╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
- Но ты хоть получала вести о нем?
- И вестей не получала. Узнала только от Ангеррана, что и он покинул
наши места после моего отъезда. Он сказал своей кормилице Алоизе, что
вернется к ней не раньше, чем станет грозным и прославленным воином, и чтобы
она не беспокоилась о нем. С этими словами он уехал, государь.
- И с тех пор его родные ничего о нем не слышали?
- Его родные? - повторила Диана. - Я знала только его кормилицу, отец,
и никогда не видела его родителей, когда с Ангерраном навещала его в
Монгтомери.
- В Монтгомери! - воскликнул Генрих, побледнев. - Диана, Диана! Я
надеюсь, что он не Монтгомери? Скажи мне скорее, что он не Монтгомери!
- О нет, государь, тогда он жил бы, я думаю, в замке, а он жил в доме
своей кормилицы Алоизы. Но отчего вы так взволновались, государь? Что
сделали вам графы Монтгомери? Неужели они ваши враги? В нашем краю о них
говорят только с почтением.
- Правда? - презрительно рассмеялся король. - Они мне, впрочем, ничего
не сделали, Диана, решительно ничего. Однако вернемся к твоему Габриэлю.
Ведь ты его Габриэлем назвала?
- Да...
- И у него не было другого имени?
- Я, по крайней мере, не знала другого. Он был сирота, как и я, и при
мне никогда не было разговора о его отце.
- Словом, у вас нет, Диана, другого возражения против намеченного
вашего брака с Монморанси, кроме давнишней вашей привязанности к этому
молодому человеку, так?
- Но она заполняет все мое сердце, государь.
- Прекрасно, Диана, я бы, пожалуй, не пытался бороться с голосом вашего
сердца, если бы друг ваш был здесь и мы могли бы его узнать и оценить. И
хотя, как я догадываюсь, это человек сомнительного происхождения...
- Но ведь и в моем гербе есть полоса, ваше величество.
- Но у вас есть, по крайней мере, герб, сударыня, и соблаговолите
вспомнить, что для Монморанси, как и для дома де Кастро, великая честь
открыть свои двери перед моей узаконенной дочерью. А ваш Габриэль... Но речь
не об этом. Для меня существенно то, что он шесть лет не подавал о себе
вестей. Быть может, он забыл вас, Диана, и любит другую?
- О, государь, вы не знаете Габриэля! У него постоянное, верное сердце,
и любовь его погаснет только с жизнью.
- Хорошо, Диана. Вам изменить и впрямь мудрено, и вы правы, отрицая
это. Но, судя по всему, этот молодой человек ушел на войну. Разве не
приходится считаться с возможностью гибели на войне?.. Дитя мое, я огорчил
тебя. Вот уже ты побледнела, и глаза у тебя полны слез. Да, я вижу, твое
чувство глубоко! Я мало видел примеров подобного чувства и самой жизнью
приучен не слишком-то доверять великим страстям, но над твоею я шутить не
стану и хочу отнестись к ней с уважением. Подумай, однако, голубка моя, в
какое трудное положение поставит меня твой отказ, и отказ ради чего? Ради
детской любви, предмет которой даже перестал существовать ради воспоминаний,
ради тени. Если я оскорблю коннетабля, взяв обратно свое обещание, он
возмутится не без основания, дитя мое, и, быть может, оставит свой пост. А
тогда уже не я буду королем, им будет герцог де Гиз. Пойми, Диана: из шести
братьев Гизов первый, герцог, возглавляет все военные силы Франции; второй,
кардинал, управляет всеми ее финансами; третий командует моими марсельскими
галерами; четвертый сидит в Шотландии, а пятый вскоре заменит Бриссака в
Пьемонте. Таким образом, я, король, не могу располагать в своем королевстве
ни одним солдатом, ни одним экю без их согласия. Я говорю с тобою
откровенно, Диана, я объясняю тебе положение вещей. Я прошу, а мог бы
приказывать. Но мне гораздо приятнее положиться на твое собственное
суждение. Я хочу, чтобы не король, а отец склонил свою дочь посчитаться с
его намерениями. И я добьюсь твоего согласия, потому что ты добрая и
преданная дочь. В этом браке - все мое спасение, Диана: он усиливает
Монморанси и ослабляет Гизов. Он уравновешивает обе чаши весов, коромысло
которых - моя королевская власть. Гизы будут менее горды, Монморанси более
предан... Ты не отвечаешь, Диана? Неужели ты останешься глуха к просьбам
твоего отца, который не неволит тебя, не тиранит, а, наоборот, принимает во
внимание твои чувства и только просит тебя не отказать ему в первой же
услуге, которую ты можешь ему воздать за то, что он сделал и еще сделает для
твоего счастья? Ну что, Диана, дочь моя? Ты согласна?
- Государь, - ответила Диана, - когда вы просите, вы в тысячекрат
сильнее, чем когда приказываете. Я готова пожертвовать собою ради ваших
интересов, однако с одним условием.
- С каким же, дитя мое?
- Этот брак состоится только через три месяца, а до тех пор я справлюсь
о Габриэле у Алоизы да и в других местах. Если его уже нет в живых, я буду
знать наверняка, а если он жив, я смогу попросить его вернуть мне слово.
- От всего сердца согласен, - обрадовался Генрих, - и должен заметить,
что при всем своем ребячестве ты все же довольно рассудительна. Итак, ты
примешься за розыски своего Габриэля, и я тебе даже, если нужно, помогу, а
через три месяца ты обвенчаешься с Франциском, к чему бы розыски ни привели,
будь твой юный друг жив или мертв.
- Теперь уж я и сама не знаю, - скорбно поникла головой Диана, - чего
мне больше желать: жизни его или смерти.
"К счастью или к несчастью, придворная жизнь обломает ее", -
улыбнувшись, подумал король.
А вслух произнес:
- Пора теперь в церковь, Диана. Дайте мне руку, я провожу вас до
большой галереи, а после обеда увижу вас на состязаниях и карусели. И если
вы не слишком на меня сердитесь, соблаговолите рукоплескать ударам моего
копья на турнире!
VII. "ОТЧЕ НАШ" ГОСПОДИНА КОННЕТАБЛЯ
В тот же день, после полудня, когда в Турнелле были в самом разгаре
праздничные состязания, коннетабль Монморанси допрашивал в Лувре одного из
своих тайных агентов. Шпион был среднего роста, несколько сутуловатый,
смуглолицый, темноволосый, с черными глазами и орлиным носом, с раздвоенным
подбородком и оттопыренной нижней губой. Был он разительно похож на
Мартен-Герра, верного оруженосца Габриэля: те же черты, тот же возраст, то
же сложение.
- А как вы поступили с курьером, метр Арно? - спросил коннетабль.
- Монсеньер, я уничтожил его. Нельзя было иначе. Но произошло это
ночью, в лесу Фонтенбло. Убийцами сочтут разбойников. Я осторожен.
- Все равно, метр Арно, дело это опасное, и мне совсем не нравится, что
вы так легко пускаете в дело нож.
- Я не отступаю ни перед чем, когда служу вашей милости.
- Так-то оно так, но раз и навсегда зарубите себе на носу, метр Арно,
что, если попадетесь, я не стану вас спасать от петли, - сухо и презрительно
произнес коннетабль.
- Будьте спокойны, монсеньер, я человек осмотрительный.
- Теперь посмотрим, что в письме.
- Вот оно, монсеньер.
- Распечатайте его, только не повредите печати, и прочитайте.
Метр Арно дю Тиль достал из кармана острый резец, тщательно срезал
печать и развернул письмо. Он взглянул прежде всего на подпись.
- Видите, монсеньер, я не ошибся. Это действительно письмо кардиналу
Гизу от кардинала Караффа, как мне по глупости признался бедняга курьер.
- Читайте же, пропади вы пропадом! - закричал Анн де Монморанси. Метр
Арно начал:
"Монсеньер и дорогой соратник, сообщаю вам только три важные новости.
Во-первых, по вашей просьбе папа затянет по возможности дело о разводе и
будет гонять по разным конгрегациям Франциска де Монморанси, только что
вчера приехавшего в Рим, а в заключение откажет ему в ходатайстве".
- Pater noster! [Отче наш! (лат.)] - пробормотал коннетабль. - Сатана
бы спалил все эти красные мантии! [Красная мантия и красная шапка - одежда
кардиналов]
"Во-вторых, - продолжал читать Арно, - господин герцог де Гиз,
достославный брат ваш, после взятия Кампли обложил Чивителлу. Но чтобы
решиться послать ему людей и провиант, которых он требует, - а это, вообще
говоря, сделать нам очень нелегко, - мы хотели бы, по крайней мере, быть
уверены, что вы не отзовете его для кампании во Фландрии, а такой слух здесь
ходит. Сделайте так, чтобы он остался у нас".
- Advaniat regnum tuum, [Да приидет царствие твое (лат.)] - проворчал
Монморанси. - Мы примем свои меры, смерть и ад! Мы примем меры... вплоть до
того, что призовем во Францию англичан! Продолжайте же, во имя мессы!
"В-третьих, - продолжал шпион, - чтобы приободрить вас, монсеньер, и
содействовать вашим целям, извещаю вас о скором прибытии в Париж посланца
вашего брата, виконта д'Эксмеса, который доставит Генриху Второму знамена,
захваченные во время итальянской кампании. Он прибудет, надо думать,
одновременно с этим письмом. Присутствие виконта и славные трофеи, которые
он преподнесет королю, несомненно помогут вам направить в должную сторону
ваши планы".
- Fiat voluntas tua! [Да исполнится воля твоя! (лат.)] - в ярости
завопил коннетабль. - Мы хорошо примем этого посланца преисподней! Доверяю
его тебе, Арно. Все? В этом проклятом письме больше ничего нет?
- Ничего, монсеньер, кроме приветствий и подписи.
- Хорошо. Как видишь, тебе предстоит работенка.
- Я только этого и желаю, монсеньер... Ну, разве еще немного деньжат,
чтобы получше справиться с заданием.
- Вот тебе сто дукатов, мошенник. С тобой всегда приходится
раскошеливаться.
- У меня велики расходы на службе у вашей милости.
- Твои пороки обходятся тебе дороже служебных расходов, негодяй!
- О, как ошибается на мой счет монсеньер! Моя мечта - тихая, счастливая
и зажиточная жизнь где-нибудь в провинции вместе с женою и детьми. Хочется
дожить свой век честным отцом семейства!
- Добродетели сельской жизни! Ну что ж, исправься, отложи в сторону
сколько-нибудь дублонов, женись, и ты сможешь достигнуть тихого семейного
счастья. Кто тебе мешает?
- Ах, монсеньер, непоседливость! Да и какая женщина за меня пойдет?
- Это верно. А в ожидании бракосочетания, метр Арно, запечатайте-ка
хорошенько это письмо и отнесите его кардиналу. Да измените свою наружность,
поняли? И скажите, что ваш товарищ, умирая, вам поручил...
- Монсеньер может положиться на меня. Подделанная печать и подмененный
курьер покажутся правдоподобнее самой правды.
- Ах, дьявольщина! - воскликнул Монморанси. - Мы забыли записать имя
полномочного представителя Гизов. Как его зовут?
- Виконт д'Эксмес, монсеньер.
- Да, да. Так запомни же, плут, это имя... Кто там смеет мне мешать?
- Простите, монсеньер, - торопливо отозвался адъютант коннетабля, входя
в комнату, - прибывший из Италии дворянин явился к государю от имени герцога
де Гиза, и мне показалось необходимым доложить вам об этом... тем более что
он непременно хочет повидать кардинала Лотарингского. Зовут его виконт
д'Эксмес.
- Ты умно поступил, Гильом, - сказал коннетабль. - Приведи этого
господина сюда. А ты, метр Арно, спрячься за эту портьеру и воспользуйся
случаем приглядеться к человеку, с которым тебе, наверное, придется иметь
дело. Я принимаю его для тебя, гляди в оба.
- Кажется, монсеньер, - задумчиво ответил Арно, - я уже встречался с
ним где-то в пути. Но не мешает проверить... Виконт д'Эксмес?
Шпион проскользнул за портьеру. Гильом ввел Габриэля.
- Простите, - поклонился молодой человек старику, - с кем я имею честь
говорить?
- Я коннетабль Монморанси. Что вам угодно, сударь?
- Еще раз прошу меня простить. Я имею поручение лично к государю.
- Государь сейчас не в Лувре, а в его отсутствие...
- Я разыщу или подожду его величество, - перебил его Габриэль.
- Его величество на празднике в Турнелле и вернется сюда не раньше
вечера. Разве вы не знаете, что сегодня празднуется свадьба монсеньера
дофина?
- Знаю, монсеньер, мне об этом сообщили в пути. Но я проезжал через
университет, а не по улице Сент-Антуан.
- Тогда бы вам следовало держаться одного направления с толпою. Она
привела бы вас к государю.
- Но я еще не имею чести быть представленным государю. Для двора я
чужой. В Лувре я надеялся застать монсеньера кардинала Лотарингского. Я и
просил доложить о себе его высокопреосвященству и не знаю, почему это
привели меня к вам, монсеньер.
- Господин кардинал, как лицо духовное, любит сражения воображаемые, а
я, человек военный, люблю только сражения настоящие. Вот почему я в Лувре, а
господин кардинал - в Турнелле.
- Так я, с вашего позволения, монсеньер, отправлюсь к нему в Турнелль.
- О боже, отдохните немного, сударь, вы прибыли, по-видимому, издалека,
надо думать, из Италии, раз въехали в город со стороны университета.
- Вы угадали: из Италии, монсеньер. Мне это совершенно незачем
скрывать.
- Вы присланы, может быть, герцогом де Гизом? Ну, что он там
поделывает?
- Разрешите, монсеньер, об этом сперва доложить его величеству и
покинуть вас, чтобы исполнить этот долг.
- С богом, сударь, раз вы так спешите. Вам не терпится, должно быть, -
прибавил он с напускным добродушием, - свидеться с какой-нибудь из наших
красавиц. Разве не так, молодой человек?
Но Габриэль, приняв строгий вид, ответил только глубоким поклоном и
удалился.
- Pater noster, qui es in cadis! [Отче наш, иже еси на небеси! (лат.)]
- проскрежетал коннетабль, когда за Габриэлем захлопнулась дверь. - Уж не
думал ли этот проклятый хлыщ, что я хотел его задобрить, расположить в свою
пользу, подкупить, быть может? Точно я не знаю, с чем он приехал к королю!
Не хуже знаю, чем он! Ну, если он еще повстречается мне, то дорого заплатит
за свой надутый вид и нахальную недоверчивость! Эй, метр Арно!.. Куда же
девался этот мерзавец? Тоже исчез! Пресвятым крестом клянусь, все сегодня
сговорились валять дурака, дьявол их побери! Pater noster...
Пока разгневанный коннетабль изрыгал проклятия, сдабривая их, по своему
обыкновению, словами из святых молитв, Габриэль, проходивший по полутемной
галерее, с изумлением увидел стоявшего у дверей своего оруженосца, которому
он еще раньше велел ждать во дворе.
- Это вы, Мартен? Вы пошли мне навстречу? - спросил он. - Так вот что:
поезжайте вперед с Жеромом и ждите меня с зачехленными знаменами на углу
улиц Сент-Антуан и Сент-Катрин. Кардинал пожелает, может быть, чтобы мы тут
же их поднесли государю перед всем двором. Кристоф подержит мою лошадь и
проводит меня. Поняли?
- Да, монсеньер, - ответил Мартен-Герр.
Опередив Габриэля, он стремительно сбежал по лестнице, как бы в знак
того, что отлично исполнит поручение. Поэтому Габриэль, выйдя из Лувра, был
несколько удивлен, столкнувшись еще раз во дворе с Мартен-Герром. Тот был
бледен и до смерти напуган.
- Что это значит, Мартен? И что с вами? - спросил Габриэль.
- Ах, монсеньер, я только что видел его, он прошел здесь, в двух шагах
от меня. Он даже заговорил со мной.
- Да кто?
- Кто же, как не дьявол, не призрак, не привидение, не наваждение, но
второй Мартен-Герр!
- Опять это сумасшествие, Мартен! Вы, вероятно, стоя спите и видите
сны.
- Да нет же, это не сон. Он заговорил со мной, монсеньер, ей-ей!
Остановился, уставился на меня своим колдовским взглядом, от которого я аж
застыл, и сказал, рассмеявшись бесовским смехом: "Ну, что? Мы все еще
состоим на службе у виконта д'Эксмеса? (Заметьте это "мы", монсеньер.) И мы
приехали из Италии со знаменами, отнятыми у неприятеля герцогом де Гизом?" Я
невольно кивнул. Как он это все узнал, монсеньер? И он продолжал: "Не будем
же бояться. Разве мы не друзья и братья?" А затем, услышав ваши шаги,
добавил с дьявольской иронией, от которой у меня волосы стали дыбом: "Мы
свидимся, Мартен-Герр, мы еще свидимся", - и юркнул в эту низкую дверь, а
вернее - в стену.
- Да ты бредишь! - засмеялся Габриэль. - Он бы просто не успел
проделать все эти штуки. Ведь мы расстались с тобой на галерее совсем
недавно.
- Монсеньер, я ни на минуту не уходил с этого места!..
- Еще одна новость! С кем же я тогда говорил в галерее, если не с
тобой?
- Наверное, с ним, монсеньер, с моим двойником, с моею тенью.
- Мой бедный Мартен, - сказал с состраданием Габриэль, - тебе нехорошо?
У тебя, должно быть, голова болит? Мы слишком долго были на солнце с тобой.
- Ну да, - возмутился Мартен-Герр, - вы опять думаете, что у меня бред.
Но вот вам доказательство, что я не ошибаюсь, монсеньер: мне совершенно
неизвестны распоряжения, которые, по вашим словам, вы мне только что дали.
- Ты их забыл, Мартен, - мягко проговорил Габриэль. - Ну что ж, я их
повторю, мой друг: ты должен отправиться вперед, взяв с собою Жерома, и
ждать меня со знаменами на углу улиц Сент-Антуан и Сент-Катрин, а Кристоф
пусть останется со мною. Теперь вспоминаешь?
- Простите, монсеньер, как же можно вспомнить то, чего никогда не знал?
- Как бы то ни было, теперь ты это знаешь, - бросил Габриэль. - Пойдем
к ограде, где ждут нас наши люди с лошадьми, и живо в путь! В Турнелль!
- Слушаюсь, монсеньер. Выходит, что у вас двое оруженосцев. Хорошо еще,
что у меня всего лишь один господин, а не два!
VIII. УДАЧНАЯ КАРУСЕЛЬ
Ристалище для праздничных состязаний было устроено на улице Сент-Антуан
и тянулось от дворца Турнелль до королевских конюшен, образуя длинный
прямоугольник. На одном его конце высилась трибуна для королевы и
придворных, на противоположном - как раз у входа на ристалище - ждали своей
очереди участники состязаний. По сторонам волновалась толпа.
Когда около трех часов пополудни, после венчания и свадебного обеда,
королева и двор заняли отведенные им места, отовсюду раздались
приветственные клики.
Но из-за этого-то взрыва ликования праздник начался с несчастного
случая. Конь господина д'Аваллона, одного из капитанов гвардии, испугался,
взвился на дыбы и ринулся на арену, а всадник, не удержавшись в седле,
ударился головой о деревянный барьер. Его тут же унесли и передали врачам в
состоянии почти безнадежном.
Король страшно огорчился, но страсть к состязаниям вскоре одержала в
нем верх.
- Ах, бедный господин д'Аваллон! - вздохнул он. - Такой преданный
человек! Позаботьтесь же о тщательном уходе за ним. - И прибавил: - А скачки
с кольцами можно все-таки начать.
В ту пору скачки с кольцами были игрой несколько более сложной и
трудной, чем та, которая знакома нам теперь. Столб, с перекладины которого
свисало кольцо, отстоял на две трети дистанции от ее начала. Надо было
галопом пройти первую треть, проскакать во весь опор вторую и, на всем скаку
проносясь мимо столба, концом копья снять кольцо. Но что всего важнее -
древко копья не должно было касаться плеча; держать копье требовалось
горизонтально, подняв локоть выше головы. Последняя треть арены проходилась
рысью. Призом было бриллиантовое кольцо - дар королевы.
Генрих II на белой лошади, покрытой бархатным с золотой отделкой
чепраком, был самым изящным и ловким всадником, какого только можно себе
представить. Он держал копье и управлял им с поразительной грацией и
уверенностью. Очень редко бил он мимо кольца. Однако с ним соперничал
господин де Виейвиль, и был даже момент, когда казалось, победа достанется
ему - у него было на два кольца больше, чем у короля, а снять
╧Ёшъы■ўхэш 