╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
часа не ждут и не
теряют драгоценного времени. Ведь ночью опасность не так велика, как
вечером. Тем не менее посоветуй барону Вольпергу от моего имени быть крайне
осторожным. Ты знаешь, как надо поступить: разделить отряд на три колонны и,
по возможности, незаметнее подойти к городу с трех противоположных сторон.
На успех всех трех колонн рассчитывать трудно. Но гибель одной, быть может,
будет спасением для двух остальных. Ну вот и все, мой славный Мартен. Может,
больше мы и не свидимся... Дай же мне руку, и храни тебя господь!
- О, молю господа сохранить вас! - ответил Мартен. - Все-таки я
надеюсь, что нынче вечером мы сыграем какую-нибудь ловкую штуку с этими
треклятыми испанцами.
- Я рад, что ты в таком расположении духа, Мартен. Так будь же здоров!
Желаю тебе удачи и, главное, нахальства.
- И я вам желаю удачи, монсеньер, и осторожности.
Так расстались рыцарь и оруженосец. Поначалу у Мартена все шло гладко,
и он, скрываясь в густом мраке, ловко избежал нескольких встреч с
подозрительными личностями. Но, приближаясь к лагерю валлонов, Мартен-Герр
очутился вдруг между двумя отрядами, пешим и конным. Грозный окрик: "Кто
идет?" - не оставлял ни малейшего сомнения, что его заметили.
"Ну, - подумал он, - теперь как раз пора пустить в ход свое
нахальство".
И, как бы осененный свыше необыкновенно удачной мыслью, он затянул во
все горло чрезвычайно подходящую к этому случаю песню об осаде Меца:
В пятницу, день всех святых,
Не знали жители Меца,
Куда от насевших на них
Германских разбойников деться
- Эй! Кто идет? - снова рявкнули из темноты; владелец этого грубого
голоса говорил на каком-то непостижимом наречии.
- Крестьянин из Анжимона, - ответил Мартен-Герр на столь же непонятном
языке и продолжал путь, с еще большим усердием распевая свою песенку.
- Эй, стой на месте и перестань горланить свою проклятую песню!
Слышишь? - продолжал свирепый голос.
Мартен-Герр мгновенно сообразил, что один против сотни он не боец, что
от конных пешком не убежишь да и бегство его произведет на них самое дурное
впечатление. И он остановился. В сущности, он был до известной степени рад
случаю блеснуть своей ловкостью и хладнокровием. Габриэль, иной раз как
будто сомневавшийся в нем, не имел бы впредь подобных оснований, если бы
ему, Мартену, удалось выпутаться из такого трудного положения.
Поэтому он постарался выглядеть как можно беспечнее.
- Клянусь святым мучеником Кантеном! - ворчал он, приближаясь к отряду.
- Что за бестолковщина задерживать бедного крестьянина, когда он торопится
домой к ясене и детям в Анжимон! Ну, говорите, да живей, чего вам надобно от
меня?
- Чего нам надо? - спросил окликнувший его человек. - Допросить и
обыскать тебя, ночной бродяга. Одежда-то на тебе крестьянская, а на деле ты,
может быть, шпион.
- Хо-хо! Допрашивайте, обыскивайте, - громко и неестественно рассмеялся
Мартен-Герр.
- Это мы сделаем в лагере.
- В лагере? - повторил Мартен. - Ладно! Идем! Я желаю говорить с
начальником. Это что ж такое? Останавливать бедняка крестьянина, который
относил провиант вашим товарищам под стены Сен-Кантена и теперь идет домой?
Будь я проклят, если еще раз туда пойду! Это я-то шпион! Я буду жаловаться
начальнику, идем!
- Ишь ты языкастый какой! - усмехнулся командир отряда. - Начальник -
это я, приятель. И ты будешь иметь дело только со мной. Не думай, что мы
разбудим генералов ради такого плута, как ты.
- Нет, вы меня к генералам ведите! Я требую! - возразил скороговоркой
Мартен-Герр. - Я должен им сказать, что так не хватают ни с того ни с сего
кормильцев армии. Я ничего не сделал плохого. Я честный крестьянин из
Анжимона. Я потребую возмещения, пускай-ка вас повесят.
- Он, видно, уверен, что его зря обидели, - заметил один из всадников.
- Ну конечно, - согласился начальник, - и я бы его отпустил, да больно
уж знакомы и его голос и фигура... Марш вперед! В лагере все разъяснится.
Мартен-Герр, конвоируемый двумя всадниками, не переставал всю дорогу
сыпать проклятиями. Не умолк он и в ту минуту, когда его ввели в палатку.
- Вот как вы себя ведете со своими союзниками! Ну ладно же! Поищите вы
теперь овса для коней и муки для себя, я вам больше не поставщик!..
В этот миг начальник конного отряда поднес факел к самому лицу
Мартен-Герра и даже попятился от изумления.
- Дьявол мне свидетель, я не ошибся! - закричал он. - Это он и есть!
Разве вы не узнаете этого негодяя?
- Он! Он самый! - гневно поддакивали остальные солдаты, по очереди
подходившие взглянуть на пленника.
- Ну вот! Узнали меня наконец? - заговорил несчастный, начинавший не на
шутку тревожиться. - Сами видите, что перед вами Мартен Корнулье из
Анжимона... Теперь вы меня, слава богу, отпустите.
- Отпустим тебя? Вор, свинья, висельник!.. - сжимая кулаки, сверкнул
глазами начальник отряда.
- Что такое? Что с тобой, приятель? - изумился Мартен-Герр. - Уж не
перестал ли я вдруг быть Мартеном Корнулье?
- Ты и не был никогда Мартеном Корнулье! Мы все тебя знаем и можем
запросто изобличить во лжи. А ну-ка, друзья, скажите этому мошеннику, как
его зовут, сорвите с него личину.
- Это Арно дю Тиль! Это же мерзавец Арно дю Тиль! - повторил хором
десяток голосов.
- Арно дю Тиль? Это кто же такой? - спросил, бледнея, Мартен.
- Да, отрекайся от самого себя, подлец! - воскликнул начальник. - Но
вот, по счастью, десять человек могут опровергнуть твои враки. Неужто у тебя
хватит наглости отрицать, что в день святого Лаврентия я взял тебя в плен и
что ты состоял в свите коннетабля?
- Да нет же, нет, я Мартен Корнулье! - бормотал Мартен, совершенно
растерявшись.
- Ты Мартен Корнулье? - переспросил начальник, презрительно смеясь. -
Так ты не хочешь быть тем негодяем Арно дю Тилем, который посулил мне выкуп,
снискал мое расположение, а прошлой ночью сбежал, захватив с собой и те
небольшие деньги, что были при мне? Каналья!
- Вы уверены, что не ошибаетесь? - пролепетал подавленный Мартен. - Вы
могли бы все поклясться, что мое имя... Арно дю Тиль? Что в день святого
Лаврентия этот бравый молодец взял меня в плен? Вы могли бы присягнуть, что
это так?
- Могли бы, могли! - энергично воскликнули солдаты.
- Ну, так это меня не удивляет, - понурился Мартен-Герр, который, как
мы помним, всегда городил вздор, когда заходила речь о раздвоении его
личности. - Поистине это меня не удивляет. Я мог бы вам без конца повторять,
что меня зовут Мартеном Корнулье, но раз я знаком вам как Арно дю Тиль, то я
умолкаю, я больше не спорю, я примиряюсь со своею участью. Раз дело обстоит
так, то я связан по рукам и ногам... Этого я не предвидел... Ну что ж,
прекрасно, делайте со мною что угодно, уведите меня, заприте, свяжите!
После этой покаянной речи бедняга сознался во всех своих грехах, в
которых его обвиняли, и принял сыпавшиеся на его голову ругательства как
воздаяние свыше за свои новые прегрешения. Только об одном он жалел - о том,
что не успел выполнить поручение, с которым был послан к барону Вольпергу.
Но кто мог бы предвидеть, что ему придется держать ответ за якобы новые
злодеяния, которые обратят в ничто его прекрасное намерение блеснуть
ловкостью и присутствием духа?
"Утешает меня лишь то, - размышлял связанный Мартен-Герр, валяясь на
сырой земле в темном чулане, - что Арно дю Тиль, быть может, вступает сейчас
в Сен-Кантен с отрядом Вольперга. Но нет, это тоже пустая мечта. Судя по
тому, что мне известно об этом мерзавце, вернее будет предположить, что
теперь он вовсю мчится в Париж".
XXX. ВОЕННЫЕ ХИТРОСТИ
Хотя мечта Мартен-Герра казалась ему совершенно несбыточной, она тем не
менее осуществилась. Когда Габриэль, миновав множество опасностей, вошел в
лес, где ждал его барон Вольперг, первым, кого он увидел, был его
оруженосец:
- Мартен-Герр! - воскликнул Габриэль.
- Он самый, монсеньер, - ухмыльнулся оруженосец. Но этому Мартен-Герру
наглости было не занимать. - На сколько ты меня опередил? - спросил
Габриэль.
- Я здесь уже с час, монсеньер.
- Да что ты?! Но, кажется, ты переоделся? Когда мы расставались три
часа назад, на тебе был другой костюм.
- Это верно. Я поменялся одеждой с одним повстречавшимся на пути
крестьянином.
- И у тебя не было ни одной неприятной встречи?
- Ни одной.
- Ну хорошо...
- Если не возражаете, виконт, - сказал подошедший к ним барон, - мы
выступим только через полчаса. Ведь еще нет и полуночи. Я считаю, что мы
должны быть у Сен-Кантена около трех часов ночи. Кстати, в это время
ослабевает и бдительность часовых. Вы согласны, виконт?
- Согласен. И ваше мнение полностью совпадает с инструкциями господина
Колиньи. Он будет ждать нас в три часа утра. К этому времени мы должны быть
уже у города. Но дойдем ли мы до него, неизвестно...
- Непременно дойдем, монсеньер, позвольте вас уверить в этом, -
вмешался Арно-Мартен. - Проходя мимо лагеря валлонов, я хорошенько
рассмотрел его расположение и проведу вас мимо него хоть с завязанными
глазами.
- Что за чудеса, Мартен? - воскликнул Габриэль. - Чего ты не успел за
два часа! Отныне я буду полагаться не только на твою верность, но и на твою
смекалку.
- О, монсеньер, полагайтесь только на мое усердие, а главное - на мою
скрытность. Выше этого мое честолюбие не метит.
Случай и дерзость так благоприятствовали плутням пронырливого Арно, что
с момента появления Габриэля этот обманщик имел полную возможность говорить
лишь правду.
И пока, уединившись, Вольперг и Габриэль обсуждали план экспедиции,
негодяй тоже заканчивал разработку своего собственного плана, доверившись
удивительному стечению обстоятельств, которое до сих пор всегда выручало
его.
На самом же деле произошло вот что. Вырвавшись из плена, Арно полтора
суток бродил по окрестным лесам, не решаясь выйти из них, так как боялся
снова очутиться в плену. Под вечер он разглядел в Анжимонском лесу следы
конских копыт; по-видимому, тут прятались всадники, а коли они углубились в
чащу, следовательно, это французы. Арно постарался к ним присоединиться, и
это ему удалось. Первый же солдат Вольперга, поздоровавшийся с Арно, назвал
его Мартен-Герром, и тот, разумеется, не отрекся от такого имени.
Прислушиваясь ко всем разговорам, весь обратившись в слух, он вскоре узнал,
что в эту же ночь сюда должен вернуться виконт д'Эксмес, отправившийся в
Сен-Кантен, а вместе с виконтом и Мартен-Герр. Поэтому-то Арно и приняли за
Мартена и, естественно, стали расспрашивать его о виконте.
- Виконт придет, просто мы пошли разными дорогами, - отвечал он, и
тотчас же сообразил, что непредвиденная встреча с Габриэлем сулит ему немало
выгод.
Во-первых, можно не заботиться о собственном пропитании в столь трудное
время. Во-вторых, он знал, что пленного коннетабля Монморанси не столько
угнетает позор поражения и плена, сколько мысль о своем ненавистном и
всесильном теперь сопернике, герцоге де Гизе, обретшем полное доверие
короля. Увязаться же за одним из друзей де Гиза значило бы приобщиться к
источнику всех сведений, которые Арно дорого продавал коннетаблю. Наконец,
Габриэль был личным врагом Монморанси, главной помехою для брака его сына
Франциска и госпожи де Кастро.
Но если вернется настоящий Мартен-Герр, размышлял Арно, то это может
начисто расстроить такие прекрасные планы. Поэтому, дабы не раскрылся обман,
нужно во что бы то ни стало подстеречь простака Мартена и устранить, а то и
просто убить его. Какова же была его радость, когда виконт д'Эксмес вернулся
один и сразу же признал в нем Мартен-Герра! Арно, как оказалось, сам того не
ведая, сказал правду Вольпергу и его людям. Тогда уж он окончательно
доверился своей звезде, полагая, что дьявол, покровитель его, вверг беднягу
Мартена в плен к испанцам.
Вскоре отряд Вольперга разделился на три колонны и двинулся в путь по
трем разным направлениям.
Колонна Габриэля осторожно миновала лагерь валлонов и вскоре оказалась
под стенами Сен-Кантена, обложенного со всех сторон испанцами.
Город, казалось, застыл в тревожном ожидании, ибо исход дерзкой
операции Габриэля и Вольперга нес горожанам либо спасение, либо гибель.
Поэтому адмирал уже в два часа ночи сам побывал в тех местах, где должны
были пройти солдаты Вольперга, и приказал часовым быть начеку. Потом он
взобрался на сторожевую башню и стал вглядываться и вслушиваться в ночную
зловещую тишину. Но он ничего не услышал, ничего не увидел. До него
доносился лишь глухой далекий шум у испанских подкопов да виднелись черные
пятна лесных массивов и белеющие в темноте вражеские палатки.
Тогда, не в силах совладать с беспокойством, адмирал решил направиться
в самое опасное место, где должна была решиться судьба Сен-Кантена. Он сошел
с башни и в сопровождении нескольких офицеров поскакал к бастиону де-ла-Рэн.
Когда на церкви Капитула Каноников пробило три часа, со стороны болот
Соммы раздался крик совы. - Слава богу! Это они! - воскликнул адмирал. По
знаку Колиньи господин дю Брейль, губернатор Сен-Кантена, сложив руки
рупором, ответил на сигнал, умело подражая крику орлана.
Безмолвная тишина опустилась на землю. Напрягая слух, адмирал и его
свита словно окаменели.
Внезапно с той стороны, откуда донесся крик, прогремел мушкетный
выстрел, и вслед за ним послышались стрельба, вопли и какой-то страшный
гул...
Первая колонна была обнаружена.
- Сотней храбрецов стало меньше! - с горечью воскликнул адмирал.
Быстро спустившись с насыпи, он снова сел на коня и, не сказав ни
слова, поехал к бастиону Сен-Мартен, где поджидали другую колонну отряда
Вольперга.
Грызущая душу тревога не покидала адмирала. Гаспар де Колиньи напоминал
игрока, поставившего на три карты все свое состояние. Первая ставка была
бита. Что будет со второй?
Увы! Такой же крик послышался за валами, такой же отклик прозвучал в
городе. Затем - повторение прежней роковой сцены: выстрел часового, залпы,
вопли раненых...
- Двести мучеников! - глухо обронил Колиньи.
И снова вскочил в седло. За две минуты домчался он до потайного хода в
предместье. Там было тихо.
"Конец, - подумал адмирал, - теперь неприятельский лагерь уже поднят на
ноги. Тот, кто командует третьей колонной, должно быть, не рискнул
подвергать ее смертельной опасности и отступил". Таким образом, этой третьей
и последней возможности у игрока вообще не стало. У Колиньи даже мелькнула
мысль, что третья колонна была застигнута вместе со второй и погибла в это
же время.
Горячие слезы отчаяния и ярости покатились по смуглым щекам адмирала.
Через несколько часов горожане, узнав о последней неудаче, растеряются и
снова потребуют сдать город. Да если бы город и не пожелал сдаться, при
таком упадке духа первый же приступ откроет испанцам ворота Сен-Кантена и
Франции. И ждать этого приступа, конечно, недолго...
Как бы предвидя опасения Колиньи, стоявший подле него губернатор дю
Брейль приглушенно крикнул:
- Внимание! - И когда адмирал обернулся, он показал рукой на ров, по
которому двигалась черная, безмолвная тень. - Друзья или враги? - тихо
спросил дю Брейль.
- Тише! - ответил адмирал. - Мы готовы ко всему.
- Как бесшумно они идут! - продолжал губернатор. - Стука копыт совсем
не слышно... Их, право, можно принять за привидения.
И суеверный дю Брейль на всякий случай перекрестился. Колиньи же,
человек бесстрашный, внимательно, до боли в глазах, вглядывался в черный
немой отряд.
Когда всадники были уже в каких-нибудь пятидесяти шагах, Колиньи сам
закричал орланом. Ему ответил совиный крик.
Тогда адмирал вне себя от радости кинулся к потайному ходу,
распорядился тут же открыть ворота, и сто немых всадников в черных плащах на
покрытых черными попонами лошадях въехали в город. Теперь можно было
разглядеть, почему не слышно было стука копыт: копыта лошадей были обмотаны
тряпками. Только благодаря этой уловке, придуманной уже после гибели двух
первых колонн, третьей удалось избегнуть гибели. А придумал такую уловку не
кто иной, как Габриэль.
Эти сто солдат были, конечно, не слишком-то большой подмогой, и все же
они могли отстоять в течение нескольких дней два самых опасных поста. Но
самое главное - что прибытие их доставило огромную радость осажденным после
столь унылого ряда неудач. Счастливая весть мгновенно распространилась по
всему городу. Захлопали двери, засветились в окнах огни, и дружные
рукоплескания провожали Габриэля и его солдат, проезжавших по улицам.
- Нет, радость неуместна, - скорбно сказал Габриэль. - Вспомните о
двухстах павших за валами.
И он приподнимал шляпу, как бы салютуя мертвым героям, среди которых
был, по-видимому, и доблестный Вольперг.
- Да, - ответил Колиньи, - мы оплакиваем их и восхищаемся ими. Но как
мне вас благодарить, господин д'Эксмес? Позвольте мне, по крайней мере,
крепко обнять вас за то, что вы уже дважды спасли Сен-Кантен.
Но Габриэль, пожимая ему руку, ответил:
- Господин адмирал, вы мне скажете это через десять дней.
XXXI. СЧЕТ АРНО ДЮ ТИЛЯ
Адмирал отвез в ратушу Габриэля, падавшего с ног от усталости; за
последние четыре дня он почти не спал. Колиньи отвел ему комнату рядом со
своей, и Габриэль, кинувшись на постель, заснул так, словно ему не суждено
было проснуться.
И действительно, проснулся он только в пятом часу дня, да и то лишь
потому, что Колиньи, войдя к нему в комнату, сам разбудил его. Днем
неприятель пытался штурмовать город. Осажденные успешно отбросили его. Но
штурм, очевидно, должен был на другой день повториться, и адмирал пришел
посоветоваться с Габриэлем.
Габриэль мигом вскочил с постели, готовый выслушать Колиньи.
- Скажу только два слова своему оруженосцу, - обратился он к адмиралу,
- а затем я весь в вашем распоряжении.
- Пожалуйста, виконт, - ответил Колиньи. - Если бы не вы, на этой
ратуше теперь уже развевался бы испанский флаг, а поэтому вы вправе считать
себя здесь хозяином.
Подойдя к двери, Габриэль позвал Мартен-Герра. Тот сразу прибежал на
его зов.
- Мартен, - сказал молодой человек, отведя его в сторону, - ты
немедленно пройдешь в лазарет предместья д'Иль. Там спросишь не госпожу де
Кастро, а настоятельницу бенедиктинок, досточтимую мать Монику, и попросишь
ее предупредить сестру Бени, что виконт д'Эксмес явится к ней через час и
заклинает ее подождать его. Ступай же, и пусть она знает, по крайней мере,
что я сердцем с нею.
- Это она узнает, монсеньер, - почтительно отозвался Мартен.
Он действительно поспешил в лазарет предместья д'Иль и принялся
ревностно искать повсюду сестру Монику.
Наконец ему показали настоятельницу.
- Ах, как я рад, мать настоятельница, что разыскал вас наконец! -
обратился к ней хитрый плут. - Мой бедный господин был бы так огорчен, если
бы мне не удалось исполнить поручение, с которым он послал меня к вам, а в
особенности к госпоже де Кастро.
- А кто вы, мой друг, и от чьего имени пришли? - спросила
настоятельница, удивленная и огорченная тем, что Габриэль так плохо хранит
доверенную
╧Ёшъы■ўхэш 