▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╧Ёшъы■ўхэш 
   ╧Ёшъы■ўхэш 
      ─■ьр └ыхъёрэфЁ. ─тх ─шрэ√ -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  -
Наконец, придя в себя от неожиданной вести, она принялась расспрашивать Андре с пытливостью несчастных, которые жаждут испить до дна чашу своего горя. - Господин д'Эксмес не вручил вам никакого письма для меня? - Нет, сударыня. - Но что вы можете мне передать на словах? - Увы, - молвил паж, склонив голову, - господин д'Эксмес сказал только то, что возвращает вам все ваши обеты, даже тот, залогом которого была эта косынка. А больше он ничего не добавил. - Но при каких обстоятельствах он направил вас ко мне? Вы передали ему мое письмо? Что он сказал, прочитав его? Говорите, Андре! Вы честны и преданны! От ваших слов зависит счастье моей жизни. Даже малейший наш намек может натолкнуть меня на нужную дорогу. - Сударыня, - отвечал Андре, - я мог бы рассказать вам все, что знаю, но знаю-то я совсем ничего. - Говорите, все равно говорите! И Андре заговорил. Он рассказал ей о тех приказаниях, которые Габриэль дал ему, Андре, и Алоизе на случай своего отсутствия, о тех сомнениях и тревогах, которые одолевали молодого человека. Рассказал он и о том, как, прочитав письмо Дианы, Габриэль собрался было что-то сказать, но потом раздумал и ограничился несколькими фразами. Словом, Андре, как и обещал, передал ей все, что знал. Но поскольку он плохо разбирался в сути дел, рассказ его еще больше растревожил Диану. С грустью смотрела она на эту черную косынку, словно ожидая от нее ответа. А в голове билась беспокойная мысль: "Одно из двух - либо Габриэль узнал, что он в действительности - мой брат, либо потерял последнюю надежду разгадать эту дьявольскую тайну... Но тогда почему он не избавил меня от жестоких недоумений?" Диана растерялась. Как ей поступить? Навеки укрыться в стенах какого-нибудь монастыря? Или вернуться ко двору, отыскать Габриэля, узнать у него всю правду и остаться при короле, дабы предохранить его от возможных опасностей? Король? Ее отец? Но отец ли он ей? А вдруг она - недостойная дочь, спасающая короля от заслуженной мести? Какие страшные противоречия! Но Диана была женщина, и женщина с мягкой и великодушной душой. Она сказала себе: что бы ни случилось, тот, кто мстит, иногда жалеет о свершенном, тот, кто прощает, никогда не жалеет об этом! И она решила вернуться в Париж, остаться при короле и любыми путями разузнать о деяниях и намерениях Габриэля. Кто знает, может быть, и самому Габриэлю понадобится ее заступничество! Если же ей удастся примирить их обоих, тогда совесть у нее будет спокойна и она сможет посвятить себя богу. Приняв такое решение, Диана отбросила прочь всякие колебания, двинулась в путь и через три дня появилась в Лувре, где ее встретил с распростертыми объятиями растроганный король. Однако эти изъявления отцовских чувств она приняла крайне сдержанно. Сам же король, которому хорошо было известно расположение Дианы де Кастро к Габриэлю, тоже испытывал какую-то тревожную растерянность. Присутствие дочери невольно напоминало ему то, о чем вспоминать не хотелось. Быть может, поэтому он и не заикнулся о предполагавшемся ее браке с сыном Монморанси: в этом смысле госпожа де Кастро могла быть совершенно спокойна. Впрочем, ей и без того хватало забот. Ни в особняке Монтгомери, ни в Лувре, ни в других местах ничего достоверного о виконте д'Эксмесе ей не сказали. Молодой человек исчез. Проходили дни, недели, целые месяцы. Напрасно Диана, прямо или исподволь, выспрашивала о Габриэле - никто ничего определенного о нем не знал. Некоторые уверяли, будто видели его, но заговорить с ним не решились - вид его был столь мрачен, что все от него шарахались. Более того, все эти неожиданные встречи происходили почему-то в самых различных местах: одни встречали его в Сен-Жерменском предместье, другие - в Фонтенбло, третьи - в Венсенском лесу, а некоторые - даже в Париже... Откуда могли взяться такие разноречивые сведения? И, однако, в этом была доля истины. Габриэль, пытаясь избавиться от страшных воспоминаний и еще более страшных мыслей, не мог усидеть на одном месте. Нестерпимая жажда действия бросала его по всему краю. Пешком или на коне, бледный и мрачный, похожий на античного Ореста [Орест (греч. миф.) - герой, совершивший преступление, которого преследовали богини мести - эринии (у греков) или фурии (у римлян)], гонимого фуриями, он блуждал как неприкаянный по городам, деревням, полям, заходя в дома только на ночлег. Однажды, когда война на севере уже утихла, он заглянул к одному своему знакомому, к метру Амбруазу Парэ, недавно вернувшемуся в Париж. Обрадованный Амбруаз Парэ встретил его как героя и задушевного друга. Габриэль, словно изгнанник, возвратившийся из далеких странствий, принялся расспрашивать хирурга обо всех давным-давно известных новостях. Так он узнал, например, что Мартен-Герр выздоровел и теперь находится, видимо, на пути в Париж, что герцог де Гиз и его армия стоят лагерем под Тионвиллем, что маршал де Терм отбыл в Дюнкерк, а Гаспар де Таванн овладел Гином и что у англичан не осталось ни одной пяди французской земли, как в том и поклялся Франциск Лотарингский... Габриэль слушал внимательно, но новости эти не взволновали его. - Благодарю вас, метр, - сказал он Амбруазу Парэ. - Мне приятно было узнать, что взятие Кале пошло на пользу Франции. Однако не только ради интереса к этим новостям явился я к вам, метр. Должен признаться: меня взбудоражил наш разговор в прошлом году, в маленьком домике на улице Святого Якова. Теперь мне хотелось бы побеседовать с вами о вопросах религии, которые вы постигли в совершенстве... Вы, вероятно, перешли уже на сторону Реформации? - Да, виконт, - не колеблясь, ответил Амбруаз Парэ. - Кальвин благосклонно ответил мне на мое письмо и рассеял последние мои сомнения, последние колебания. Ныне я - один из самых ревностных среди посвященных. - Тогда не угодно ли вам приобщить к вашему свету нового добровольца? Я говорю о себе. Не угодно ли вам укрепить мою зыбкую веру, подобно тому как вы укрепляете истерзанное тело? - Мой долг - облегчать не только физические страдания человека, но и страдания его души. Я готов вам служить, господин д'Эксмес. Больше двух часов длилась их беседа, во время которой Амбруаз Парэ был пылок и красноречив, а Габриэль - спокоен, печален и внимателен. Потом Габриэль встал и, протягивая руку хирургу, сказал: - Благодарю, наш разговор пойдет мне на пользу. Время, к сожалению, не такое, чтоб я мог открыто присоединиться к вам. Мне нужно подождать... Но благодаря вам, метр, я понял, что вы идете по верному пути, и отныне считайте, что я если не делом, то сердцем уже с вами. Прощайте, метр Амбруаз... Мы еще свидимся. Габриэль молча распрощался с хирургом и ушел. Через месяц, в самом начале мая 1558 года, впервые после своего таинственного исчезновения он появился в особняке на улице Садов святого Павла. Там было немало перемен. Две недели назад вернулся Мартен-Герр, а Жан Пекуа с Бабеттой жили там уже третий месяц. Но судьба, очевидно, не пожелала довести испытание преданности Жана до конца, и за несколько дней до возвращения Габриэля Бабетта разрешилась мертвым ребенком. Бедная мать сильно убивалась, но в конце концов нежные утешения мужа и материнская забота Алоизы несколько смягчили ее горе. Итак, однажды они сидели вчетвером за дружеской беседой, как вдруг дверь отворилась, и в комнату медленно и спокойно вошел хозяин дома, виконт д'Эксмес. Они с радостными возгласами вскочили со своих мест и бросились к Габриэлю. Когда первые восторги утихли, Алоиза засыпала вопросами того, кого вслух называла "господин", а в сердце своем - "дитя мое". Где это он так долго пропадал? Что намерен делать сейчас? Останется ли наконец среди тех, кому так дорог? Но Габриэль грустно взглянул на нее и приложил палец к губам: значит, он не желает распространяться ни о прошлом, ни о будущем. И чтобы избавиться от настойчивых расспросов, он сам стал расспрашивать Бабетту и Жана Пекуа: не нуждаются ли они в чем-нибудь, имеют ли они сведения о Пьере, оставшемся в Кале... Он посочувствовал горю Бабетты и постарался ее утешить, насколько можно утешить мать, потерявшую свое дитя. Почти целый день провел Габриэль среди друзей и домочадцев, но хотя был он добр и любезен, по всему было видно, что пребывает он в мрачной меланхолии. Мартен-Герр не спускал глаз со своего вернувшегося хозяина. Габриэль и с ним поговорил, но, к сожалению, ничем не напомнил о давнем обещании покарать преступника, некогда прикидывавшегося его оруженосцем. Mapтен же настолько уважал Габриэля, что не смел первый заговорить с виконтом об этом. Но вечером, уже собираясь уходить, Габриэль сам обратился к Мартен-Герру. - Мартен, я не забыл о тебе. Я все время искал, допытывался и, кажется, нашел следы той правды, что тебя волнует. - О, ваша светлость! - радостно пробормотал смутившийся оруженосец. - Да, Мартен, - продолжал Габриэль, - я собрал нужные сведения и чувствую, что иду по верному пути. Но мне нужна твоя помощь, друг мой. На той неделе поезжай к себе на родину, но по дороге остановись в Лионе. Через месяц я с тобой там встречусь, и мы согласуем дальнейшие наши действия. - Слушаюсь, ваша светлость, - отвечал Мартен-Герр. - Но неужели до той поры мы не увидимся? - Нет, сейчас мне нужно побыть одному, - непреклонным тоном возразил Габриэль. - Я снова вас покину, и не надо меня удерживать, это меня только огорчит. Прощайте, друзья мои! Помни, Мартен, через месяц мы встречаемся в Лионе. - Я буду вас там ждать, ваша светлость. Габриэль тепло распрощался с Жаном Пекуа и его женой, крепко пожал руки Алоизе и, словно не замечая скорби своей старой кормилицы, ушел в ночь... И снова - беспокойные метания, снова - бродячая жизнь, на которую, казалось, он был обречен... XXXIII. НОВАЯ ВСТРЕЧА С АРНО ДЮ ТИЛЕМ Миновало еще шесть недель, и вот мы уже у порога красивого домика в деревушке Артиг, что неподалеку от Риэ. 15 июля 1558 года... На гладко выструганной деревянной скамейке сидел какой-то человек, проделавший, судя по его запыленной одежде, немалый путь. Он небрежно протягивал ноги, обутые в грязные башмаки, женщине, стоявшей перед ним на коленях и, видимо, собиравшейся их расшнуровать. Человек недовольно хмурил брови, женщина улыбалась. - Долго я буду ждать, Бертранда? - грубо спросил он. - Ты выводишь меня из терпения! До чего же ты неуклюжа! - Вот и готово, Мартен, - кротко промолвила женщина. - Что готово? Эх! - заворчал мужчина. - А где домашние туфли? Ну! Разве ты вовремя догадаешься их принести, дубина ты стоеросовая!.. А я сиди босой и жди! Бертранда метнулась в дом и через секунду вернулась с туфлями. Вы, конечно, узнали, с кем имеете дело. Да, это были все тот же подлец и негодяй Арно дю Тиль, укрывшийся под именем Мартен-Герра, и ныне укрощенная и удивительно смиренная Бертранда де Ролль. - А где мой стакан меду? - пробурчал Арно. - Все готово, - робко сказала Бертранда, - я сейчас принесу... - Опять дожидаться! - нетерпеливо топнул он ногой. - Поторапливайся, а не то... - И он выразительным жестом завершил свою недосказанную мысль. Бертранда исчезла и вернулась с молниеносной быстротой. Мартен взял из ее рук стакан меду и с явным удовольствием залпом выпил его. - Здорово! - причмокнул он языком, как бы удостаивая благодарности жену. - Бедный мой дружок, тебе жарко! - Бертранда осмелилась отереть платком лоб своего сурового муженька. - Надень шляпу, а то еще простудишься. Ты, наверно, устал? Тот ответил ей тем же ворчанием: - И надо было мне считаться с какими-то дурацкими обычаями и гонять по всей округе, чтоб созвать на обед целую стаю голодных родичей! Как же, годовщина свадьбы!.. Клянусь, я начисто забыл про этот нелепый обычай, и вот только вчера ты мне напомнила... Ну ничего, обошел теперь всех... Через два часа вся эта родня с ненасытными челюстями будет здесь... - Спасибо, Мартен. Ты верно говоришь: обычай действительно нелепый, но ему нужно покоряться, если не хочешь прослыть гордецом и невежей. - Тоже мне философ! - с издевкой отозвался Мартен-Герр. - А ты, бездельница, хоть что-нибудь сделала по своей части? Стол накрыт? - Да, Мартен, как ты и приказал. - А судью пригласила? - Пригласила, Мартен, и он сказал, что постарается заглянуть к нам. - "Постарается"! - яростно завопил лже-Мартен. - Это не то! Надо, чтоб он непременно был! Плохо ты, значит, его приглашала! Этого судью мне нужно приручить. Его приход хоть как-то окупит всю эту глупую сумятицу с бестолковой годовщиной!.. - "Бестолковая годовщина"! - слезливо повторила Бертранда. - И это о нашей свадьбе! Ах, Мартен, ты теперь стал образованный, много ездил, много видел и можешь презирать обычаи нашего края... но все-таки... Эта годовщина мне напоминает то время, когда ты был не так суров к своей бедной женушке... Мартен разразился язвительным хохотом: - Да, да, но тогда и женушка была не так нежна к своему муженьку!.. Помнится, иной раз она даже позволяла себе... - О Мартен! - воскликнула Бертранда. - Не заставляй меня краснеть... - А я когда вспоминаю, что был ослом, который мог терпеть... Да ладно уж... довольно об этом... Характер мой с тех пор изменился, да и твой тоже... Ну, а теперь все идет ладно, и у нас получилась недурная семья. - Вот именно, - подтвердила Бертранда. - Бертранда! - Что, Мартен? - Ты сейчас же отправишься снова к судье, еще раз пригласишь к нам и непременно заручишься его согласием. И знай: если он не явится, то быть тебе битой! - Все сделаю, Мартен, - уверила его Бертранда и мгновенно исчезла. Арно дю Тиль одобрительно посмотрел ей вслед, потом блаженно потянулся, удовлетворенно вздохнул и самодовольно прищурил свои глазки, как человек, который ничего не боится и ничего не желает. Он даже и не заметил, что по дороге, безлюдной в этот знойный час, бредет, тяжело опираясь на костыль, какой-то путник. Завидев Арно, он остановился: - Извините, приятель, нет ли в вашем селении таверны, где можно было бы отдохнуть и пообедать? - Таковой у нас не имеется, - вяло отозвался Арно. - Вам придется идти в Риэ, это две мили отсюда. Там есть постоялый двор. - Еще две мили! - ахнул незнакомец. - Я и без того валюсь с ног и охотно бы дал пистоль за хорошую постель и добрый обед. - Пистоль? - пошевелился Арно дю Тиль (его отношение к деньгам ничуть не изменилось). - Ну что ж, если уж вам так хочется, то можно будет постелить в уголке, а что до обеда, так у нас сегодня справляют годовщину свадьбы и лишний сотрапезник не помешает. Подойдет? - Конечно, ведь я же сказал, что валюсь с ног от голода и усталости. - Тогда решено: оставайтесь за один пистоль. - Получите вперед! Арно дю Тиль привстал, чтобы взять деньги, и приподнял шляпу, закрывавшую его лицо. Увидев его, странник изумленно попятился: - Племянничек! Арно дю Тиль! Арно взглянул на него и побледнел, но тут же оправился. - Ваш племянничек? Я вас не узнаю. Кто вы такой? - Ты не узнаешь меня, Арно? Ты не узнаешь своего старого дядюшку по матери, Карбона Барро, которому ты, так же как и всей семье, причинил столько хлопот? - Да нет, клянусь! - нагло рассмеялся Арно. - Как так! Да разве ты не уморил свою матушку, мою бедную сестру, которую десять лет назад ты бросил в Сожьясе?! Ах, так, значит, ты меня не узнаешь, негодяй! Но я-то тебя тут же признал! - Не понимаю, сударь, что вы хотите этим сказать? - ничуть не смущаясь, отвечал наглец. - Я никакой не Арно, я Мартен-Герр, я не из Сожьяса, а из Артига. Здешние старожилы знают, что я здесь родился, и если вам охота выставить себя на посмешище, так повторите свои бредни перед моей женой Бертрандой де Ролль и перед моими родными. - Жена! Родные! - повторил ошеломленный Карбон Барро. - Позвольте... Неужели я ошибся?.. Нет, невозможно... Такое сходство... - За десять лет трудно поручиться, - перебил его Арно. - Но, может, вам и зрение изменяет? Мою родню вы сможете увидеть и услыхать здесь, они вот-вот подойдут. - Ну что же, пусть так! - Карбон Барро начинал убеждаться в своей ошибке. - Бывает... но могу сказать от имени всей семьи, что племянничек-то наш был величайшим прохвостом! И, по моему расчету, даже трудно предположить, чтоб он был жив. Думается мне, что его давным-давно повесили! - Вы так думаете? - не без горечи спросил Арно дю Тиль. - Я в этом уверен, дорогой Мартен-Герр! - убежденно заявил Карбон Барро. - Но вам-то все это ни к чему, поскольку речь идет вовсе не о вас. - Совершенно ни к чему, - подтвердил Арно с некоторым недовольством. - Ах, сколько раз, - продолжал разговорчивый дядюшка, - сколько раз, глядя на слезы его бедной матери, я поздравлял себя с тем, что остался холостяком и не наплодил кучу детишек! "Ладно! У дядюшки Карбона нет детей, значит, нет и наследников!" - поразмыслив, заключил Арно. - О чем вы задумались, метр Мартен? - спросил дядюшка. - Вот думаю, - мягко отозвался Арно, - что, несмотря на все эти утверждения, вы, почтенный Карбон Барро, все-таки были бы не прочь иметь сынка или, на худой конец, хоть вот такого неважного племянника... Все же родственник... вы бы могли ему завещать свое состояние... - Мое состояние? - переспросил Карбон. - Ну конечно! Вы, наверное, не слишком-то бедны, ежели так легко бросаетесь пистолями! А этот Арно был бы вашим, как я полагаю, наследником. Черт возьми! Вот потому-то я и жалею, что не могу хоть на время превратиться в Арно! - Арно дю Тиль действительно был бы моим наследником, - согласно кивнул головой Карбон Барро. - Но невелика радость от моего наследства, ибо я совсем небогат... Правда, сейчас я могу заплатить пистоль, потому что очень устал и проголодался. Но тем не менее мой кошелек не слишком туго набит... - Хм!.. - недоверчиво хмыкнул Арно дю Тиль. - Вы мне не верите, метр Мартен-Герр? Как вам угодно... Впрочем, проверить нетрудно: я направляюсь в Лион, где председатель судебной палаты, у которого я двадцать лет служил судебным приставом, предлагает мне приют и кусок хлеба до конца моих дней. Он-то мне и прислал двадцать пять пистолей на уплату долгов и на дорогу. Словом, мое наследство не таково, чтобы соблазнить Арно дю Тиля... если он здравствует и поныне. Вот почему... - Хватит болтать! - грубо оборвал его раздосадованный Арно дю Тиль. - Мне только и дела, что выслушивать ваши побасенки! Давайте мне ваш пистоль и заходите в дом, если хочется. Потом пообедаете, отоспитесь, и мы будем квиты. И незачем так долго и много разглагольствовать. - Но вы же сами меня расспрашивали! - Ладно... Вот уж и гости собираются... Я вас покидаю, надо их встретить... А вы не стесняйтесь, заходите сами. Провожать я вас не буду... - Сам вижу, - буркнул Карбон Барро и вошел в дом, поругивая про себя хозяина за столь неожиданные перемены в его настроении. Три часа спустя все сидели за столом под тенистыми деревьями. Артигский су

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє