▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╧Ёшъы■ўхэш 
   ╧Ёшъы■ўхэш 
      ─■ьр └ыхъёрэфЁ. ─тх ─шрэ√ -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  -
видели, как разглаживается его побледневшее чело. - Пусть будет так! - вот все, что он сказал. - Вы надумали? - спросил король. - Я решился, - отвечал Габриэль. - Но как? Объясните! - Выслушайте меня, государь. Я хочу вам вернуть другой город взамен того, что отняли у вас испанцы. Этот шаг вам кажется, должно быть, отчаянным, невозможным, безумным... Скажите откровенно, государь, вы ведь думаете именно так? - Верно, - согласился Генрих. - Скорее всего, - задумчиво произнес Габриэль, - эта попытка будет стоить мне жизни, а единственным следствием ее будет то, что я прослыву смешным чудаком. - Но не я же вам это предложил, - заметил король. - Конечно, рассудительнее всего отказаться, - добавила Диана. - Но тем не менее я уже сказал: я решился! - повторил Габриэль. Генрих и Диана не удержались от возгласа удивления. - О, поберегите себя, сударь! - воскликнул король. - Мне? Беречь себя? - со смехом возразил Габриэль. - Я уже давно принес себя в жертву! Но на сей раз, государь, пусть между нами не будет ничего недосказанного, ничего недослышанного. Пусть условия нашего договора, который мы заключаем перед всевышним, будут ясны и четки. Я, Габриэль, виконт де Монтгомери, обязуюсь передать Франции некий город, находящийся всецело во власти испанцев или англичан. Под городом я разумею не замок, не поселок, а сильно укрепленный пункт. Никаких иносказаний, надеюсь, здесь нет. - Пожалуй, так, - смущенно протянул король. - Но и вы, - продолжал Габриэль, - Генрих Второй, король Франции, обязуетесь по первому же моему требованию передать мне графа де Монтгомери. Вы согласны? Король, уловив недоверчивую усмешку Дианы, ответил: - Согласен! - Благодарю вас, ваше величество! Но это не все: соблаговолите дать одну гарантию мне, бедному безумцу, который с открытыми глазами бросается в пропасть! Нельзя строго судить тех, кто обречен на смерть! Я не прошу у вас письменного обязательства, которое уронило бы ваше достоинство, да вы на это и не согласитесь. Но вот Библия, государь. Положите на нее королевскую длань и поклянитесь: "В обмен на стратегически важный город, которым я буду обязан одному лишь виконту де Монтгомери, я клянусь на священном писании возвратить свободу его отцу и наперед заявляю: если эта клятва мною будет нарушена, то все, что будет сделано указанным виконтом для покарания бесчестия вплоть до выступления против моей особы, я признаю верным и не наказуемым ни богом, ни людьми". Повторите клятву, государь! - По какому праву вы требуете ее от меня? - возмутился Генрих. - Я сказал, государь: по праву идущего на смерть. Король еще колебался, но герцогиня с той же пренебрежительной улыбкой кивнула ему: мол, можно поклясться без всяких опасений. - Хорошо, я согласен, - произнес Генрих, словно в каком-то роковом увлечении, и, положа руку на Библию, повторил клятву. - По крайней мере, - вздохнул молодой человек, - этого достаточно, чтобы избавить меня от сомнений. Свидетелем нашего нового уговора была не только одна герцогиня, но и всевышний. А сейчас у меня нет свободного времени. Прощайте, государь. Через два месяца я буду либо мертв, либо обниму своего отца. Он откланялся и стремительно вышел из кабинета. В первый момент Генрих был еще хмур и озабочен, но Диана разразилась хохотом. - Полноте, государь, почему вы не смеетесь? - спросила она. - Вам должно быть ясно, что этот безумец уже погиб, а его отец умер в темнице! Можете смеяться, государь! - Я так и сделаю, - ответил король и рассмеялся. X. ВЕЛИКИЙ ЧЕЛОВЕК УЗНАЕТ О ВЕЛИКОМ ЗАМЫСЛЕ Герцог де Гиз, с тех пор как получил звание генерал-лейтенанта королевства, жил теперь в самом Лувре, в этой колыбели французских королей. Какие же грезы посещали по ночам честолюбивого главу Лотарингского дома? Какой путь прошли его сновидения с той поры, когда в лагере под Чивителлой он доверил Габриэлю свою мечту о неаполитанском престоле? Успокоился ли он теперь? Или, будучи гостем в королевском дворце, пожелал вдруг стать в нем хозяином? Не ощущал ли он прикосновения возложенной на его голову короны? Вполне возможно, что именно в это время Франциск Лотарингский питал такие тайные надежды. И в самом деле: разве король, взывая к его помощи, не давал волю его дерзновенному честолюбию? Ведь доверив ему спасение Франции в годину тяжких испытаний, король сам признал, что он, Франциск де Гиз, - первый полководец своего времени. Герцог прекрасно сознавал, что признание его заслуг королем - это еще далеко не все. Теперь нужно будет убедить в них всю Францию. А для этого необходимы блестящие победы над врагом, громовые дела. Для того чтобы Франция доверилась ему и пошла за ним, мало было загладить ее поражения, - нужно было ей принести победу. Вот какие мысли обуревали герцога де Гиза после его возвращения из Италии. Об этом же думал он и в тот самый день, когда Габриэль де Монтгомери заключил с Генрихом II новое безумное соглашение. Стоя у окна и машинально барабаня пальцами по стеклу, Франциск де Гиз невидящим взором смотрел на залитый дождем двор. Кто-то осторожно постучал в дверь и, войдя с разрешения герцога, доложил о виконте д'Эксмесе. - Виконт д'Эксмес! - воскликнул герцог де Гиз, обладавший памятью Цезаря. - Виконт д'Эксмес! Мой юный соратник по Мецу, Ренти и Валенце! Впустите его, впустите немедленно! Слуга поклонился и тут же ввел в комнату Габриэля. Нужно сказать, что, покинув короля, мужественный юноша не колебался. Он пребывал сейчас в том редком для человека состоянии внезапного озарения, которое именуется вдохновением. И, войдя в покои герцога, он как бы невольно угадывал те неотвязные думы, которые не давали покоя Франциску де Гизу. Кстати, герцог был чуть ли не единственный, кто мог понять и помочь Габриэлю. Герцог де Гиз бросился навстречу и заключил его в свои объятия. - А, вот и вы, мой храбрец! Откуда прибыли? Что с вами было после Сен-Кантена? Как часто я вспоминал о вас, Габриэль! - Значит, вы еще не забыли о виконте д'Эксмесе? - Черт возьми, он еще спрашивает! - рассмеялся герцог. - Вы, очевидно, не привыкли напоминать о себе! Колиньи рассказал мне часть ваших сен-кантенских подвигов и притом еще добавил, что утаил лучшую их половину! - Не так уж много я сделал, - с грустной улыбкой промолвил Габриэль. - Честолюбец! - заметил герцог. - Это я-то честолюбец? - усмехнулся Габриэль. - Но, хвала господу, - продолжал герцог, - вы все-таки возвратились, и мы снова вместе, друг мой! Вспомните, какие планы мы строили в Италии. Ах, Габриэль, теперь Франции нужна ваша доблесть больше, чем когда бы то ни было! - Все, что я имею, и все, что умею, - заявил Габриэль, - посвящено благу отечества. Я жду только вашего повеления, монсеньер. - Спасибо, друг мой, - ответил герцог. - Поверьте мне, повеления вам долго ждать не придется. Но, по правде говоря, чем больше я пытаюсь разобраться в обстановке, тем тяжелее и запутанней она мне кажется. Мне нужно немедленно укрепить оборону Парижа, создать гигантскую линию сопротивления врагу, остановить наконец его наступление. И, однако, все это не стоит и ломаного гроша, если я не перейду в наступление. Я должен, я хочу действовать, но как?.. И он замолчал, как бы испрашивая совета у Габриэля. Он знал удивительную находчивость молодого человека и смутно надеялся, что и теперь он чем-то ему поможет. Но на этот раз виконт д'Эксмес молчал и только вопрошающе смотрел на герцога. Франциск Лотарингский продолжал: - Не корите меня за медлительность, друг мой. Вы же знаете: я не из тех, кто колеблется, но я из тех, кто размышляет. Так что не слишком-то порицайте меня, ибо я совмещаю решимость и рассудительность... Однако, - добавил герцог, - вы, кажется, озабочены сейчас еще сильнее, чем прежде... - Не будем говорить обо мне, монсеньер, прошу вас, - перебил его Габриэль. - Поговорим сначала о Франции. - Пусть так, - согласился герцог. - Тогда я вам откровенно скажу, что меня заботит. Мне думается, что самое главное сейчас - совершить какой-нибудь великий подвиг и тем самым поднять дух наших людей, возродить нашу древнюю боевую славу. Нужно не ограничиваться восстановлением наших разрушенных укреплений, а возместить их хотя бы одной убедительной победой. - И я того же мнения, монсеньер! - воскликнул Габриэль, удивленный и обрадованный подобным тождеством их взглядов. - И вы тоже? - переспросил герцог де Гиз. - И вы тоже, должно быть, не однажды задумывались над бедами нашей Франции и о ее спасении? - Я часто думал об этом, - признался Габриэль. - Но представляете ли вы себе всю трудность этого будущего подвига? - спросил Франциск Лотарингский. - Да и кто и когда на него решится? - Ваша светлость, мне кажется, что я это знаю. - Знаете? - воскликнул герцог. - Так скажите, скажите, Габриэль. - Мой замысел, монсеньер, не из таких, о котором можно рассказать в двух словах. Вы, ваша светлость, великий человек, но и вам, вероятно, он покажется фантастичным. - О, я не подвержен головокружениям, - сказал с улыбкой герцог де Гиз. - Все равно, монсеньер, - проговорил Габриэль, - я боюсь и заранее вам говорю, что на первый взгляд моя затея может показаться странной, бредовой, совершенно невыполнимой! Но, по сути, она только трудна и опасна. - Что ж, тем она увлекательней! - воскликнул Франциск Лотарингский. - Тогда условимся, ваша светлость: вы не изумляйтесь. Повторяю, однако: на пути немало опасностей. Но я знаю, как их избежать. - Если так, говорите, Габриэль, - сказал герцог. - Да кто там стучит, черт возьми! - прибавил он с досадой. - Это вы, Тибо? - Да, ваша светлость, - сказал вошедший слуга. - Вы приказали доложить, когда соберется совет. Уже два часа, и господин де Сен-Ренэ должен прийти за вами с минуты на минуту. - Ах, а ведь и верно! - заметил герцог де Гиз. - Мне необходимо присутствовать на этом совете. Ладно, Тибо, оставьте нас... Вы сами видите, Габриэль: я должен идти к королю. Вечером вы откроете мне ваш замысел, но до того скажите хоть в двух словах, что вы задумали? - В двух словах, ваша светлость: взять Кале, - спокойно произнес Габриэль. - Взять Кале? - вскричал герцог де Гиз, отступив в изумлении. - Вы позабыли, ваша светлость, - так же невозмутимо вымолвил Габриэль, - что обещали не изумляться. - Так вот что вы замыслили! - проговорил герцог. - Взять Кале, защищенный армией, неприступными стенами, морем, наконец! Кале, которым англичане владеют больше двухсот лет! Кале - ключ от Франции. Я сам люблю смелость, но тут налицо уже не смелость, а дерзость! - Вы правы, монсеньер, - ответил Габриэль. - Но именно такая дерзость может увенчаться успехом. Ведь никому и в голову не придет, что подобный замысел вполне осуществим. - А может быть, и так, - задумчиво протянул герцог. - Когда я вам все расскажу, монсеньер, вы согласитесь со мной. Единственное, что нужно: хранить полную тайну, навести неприятеля на ложный след и появиться у стен города внезапно. Через две недели Кале будет наш! - Однако все это только общие слова, - сказал герцог де Гиз, - у вас есть план, Габриэль? - Есть, монсеньер, и он крайне прост и ясен... Не успел Габриэль закончить фразу, как дверь открылась, и в комнату вошел граф де Сен-Ренэ. - Его величество ждет вас, монсеньер, - поклонился Сен-Ренэ. - Иду, граф, иду, - отозвался герцог де Гиз. Потом, обернувшись к Габриэлю, вполголоса сказал: - Как видите, я должен с вами расстаться. Но ваша неожиданная и великолепная мысль не дает мне покоя... Если вы считаете такое чудо осуществимым, так неужели я вас не пойму? Можете ли вы быть у меня к восьми часам? - Ровно в восемь я буду у вас. - Позволю себе заметить вашей светлости, - сказал граф де Сен-Ренэ, - что уже третий час. - Я готов, граф. Герцог направился было к выходу, но, взглянув на Габриэля, снова подошел к нему и тихо спросил, как бы проверяя, не ослышался ли он: - Взять Кале? Габриэль утвердительно кивнул и, улыбнувшись, спокойно ответил: - Да, взять Кале! Герцог де Гиз поспешил к королю, и виконт д'Эксмес покинул Лувр. XI. РАЗНЫЕ БЫВАЮТ ХРАБРЕЦЫ Алоиза сидела у окна, с беспокойством поджидая возвращения Габриэля. Наконец, увидев его, она возвела к небу заплаканные глаза. Но на сей раз это были слезы радости. - Слава богу! - воскликнула она, бросаясь к двери. - Вот и вы!.. Вы из Лувра? Видели короля? - Видел, - сказал Габриэль. - И что же? - Все то же, кормилица, придется мне подождать. - Еще подождать! - всплеснула руками Алоиза. - Святая дева! Снова ждать! - Ждать невозможно лишь тогда, когда ничего не делаешь, - заметил Габриэль. - Но я, слава богу, буду действовать, а кто видит цель, тот не заскучает. Он вошел в залу и бросил свой плащ на спинку кресла. Мартен-Герра, сидевшего в углу в глубоком раздумье, он даже и не заметил. - Эй, Мартен! - окликнула Алоиза оруженосца. - Почему ты не поможешь его светлости снять плащ? - Ох, простите, простите! - вскочил на ноги очнувшийся Мартен. - Ничего, Мартен, не беспокойся, - сказал Габриэль. - Ты, Алоиза, не очень-то укоряй нашего Мартена. Скоро мне снова потребуются его преданность и усердие. Мне надо с ним поговорить об очень важных делах! Воля виконта была священна для Алоизы. Она с улыбкой взглянула на оруженосца и, чтобы не мешать их беседе, вышла из залы. - Ну, Мартен, - сказал Габриэль, когда они остались одни, - о чем же ты так крепко задумался? - Да вот все ломаю себе голову, пытаясь разобраться в этой истории с человеком, которого я встретил утром. - И что же? Разобрался? - улыбнулся Габриэль. - Увы, не очень-то, ваша милость. Если признаться, то ничего, кроме тьмы кромешной, я не вижу... - А мне, Мартен, как я уже тебе говорил, почудилось совсем другое. - Но что именно, монсеньер? До смерти хочется знать. - Рано еще об этом говорить, - ответил Габриэль. - А пока забудь на какой-то срок и о себе, и о той тени, которая затемнила всю твою жизнь. Попозже мы все узнаем, обещаю тебе. Поговорим лучше о другом. Сейчас ты особенно мне нужен, Мартен. - Тем лучше, ваша милость! - Тогда мы поймем друг друга, - продолжал Габриэль. - Мне нужна вся твоя жизнь без остатка, все твое мужество. Готов ли ты довериться мне и, пойдя на любые лишения, целиком посвятить себя моему делу? - Еще бы! - вскричал Мартен. - Ведь таков мой долг! - Молодчина, Мартен! Однако подумай хорошенько. Дело это трудное и опасное. - Очень хорошо! Это как раз по мне! - потирая руки, беспечно заявил Мартен. - Будем сто раз рисковать жизнью, Мартен. - Чем крупнее ставки, тем интереснее игра! - Но игра эта суровая и, начавши ее, придется играть до конца. - Либо идти ва-банк, либо вообще не играть! - с гордостью молвил оруженосец. - Прекрасно, - сказал Габриэль. - Но придется бороться со стихиями, радоваться буре, смеяться над недостижимым. - Ну, и посмеемся, - перебил его Мартен. - По совести говоря, после той перекладины жизнь мне кажется просто чудом из чудес, и я не посетую, ежели господь бог отберет тот излишек, которым он меня пожаловал. - Тогда, Мартен, все сказано! Ты готов разделить со мной мою судьбу и последуешь за своим господином? - До самой преисподней, ваша светлость, хотя бы для того, чтобы там подразнить сатану! - На это не слишком надейся, - возразил Габриэль. - Ты можешь погубить со мной душу на этом свете, но только не на том. - А мне ничего другого и не надо, - подхватил Мартен. - Ну, а кроме моей жизни, монсеньер, вам ничего от меня другого не понадобится? - Пожалуй, понадобится, - ответил Габриэль, улыбаясь бесшабашности и наивности вопроса. - Мне понадобится, Мартен-Герр, еще одна услуга от тебя. - А какая именно, ваша светлость? - Подбери мне, и притом поскорее, дюжину ребят твоей хватки. Словом, крепких, ловких, смелых - таких, что прошли огонь, воду и медные трубы. Можно это сделать? - Посмотрим! А вы им хорошо заплатите? - По червонцу за каждую каплю крови. В том трудном и святом деле, которое я должен довести до конца, жалеть о своем состоянии не приходится. - В таком случае, монсеньер, - промолвил оруженосец, - за два часа я соберу целую свиту превосходных озорников. Во Франции и особенно в Париже в таких плутах никогда не бывало недостатка. Но кто будет ими командовать? - Я сам, - сказал виконт. - Только не как гвардии капитан, а как частное лицо. - Если так, монсеньер, то у меня есть на примете пять или шесть бывалых наших молодцов, знакомых вам еще со времен итальянской кампании. С тех пор как вы их отпустили, они до того истосковались без настоящего дела, что с радостью явятся по первому зову. Вот я их и завербую. Нынче же вечером я вам представлю всю будущую вашу команду. - Прекрасно, - произнес Габриэль. - Но только одно непременное условие: они должны быть готовы покинуть Париж немедленно и следовать за мною без всяких расспросов и замечаний. - За славой и золотом они пойдут хоть с закрытыми глазами. - Я рассчитываю на них, Мартен. Что же касается тебя... - Обо мне говорить не приходится, - перебил его Мартен. - Нет, именно приходится. Если мы уцелеем в этой заварухе, я обещаю сделать для тебя то же, что и ты для меня. Я помогу тебе справиться с твоими врагами, будь покоен. А пока - вот тебе моя рука! - О, ваша светлость! - промолвил Мартен, почтительно целуя руку Габриэля. - Теперь иди, Мартен, и сейчас же принимайся за дело. А мне надо побыть одному. - Вы остаетесь дома? - спросил Мартен. - Да, до семи часов. Мне в Лувре надо быть только к восьми. - В таком случае, я еще до семи представлю вам нескольких персонажей из состава нашей будущей труппы. Он поклонился и вышел, чувствуя себя на седьмом небе от одного только сознания, что ему доверили столь важное поручение. Габриэль, оставшись один, заперся у себя в комнате и принялся детально изучать план Жана Пекуа. Он то расхаживал в раздумье из угла в угол, то присаживался к столу, набрасывая заметки. Ему хотелось, чтобы ни одно возражение герцога де Гиза не осталось без ответа. Мартен-Герр явился около шести часов. - Ваша светлость, - важно и таинственно произнес он, - не угодно ли вам принять шесть или семь душ, которые надеются под вашим началом послужить Франции и королю? - Ну да! Уже шесть или семь? - удивился Габриэль. - Семь или шесть, которые неизвестны вашей светлости. А с нашими стариками из-под Меца дойдет и до дюжины. - Черт возьми, ты времени даром не теряешь! Ну-ка, введи людей! - Поодиночке? - спросил Мартен-Герр. - Так вам будет легче составить о них свое суждение. - Пусть так, поодиночке, - согласился Габриэль. - Последнее слово, - прибавил Мартен. - Должен вам заметить, что я знаю всех этих людей - иных лично, а об иных имею точные данные. У них разные характеры и разные побуждения, но всех их роднит одна черта - испытанная на де

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє