
публично высказаться за увеличение  числа  интеллигенции,  или,  как  у  нас
говорят, среднего класса. Да одно только это  высказывание  обрекло  его  на
смерть. А он еще начал повсюду высказывать свое  отношение  к  операциям  на
мозге. Как образно сказал император, когда ему доложили об этом:  "Если  все
получат возможность думать, то нам придется работать".
   И все же реальной опасности он не  представлял.  Почему  же  так  жестоко
поступили с ним? Страх! Только страх. Страх перед любыми  изменениями,  даже
самыми незначительными. Лучше медленно деградировать, чем  поступиться  хотя
бы малым. Однако малым ли? Если перестать одурманивать  мозги  сновидениями,
то люди не захотят есть белковый суррогат, захотят мяса, а где его взять  на
всех?  Система  хозяйства  разрушена  до  основания.   Те   фермы,   которые
сохранились, с трудом кормят элиту и  армию.  Кое-какие  крохи  поступают  и
среднему классу. Остальных же кормят переработанным дрожжевым суррогатом.
   Поэтому  редко  кто  доживает  до  сорока   лет.   Биороботов   не   надо
конструировать. Они рождаются  сами.  Затем  -  чик,  и  человек  становится
роботом. И  никаких  проблем.  Ни  забастовок,  ни  профсоюзов...  Идеальная
система, придуманная великим Каупони и доведенная до  совершенства  Железным
Генрихом. И вот система дает трещины. Трещит корабль, а команда пьянствует и
не догадывается, что корабль сейчас пойдет ко дну. Как спасти корабль?
   Сновидения...  Генерал  читал  заключения  патологоанатомов,  исследующих
мозговую   ткань   умерших   рабочих.   Уже   с   тридцатилетнего   возраста
электровоздействия на мозг, связанные с приемом мнемофильмов, когда  зритель
становится как  бы  их  участником,  приводят  к  гибели  нервных  клеток  и
разрушению большей части мозга.  Уже  в  этом  возрасте  человек  становится
полудебилом. Страшно другое. Просмотр мнемофильмов таким  образом  проникает
уже и в средний класс.  Люди  тайно  вживляют  себе  электроды  и  по  ночам
погружаются в грезы наслаждения, эротики.
   Правительство взяло под контроль выпуск мнемофильмов, но некоторые  фирмы
нелегально продолжают поставлять их, причем  элита  тайно  покровительствует
такому бизнесу. Идиоты! Чем они думают! Не всем же стоять  возле  конвейера.
Кто-то же должен производить его наладку, конструировать новые, составлять и
менять программы. Если все население  будет  состоять  из  полудебилов,  кто
прокормит элиту? Не понимают и не хотят понимать!
   Когда  была  введена  эта  идиотская  система  мнемофильмов?  Мысли   его
устремились  к  прошлому.  XXIII   век.   Гроза   генетической   катастрофы.
Возникновение партии неогуманистов. Все верно... Высший гуманизм заключается
в гуманном отношении не к человеку, а ко всему роду человеческому в целом, к
его  первооснове  -  генетической  полноценности.   Посчитали   эту   теорию
расистской и антигуманистической. Партию запретили. Это совпало с  открытием
СС. Вмешалась церковь. Всем загробная жизнь в СС! Всем вечный рай! Голосуйте
за кандидатов церкви  и  неогуманистов!  Поступитесь  небольшим!  Дайте  нам
решать, сколько и каких вам иметь детей, а за это каждый получит  путевку  в
рай! Проголосовали. Партия вышла из подполья и сейчас же  создала  штурмовые
отряды.
   И тут случилось непредвиденное. СС забастовала. Она замкнулась и никого к
себе не подпускала. Все это  держали  в  глубокой  тайне.  Решено  было  эту
уничтожить и создать новую. Сначала создали небольшую копию старой СС. Затем
на старую СС сбросили бомбу. Специально создали ее, так  как  давно  уже  на
земле не было ядерного оружия. Бомба упала и  не  взорвалась.  Не  сработала
электроника.  Еще  раз,  и  снова  то  же  самое.  Затем  вообще   произошло
невероятное.  Когда  очередную  неразорвавшуюся  бомбу  вскрыли,  в  ней  не
обнаружили заряда. Проверили, повторили - результат прежний. Тогда поняли, в
чем дело, и испугались. Но СС  никаких  ответных  действий  не  предприняла.
Создали на всякий случай вокруг СС мертвую  зону  в  радиусе  трехсот  миль.
Затем такую же зону пришлось создавать вокруг новой СС, с которой  произошло
то же самое. Что делать?  Что  сказать  народу?  Где  обещанный  рай?  Тогда
Каупони сказал свою знаменитую фразу, которая на  многие  десятилетия  стала
программой партии: "Во всем виноваты интеллигенты. Бей физиков, а  заодно  и
лириков! Интеллигенты повредили СС! Бей вредителей!"
   Били  долго  и  с  увлечением.  Когда  опомнились,  то  выяснилось,   что
интеллигентов почти не осталось. Что  делать?  Собрал  тогда  Каупони  своих
громил и говорит им: "Все! Хватит бить очкариков! Некоторые из них полезные.
Необходимо собрать всех оставшихся, и пусть они учат  вас  всему,  что  сами
знают, а что не знают - то мы им подскажем. Создадим,  -  говорит,  -  свою,
новую интеллигенцию, без всяких таких выкрутасов. Каждый  ученый  в  будущем
должен заниматься своим собственным делом. Так, чтобы лирик не лез в физику,
а физик  не  впадал  в  лирику.  А  для  этого  каждый  ученый  будет  иметь
специальный допуск к  той  научной  литературе,  которая  ему  действительно
необходима для работы,  вся  же  другая  литература  для  него  должна  быть
запрещена. Необходимо концентрировать внимание на главных  проблемах,  а  не
разбрасываться. Будем планировать науку и открытия. Если  ты  хочешь  что-то
открыть, то заранее напиши нам, что ты хочешь  открывать,  а  мы  уже  будем
решать - открывать тебе это или нет. А коль будешь упрямиться, то знай,  что
мы тебя самого закроем.
   Затем литература. Что такое литература? Литература  -  это  зеркало  души
человеческой. Разве  позволительно  огорчать  душу?  Нет!  И  мы  никому  не
позволим этого делать.  Поэтому  литература  должна  быть  радостной.  Пусть
писатели пишут о наших успехах - бумаги дадим, пайки  назначим,  так,  чтобы
нам хорошо было, и вам неплохо жилось. А чтобы  никого  не  смущали  прежние
писаки, то мы их опусы сожжем, как ненужный хлам.
   То же самое с науками. Давайте подумаем вместе. Все ли науки  нам  нужны?
Нет, не все! Науки нужны только те, которые приносят пользу. А  их  немного.
Надо  отделить  рациональное  от  нерационального.  Вот  возьмем,  например,
генетику, разные там гены и хромосомы. Все ли тут нужно? Нет, не  все.  Надо
взять из генетики  рациональное  зерно.  Что  является  рациональным  здесь?
Селекция и селекция! А если селекция, с которой  человечество  было  знакомо
еще в древние времена, нужна ли нам генетика? Нет, не нужна!
   Далее - кибернетика.  Тут  уж  вовсе  нужно  быть  осторожным,  чтобы  не
наделать глупостей. Я сам в ней мало смыслю, но не без оснований думаю,  что
изобретать там больше нечего. Все, что нужно  было,  давно  уже  изобретено.
Давайте оставим только справочники да пособия по технологии.  Остальное  нам
не нужно. Если что надо сделать, то посмотри в справочник и делай.
   Есть еще такая наука - социология. Это наука, которая изучает общество  и
взаимоотношения в обществе.  Поскольку  общество  есть  и  с  этим  фактором
приходится мириться, то и науку надо  развивать.  Но  как,  спрашивается?  В
какую сторону? Только в нашу! Почему только в нашу? А потому, что  если  эта
наука пойдет в другую сторону, то ее подхватят наши враги. Должны ли мы лить
воду на мельницу наших врагов? Конечно, нет! Вот основные направления.
   Теперь, что делать с церковью? Не спорю, на первых порах она помогла нам.
Но теперь что? Обещала народу рай в СС после смерти и дискредитировала себя,
обманув народ. А раз она себя дискредитировала, то уже не нужна ему.  Однако
человек не может жить без веры.
   Нужен ли ему бог? Отвечаю - нужен. Но какой бог и какая вера? Только вера
в  правоту  нашего  дела  оздоровления  человечества,  в  спасение  его   от
катастрофы.
   Теперь о боге. Возьмем в пример историю. Понятие о боге меняется по  мере
исторического развития общества. Первобытный человек верил в  силы  природы,
обожествлял деревья, реки, вулканы, крокодилов, коров и тому подобное. Затем
он очеловечил религию и сделал бога подобным самому себе, но всемогущим. Это
Юпитер, Иегова, Шива, Вишну. Что мы видим при анализе такого представления о
боге? Людям стал ближе бог в человеческом образе. Это первый момент религии.
Второй момент - могущество. Бог всемогущ!
   Следовательно, могущественный человек  может  быть  для  остальных  людей
образом бога. Кто в нашей ситуации может стать богом?  Естественно,  я,  как
носитель всей полноты власти.  Я  вижу,  вы  меня  поняли.  Но  не  спешите.
Вспомните, сколько веков христианство входило  в  сознание  людей,  вытесняя
язычество. В наш  век  массовой  информации  этот  процесс  может  протекать
значительно быстрее, в сотни и тысячи раз.  И  назначение  средств  массовой
информации я вижу главным образом в том, чтобы  наши  идеи  вошли  в  массы,
охватили их постепенно. Зная мою скромность, вы понимаете, что, делая  такой
шаг, я приношу личное в жертву нашим идеалам.
   В этом  благородном  деле  государственной  важности  свое  слово  должно
сказать изобразительное искусство. Я имею в виду  монументальное  искусство.
Именно оно отвечает нашим целям, ибо монументальное искусство  возвеличивает
могущество. Вспомните пирамиды Древнего Египта - они прославляли фараонов  и
после смерти, делая власть  божественной  и  бессмертной.  Пусть  наш  идеал
вдохновляет художников. Но этого мало. Надо кое-что изменить в географии.  К
чему такие аполитические названия, как Тихий океан, Джомолунгма? Не лучше ли
им дать новые, отвечающие  задачам  современности  названия?  Не  мешало  бы
переименовать Париж, Лондон, Пекин... Однако подойти к этому  надо  с  умом,
сохраняя национальный колорит. Например. Лондон может стать  Каупонитаун,  а
Пекин - Каупонистан, или как там по-китайски. В общем, вы меня поняли.
   Потом надо заняться исторической наукой. Постепенно изъять  из  учебников
все от конца матриархата до прихода нас к власти. Пусть люди  усвоят  раз  и
навсегда, что до нас ничего на свете не было: ни  науки,  ни  культуры,  что
все, что они видят - от авторучки до автомобиля, - создано только  благодаря
нам. Это, конечно, произойдет не  сразу.  Сменятся  поколения,  но  в  конце
концов так и будет! Вы сами посудите, зачем людям какой-то там Рамзес? Можем
ли мы обойтись без Рамзеса? Конечно, можем! Так  в  чем  же  дело?  Кто  нам
мешает вычеркнуть из памяти Рамзеса, а заодно и Шекспира, Гете и всяких  там
Байронов? В общем, так!  Объявить  пока  историю  лженаукой  и  основательно
почистить все библиотеки. Я сам напишу краткий курс истории  от  первобытных
времен до настоящего времени. Так, страниц  на  сорок.  Этого  будет  вполне
достаточно. Да и детям легче учиться. То, что следует запомнить наизусть,  -
выделим жирным шрифтом.
   Кстати, мне снова пришла мысль о генетике. Почему мы должны  запретить  и
забыть генетику? А потому, что если люди будут знать генетику, то они  будут
думать, что у нас с вами те же самые гены и хромосомы, что и у них. Можем ли
мы это допустить? Нет, не можем. Поэтому еще  раз  напоминаю  вам:  хотя  мы
пришли к  власти  под  флагом  генетики,  но,  завоевав  власть,  мы  должны
немедленно стереть в памяти людей все, что с ней  связано,  кроме  названия,
которое нам придется сохранить, и того рационального зерна, что нами  взято,
- селекции".
   Восстанавливая в голове этот бред, генерал  вспомнил  некогда  услышанную
фразу: "Чем наглее ложь, тем она убедительней". Кто же это сказал?  Впрочем,
автор фразы не прав. Ложь только тогда становится  убедительной,  когда  она
подкрепляется страхом. Когда верить  заставляют.  Необходим  страх.  Великий
страх. И этот страх  принес  Железный  Генрих.  Генрих  выступил  с  теорией
прекращения политической  борьбы  и  установления  всеобщего  благоденствия.
Общество, писал он, достигло вершины социального развития.  А  раз  так,  то
политическая борьба за власть автоматически прекращается.  В  связи  с  этим
ликвидируются тюрьмы, отменяются наказания и,  в  первую  очередь,  смертная
казнь.
   "Мы,  неогуманисты,  являемся  самой  гуманистической  организацией  всех
времен и народов. Но, - писал дальше Генрих, - общество должно быть защищено
от  насилия  со  стороны  людей,  которые  в   силу   своего   генетического
предрасположения отстали в развитии от остального общества. Виноваты ли  они
в этом? Конечно, нет! Это больные люди, и в отношении них  нельзя  применять
наказание. Их надо лечить. Но всегда ли  можно  надеяться  на  бла