▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╧Ёшъы■ўхэш 
   ╧Ёшъы■ўхэш 
      ─■ьр └ыхъёрэфЁ. ─тх ─шрэ√ -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  -
, а это один из самых завидных военных чинов. Все это поможет мне восстановить честь и славу имени, завещанного мне предками. Ты и для этого нужна мне, Алоиза. Нужна, наконец, и потому, что я счастлив, ибо, повторяю, меня любит Диана, да, да, прежняя Диана, подруга моего детства, которая не забыла своей доброй Алоизы, хотя и называет своим отцом короля. Так вот, Алоиза: дочь короля и герцогини де Валантинуа, вдова герцога де Кастро никогда не забывала и всем сердцем всегда любила своего безвестного друга из Вимутье. Она мне призналась в этом час назад, и ее сладостный голос еще звучит в моем сердце. Так приезжай же, Алоиза! Право же, я так счастлив, что не в силах сносить одиночество". XI. МИР ИЛИ ВОЙНА? 7 июня Королевский совет заседал в полном составе. Рядом с Генрихом II и принцами крови расположились коннетабль Анн де Монморанси, кардинал Лотарингский и брат его Карл де Гиз, архиепископ Реймский, канцлер Оливье де Лаквиль, президент Бертран, граф Омальский, графы Седан, Юмьер и Сент-Андре с сыном. Виконт д'Эксмес в качестве капитана гвардии стоял у дверей с обнаженной шпагой. Весь интерес заседания, как и всегда, заключался в своеобразном состязании в честолюбии между враждующими домами Монморанси и Гизов, представленных в Совете на сей раз самим коннетаблем и кардиналом. - Государь, - говорил кардинал Лотарингский, - опасность велика, враг у ворот. Огромная армия скапливается во Фландрии, и завтра же Филипп Второй может вторгнуться на нашу территорию, а Мария Английская - объявить нам войну. Государь, тут нужен бесстрашный полководец, молодой и сильный, который бы мог действовать смело и решительно и одно имя которого уже приводило бы в трепет испанца. - Каково, например, имя вашего брата, господина де Гиза, - иронически вставил Монморанси. - Да, таково имя моего брата, вы правы, - отрезал кардинал, - таково имя победителя при Меце, Ренти и Валенцы. Да, государь, именно герцога де Гиза необходимо как можно скорее отозвать из Италии, где он испытывает недостаток в средствах, где ему только что пришлось снять осаду с Чивителлы и где он и его армия превращаются в никому не нужную обузу, тогда как здесь они послужили бы верным оплотом против вторжения чужеземцев. Король небрежно повернулся в сторону коннетабля, как бы говоря ему: ваше слово. - Государь, - заговорил господин де Монморанси, - отзовите армию, тем более что это блистательное завоевание Италии, как я и предсказывал, кончается смехотворно. Но для чего вам ее отводить? Посмотрите, какие известия получены с севера: на границе с Нидерландами все спокойно; Филипп Второй трепещет, Мария Английская безмолвствует. От вас самих зависит возобновить перемирие, государь, или продиктовать условия мира. Вам нужен не полководец, действующий очертя голову, а министр, опытный и благоразумный, не ослепляемый честолюбивым пылом молодости, способный заложить основы достойного и почетного для Франции прочного мира. - Нужен такой министр, например, как сам господин коннетабль, - язвительно вставил кардинал Лотарингский. - Да, как я! - надменно вскинулся Анн де Монморанси. - Я открыто советую королю не волноваться из-за какой-то там войны, вести которую придется лишь в том случае, если он сам пожелает воевать. Внутренние дела, состояние финансов, интересы религии заслуживают гораздо большего внимания; и рассудительный дипломат нам нужен сейчас во сто раз больше, чем самый предприимчивый военачальник. - И во сто раз больше иметь право притязать на благосклонность его величества, не так ли? - едко спросил кардинал Лотарингский. - Его высокопреосвященство закончил мою мысль, - хладнокровно продолжал Монморанси, - и коли уж затронули этот вопрос, я дерзну попросить у его величества доказательства того, что мои миролюбивые усилия ему приходятся по душе. - Какое еще доказательство? - вздохнул король. - Государь, я умоляю ваше величество открыто объявить о чести, оказанной вами моему дому, - о согласии на брак моего сына с герцогиней Ангулемской. Я нуждаюсь в этом официальном подтверждении и в этом торжественном обещании, чтобы твердой поступью продолжать свой путь, не терзаясь сомнениями моих друзей и нелепыми нападками моих врагов. Этот смелый выпад встречен был двояко: возгласами одобрения или возмущения в зависимости от симпатии и склонностей того или другого члена Совета. Габриэль вздрогнул и побледнел, но тут же приободрился, когда кардинал Лотарингский живо ответил: - Насколько я знаю, булла святого отца, расторгающая брак Франциска де Монморанси и Жанны де Фиен, еще не прибыла и может вообще не прибыть. - Тогда можно будет обойтись и без нее, - сказал коннетабль. - Эдиктом можно объявить недействительными тайные браки. - Разумеется, можно поступить и так, - отозвался король, по слабости характера и равнодушию готовый, казалось, уступить настойчивости коннетабля. Габриэль, чтоб не упасть, вынужден был опереться на шпагу. Глаза у коннетабля заискрились от радости. Партия мира, благодаря его наглой беззастенчивости, по-видимому, решительно восторжествовала. Но в этот миг во дворе зазвучали трубы. Играли какой-то незнакомый мотив. Члены Совета обменялись недоуменными взглядами. Почти одновременно вошел церемониймейстер и, низко поклонившись, доложил: - Сэр Эдуард Флеминг, герольд Англии, ходатайствует о чести предстать пред его величеством. - Введите герольда Англии, - удивленно, но спокойно ответил король. По знаку Генриха вокруг него расположились дофин и принцы, а за ними - остальные члены Королевского совета. Появился герольд, сопутствуемый только двумя оруженосцами. Он поклонился сидевшему в кресле королю. Тот небрежно кивнул ему. После этого герольд провозгласил: - "Мария, королева Англии и Франции, Генриху, королю Франции. За связь и дружбу с английскими протестантами, врагами нашей веры и нашего отечества, и за предложение и обещание помогать и покровительствовать им, мы, Мария Английская, объявляем войну на суше и на море Генриху Французскому". И в залог этого вызова я, Эдуард Флеминг, герольд Англии, бросаю здесь мою боевую перчатку. Повинуясь жесту короля, виконт д'Эксмес поднял перчатку сэра Флеминга. - Благодарю, - сухо обратился Генрих к герольду. Затем, отстегнув великолепную цепь, которая была на нем, он передал ее герольду через Габриэля и произнес, снова наклонив голову: - Можете удалиться. Тот отвесил глубокий поклон и вышел. Спустя минуту снова зазвучали английские трубы, и только тогда король нарушил молчание. - Сдается мне, - сказал он коннетаблю, - что вы несколько поторопились, обещая нам мир и уверяя нас в добрых намерениях королевы Марии. Это покровительство, якобы оказываемое нами английским протестантам, - лишь благочестивый предлог, прикрывающий любовь нашей сестры, королевы Английской, к ее молодому супругу Филиппу Второму. Война с двумя супругами... Ну, что там? Что еще случилось, Флоримон? - Государь, - доложил вернувшийся церемониймейстер, - экстренный курьер от господина пикардийского губернатора. - Будьте добры, господин кардинал, - любезно попросил король, - просмотрите почту. Кардинал вернулся с депешами и передал их Генриху. - Ну, господа, - сказал король, пробежав их, - вот и новости другого сорта. Войска Филиппа Второго... собираются в Живе, и господин Гаспар де Колиньи [Гаспар де Колиньи (1519-1572) - военачальник и крупный государственный деятель С 1569 года стоял во главе гугенотов; убит в Варфоломеевскую ночь] доносит нам, что их возглавляет герцог Савойский. Достойный противник! Ваш племянник полагает, господин коннетабль, что испанская армия готовится штурмовать Мезьер и Рокруа, чтобы отрезать Мариенбург. Он срочно просит подкреплений для усиления этих пунктов и отражения первых атак. Волнение охватило всех собравшихся. - Господин де Монморанси, - продолжал король, спокойно улыбаясь, - не везет вам сегодня с предсказаниями. Мария Английская безмолвствует, говорили вы, а нас только что оглушили ее трубы. Филипп Второй... трепещет, и Нидерланды спокойны, говорили вы также, а король Испанский так же мало нас боится, как и мы его. Во Фландрии, видимо, идет немалая возня. Так что, думается, благоразумные дипломаты должны ныне уступить место смелым полководцам. - Государь, - отозвался Анн де Монморанси, - я коннетабль Франции, и война мне лучше знакома, чем мир. - Это верно, кузен, - ответил король, - и я с удовольствием вижу, что ваш воинственный дух воспрянул. Извлеките же свой меч из ножен, я буду только этому рад. Я хотел всего лишь сказать, что война должна отныне стать единственной нашей заботой... Господин кардинал Лотарингский, напишите своему брату, герцогу де Ги-зу, что ему следует вернуться немедленно. Ну, а внутренние и семейные дела придется на время отложить... Что же касается брака герцогини Ангулемской, то мы, пожалуй, хорошо сделаем, если дождемся санкции папы. Коннетабль скорчил гримасу, кардинал усмехнулся, Габриэль вздохнул с облегчением. - Господа, - продолжал король, стряхнувший с себя, казалось, всю свою вялость, - господа, надо нам зрело обдумать множество важных вопросов. Сейчас мы закончим, но вечером соберемся опять. Итак, до вечера, и боже храни Францию! - Да здравствует король! - воскликнули члены Совета в один голос и разошлись. XII. МОШЕННИК ВДВОЙНЕ Озабоченный коннетабль возвращался от короля. Метр Арно дю Тиль вышел ему навстречу и тихо окликнул его: - Монсеньер, одно слово... - Что такое? - вырвалось у коннетабля. - Ах, это вы, Арно? Что вам от меня нужно? Сегодня я совершенно не расположен к беседе... - Да, я понимаю, - сказал Арно, - монсеньер огорчен оборотом дела со свадьбой госпожи Дианы и господина Франциска. - Как ты успел уже проведать об этом, мошенник? Но, в сущности, плевать мне на то, что об этом знают. Ветер благоприятствует дождю и Гизам, вот это несомненно. - А завтра ветер подует в сторону ведра и Монморанси, - осклабился шпион, - и если сегодня король против этого брака, то завтра он может переменить решение. Пожалуй, дело сейчас не в короле. На нашем пути вырастает новое значительное препятствие, монсеньер. - Откуда же ждать препятствия более значительного, чем немилость или хотя бы только холодность короля? - Со стороны герцогини Ангулемской, например, - ответил Арно. - Что-то ты учуял, ищейка? - подошел к нему явно заинтересованный коннетабль. - А на что же иное, по-вашему, ушли у меня минувшие две недели, монсеньер? - Да, о тебе давненько не было слышно. - Ну, вот видите! - подхватил гордо Арно. - А вы-то меня упрекали, что я слишком часто попадаю в донесения полицейских дозоров. Кажется, последние две недели я работал осмотрительно и бесшумно. - Это верно, - подтвердил коннетабль, - и я немало удивлялся, что мне не приходится выручать тебя из узилищ, каналья. Ты ведь если не играешь, то пьянствуешь или если не дерешься, то развратничаешь. - Но истинным героем последних двух недель был не я, монсеньер, а некий оруженосец нового капитана гвардии виконта д'Эксмеса, по имени Мартен-Герр. - Да, да, припоминаю, Мартен-Герр заменил Арно дю Тиля в рапортах, которые мне представляют каждый вечер. - Кого недавно подобрал мертвецки пьяным дозор? - спросил Арно. - Мартен-Герра. - Кто подрался из-за шулерских игральных костей и пырнул шпагой самого красивого из жандармов французского короля? - Опять же Мартен-Герр. - Наконец, кого вчера накрыли на попытке похитить жену слесаря, метра Горжю? - Все того же Мартен-Герра. Этот негодяй так и просится на виселицу. Должно быть, не большего стоит и его хозяин, виконт д'Эксмес, за которым я поручил тебе наблюдать; он вечно выгораживает и защищает своего оруженосца, уверяя, что нет человека более смирного и добропорядочного. - То же самое вы, по доброте душевной, не раз говорили и обо мне, монсеньер. Мартен-Герр думает, что он одержим дьяволом. В действительности же он одержим мною. - Как? Что это значит? Не сатана ли ты? - в ужасе вскричал коннетабль, крестясь. Ведь он был невежествен, как рыба, и суеверен, как монах. Метр Арно ответил только сатанинским смешком и, заметив, что коннетабль достаточно напуган, сказал: - О нет, я не черт, монсеньер. Чтобы вы убедились в этом и успокоились, я прошу у вас пятьдесят пистолей. Будь я чертом, согласитесь, мне бы не нужны были деньги и я бы сам себя выручал из затруднительных положений. - Ты прав, - облегченно вздохнул коннетабль, - и вот тебе пятьдесят пистолей. - Я их заслужил, монсеньер, завоевав доверие виконта д'Эксмеса. Я, правда, не дьявол, но я немножко колдун, и стоит мне надеть особый, темного цвета камзол и желтые штаны, как виконт начинает беседовать со мною, точно с испытанным, старым другом, от которого нет у него тайн. - Гм!.. Все это пахнет веревкой, - хмыкнул коннетабль. - Метр Нострадамус [Мишель Нотрдам, иначе Нострадамус (1503- 1566) - французский врач и знаменитый астролог. В книге "Сотни" поместил несколько сот предсказаний в виде четверостиший (в одном из них предсказывал, что конец мира произойдет в 1886 году)], едва взглянув на меня, когда я однажды проходил мимо него по улице, предсказал мне по моей физиономии, что я кончу жизнь между небом и землей, так что я смирился со своим жребием, а это бесценное преимущество. Человек, которому суждено кончить виселицей, не боится ничего, даже петли. Для начала я сделался двойником оруженосца виконта д'Эксмеса. Ну вот, знаете ли вы, догадываетесь ли вы, кто такой этот виконт? - Знаю, конечно: яростный сторонник Гизов. - Хуже того: он счастливый возлюбленный госпожи де Кастро. - Что ты плетешь, бездельник, и откуда это известно тебе? - Я сказал, что у него от меня нет секретов. Это я чаще всего отношу записки его любезной и приношу ответы. Я в наилучших отношениях с камеристкой этой дамы, причем камеристка только удивляется непостоянству характера своего кавалера: сегодня он предприимчив, как паж, а завтра робок, как монашенка. Виконт д'Эксмес и герцогиня де Кастро трижды в неделю встречаются у королевы, а пишут друг другу ежедневно. Однако - верьте или не верьте - их любовь безгрешна. Они любят друг друга, как херувимы, и, по-видимому, с детских лет. Время от времени я заглядываю в их письма, и они меня умиляют. Госпожа Диана ревнует, и представьте себе, к кому, монсеньер, - к королеве! Но она совсем не права, бедняжка. Возможно, что королева неравнодушна к виконту... - Арно, вы клеветник! - остановил его коннетабль. - Но ваша усмешка, монсеньер, достаточно выразительна! - продолжал негодяй. - Вполне возможно, говорю я, что королева к нему неравнодушна, но виконт-то равнодушен к королеве, в этом нет никакого сомнения. Любят друг друга эти два голубка, как в Аркадии [Аркадия - страна счастливых пастухов и пастушек в так называемых пастушеских романах XVII-XVIII веков, слащаво изображавших сельскую жизнь], безупречной любовью, трогающей меня, как нежный пастушеский или рыцарский роман, что, впрочем, не помешало мне, прости меня боже, выдать этих птичек за пятьдесят пистолей. Но согласитесь, монсеньер, я неплохо начал и вполне заслужил свои пятьдесят пистолей. - Пусть так, - сказал коннетабль, - но я тебя еще раз спрашиваю, откуда у тебя эти сведения? - Ах, монсеньер, простите, пока это мой секрет. Вы можете разгадать его, если пожелаете, но я еще должен таить его от вас. Впрочем, способы мои не имеют для вас ни малейшего значения, вам лишь бы достичь своих целей. А ваша главная цель - быть посвященным в планы и поступки, которые могут вам повредить, и мне кажется, что сегодняшнее мое донесение небезынтересно для вас, монсеньер, и не бесполезно. - Разумеется, плут. Но надо и впредь следить за этим проклятым виконтом. - Буду следить, монсеньер. Я предан вам так же, как и своим порокам. Вы будете доставлять мне пистоли, я вам - сведения, вот мы и будем довольны друг другом. Но кто-то идет... Женщина!.. Черт! Имею честь кланяться, монсеньер. - Кто же это? - близоруко прищурился коннетабль. - О, сама герцогиня де Кастро! Она, вероятно, идет к королю, и нельзя допустить, чтоб она увидела вас со мной... Я исчезаю... И он быстро ушел. Что же касается коннетабля, то он, поколебавшись, решил лично удостовериться в правоте слов Арно и двинулся навстречу герцогине Ангулемской. - Вы направляетесь в кабинет его величества, герцогиня? - спросил он ее. - Да, господин коннетабль. - Боюсь, что король не будет расположен к беседе с вами, - продолжал Монморанси, обеспокоенный возможными результатами этой беседы, - и важные вести, только что полученные... - Они-то и делают этот момент как нельзя более удобным для меня, сударь. - А для меня неудобным. Вы ведь, сударыня, относитесь к нам очень враждебно. - Господин коннетабль, я ни к кому не питаю вражды. - Не питаете вражды? Что ж, вы и впрямь способны только любить? - спросил Анн де Монморанси так выразительно, что Диана покраснела и опустила глаза. - И не эта ли любовь побуждает вас противиться так долго желаниям короля и домогательствам моего сына? Диана в замешательстве промолчала. "Арно сказал мне правду, - подумал коннетабль, - она любит этого красивого вестника триумфов герцога де Гиза". - Господин коннетабль, - ответила наконец Диана, - мой долг - повиноваться его величеству, но мое право - обращаться с просьбами к своему отцу. - Итак, - заключил коннетабль, - вы все же намерены пойти к королю. - Да, намерена. - Хорошо! Тогда я пойду к госпоже де Валантинуа, сударыня. - Воля ваша, сударь. Они поклонились друг другу и разошлись в разные стороны. XIII. ВЕРШИНА БЛАЖЕНСТВА - Вот что, Мартен, - говорил в тот же день и почти в тот же час Габриэль своему оруженосцу, - я должен пойти произвести обход и вернусь домой лишь через два часа. А вы, Мартен, будьте через час в обычном месте и ждите письма, важного письма, которое, как всегда, передаст вам Жасента. Принесите мне его не мешкая. Поняли? - Понял, монсеньер, но должен просить у вас милости. - Слушаю вас. - Дайте мне гвардейца в провожатые, монсеньер, заклинаю вас. - Гвардейца в провожатые? Что это за новое безумство? Чего ты боишься? - Себя самого, монсеньер, - жалобным тоном ответил Мартен. - По-видимому, я в эту ночь опять набезобразничал. До сих пор никогда я не был ни пьяницей, ни игроком, ни драчуном. А теперь я распутник! Поверите ли вы, сударь, я имел низость попытаться в эту ночь похитить женщину! Да, похитить! К несчастью, или, вернее, к счастью, меня задержали, и, если бы не мое имя и не ваш авторитет, пришлось бы мне ночевать в тюрьме. - Но как же, Мартен? Приснилось это тебе или в самом деле нашло на тебя такое затмение? - Приснилось? Вот протокол, монсеньер. Да, было время, когда я думал, что все эти позорные поступки были страшными кошмарами или что дья

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє