╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
х приказаний.
- Я сейчас к вам приду, - сказал Кастельно. Он пошел в соседнюю залу,
надел кирасу и перевязь со шпагой.
- Что вы будете теперь делать? - грустно спросил у него Габриэль.
- Не знаю, не знаю... - растерянно повторил Кастельно. - Умереть
никогда не поздно!
- Это так, - вздохнул Габриэль. - Но почему же вы вчера не поверили
мне?
- Да, вы были правы. Вы предвидели то, что случилось. А может, знали
наперед?
- Может, и так... - отозвался Габриэль. - Это-то меня и терзает!
Поймите, Кастельно, в жизни создаются положения небывалые и ужасные. Ведь я
не мог по-настоящему открыться, я связан был рыцарским словом...
- Тогда вам действительно подобало молчать. Я на вашем месте поступил
бы так же. Это я, безумец, не сумел вас понять, не догадался, что такой
воин, как вы, не стал бы нас уводить от боя без достаточных причин... Но
свою ошибку я искуплю, я иду на смерть!
- И я с вами на смерть! - с полным спокойствием произнес Габриэль.
- Вы? Но почему? - воскликнул Кастельно.
- Почему? - переспросил Габриэль. - Да потому, что мне опостылела
жизнь, мне стала омерзительна та двойная игра, которую я веду. Но я пойду в
бой без оружия, я не буду убивать, но дам убить себя.
- Нет, останьтесь! Я не могу обрекать вас на гибель!
- Э, ведь вы уже обрекли меня вместе с теми, кто укрылся в этом замке.
Моя жизнь бесполезней, чем их жизнь.
- Могу ли я поступить иначе, если во имя славы партии обрекаю их на
жертву?
- Но разве ваш долг начальника, - перебил его Габриэль, - не в том,
чтобы прежде всего спасти людей, которые вам доверены? Погибнуть вместе с
ними вы всегда успеете, если спасение несовместимо с честью.
- Так что же вы теперь мне советуете?
- Попробуйте мирно договориться. Если вы будете сопротивляться, вам не
избежать разгрома и избиения. Если же вы уступите необходимости, то никто не
сможет вас покарать за неисполненное намерение. За намерения не судят и уж
никак не карают. Если вы разоружитесь, вы тем самым обезоружите вашего
противника.
- Ужасно жаль, что я не послушался вашего первого совета... Но и сейчас
я все же колеблюсь... Я не привык отступать.
- Отступает тот, кто продвинулся, - возразил Габриэль. - Из чего это
явствует, что вы восстали? Для того чтобы стать преступником, вам нужно
сперва обнажить шпагу... Кстати, не могу ли я принести вам пользу? Я не
сумел вас спасти вчера, не попытаться ли мне спасти вас сегодня?
- А что вы намерены сделать? - изумился Кастельно.
- Только то, что достойно вас, можете быть спокойны. Я отправлюсь к
герцогу Немуру и объявлю ему, что никакого сопротивления не будет, что
ворота ему откроют и что вы сдадитесь ему на честное слово. Но надо будет
заручиться и его обещанием, что он не будет чинить никакого насилия и что вы
сможете лично вручить королю свои просьбы, после чего вам вернут свободу.
- А если он откажет?
- Тогда вина будет уж на его стороне, и пусть ответственность за
пролитую кровь падет на его голову.
- Как по-вашему, - спросил Кастельно, - если бы Ла Реноди был на моем
месте, согласился бы он на ваше предложение?
- Всякий рассудительный человек согласился бы на это! - ответил
Габриэль.
- Тогда идите!
- Хорошо! - воскликнул Габриэль. - Я надеюсь, что с божьей помощью мне
удастся сохранить столько достойных и благородных жизней!
И он бегом спустился вниз, велел открыть ворота и с белым флагом в руке
приблизился к герцогу Немуру, который, верхом на коне, окруженный своими
солдатами, ждал, что будет - война или мир.
- Я не знаю, узнает ли меня ваша светлость, - обратился к нему
Габриэль, - я граф де Монтгомери.
- Да, господин де Монтгомери, я узнаю вас, - ответил Иаков Савойский. -
Герцог де Гиз предупредил меня, что вы здесь находитесь с его ведома, и
просил обращаться с вами по-дружески.
- Такая оговорка могла бы меня очернить в глазах моих несчастных
друзей! - горестно покачал головой Габриэль. - Но, как бы то ни было, ваша
светлость, я осмелюсь просить вас поговорить со мной наедине.
- Я слушаю вас.
Кастельно, с тревогой следивший из решетчатого окна замка за встречей
герцога с Габриэлем, увидел, что они отошли в сторону и о чем-то оживленно
беседуют. Потом Иаков Савойский потребовал письменные принадлежности,
положил лист бумаги на барабан, быстро набросал несколько строк и передал
этот лист Габриэлю. Было видно, что Габриэль горячо благодарит герцога.
Значит, можно было надеяться. Габриэль стремительно бросился обратно в
замок и минуту спустя, не говоря ни слова, не успев даже отдышаться,
протянул Кастельно следующий документ:
"Я, нижеподписавшийся Иаков Савойский, свидетельствую, что барон де
Кастельно и его отряд в замке Нуазэ тотчас после моего прибытия сюда сложили
оружие и сдались мне, а посему клянусь своим герцогским словом, честью и
спасением своей души, что никакого зла им не учинится, что пятнадцать из них
во главе с господином де Кастельно будут мною доставлены целые и невредимые
в Амбуаз, где они смогут лично вручить нашему государю свои миролюбивые
требования.
Дано в замке Нуазэ 16 марта 1560 года.
Иаков Савойский".
- Спасибо, друг! - поблагодарил Кастельно Габриэля, прочитав
написанное. - Вы спасли нам жизнь и честь, что дороже жизни! На этих
условиях я готов следовать за герцогом в Амбуаз. Еще раз благодарю!
Но, пожав руку своему освободителю, Кастельно заметил, что Габриэль
снова стал мрачен.
- Что же опять вас тревожит? - спросил он.
- Я думаю о Ла Реноди и об остальных протестантах, которые должны
напасть на Амбуаз этой ночью. Спасти их уже невозможно. Слишком поздно! Но я
все-таки попробую. Ведь Ла Реноди держит путь через лес Шато-Реньо?
- Да, - поспешно отозвался Кастельно, - вы его можете там разыскать и
спасти так же, как и нас.
- Попытаюсь, по крайней мере... Думаю, герцог Немур меня отпустит.
Прощайте, друг! До встречи в Амбуазе!
Как и предвидел Габриэль, герцог де Немур не воспротивился его желанию,
и вскоре он уже мчался к лесу Шато-Реньо.
Что касается Кастельно, то он вместе с остальными начальниками отрядов
спокойно последовал за Иаковом Савойским к замку Амбуаз. Но по приезде их
тут же препроводили в тюрьму, заявив, что они пробудут там до тех пор, пока
не будет погашена смута, и только тогда их допустят к королю с полной
безопасностью.
XXVI. ЛЕС ШАТО-РЕНЬО
По счастью, лес Шато-Реньо отстоял от Нуазэ не больше чем на полторы
мили. Габриэль быстро домчался до леса, но, избороздив его за добрый час
вдоль и поперек, так и не встретил никаких отрядов.
Наконец на какой-то просеке ему послышался шум, топот копыт, смех и
громкий говор. Это наверняка не протестанты, ибо они не стали бы нарушать
лесную тишину: им было крайне важно передвигаться тихо и незаметно.
Впрочем, все равно! Габриэль ринулся навстречу и увидел красные
перевязи королевских кавалеристов. Приблизившись к начальнику отряда, он
узнал его. Это был барон де Пардальян, храбрый молодой офицер, с которым он
вместе сражался под началом герцога де Гиза в итальянском походе.
- Ба! - вскричал барон. - Да ведь это же граф де Монтгомери! А я-то
думал, что вы в Нуазэ!
- Я оттуда.
- А что там творится? Поезжайте с нами и по дороге все расскажете.
Габриэль поведал ему о неожиданном появлении герцога Немура, о захвате
площадки, о своем посредничестве между двумя партиями и о мирных переговорах
с таким счастливым исходом.
- Черт возьми! - воскликнул Пардальян. - Господину Немуру повезло! Вот
бы и мне так же! Знаете ли вы, на кого я иду сейчас?
- Наверняка на Ла Реноди!
- Совершенно верно. А знаете ли вы, кем мне доводится Ла Реноди?
- Насколько припоминаю, он ваш двоюродный брат.
- Да, он мой двоюродный брат, и мало того - он мой друг, мой боевой
соратник. Представляете, до чего же мне трудно идти против него?..
- О, да... - согласился Габриэль. - Но вы уверены, что с ним
встретитесь?
- Безусловно. Я в этом убежден. Приказ, полученный мною, слишком ясен,
а донос слишком точен. Посудите сами: через четверть часа на второй просеке
слева я столкнусь с Ла Реноди.
- А если вам пойти другой просекой? - шепнул ему Габриэль.
- Это значит - изменить чести и долгу солдата! А если бы я и захотел,
все равно ничего бы не вышло. Со мною два лейтенанта, они, так же как и я,
получили личные приказания от герцога де Гиза и не допустят их нарушения.
Единственная возможность в том, что Ла Реноди согласится на сдачу, которую я
ему предложу. Правда, надежда эта очень слабая, ибо он горд и храбр, да и
сил у него не меньше, чем у меня... Но вы, граф, мне очень помогли бы, если
бы предложили ему мировую.
- Я сделаю что смогу.
- Черт бы побрал все эти междоусобные войны! - пробурчал Пардальян.
Минут десять они ехали молча, потом свернули на вторую просеку слева.
- Мы приближаемся, - заметил Пардальян. - У меня сердце так и
колотится... Накажи меня бог, но впервые в жизни я чувствую страх.
Теперь королевские кавалеристы уже не смеялись и не болтали, а
продвигались медленно, осторожно. Не проехали они и двухсот шагов, как за
деревьями им почудился блеск оружия. Однако разбираться долго не пришлось,
потому что в ту же минуту впереди раздался резкий окрик:
- Стой! Кто идет?
- Это Ла Реноди! - обратился Пардальян к Габриэлю и крикнул в ответ: -
Валуа и лотарингцы!
В этот же миг на просеке показался верхом на коне Ла Реноди во главе
своего отряда. Он остановил отряд и один сделал несколько шагов навстречу.
Пардальян проделал то же самое. Остановив своих людей, он вместе с
Габриэлем двинулся к Ла Реноди.
Казалось, будто два друга спешат обняться после долгой разлуки, а не
два врага, готовые схватиться между собою.
- Я бы ответил вам как полагается, - сказал Ла Реноди, - если бы мне не
почудился голос друга... Уж не под этим ли забралом скрывается мой дорогой
Пардальян?
- Да, это я, бедный мой Ла Реноди. Я здесь для того, чтобы дать тебе
добрый братский совет: откажись от своей затеи, друг мой, и сложи поскорее
оружие.
- Неужто это братский совет? - не без иронии спросил Ла Реноди.
- Да, господин де Ла Реноди, - вмешался Габриэль, выступая вперед, -
это совет беспристрастного друга, я за это ручаюсь! Кастельно ныне утром
сдался герцогу Немуру, и вы погибнете, если не последуете его примеру.
- Ба, господин де Монтгомери! Значит, и вы с этими?
- Я не с этими, но и не с вами, - грустно отозвался Габриэль. - Я -
между.
- О, извините меня, граф! - воскликнул Ла Реноди, услыхав полные
достоинства и благородства слова Габриэля. - Я не хотел вас оскорбить, я
скорее в самом себе усомнился бы, нежели в вас.
- Тогда поверьте мне и не вступайте в бесполезную и обреченную битву.
Сдавайтесь.
- Невозможно!
- Но пойми же, здесь только первый наш авангард! - разгорячился
Пардальян.
- А мы? Неужели ты думаешь, что я начал дело лишь с одной кучкой
храбрецов?
- Но я предупреждаю, - продолжал Пардальян, - что у тебя в рядах есть
предатели.
- Они успели перебежать к нам! - возразил Ла Реноди.
- Я обещаю тебе, что выхлопочу для тебя помилование у герцога де Гиза!
- Помилование! Мне ждать помилования! Да я сам буду еще других
миловать!
- Ла Реноди, Ла Реноди! Ты не заставишь меня поднять меч на тебя!
Годфруа, мой старый соратник, друг моей юности!
- И все-таки будь готов к этому, Пардальян! Ты знаешь меня слишком
хорошо, ты сам не допустишь мысли, что я уступлю без боя...
- Ла Реноди, - вскричал Габриэль, - поймите, до чего вы не правы!..
Но договорить он не успел.
Солдаты с обеих сторон, ничего не понимавшие в этих странных
переговорах своих начальников, горели нетерпением перейти к делу.
- Что за дьявольщина! Чего они разболтались? - ворчали солдаты
Пардальяна.
- Они, должно быть, думают, что мы пришли послушать их светскую беседу!
- злились гугеноты.
- Ну, погоди же! - сказал один из них. - Уж я-то знаю, как покончить с
их болтовней.
И как раз в тот момент, когда начал говорить Габриэль, он выстрелил из
пистоли в солдат Пардальяна.
- Видишь! - вскричал Пардальян. - Первый выстрел - с твоей стороны!
- Без моего приказа! - крикнул в ответ Ла Реноди. - А впрочем, жребий
брошен, тем хуже! За дело! Друзья, вперед!
- Вперед!
Загремели выстрелы.
Тем временем Габриэль, чуть отведя свою лошадь в сторону, неподвижно
стоял между королевским и гугенотским отрядами. После первых же залпов ему
пробили пулей султан на шлеме, лошадь под ним пала. А он, мгновенно соскочив
с падающего коня, так и остался стоять на месте, словно о чем-то задумавшись
среди страшной схватки.
Когда дым рассеялся, оба отряда бросились врукопашную. Габриэль и тут
не двинулся, даже не прикоснулся к эфесу своей шпаги и только мрачно
смотрел, как яростными ударами осыпают друг друга противники.
Наконец протестанты дрогнули - их было меньше числом, да и дисциплина у
них была слабее.
Ла Реноди, оказавшись в гуще боя, неожиданно столкнулся с Пардальяном.
- Ко мне! - крикнул он ему. - Дай мне умереть от твоей руки!
- О, кто из нас великодушней, тот и убьет другого! - прозвучал ответ
Пардальяна.
И они ринулись друг на друга. Ла Реноди кружился вокруг Пардальяна, а
тот, стоя в седле, неустанно отражал и наносил удары. Наконец шпага Ла
Реноди вонзилась в грудь Пардальяна, и тот свалился.
Но крик испустил не Пардальян, нет, это закричал Ла Реноди.
По счастью, он так и не убедился в своей печальной победе, ибо
Монтиньи, паж Пардальяна, пищальным выстрелом вышиб его из седла. Однако
смертельно раненный Ла Реноди успел еще расквитаться со смертью и,
обернувшись назад, пронзил шпагой стрелявшего в него пажа. И тогда вокруг
этих трех безжизненных тел закипело неистовое побоище. Но гугеноты держались
уже не так стойко и вскоре после гибели своего начальника были окончательно
разбиты. Большая часть их погибла, иных взяли в плен, другие обратились в
бегство.
Эта битва, свирепая и кровопролитная, длилась не больше десяти минут.
Вскоре королевская конница двинулась обратно в Амбуаз; тела Пардальяна и Ла
Реноди взвалили на одну лошадь, чтобы доставить их вместе.
Габриэль так и не получил ни единой царапины, и скорее всего потому,
что обе стороны его берегли; со скорбью смотрел он на эти два тела, в
которых совсем недавно бились самые благородные сердца на свете.
"Кто из двух был храбрее? - спрашивал он сам себя. - Кто из них больше
любил другого? По ком из них плачет родная страна?"
XXVII. КАК ДЕЛАЛАСЬ ПОЛИТИКА В ШЕСТНАДЦАТОМ ВЕКЕ
Не надо думать, что после сдачи Нуазэ и стычки в лесу Шато-Реньо все
кончилось. Большинство нантских заговорщиков, даже не подозревая о двух
неудачах своей партии, продолжало двигаться к Амбуазу. Но, как известно, их
там ждали.
Юный король не ложился спать. В возбуждении и беспокойстве он нервными
шагами мерил большой необставленный зал, который ему отвели под спальню.
Мария Стюарт, герцог де Гиз и кардинал Лотарингский тоже не спали и
ждали, как развернутся события.
- Какая бесконечная ночь! - вздыхал Франциск II. - У меня просто голова
раскалывается, снова стреляет в ухе! Что за ночь!
- Бедный, милый мой государь, - нежно уговаривала его Мария, - не
волнуйтесь вы так, умоляю вас!.. Отдохните хоть несколько минут, ну,
пожалуйста!
- Разве могу я отдыхать, разве могу я быть спокоен, когда мой народ
бунтует и идет с оружием на меня!
Мария ничего не ответила и только залилась слезами.
- Вашему величеству не следовало бы так близко принимать это к сердцу,
- заметил герцог де Гиз. - Как я уже имел честь доложить, все меры приняты и
победа обеспечена.
- Разве мы плохо начали? - добавил кардинал Лотарингский. - Кастельно в
плену, Ла Реноди убит. Ведь это счастливое начало для исхода нашего дела!
- Действительно, счастливое начало! - с горечью произнес Франциск.
Кардинал продолжал:
- Завтра все будет кончено, остальные вожди мятежников будут в нашей
власти, и мы сможем одним жестоким уроком устрашить всех их последователей.
Да, государь, так надо, - возразил он на протестующий жест короля. -
Торжественный Акт веры, или аутодафе [Аутодафе - здесь: казнь осужденных],
как это называется в Испании, - вот чего требуют оскорбленная религия и
поколебленный трон. Для начала должен умереть Кастельно. Герцог Немур от
своего имени обещал, что его помилуют, но нас сие не касается, мы-то ему
ничего не обещали. Ла Реноди, увы, удалось избежать казни, но я уже приказал
выставить поутру его голову на мосту в Амбуазе, а внизу подпись: "Вожак
бунтовщиков".
- Вожак бунтовщиков! - повторил король. - Но вы же сами знаете, что
вожаком был не он, что все называют истинной душой заговора принца Конде...
- Не так громко, умоляю вас, государь! - перебил его кардинал. - Сущая
правда, он действительно все задумал и всем руководил, но делал это
втихомолку. Недаром эти нечестивцы называли его "бессловесным начальником".
Во всяком случае, нам не следует подбивать его на крайности, не следует
признавать главой мятежа такого могучего противника! Сделаем вид, будто мы о
нем ничего не знаем, тогда и другие не узнают...
- Но если принц Конде все-таки настоящий бунтовщик! - настаивал
Франциск.
- Это верно, государь, - согласился герцог де Гиз, - но принц не
намерен признаваться в своих планах и все отрицает. Сделаем вид, что мы
верим ему на слово. Сегодня утром он явился в Амбуаз, за ним незаметно
следят. Будем считать его нашим союзником: это менее опасно, чем иметь его
своим противником. Принц способен, если понадобится, ударить вместе с нами
на своих же сообщников и завтра будет присутствовать при их казни. Разве его
испытания не мучительнее в тысячу раз тех, что навязали нам?
- Безусловно так, - вздохнул король. - Но что это за шум на дворе?
Господи! Неужели бунтовщики?
- Сию минуту узнаю! - забеспокоился герцог де Гиз. Но не успел он
переступить порог, как вошел капитан Ришелье и доложил королю:
- Простите, государь, господин де Конде, которому стало известно о
неких речах, зазорных для его чести, настоятельно просит позволения
очиститься от оскорбительных подозрений в присутствии вашего величества.
Король, быть может, и отказал бы принцу в приеме, но герцог де Гиз уже
подал знак, солдаты Ришелье расступились, и возбужденный, с высоко поднятой
головой принц Конде вошел в комнату. Следом за ним вошло несколько
высокопоставленных дворян и несколько монахов из общины святого Флорентина,
которых кардинал на эту ночь превратил в солдат: под рясой у них скрывалась
пищаль, под капюшоном - шлем.
Принц низко поклонился королю и заговорил первый:
- Простите, государь, мою смелость, но она может быть заранее оправдана
дерзостью тех обвинений, которыми враги мои тайно порочат мою преданность
престолу! Я хочу их изобличить и покарать!
- О чем идет речь, брат мой? - якобы удивленно спросил король.
- Государь, распустили слух, будто я глава мятежников, которые своим
безумием и нечестивым покушением расшатывают устои госу
╧Ёшъы■ўхэш 