Катер помчался к предполагаемому месту выхода протока, но скоро перед ним
вырос обрывистый берег без малейших признаков вытекающей из озера речки.
   - Нас, наверное, отнесло к северу.
   Катер пошел вдоль  берега  в  южном  направлении.  Вертолеты  между  тем,
покружив над озером, улетели в южном направлении.
   Пройдя еще некоторое время вдоль берега, они, наконец,  обнаружили  устье
реки и вошли туда.
   - Давай быстрее!
   Катер помчался по реке. И вдруг остановился.
   - Что такое?
   - Мы, по-видимому, вошли не в ту реку, - озадаченно проговорил Игорь. - Я
только что заметил, что мы идем против течения.
   - Проклятый туман! Даже берегов не видно.
   - Будем возвращаться?
   - Без толку. Надо дождаться, когда туман рассеется.
   Они простояли на якоре полчаса. Туман начал постепенно  редеть.  Вот  уже
стали видны стволы деревьев по обоим берегам реки. Она была неширокой, всего
метров пятьдесят. По обеим сторонам тянулся песчаный пляж, кое-где  поросший
гигантскими деревьями. Сквозь широкие промежутки между их стволами виднелись
густые заросли леса.
   - Смотри, - прошептал Игорь, указывая на правый берег. К реке  спустилось
стадо оленей. Это были настоящие земные олени. Впереди шел громадный вожак с
развесистыми рогами. Подойдя к реке, он остановился, поднял голову и с силой
втянул через ноздри воздух, потом наклонился к воде и стал пить.  Следом  за
ним вошло остальное стадо. Возле самок крутились молодые оленята. Напившись,
они принялись резвиться на мелководье, поднимая фонтаны брызг.
   Внезапно вожак перестал пить. Поднял голову и прислушался.  Затем,  издав
приглушенный короткий крик, пружинисто бросился  в  сторону.  За  ним  вслед
умчалось все стадо.
   - Их что-то напугало, - снова прошептал Игорь.
   Прошло еще минут пять. Вдруг послышался крик и  шум.  На  песчаный  берег
выбежал человек и бросился в воду. Вслед за ним  выскочили,  как  показалось
вначале Владимиру, всадники. Один из них натянул лук.
   - Это Вальтер! - тихо вскрикнул Игорь,  поднимая  бластер.  Но  было  уже
поздно. Пропела стрела и впилась в спину плывущего к левому берегу человека.
Луч бластера буквально перерезал пополам обоих всадников.
   - Не заводи мотора! - крикнул Владимир Игорю и бросился в воду.
   Несколько взмахов, и он очутился рядом с тонущим. Через пять минут он уже
вытаскивал раненого на борт катера. Это был не Вальтер. Стрела вошла ему под
левую лопатку. Перед ними на палубе катера лежал совершенно незнакомый юноша
лет двадцати двух, высокий, с правильными чертами лица.  Его  голубые  глаза
удивленно и с ужасом смотрели на Игоря. Он пытался что-то произнести, но  не
мог. Он был еще жив. Владимир сделал ему обезболивающий укол,  и  когда  тот
забылся, попытался вырезать стрелу, но та застряла в лопатке,  раздробив  ее
нижний край. Наконец стрелу удалось вытащить. Раненый был без сознания.
   - Пойдем тихо к берегу. Я хочу посмотреть, что это за парни  преследовали
его. Мне кажется, это наши ночные знакомые.
   Игорь переключил мотор на аккумулятор и бесшумно  приблизился  к  берегу.
Владимир спрыгнул в воду и подошел к поверженным  всадникам.  Остановившись,
он сделал знак Игорю, чтобы тот присоединился к нему.
   - Фантасмагория!  -  невольно  вырвалось  у  того,  когда  он  подошел  к
Владимиру и взглянул на поверженные им тела "всадников".
   - Кентавры! Самые настоящие кентавры! Полулюди-полукони!
   - Какая мерзость! -  Игорь  с  отвращением  рассматривал  покрытые  рыжей
шерстью тела.
   - То-то мне они показались слишком маленькими для всадников.
   - Нет, ты посмотри! Какие рожи!
   -  Да,  с  точки  зрения  человеческой  эстетики  они  выглядят  довольно
противно. Я думал, - продолжал Владимир, что кентавры - это досужие  выдумки
эллинов. Никогда не предполагал, что увижу их  воочию.  Кстати,  ты  помнишь
вчерашних великанов в реке? У них ведь тоже было шесть конечностей. Странно!
Настоящие люди и кентавры! Каким путем здесь идет эволюция?
   - Что будем делать?
   - Здесь, вероятно, поблизости селение людей. Наш раненый -  свидетельство
этому. Возможно, это те же кентавры,  что  напали  на  Синченко  и  похитили
Вальтера и Оксану. Мы  должны  воспользоваться  случаем  и  напасть  на  них
неожиданно. Они, если это те же, не ожидают нашего нападения.
   Как бы в подтверждение сказанного до них донесся запах дыма.
   - Где-то горит. И возможно, селение этих людей.
   Они вернулись на катер.  Владимир  разбудил  спящего  бойца,  раненого  в
плечо.
   - Саша, ты в состоянии управлять катером?
   - Я уже вполне оправился. Что нужно делать? - внезапно он  бросил  взгляд
на лежащего рядом аборигена. - А это кто?
   -  Потом,  Саша,  потом.  Мы  сейчас  поднимемся  немного   выше,   чтобы
определить, откуда несет гарью. Затем мы с Игорем высадимся,  а  ты  и  Олег
останетесь в катере. Держись середины реки. Вот, - он кивнул  на  вырезанные
из шкуры Пифона накидки, - оденьте на себя. Их стрелы не пробивают. - Говоря
это, он надел одежду из накидок, сброшенную им перед прыжком в воду.
   Катер стал медленно подниматься вверх по течению. Запах гари усилился. Он
несся с правого берега. Вскоре до них стали доноситься крики.
   - Пора! - сказал Владимир, и катер подошел к берегу.
   Высадив двоих, он отошел на середину и бросил  якорь.  Владимир  и  Игорь
скрылись между деревьев.


   ЛАПИФЫ И КЕНТАВРЫ
   - О Великая Мать Кибела! Спаси  нас  и  не  оставь  своих  детей  лапифов
заботой! Не дай нашему народу погибнуть от кровожадных кентавров! Прими нашу
жертву и будь милостива! - Кеней - вождь  селения  поднялся  с  колен  перед
мраморной  статуей  богини  и  сделал  знак  воинам.  Те  привели  связанных
пленников. Их было четверо. Первого привязали к жертвенной доске,  и  ритуал
начался. Двое жрецов надрезали пленнику все шесть конечностей и специальными
крюками вытащили на поверхность жилы. Теперь  они  будут  наматывать  их  на
деревянные палочки. Толпа зрителей - воинов и женщин - пришла в возбуждение.
Раздался рев пытаемого пленника. Чем  дольше  будет  пленник  на  жертвенной
доске, тем больше мук он примет, тем довольнее будет Великая Мать  Кибела  и
тем больше удачи пошлет она племени.
   Эти пленники были захвачены несколько дней назад. Две тысячи воинов пошли
тогда в поход против заклятых врагов племени  -  кентавров.  Это  был  поход
мести за прошлогодний  набег,  когда  кентавры  сожгли  их  старое  селение,
перебили  более  пятисот  мужчин  и  увели  в  плен  много   женщин.   Кеней
предводительствовал в этом походе и вначале ему сопутствовало  счастье.  Они
внезапно обрушились на селение кентавров и перебили в нем всех живых, в  том
числе и детей. Второе селение удалось  тоже  сжечь  дотла.  Но  в  степи  их
настигла большая толпа врагов, и из двух тысяч воинов назад вернулась только
половина.
   Лапифы, как и кентавры, были бессмертны. Только смерть в бою  или  другой
вид насильственной смерти мог пресечь нить жизни. Их  женщины  редко  рожали
детей, и рождение ребенка было большим событием в племени. Племя пополнялось
за счет прихода "диких", как принято было называть посланцев Великой Матери.
Дикие рождались уже  взрослыми  и,  следуя  внутреннему  зову,  шли  к  тому
племени, к которому посылала их Великая Мать. Так думали лапифы. То же самое
думали и их заклятые враги  кентавры.  Вражда  между  этими  двумя  народами
длилась долгие тысячелетия. Кентавры похищали женщин у лапифов. Женщины  эти
редко выживали больше года, а чаще погибали в первый же  месяц  плена.  Если
они не умирали от насилия мужчин, то их убивали женщины-кентавры. В  отличие
от лапифов, кентавры не носили одежды. Тело их было покрыто  рыжей  короткой
шерстью. Верхняя часть тела не отличалась от человеческого, разве  что  лица
их были дики и уродливы, а нижняя покоилась на четырех ногах с копытами, как
у степной антилопы Ту. Сзади, как и у Ту, у них был густой волосяной  хвост.
Их любимым  оружием  были  длинные  луки,  в  то  время  как  лапифы  в  бою
предпочитали копья.
   Иногда между ними заключались перемирия,  которые  длились  десятки  лет.
Время от времени вспыхивали затяжные войны. Вот и теперь  война  длится  уже
двадцатый год. Кентавры вытеснили лапифов  с  берегов  реки,  и  они  теперь
обосновались в предгорье на берегу озера.
   Жертвоприношение длилось долго, до  самого  вечера.  Кибела  должна  быть
довольна. Пленники долго мучились, прежде чем умереть. Тела  их  сложили  на
жертвенный камень и сожгли в костре на большом огне.
   Кеней просил Великую Мать прислать в племя побольше "диких". "Мы вернемся
тогда, - думал он, - на  берега  плодородной  реки,  где  так  много  растет
амброзии". Амброзия росла и здесь, но ее было  значительно  меньше.  Мало  в
предгорье было и дичи. Племя еще не голодало, но  уже  не  пользовалось  тем
изобилием, которое было у него там, на берегах реки.
   Другие племена лапифов в этой войне тоже понесли большие потери и так же,
как и племя Кенея, переселилось в предгорье.
   Много тысячелетий назад сюда пришли со звезд Титаны, а за ними Олимпийцы.
Они искали амброзию. Пришельцы захватывали людей и увозили их к звездам. Это
было так давно,  что  Кеней  почти  все  забыл.  Он  только  помнил,  что  у
пришельцев были молнии, которыми они разили на расстоянии, сжигая всех,  кто
оказывал им малейшее сопротивление. Пришельцы ловили самых красивых  девушек
и самых рослых мужчин  и  заставляли  их  служить  себе.  Он  вспомнил,  как
пришельцы называли свою родину: "Уран". Они не были жестокими, как кентавры,
и не убивали пленников, но заставляли их работать  и,  что  самое  страшное,
рыть ямы. Это было у лапифов и у кентавров под строжайшим  запретом.  Нельзя
ранить тело Великой Матери! Можно брать все, что  есть  на  поверхности,  но
нельзя наносить раны телу  Кибелы.  Это  был  самый  главный  закон.  И  ему
подчинялись все: и люди, и животные. Только в единственном случае можно было
нарушить поверхность. Кибела разрешала спрятать в  своем  теле  убитого.  На
месте захоронения вырастало дерево, и это дерево  рождало  диких.  Там,  где
было старое поселение лапифов, росла целая роща  таких  деревьев.  Никто  не
смел потревожить покой этой рощи и никто не видел, как  рождается  лапиф  из
священного дерева, но оттуда приходили они, и  люди  узнавали  в  них  черты
своих погибших соплеменников, хотя те уже почти ничего не  помнили  о  своей
прошлой жизни. Если же лапиф погибал и его нельзя было  похоронить,  то  его
кости растаскивали дикие звери и он уже никогда больше не  мог  возродиться.
Поэтому тела погибших в бою всегда  уносили  с  собой,  а  тела  противников
старались, если позволяли условия, уничтожить, сжечь или, разрубив на части,
разбросать по степи. На этот раз  лапифы  поступили  так  со  всеми  убитыми
кентаврами, захваченными в  селениях,  но  потом,  попав  в  засаду,  спешно
отступили, не успев подобрать павших. Это была большая потеря  для  племени.
Лапифы жили на планете  сотни  тысячелетий,  меняя  места  стоянок.  Поэтому
священные деревья росли изредка, в самых неожиданных местах  -  в  лесах,  в
горах и по берегам рек. Если такое дерево  находили  кентавры,  то  они  его
срубали. Дерево снова вырастало из корней, но на это уходило много  времени.
Дерево вначале плодоносило часто, а затем все реже и реже - один раз  в  сто
лет. Иногда дикие не находили своего племени. Тогда они оставались в лесу  и
жили там, прячась в ветках деревьев ночью и бродя по  лесу  в  поисках  пищи
днем. Это были лесные нимфы и фавны. Их так спокон  веков  называли.  Иногда
они набредали  в  своих  блуканиях  на  селение.  В  этом  случае  они  либо
оставались жить среди людей, либо уходили назад  в  лес.  Время  от  времени
воины отправлялись отрядами в леса в поисках таких людей и  приводили  их  в
племя. Те, кому не удалось найти себе подругу среди женщин племени,  уходили
в лес и находили ее там. Но бывало и так, что воин не возвращался  из  лесу,
погибая от руки дикого. Фавны и нимфы не знали одежд. Если  их  приводили  в
племя, то они долго  не  могли  к  ней  привыкнуть  и  часто  срывали  ее  и
разгуливали голыми. Проходило немало времени, прежде чем дикие осваивались и
уже ничем не отличались от лапифов. Обычно  нимфы  и  фавны  жили  там,  где
растет амброзия. Поэтому воины, обнаружив заросли амброзии,  устраивали  там
засады, которые, как правило, не оказывались безрезультатными.
   Лапифы не знали ни старости, ни болезней, не знали они и тяжелого  труда.
Они умели строить легкие дома, высекать из мягкого белого камня  изображения
Кибелы. Мужчины  занимались  охотой  и  войной.  Женщины  ласкали  мужчин  и
собирали щедрые плоды Великой Матери.
   Если женщина рожала ребенка, это случалось крайне редко, ее почитали  как
возлюбленную дочь Великой Матери и окружали заботой и почетом. Но  это  было
крайне редко. Родившиеся дети быстро росли и когда взрослели, отличались  от
остальных более  высоким  ростом  и  силой.  Их  почитали,  они  становились
предводителями воинов. Поэтому убить ребенка врага считалось большой удачей.
В недавнем походе лапифы убили пятерых таких детей кентавров: троих в первом
селении и двоих во втором. Кеней обнаружил также священную рощу кентавров  и
приказал своим воинам вырубить все деревья под корень. Если бы он не  боялся
гнева Великой Матери, то приказал бы сжечь все  пни  деревьев.  После  этого
дерево уже никогда не будет плодоносить. Но  это  было  запрещено  законами.
Даже кентавры не решались на такие поступки.
   Кара была бы немедленной.  Кибела  могла  послать  на  ослушников  закона
Пифона - своего стража. Тысячу лет  назад  она  поступила  так  с  одним  из
племен. Пифон сожрал всех жителей,  улегся  посреди  селения  и  спал  целый
месяц. Ни стрела, ни копье не может  пробить  шкуру  Пифона,  даже  если  бы
нашелся такой герой-безумец, который бы поднял руку на стража Кибелы.
   Из задумчивости Кенея вывел шорох. Он обернулся. Это была  Ореада  -  его
любимая младшая жена. Год назад Кеней подкараулил ее в  лесу  у  ручья,  где
росли деревья амброзии, и овладел ею  тут  же,  на  зеленом  покрове  травы.
Ореада покорно пошла вслед за ним. Она имела тонкий стан и густые, доходящие
до низа спины темные волосы. Это было редкостью, большинство женщин  лапифов
были светловолосые, и Кеней гордился своей добычей.
   В руках Ореады была глиняная чаша с амброзией.
   - Мой повелитель, - почтительно спросила она, - ты голоден?
   Кеней привлек к себе женщину. Та  покорно  прильнула  к  нему  и  закрыла
глаза.
   До ушей Кенея донесся плач. Это жены погибших оплакивали своих мужей.  До
конца жертвоприношения  оплакивание  погибших  запрещалось.  Теперь  селение
наполнилось воем и причитанием.
   Кеней болезненно поморщился.
   - Много жен лишилось своих повелителей, - тихо произнесла Ореада.
   - О них позаботятся оставшиеся в живых.
   По законам племени вдовы переходили в дома  оставшихся  в  живых  воинов.
Иногда женщин было больше, чем мужчин. Иногда напротив, в племени оставалось
мало женщин. Особенно, если племя подвергалось набегу кентавров в отсутствие
воинов, ушедших на охоту. В этих случаях кентавры забирали всех  женщин.  Их
связывали веревками в общую цепь и гнали в степь.  Бывало,  что  вернувшиеся
охотники настигали похитителей и отбивали у них своих жен, но чаще  кентавры
успевали скрыться в степи, где лапифы опасались их преследовать. Среди  леса
они могла успешно сражаться с подвижными кентаврами,  но  в  степи  те  были
неуязвимы. Из лука  кентавры  стреляли  более  метко,  а  попасть  копьем  в
скачущего во весь опор по степи кентавра могли только редкие воины.
   На этот раз отряд Кенея, попавший в засаду, спасло то, что они  были  уже
недалеко от реки, где оставили свои лодки. Но и те  пятьсот  шагов,  которые
отделяли отряд от реки, стоили им половины воинов. Кентавры не умели  делать
лодки, но прекрасно  плавали.  И  плывущий  за  лодкой  кентавр  представлял
немалую опасность  своим  длинным  луком.  Уже  находясь  в  лодках,  лапифы
потеряли тридцать человек. Но эти потери были не  столь  чувствительны,  так
как погибших можно было похоронить.
   - Ты возьмешь себе еще жен? - спросила Ореада.
   Кеней имел уже пять жен. Двое из  них  достались  ему  от  убитых  в  бою
соплеменников, а троих, как и Ореаду, он  добыл  сам,  подкараулив  в  лесу.
Кеней любил женщин. За восемь тысяч прожитых лет у него их  было  много.  Он
терял их во время набегов кентавров  и  приобретал  новых.  Он  был  храбрым
воином и ему везло в бою. Только два раза он был ранен,  хотя  участвовал  в
сотнях сражений. В мире изобилия и в мире войн самую  большую  ценность  для
мужчины, кроме жизни, представляла женщина. Она давала радость, наслаждение,
она была госпожой чувств и рабой тела.
   Кеней сладко потянулся  и  призывно  посмотрел  на  Ореаду.  Та  радостно
улыбнулась ему и сбросила на пол одежду. Тело ее вытянулось  струной,  затем
обмякло и змеею обвилось вокруг Кенея.
   Из соседней комнаты послышались завистливые вздохи. Там находились сейчас
его другие жены. Каждая из них с нетерпением  и  надеждой  ждала,  когда  их
повелителю заблагорассудится позвать ее к себе. Так было  всегда.  И  только
тогда,  когда  кентавры  уводили  женщин  в  плен,  каждая  из   них   могла
рассчитывать на собственного мужа, а то и двух сразу.  Но  это  было  редко.
Мужчины гибли чаще и женщин всегда оставалось больше.
   Кентавры напали перед рассветом. Кеней проснулся,  когда  уже  по  улицам
раздавался цокот копыт. Вождь схватил копье и, отбросив  в  сторону  Ореаду,
кинулся на улицу.
   Селение уже горело. Едва он вышел, как ему в  плечо  впилась  стрела.  Он
поднял копье, но в это время удар тяжелой дубины раскроил ему череп.
   Громко гогоча, кентавры ворвались в дом вождя и накинулись на женщин.  Их
выхватывали из постелей и, быстро связав веревками, вытаскивали наружу.
   Вскоре все было кончено. Почва вокруг домов пропиталась кровью.  Немногих
уцелевших защитников  согнали  на  центральную  площадь  возле  жертвенника.
Началась оргия расправы.
   Ореада закрыла глаза от ужаса. Ее руки были  связаны  за  спиной,  и  она
слышала душераздирающие крики людей, с которых жестокие  победители  сдирали
живьем кожу. Это было в обычае. Так было всегда.
   Возле жертвенника победители развели огромный костер, стащив для этого  в
большую кучу сухие бревна разрушенных домов. Костер долго не разгорался,  но
когда наконец занялся, поднялся огромным  пламенем  вверх.  В  костер  стали
бросать трупы убитых и тех еще живых лапифов,  с  которых  только  что  была
снята кожа. Радостно гогоча, кентавры сгрудились толпой вокруг  жертвенника,
забыв на время  о  связанных  женщинах.  Ореада  попробовала  ослабить  узлы
веревки. Это ей удалось. Рядом с нею  стояла  подруга,  старшая  жена  Кенея
Пера. Ореада шепнула ей, чтобы та попробовала развязать узел зубами.  Та  ее
поняла и склонилась за  ее  спиной.  Однако  это  не  укрылось  от  стоящего
неподалеку сторожевого. Громко крича, он подскочил к обеим женщинам, схватил
каждую за волосы и потащил к жертвеннику.
   Вождь  кентавров,  которому  сторожевой  сообщил   о   попытках   пленниц
освободиться, отдал  короткое  приказание.  Тотчас  же  несколько  кентавров
схватили провинившихся женщин и распяли их на жертвенной доске. Руки и ноги,
широко раскинутые, были привязаны к кольям, вбитым в землю. Под спину каждой
из них было подложено бревно, в результате чего тело выгибалось. Их  ожидала
страшная пытка.
   Ни присутствующие на площади кентавры, увлеченные  предстоящим  зрелищем,
ни пораженные ужасом женщины не заметили, как сквозь пролом в ограде на край
площади вошли двое. Никто поначалу ничего не понял, увидя,  как  тело  вождя
распалось вдруг на две половины, бьющие в предсмертных судорогах копытами. И
только тогда, когда смертельный луч ворвался в толпу кентавров,  начав  свою
дикую пляску, кромсая на части обезумевших от страха  недавних  победителей