▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╧Ёшъы■ўхэш 
   ╧Ёшъы■ўхэш 
      ─■ьр └ыхъёрэфЁ. ─тх ─шрэ√ -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  -
раведливость и герцогу Немуру. Когда он увидел подобное пренебрежение к своей подписи, он вне себя от гнева и отчаяния три недели ходил от кардинала к герцогу, от королевы к королю и обратно, прося, доказывая, умоляя спасти его честь, а заодно и Кастельно. Но канцлер Оливье, к которому его направили, объявил ему, что король не может иметь обязательств перед мятежниками и никак не отвечает за обещания, данные от его имени. Теперь он, как и Габриэль, пришел на это тягостное зрелище с тайной мыслью спасти Кастельно хоть в последнюю минуту. Тем временем герцог де Гиз, восседавший на коне перед самой трибуной, дал знак, и снова застучал топор палача. За четверть часа скатилось еще восемь голов. Король был близок к обмороку. Но вот у подножия эшафота осталось только четверо осужденных. Секретарь прочитал: - Альбер Эдмон Роже, граф де Мазер, повинный в ереси, оскорблении величества и вооруженном покушении на особу короля! - Неправда! - возразил граф де Мазер и, показав народу почерневшие руки и истерзанную пытками грудь, добавил: - Вот что сделали со мной именем короля! Но я знаю, что ему об этом ничего не известно, и поэтому - да здравствует король! Голова его упала. Трое последних протестантов, стоявшие у подножия эшафота, снова затянули псалом. Секретарь суда не умолкал: - Жан Луи Альберик, барон де Ронэ, повинный в ереси, оскорблении величества и в вооруженном покушении на особу короля! - Ты и твой кардинал - подлые лжецы! - воскликнул Ронэ и положил голову на плаху. Осталось двое. - Робер Жан Ренэ Брикмо, граф де Вильмонжи, повинный в ереси... - продолжал секретарь свой кровавый перечень. Вильмонжи омочил пальцы в крови Ронэ и поднял их к небу: - Отец небесный! Вот кровь твоих детей, отомсти за них! - И пал мертвый. Кастельно остался один, он пел: Коварный враг в открытом поле Готовил западню для нас, Но только лишь по божьей воле Мы стали пленными сейчас. Ради спасения Кастельно герцог Немур не жалел денег. Секретарь, даже сами палачи были основательно задобрены. Поэтому первый палач сказался усталым, а для замены его другим потребовалось время. Воспользовавшись неожиданным перерывом, Габриэль посоветовал герцогу рискнуть еще раз, и Иаков Савойский, наклонившись к герцогине де Гиз, шепнул ей что-то на ухо. Герцогиня, имевшая большое влияние на королеву, поднялась с места и, как бы не в силах перенести это кровавое зрелище, произнесла с таким расчетом, чтобы Мария расслышала ее слова: - Ах! Для женщины это слишком тяжело! Поглядите, королеве нехорошо! Но кардинал Лотарингский устремил на невестку суровый взгляд: - Побольше твердости, сударыня! Вспомните: вы супруга герцога де Гиза! - Вот это-то меня и пугает, - ответила герцогиня. - В такое время ни одна мать не может быть спокойной: ведь вся эта кровь и вся эта злоба падут на головы наших детей! - Как жалки эти женщины! - пробормотал кардинал, сам не из храброго десятка. В разговор вмешался герцог Немур. - Это зловещее зрелище ужасает не только одних женщин. Разве вас, принц, - обратился он к Конде, - не волнует оно? - Принц - солдат, он привык смотреть смерти в лицо, - едко усмехнулся кардинал Лотарингский. - Да, в бою! Но не на эшафоте! - мужественно ответил принц. - Неужели принц крови способен жалеть бунтовщиков? - спросил Карл Лотарингский. - Я жалею доблестных воинов, которые всегда достойно служили Франции и королю! Что еще мог сказать принц, сам находившийся под подозрением? Герцог Немур понял его и обратился к Екатерине Медичи. - Поглядите, государыня, там остался только один, - сказал он, намеренно не называя имени Кастельно. - Неужели нельзя спасти хоть одного?! - Я ничего не могу сделать, - сухо ответила Екатерина и отвернулась. Тем временем Кастельно поднимался по лестнице и пел: Будь господь благоприятен, Величье мне свое яви, Твой образ, строг и благодатен, Пусть светит мне лучом любви! Взволновавшаяся толпа, забыв на минуту о своем страхе перед шпионами и мушарами, грозно заревела: - Пощады! Пощады! Оттягивая время, секретарь медленно вычитывал: - Мишель Жан Луи, барон Кастельно де Шалосс, повинный и уличенный в оскорблении величества, ереси и покушении на особу короля. - Мои судьи могут сами засвидетельствовать, что обвинение ложно! Нельзя признать низвержение тирании Гизов оскорблением величества! - во весь голос крикнул Кастельно и мужественно обратился к палачу: - А теперь делай свое дело! Но палач, заметив легкое движение на трибунах, решил оттянуть время и сделал вид, будто подправляет свой топор. - Топор порядком затупился, господин барон, - сказал он ему вполголоса, - а вы стоите того, чтобы помереть с первого удара... И кто знает, что может дать одна минута... Сдается мне, что дела там складываются вам на пользу... Толпа снова зашумела: - Пощады! Пощады! В эту минуту Габриэль, отбросив всякую осторожность, громко воззвал к Марии Стюарт: - Пощады, королева! Мария обернулась, увидела его пронизывающий взгляд, поняла всю силу его отчаяния и бросилась на колени перед королем: - Государь, на коленях молю вас! Спасите хоть одну единственную душу! - Государь! - с другой стороны взывал герцог Немур. - Неужто мало пролито крови? Привстаньте, государь! Достаточно одного вашего взгляда, чтоб помиловать его! Франциск вздрогнул. Эти слова поразили его, и он решительно протянул королеве руку. Папский нунций сурово одернул его: - Помните, что вы христианнейший король из королей! - Вот именно, христианнейший! - твердо сказал Франциск. - Да будет барон де Кастельно помилован! Но кардинал Лотарингский, услыхав первые же слова, торопливо махнул рукой палачу. И когда Франциск произнес: "помилован", голова Кастельно уже катилась по ступеням эшафота... На следующий день принц Конде отбыл в Наварру. XXX. ПОЛИТИКА НА ИНОЙ МАНЕР После этой страшной церемонии состояние здоровья Франциска II, и без того не блестящее, заметно ухудшилось. Месяцев семь спустя, в конце ноября 1560 года когда по случаю созыва Генеральных штатов двор находился в Орлеане, семнадцатилетний король слег. В ночь на 4 декабря у постели короля разыгрывалась душераздирающая драма, развязка которой зависела от исхода болезни сына Генриха II. В нескольких шагах от забывшегося сном больного и стоявшей рядом заплаканной Марии Стюарт сидели друг против друга мужчина и женщина. Это были Карл Лотарингский и Екатерина Медичи. Екатерина Медичи, никому не прощавшая зла и затаившаяся было поначалу, неожиданно пробудилась от своего недолгого сна. Толчком к этому послужила Амбуазская смута. Все растущая злоба против Гизов толкала ее в бурное море политики, и за эти семь месяцев она уже успела заключить тайный союз с принцем Конде и Антуаном Бурбонским и даже - опять же тайком - помирилась со старым коннетаблем Монморанси. Во имя одной ненависти она забывала другую. Но Гизы тоже не дремали. Они созвали в Орлеане Генеральные штаты и обеспечили себе этим преданное большинство. На созыв Генеральных штатов они пригласили короля Наваррского и принца Конде. Екатерина Медичи тут же поспешила предупредить их о грозящей им опасности, но, когда кардинал Лотарингский именем короля обещал им неприкосновенность, оба они все же явились в Орлеан. В первый же день их приезда Антуан Наваррский был подвергнут домашнему аресту, а принц Конде брошен в темницу. Затем особо назначенная комиссия рассмотрела дело Конде и под давлением Гизов вынесла ему смертный приговор. Для приведения приговора в исполнение не хватало только подписи канцлера л'Опиталя. И в этот поздний час, 4 декабря, должно было решиться, кто возьмет верх: либо партия Гизов во главе с Франциском и Карлом Лотарингским, либо Бурбоны, которыми тайно руководила Екатерина Медичи. Судьба тех и других была в слабых руках этого задыхающегося от боли венценосного юноши. Если Франциск II протянет еще хоть несколько дней, принц Конде будет казнен, короля Наваррского подколют в какой-нибудь драке, Екатерину Медичи вышлют во Флоренцию, и благодаря Генеральным штатам Гизы станут безграничными властителями, а может быть, и коронованными повелителями. Если же молодой король умрет раньше, чем оба его дражайшие дядюшки избавятся от своих врагов, то борьба возобновится, но при обстоятельствах, далеко не благоприятных для них. Таким образом, в эту холодную декабрьскую ночь Екатерина Медичи и Карл Лотарингский не находили себе места от беспокойства. Впрочем, волновала их не столько жизнь или смерть молодого короля, сколько собственная победа или поражение. Одна лишь Мария Стюарт, самоотверженно ухаживая за своим любимым супругом, не ломала себе голову над тем, что сулит ей будущее. Но не следует думать, будто взаимная глухая ненависть Екатерины и кардинала хоть в какой-то мере отражалась в их поведении или в словах. Напротив, никогда они не были столь учтивы и столь благожелательны друг к другу, как сейчас. И как раз в ту минуту, когда Франциск заснул, они, давая пример нежнейшей дружбы, вполголоса делились своими заветными, задушевными мыслями. Оба они придерживались правил итальянской политики, образчики которой мы уже видели в действии: Екатерина, как всегда, скрывала свои тайные мысли, а Карл Лотарингский, как всегда, делал вид, будто он ни о чем не подозревает. Так они и беседовали, уподобившись двум шулерам, которые играют по-своему честно, хотя и пользуются краплеными картами. - Да, государыня, - вздыхал кардинал, - да, этот бестолковый канцлер л'Опиталь упорствует в своем нежелании подписать приговор принцу. До чего же вы, государыня, были правы, когда полгода назад открыто противились его назначению вместо Оливье! - Разве так? И нет иной возможности преодолеть его сопротивление? - спросила Екатерина, которая сама же внушила л'Опиталю мысль об этом сопротивлении. - Я его запугивал, я перед ним заискивал, я всячески его улещал, - уверял Карл Лотарингский, - но он остался непреклонен. - Но почему не воздействует на него герцог? - Ничто не может стронуть с места овернского мула! К тому же мой брат объявил, что не намерен вмешиваться в это дело. - В этом-то и главное препятствие! - заметила Екатерина, с трудом скрывая свою радость. - Но есть один способ, которым можно обойти всех канцлеров мира. - Есть способ? Какой же? - Дать подписать приговор королю! - Королю? Разве король имеет на это право? - Да, и в крайнем случае мы к нему прибегнем. - Но что скажет канцлер? - заволновалась Екатерина. - Поворчит, по своему обыкновению, погрозит, что вернет печать... - спокойно ответил Карл Лотарингский. - А если он действительно вернет ее? - Тем лучше! Помимо всего, мы еще и избавимся от крайне неприятного надзора! Помолчав, Екатерина спросила: - Когда, по-вашему, должен быть подписан приговор? - В эту же ночь, государыня. - А когда он будет приведен в исполнение? - Завтра. Королеву бросило в дрожь. - В эту ночь! Завтра! И не думайте об этом! Король болен, слаб, он в полузабытьи, он даже не способен понять, чего вы от него требуете... - Для того чтобы подписать, понимать не нужно. - Но он же пера в руке не удержит! - Его руку можно направить, - продолжал Карл Лотарингский, наслаждаясь ужасом, который сквозил во взгляде его любезной собеседницы. - Прислушайтесь к моему совету, кардинал, - многозначительно проговорила Екатерина. - Конец моего несчастного сына ближе, чем вы предполагаете... Знаете ли вы, что мне сказал Шапелен, главный врач? Чудом будет, если он доживет до завтрашнего вечера! - Тем больше причин у нас поторопиться, - холодно заметил кардинал. - Хорошо, но если Франциска Второго завтра не станет, на престол взойдет Карл Девятый и регентом при нем будет, вероятно, король Наваррский. Какой страшный счет он предъявит вам за позорную гибель своего брата! Не придется ли вам на себе узнать, что такое суд и приговор? - Э, государыня, кто ничем не рискует, тот никогда не выигрывает! - горячо воскликнул раздосадованный кардинал. - И потом, кто знает, будет ли Антуан Наваррский регентом? Кто знает, не ошибся ли этот самый Шапелен? Король-то все-таки жив! - Тише, дядя! - замахала руками Мария Стюарт. - Вы разбудите короля... Глядите, вы же его разбудили... - Мари... Где ты? - раздался слабый голос Франциска. - Я здесь, рядом с вами, государь. - Как тяжело... Голова как в огне... А в ухе будто все время кинжалом вращают. Эх, все кончено, со мною все кончено... - Не говорите так! - разрыдалась Мария. - Бедная, милая Мари! А где Шапелен? - В соседней комнате. А здесь ваша матушка и мой дядя кардинал. Хотите на них взглянуть? - Нет, нет, только на тебя, Мари... Повернись немного в сторону... Вот так... Чтобы мне хоть разок еще поглядеть на тебя... - Мужайтесь, - заговорила Мария, - бог милостив... - Тяжело... Я ничего не вижу... плохо слышу... Мари, где твоя рука?.. - Вот она... - всхлипнула Мария, припав головой к плечу мужа. - Душа моя принадлежит богу, а сердце - тебе, Мари! Навсегда!.. И умереть в семнадцать лет!.. - Нет, нет, вы не умрете! Боже, за что такая кара? - Не плачь, Мари... Мы встретимся там... В этом мире я ни о чем не жалею, только о тебе... Мне кажется, что без меня ты будешь страдать... ты будешь одинока... Бедная ты моя... - Обессилев, король откинулся на подушки и погрузился в тяжелое молчание. - Нет, вы не умрете, вы не умрете, государь! - воскликнула Мария. - Слушайте, еще есть одна последняя возможность, и я верю в нее... - Что вы этим хотите сказать? - удивилась Екатерина. - Да, - ответила Мария, - короля еще можно спасти, он будет спасен. Существует на свете один знаменитый человек, тот самый, что спас в Кале жизнь моему дяде... - Метр Амбруаз Парэ? - спросил кардинал. - Да, метр Амбруаз Парэ! Могут сказать, что он окаянный еретик и что если он даже согласится помочь королю, то доверять ему все равно нельзя... - Это сущая правда, - перебила ее Екатерина Медичи. - А если я ему доверяю? Я! - воскликнула Мария. - Истинный гений не бывает предателем! Тот, кто велик, государыня, тот и благороден! Я послала за ним надежного друга, который обещал сегодня же его привести. - И кто же этот друг? - спросила Екатерина. - Это граф Габриэль де Монтгомери. И не успела Екатерина рта раскрыть от возмущения, как госпожа Дейелль, первая статс-дама Марии Стюарт, вошла в комнату и доложила своей госпоже: - Граф Габриэль де Монтгомери прибыл и ждет приказаний, государыня! - О, пусть он войдет! Пусть войдет! - с надрывом крикнула Мария. XXXI. ПРОБЛЕСК НАДЕЖДЫ - Погодите! - властно отчеканила Екатерина Медичи. - Не впускайте этого человека, пока я не уйду. Возможно, вы и жаждете доверить жизнь сына тому, кто лишил жизни его отца, но я-то отнюдь не желаю снова видеть и слышать убийцу моего супруга! Все это возмутительно, а посему я удаляюсь до его прихода. - И она вышла, даже не взглянув на своего умирающего сына. Но зато, уходя в свои покои, она намеренно не задернула портьеру и, захлопнув дверь, тут же жадно приникла к замочной скважине, дабы слышать и видеть все, что произойдет в комнате короля. Габриэль вошел в сопровождении госпожи Дейелль, преклонил колено, поцеловал руку королеве и низко поклонился кардиналу. - Что скажете? - нетерпеливо спросила Мария Стюарт. - Скажу, государыня, что я уговорил метра Парэ. Он здесь. - Благодарю, благодарю вас, преданный друг! - Но разве королю стало хуже, государыня? - шепотом спросил Габриэль, с беспокойством взглянув на бледного и неподвижного Франциска II. - Увы, никакого улучшения! - всхлипнула королева. - Трудно вам было уговорить метра Амбруаза? - Не слишком, государыня. Его и раньше приглашали, но в таких выражениях, что ему оставалось только отказаться. Ему заявляли, что он должен честью и головою поручиться за жизнь короля, даже не осмотрев его. От него не скрывали, что он, как протестант, опасен для гонителя протестантов. Словом, к нему проявили столько недоверия, ему ставили такие жесткие условия, что он вынужден был наотрез отказаться. Впрочем, посланцы не выказывали особой настойчивости! - Неужели они в такой форме передали наши предложения господину Парэ? - усомнился кардинал. - Но ведь мы лично, мой брат и я, два или три раза посылали к нему людей, и всегда они возвращались с отказом, с непонятными отговорками. А мы-то думали, что наши посланцы - вполне надежные люди! - Так ли оно было, ваше преосвященство? - усмехнулся Габриэль. - Метр Парэ принял иное решение после того, как я передал ему милостивые слова королевы. Он убежден, что его намеренно, с преступной целью не желали допустить к больному королю. - Тогда я начинаю понимать! - ответил Карл Лотарингский и прибавил тихо: - Я узнаю в этом милую ручку королевы Екатерины... И в самом деле: ей крайне не выгодно спасти собственного сына... Между тем Мария Стюарт, предоставив кардиналу разбираться в том, что случилось, снова обратилась к Габриэлю: - Так метр Парэ последовал за вами? - По первому моему слову! - Он здесь? - Он ждет вашего разрешения войти. - Пусть сейчас же войдет! Сейчас же! Габриэль вышел и через мгновение вернулся вместе с хирургом. Спрятавшись за дверью, Екатерина затаила дыхание. Мария Стюарт подбежала к Амбруазу и, взяв его за руку, повела к постели больного, отрывисто бросая на ходу: - Спасибо, что вы пришли, метр... Я надеюсь на вашу преданность, так же как и на вашу науку... Пойдемте скорее к постели короля... Не успел Амбруаз Парэ опомниться, как уже стоял перед королем. Тот едва слышно стонал. Хирург внимательно всмотрелся в его осунувшееся, словно иссушенное страданиями лицо. Потом наклонился над тем, кто был для него только больным, и осторожно прощупал опухоль. Король почувствовал легкое прикосновение руки врача, но не смог приподнять отяжелевшие веки. - Ох, болит! - жалобно прошептал он. - Больно... Неужели вы не поможете мне?.. В комнате было темновато, и Амбруаз жестом попросил Габриэля придвинуть к нему светильник, но Мария опередила Габриэля и сама посветила хирургу. Тщательное и молчаливое обследование длилось минут десять. Потом Амбруаз Парэ - строгий, задумчивый - встал и задернул полог постели. Мария Стюарт не смела нарушить его глубокое раздумье и только с тревогой следила за выражением лица Амбруаза Парэ. Что-то он скажет? Каков будет приговор? Прославленный целитель низко опустил голову, и королеве почудился в этом смертельный приговор. - Ну что? - прошептала она, не в силах совладать со своею тревогой. - Неужели никакой надежды? - Только одна и осталась, государыня, - ответил Амбруаз. - Но одна все-таки есть! - Да, есть, но увы, она тоже не бесспорна, и если бы... если бы... - Что - если бы? - Если бы тот, кого я д

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє