╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
елание коротенько
мне пересказать ее, я бы с интересом послушал.
- Ты смеешься, негодяй? - возмутился Габриэль.
- О, ваша светлость, я ли вас не уважаю! Но странное дело, этот другой
"я" причинил мне столько неприятностей, вверг меня в такие страшнейшие
переделки, что теперь я невольно интересуюсь им! Иногда мне кажется, что я
даже люблю этого мошенника!
- Он и впрямь мошенник, - сказал Габриэль.
Он уже был готов поверить рассказу Мартен-Герра, когда в комнату вошла
кормилица, а за ней какой-то крестьянин.
- Что же это, в конце концов, означает? - спросила Алоиза. - Вот этот
человек приехал к нам с известием, что ты, Мартен-Герр, умер!
VI. ДОБРОЕ ИМЯ МАРТЕН-ГЕРРА ПОНЕМНОГУ ВОССТАНАВЛИВАЕТСЯ
- Что я умер? - ужаснулся Мартен-Герр, услыхав слова Алоизы.
- Господи Иисусе! - завопил, в свою очередь, крестьянин, взглянув на
лицо оруженосца.
- Значит, "я", который не "я", помер! Силы небесные! - продолжал
Мартен. - Значит, хватит с меня двойной жизни! Это не так уж плохо, я
доволен. Говори же, дружище, говори, - прибавил он, обращаясь к пораженному
крестьянину.
- Ах, сударь, - едва выговорил посланец, оглядев и ощупав Мартена, -
как это вас угораздило приехать раньше меня? Я ведь торопился изо всех сил,
чтобы выполнить ваше поручение и заполучить от вас десять экю!
- Вот оно что! Но, голубчик ты мой, я тебя никогда не видел, - сказал
Мартен-Герр, - а ты со мной говоришь, будто век меня знаешь...
- Мне ли вас не знать? - изумился крестьянин. - Разве не вы поручили
мне прийти сюда и объявить, что Мартен-Герра повесили?
- Как-как? Да ведь Мартен-Герр - это я!
- Вы? Не может быть! Значит, вы сами объявили о том, что вас повесили?
- спросил крестьянин.
- Да где же и когда я говорил про такое зверство? - допытывался Мартен.
- Значит, все вам сейчас и выложить?
- Да, все!
- Несмотря на то, что вы же предупредили - "молчок"?
- Несмотря на "молчок".
- Ну, ежели у вас такая плохая память, так и быть, расскажу. Тем хуже
для вас, если сами велите! Шесть дней назад поутру я полол сорняки на своем
поле...
- А где оно, твое поле? - перебил Мартен.
- И мне в самом деле нужно вам отвечать? - спросил крестьянин.
- Конечно, дубина!
- Так вот, поле мое за Монтаржи, вот оно где!.. И вот, пока я трудился,
вы проехали мимо. За плечами у вас был дорожный мешок. "Эй, друг, что ты там
делаешь?" - это вы так спросили. "Сорняки полю, сударь мой", - ответил я. "И
сколько тебе дает такая работа?" - "На круг по четыре су в день". - "А не
хочешь заработать сразу двадцать экю за две недели?" - "Ого-го-го!" - "Да
или нет?" - "Еще бы!" - "Так вот. Немедленно отправляйся в Париж. Если ты
ходишь бойко, то через пять или шесть суток будешь там. Спросишь, где
находится улица Садов святого Павла и где там живет виконт д'Эксмес. В его
особняк ты и направишься. Его самого на месте не будет, но ты там найдешь
почтенную даму Алоизу, его кормилицу, и скажешь ей... Слушай внимательно. Ты
скажешь ей: "Я приехал из Нуайона". Понимаешь? Не из Монтаржи, а из Нуайона.
"Я приехал из Нуайона, где две недели назад повесили одну вам знакомую
личность, по имени Мартен-Герр". Запомни хорошенько: Мартен-Герр. "У него
отняли все деньги, и, чтоб он не проговорился, его повесили... Но когда его
волокли на виселицу, он улучил минутку и на ходу шепнул мне, чтоб я сообщил
вам про эту беду. Он мне обещал, что за это вы отсчитаете мне десять экю. Я
сам видел, как его повесили, вот я и пришел..." Вот так ты должен сказать
той доброй женщине. Понял?" - "Хорошо, сударь, - ответил я, - но сначала вы
говорили мне про двадцать экю, а теперь говорите только про десять". -
"Дурачина! Вот тебе задаток - первые десять". - "Тогда в добрый час, -
говорю я. - Ну, а если добрая дама Алоиза спросит меня, каков из себя этот
Мартен-Герр, которого я никогда не видал?" - "Гляди на меня". - "Гляжу". -
"Так вот, ты опишешь ей Мартен-Герра, как будто он - это я!"
- Удивительное дело! - прошептал Габриэль, внимательно слушая этот
странный рассказ.
- Значит, - продолжал крестьянин, - я, сударь, и явился объявить все, о
чем вы мне говорили. А оказалось, вы попали сюда раньше меня! Оно, конечно,
я заглядывал на пути в трактиры... однако поспел вовремя. Вы дали мне шесть
дней, а сегодня как раз шестой день, как я вышел из Монтаржи.
- Шесть дней, - печально и задумчиво промолвил Мартен-Герр. - Шесть
дней назад я прошел через Монтаржи! Н-да... Думается мне, дружище, что
рассказ твой - сущая правда.
- Да нет же, - стремительно вмешалась Алоиза, - напротив, этот человек
просто обманщик! Ведь он уверяет, будто говорил с вами в Монтаржи шесть дней
назад, а вы вот уже двенадцать дней никуда не выходили из дома!
- Так-то оно так, - отвечал Мартен, - но мой двойник...
- И потом, - перебила его кормилица, - нет еще и двух недель, как вас
повесили в Нуайоне, а раньше вы говорили, что повесили вас месяц назад!..
- Конечно, - согласился оруженосец, - сегодня как раз месяц... Но между
тем мой двойник...
- Пустая болтовня! - вскричала кормилица.
- Ничуть, - вмешался Габриэль, - я полагаю, что этот человек указал нам
дорогу истины!
- О, господин, вы не ошиблись! - радостно закивал головой крестьянин. -
А как мои десять экю?
- Можешь не беспокоиться, - сказал Габриэль, - но ты сообщишь нам свои
имя и местожительство. Возможно, со временем ты понадобишься как свидетель.
Я, кажется, начинаю распутывать клубок многих преступлений...
- Но, ваша светлость... - пытался возражать Мартен.
- А сейчас довольно об этом, - оборвал Габриэль. - Ты, Алоиза, последи,
чтоб этот добрый человек ушел, ни на что не жалуясь. В свое время дело это
разрешится... Однако уже восемь часов. Пора идти в Лувр. Если король даже не
примет меня до полудня, я, по крайней мере, поговорю с адмиралом и герцогом
де Гизом.
- После свидания с королем вы сразу же вернетесь домой?
- Сразу же. Не волнуйся, кормилица. Я предчувствую, что, несмотря ни на
что, выйду победителем.
- Да, так оно и будет, если господь бог услышит мою горячую молитву! -
прошептала Алоиза.
- А тебя, Мартен, мы тоже оправдаем и восстановим в своих правах... но
не раньше, чем добьемся другого оправдания и другого освобождения. А пока
будь здоров, Мартен. До свидания, кормилица.
Они оба поцеловали руку, которую им протянул молодой человек. Потом он,
строгий и суровый, набросил на себя широкий плащ, вышел из дома и направился
к Лувру.
"Вот так же много лет назад ушел его отец и больше не вернулся..." -
подумала кормилица.
Когда Габриэль миновал мост Менял и оказался на Гревской площади, он
заметил ненароком какого-то человека, тщательно закутанного в грубый плащ.
Видно было, что незнакомец старается скрыть свое лицо под широкополой
шляпой. Габриэлю почудилось что-то знакомое в его фигуре, однако он не
остановился и прошел мимо.
Незнакомец же, увидав виконта д'Эксмеса, рванулся было к нему, но
сдержался и только тихо окликнул его:
- Габриэль, друг мой!
Он приподнял свою шляпу, и Габриэль понял, что он не ошибся.
- Господин де Колиньи! Вот это да! Но что вы делаете в этом месте и в
эту пору?
- Не так громко, - произнес адмирал. - Признаться, мне бы не хотелось,
чтоб меня узнали. Но при виде вас, друг мой, я не удержался и окликнул вас.
Когда же вы прибыли в Париж?
- Нынче утром, - ответил Габриэль, - и шел я как раз в Лувр, чтобы
повидаться с вами.
- Вот и хорошо! Если вы не слишком торопитесь, пройдемся вместе. А по
дороге расскажете, что же с вами приключилось.
- Я расскажу вам все, что только можно рассказать самому преданному
другу, - отвечал Габриэль, - но сначала, господин адмирал, разрешите задать
вам вопрос об одном исключительно важном для меня деле.
- Я предвижу ваш вопрос, - ответил адмирал, - но и вам, друг мой,
совсем не трудно предвидеть мой ответ. Вы, наверно, хотите знать, сдержал ли
я обещание, данное вам? Поведал ли я королю о той доблести, которую вы
проявили при обороне Сен-Кантена?
- Нет, адмирал, - возразил Габриэль, - не об этом, поверьте мне, я
хотел вас спросить. Я вас знаю и поэтому не сомневаюсь, что по возвращении
вы исполнили свое обещание и рассказали королю о моих заслугах. Возможно, вы
даже преувеличили их перед его величеством. Да, я это знаю наперед. Но я не
знаю и с нетерпением жажду узнать: что ответил Генрих Второй на ваши слова?
- Н-да... - вздохнул адмирал. - В ответ на мои слова Генрих Второй
спросил меня, что же с вами, в конце концов, стало. Мне было трудно дать ему
точный ответ. В письме, которое вы написали мне, покидая Сен-Кантен, не было
никаких сведений, вы только напоминали мне о моем обещании. Я сказал королю,
что в бою вы не пали, но, по всей вероятности, попали в плен и постеснялись
поставить меня об этом в известность.
- И что же король?
- Король, друг мой, сказал: "Хорошо!" - и слегка улыбнулся. Когда же я
вновь заговорил о ваших боевых заслугах, он прервал меня: "Однако об этом
хватит" - и переменил тему разговора.
- Я так и знал, - с горечью заметил Габриэль.
- Мужайтесь, друг! - произнес адмирал. - Вспомните, еще в Сен-Кантене я
советовал вам не слишком-то рассчитывать на признательность сильных мира
сего.
Габриэль гневно выпалил:
- Король постарался позабыть обо мне, полагая, что я покойник или
пленник! Но если я предстану перед ним и предъявлю свои права, ему придется
все вспомнить!
- А если память его все-таки не прояснится? - спросил адмирал.
- Адмирал, - сказал Габриэль, - каждый оскорбленный может обратиться к
королю, и он рассудит. Но когда оскорбитель сам король, нужно обращаться
лишь к богу - и он отомстит.
- Тогда, насколько я понимаю, вы сами готовы стать оружием высшей
справедливости?
- Вы не ошиблись, адмирал.
- Хорошо, - сказал Колиньи, - может быть, сейчас самое время вспомнить
разговор о религии угнетенных, который мы имели однажды. Я вам тогда говорил
о верном способе карать королей, служа истине.
- О, я как раз тоже вспоминал об этой беседе, - ответил Габриэль. - Как
видите, память мне ничуть не изменила. И, возможно, что я прибегну к вашему
способу...
- Если так, не сможете ли вы мне уделить всего один час?
- Король принимает лишь после полудня. До этого я в вашем распоряжении.
- Тогда идемте со мной. Вы настоящий рыцарь, и поэтому я не беру с вас
никакой клятвы. Дайте мне только слово хранить в тайне все, что вам придется
услышать и увидеть.
- Обещаю вам, я буду глух и нем.
- Тогда следуйте за мною, - произнес адмирал, - и если в Лувре вам была
нанесена обида, то вы, по крайней мере, узнаете, как можно за нее
расплатиться. Следуйте за мной.
Колиньи и Габриэль прошли мост Менял, Сите и зашагали по извилистым,
тесным улочкам, одна из которых именовалась в те давние времена улицей
Святого Якова.
VII. ФИЛОСОФ И СОЛДАТ
Колиньи [Гугеноты во Франции подвергались гонениям, но состояли не из
одних угнетенных. Наряду с ремесленниками и городской беднотой (главным
образом в городах Южной Франции) к ним принадлежали и многие дворяне, в том
числе представители знати (Антуан Бурбон, принц Конде, адмирал Колиньи и
др.)] остановился перед низкой дверью невзрачного домика, приютившегося в
самом начале улицы Святого Якова. Он ударил молотком. Сначала приоткрылась
ставня, затем невидимый привратник распахнул дверь. Вслед за адмиралом
Габриэль прошел по тенистой аллее, поднялся по ветхой лестнице на второй
этаж и очутился на чердаке перед запертой дверью. Адмирал трижды постучал в
дверь, но не рукою, а ногой. Им открыли, и они вошли в довольно большую, но
мрачную и пустую комнату. Из двух окон лился тусклый свет. Вся обстановка
состояла из четырех табуреток и дубового колченогого стола.
Адмирала, видимо, уже ждали. При его появлении двое мужчин двинулись
ему навстречу, третий, стоявший у оконной ниши, ограничился почтительным
поклоном. - Теодор и вы, капитан, - обратился адмирал к обоим мужчинам, - я
привел сюда и представлю вам человека, который, полагаю, будет нам другом.
Два незнакомца молча поклонились виконту д'Эксмесу. Потом тот, что
помоложе, - видимо, это и был Теодор, - стал что-то вполголоса говорить
Колиньи. Габриэль отошел немного в сторону, чтобы не мешать их беседе, и
принялся внимательно разглядывать всех троих.
У капитана были резкие черты лица и быстрые уверенные движения. Он был
высок, смугл и подвижен. Не нужно было быть слишком наблюдательным, чтобы
заметить необузданную отвагу в его брызжущих задором глазах и неукротимую
волю в складке упрямых губ.
В Теодоре сразу же угадывался придворный. Это был галантный кавалер с
лицом круглым и приятным; взгляд его был проницателен, движения легки и
изящны. Костюм, сшитый по последней моде, разительно отличался от
аскетически суровой одежды капитана.
Что касается третьего, то в нем поражало прежде всего властное и
какое-то вдохновенное лицо. По высокому лбу, по ясному и глубокому взгляду в
нем можно было без труда опознать человека мыслящего, отмеченного - скажем
от себя - печатью гениальности.
Тем временем Колиньи, перебросившись со своим другом несколькими
словами, подошел к Габриэлю:
- Прошу прощения, но я здесь не один, и мне необходимо было
посоветоваться с моими братьями, прежде чем открыть вам, где и в чьем
обществе вы находитесь.
- А теперь я могу это узнать? - спросил Габриэль.
- Можете, друг мой.
- Где же я нахожусь?
- В комнате, в которой сын нуайонского бочара Жан Кальвин [Жан Кальвин
(1509-1564) родился в Нуайоне, во Франции, в зажиточной семье горожанина.
Обосновавшись в Женеве, стал основоположником нового направления в
протестантской религии - кальвинизма] проводил впервые тайные собрания
протестантов и откуда его собирались отправить на костер. Но, избежав
ловушки, он ныне в Женеве, в чести и могуществе. Теперь сильные мира сего
поневоле с ним считаются.
Габриэль, услыхав имя Кальвина, обнажил голову. Хотя наш пылкий юноша
до сего времени не слишком-то увлекался вопросами теологии, он тем не менее
не был бы сыном своего века, если бы не отдавал должное суровой,
подвижнической жизни основоположника Реформации.
Затем он спросил тем же спокойным тоном:
- А что это за люди?
- Его ученики, - отвечал адмирал. - Теодор де Без [Теодор де Без
(1519-1605) - французский дворянин, профессор богословия в Женеве; примкнул
к протестантам, после смерти Кальвина считался главой кальвинистов] - его
перо, и Ла Реноди - его шпага.
Габриэль поклонился щеголю-писателю, которому предстояло стать
историком Реформации, и лихому капитану, которому предстояло стать
виновником Амбуазской смуты [Амбуазская смута - неудачная попытка гугенотов
в 1560 году захватить в Амбуазском замке короля Франциска II, с тем чтобы
отстранить Гизов от правления страной].
Теодор де Без ответил на поклон Габриэля с присущим ему изяществом и
сказал с улыбкой:
- Господин д'Эксмес, хотя вас доставили сюда и с некоторыми
предосторожностями, не принимайте нас за неких опасных и таинственных
заговорщиков. Могу вас уверить, что если мы и собираемся изредка в этом
доме, то лишь для того, чтобы обменяться последними новостями или принять в
свои ряды новообращенных, разделяющих наши убеждения. Мы благодарны адмиралу
за то, что он привел вас сюда, виконт, ибо вы безусловно относитесь к тем,
кого мы из уважения к личным заслугам хотим приобщить к нашему делу.
- А я, господа, из иного разряда, - скромно и просто проговорил
незнакомец, стоявший у окна. - Я из тех смиренных мечтателей, перед которыми
засиял светильник вашей мысли, и мне захотелось подойти к нему поближе.
- Вы, Амбруаз, непременно займете место среди достойнейших наших
братьев, - ответил ему Ла Реноди. - Да, господа, - продолжал он, обращаясь к
Колиньи и к де Безу, - представляю вам пока еще безвестного врача. Он молод,
но обладает редким умом и удивительным трудолюбием. И скоро мы будем
гордиться тем, что в наших рядах - хирург Амбруаз Парэ! [Амбруаз Парэ
(1517-1590) - знаменитый французский хирург; применил новые методы в лечении
огнестрельных ран, при ампутировании и других операциях]
- О, господин капитан! - с укором воскликнул Амбруаз.
- Вы уже принесли торжественную присягу? - спросил Теодор де Без.
- Нет еще, - ответил хирург. - Я хочу быть искренним и решусь лишь
тогда, когда во всем разберусь. Да, у меня, признаться, еще есть кое-какие
сомнения. И чтобы внести ясность, я решил познакомиться с вождями
Реформации, а если будет нужно, я пойду к самому Кальвину! Свобода и вера -
вот мой девиз!
- Хорошо сказано! - воскликнул адмирал. Тогда Габриэль, взволнованный
всем увиденным и услышанным, тоже решил высказаться:
- Позвольте и мне сказать свое слово: я уже понял, где нахожусь, и
догадался, почему мой благородный друг господин де Колиньи привел меня в
этот дом, где собираются те, кого король Генрих Второй величает еретиками и
считает своими смертельными врагами. Но я нуждаюсь в наставлениях, господа.
И метр Амбруаз Парэ, человек образованный, окажет мне услугу, разъяснив,
какую пользу он извлечет для себя, если примкнет к протестантам.
- О пользе здесь не может быть и речи, - возразил Амбруаз Парэ. - Если
бы я захотел преуспеть в качестве хирурга, я бы исповедовал религию двора и
высшей знати. Нет, господин виконт, дело не в расчете, я руководствуюсь при
этом иными соображениями. И если господа мне разрешат, я берусь изложить вам
эти соображения в двух словах.
- Говорите, говорите! - в один голос отозвались все трое.
- Я буду краток, - начал Амбруаз, - ибо не располагаю временем...
Власть духовная и светская, церковь и государство, до сего времени любыми
способами подавляли волю и сознание личности. Священник каждому говорит:
"Веруй так", а повелитель: "Делай так". Такой порядок вещей мог существовать
лишь до той поры, пока умы были наивны и искали в этом учении опоры на своем
жизненном пути. Сейчас же мы сознаем свою силу, ибо мы стали сильны. Но в то
же время повелитель и священник, король и церковь, не желают отказаться от
своей власти, они слишком к ней привыкли. Вот против этого пережитка
несправедливости, на мой взгляд, и протестует Реформация. Не ошибаюсь ли я,
господа?
- Нет, но вы слишком прямолинейны и заходите слишком далеко, - заметил
Теодор де Без.
- В ваших словах заложено семя мятежа, - задумчиво произнес Колиньи.
- Мятежа? - спокойно возразил Амбруаз. - Ничуть. Я просто говорил о
революции.
Три протестанта удивленно переглянулись. "Какой, однако, могучий
человечище", - казалось, говорили их взгляды.
- Необходимо, чтоб вы стали нашим, - живо откликнулся Теодор де Без. -
Что вы хотите?
- Ничего, кроме чести изредка беседовать с вами, дабы ваш светильник
озарил кое-какие преграды на моем пути.
- Но вы получите больше, - сказал Теодор де Без, - если обратитесь
непосредственно к Кальвину.
- Мне - такая честь? - воскликнул, покраснев от радости, Амбруаз Парэ.
- Благодарю вас, тысячу раз благодарю!.. Но как это ни досадно, я должен с
вами расстаться, меня ждут человеческие страдания.
- Идите, идите, - сказал Теодор де Без