-------------------
     наука, "основанная  на концепции  редкости... где  стоимость  соотносит
редкость  с  полезностью[178]  ,  не  дает  ответа  на  вопрос  о
стоимостной   оценке  нелимитированньгх   благ.  Попытки   определить   цену
информации,  связывая ее с ценами товаров,  производство которых основано на
использовании  этой  информации,  все  чаще  приводят   к  выводу,  что   их
исчислимость   мало   что  дает  для   понимания  цены  и   стоимости  самой
информации[179] .  Как отмечает Дж.Физер,  "мы  можем  подсчитать
расходы  на обработку  информации,  исходя  из  времени, потраченного  на ее
получение и поиски; расходы эти, как правило, складываются  из оплаты  труда
занятых  этим  делом  работников  и стоимости  использованных  ими расходных
материалов  и  оборудования; но ни  один  из  этих показателей  не  отражает
стоимости -- если таковая  есть  --  самой  информации"[180]  . С
другой стороны,  и  в сфере  позиционной  экономики,  где  "товары,  услуги,
работы,  должности и другие социальные отношения во всех их аспектах редки в
каком-либо абсолютном или социально обусловленном смысле"[181]  ,
роль полезностных  оценок оказывается доминирующей, так как "чем более редок
какой-либо  предмет,  тем  более  его   стоимость  будет  определяться   его
полезностью"[182] .  Таким образом, когда  издержки  по  созданию
того или иного товара перестают быть значимым фактором, способным ограничить
масштабы  его  производства, а их место занимает искусственно создаваемая  и
поддерживаемая редкость благ, главная роль  в определении стоимости продукта
закрепляется  за  его полезностными  оценками.  Деятельность  же,  создающая
вещные и  нематериальные  блага, служащие самосовершенствованию личности, не
производит  продукты как такие  потребительные стоимости (use-values),  иной
стороной  которых неизбежно выступает меновая стоимость  (exchange-value); в
конечном счете это и не является целью такой деятельности.[183]
     Современная социология пришла к выводу, что новое содержание полезности
заключено  не столько  в  универсальной  потребительной стоимости  продукта,
сколько   в   его   высокоиндивидуализированной    символической    ценности
(sign-value). Таким образом, впервые  в истории особое  значение приобретает
не столько возможность воспользоваться благом, его доступность, сколько само
желание использовать его[184] . В результате общество "[не толь-
     ------------------------------------
     [178] - Mulgan G.J. Communication and Control. P. 174.
     [179] -  См.:  Drucker  P.F.  Managing  in a  Time  of Great
Change. Oxford, 1997. P. 234.
     [180] - Feather J. The Information Society. P. 117.
     [181] - Hirsch F. Social Limits to Growth. P. 27.
     [182] - Ashworth W. The Economy  of Nature.  Rethinking  the
Connections Between Ecology and Economics. Boston-N.Y., 1995. P. 105.
     [183] - См.: Best S., Kellner D. The Post-Modem Turn. N.Y. -
L., 1997. P. 99.
     [184] - См.: Ashworth  W. The Economy of Nature. P. 98;  см.
также: Daly H.E. Steady-State Economics, 2nd ed. L., 1992. P. 41.
     --------------------------------------
     ко] способствует потреблению  благ в большей  мере  как  "символических
ценностей ", чем  как  потребительных  стоимостей"[185]  ,  но  и
изменяет сам характер потребления, которое Ж. Бод-рийяр называет consumation
в противоположность  традиционному французскому consommation[186]
. Говоря о  "символических  ценностях  (symbolic values)"[187]  ,
исследователи   справедливо  отмечают   их   явную  несравнимость   друг   с
другом[188] и обращают внимание на утрату возможности "исчисления
стоимости подобных  объектов  в  квалифицируемых  единицах  цены  или  общей
полезности"[189] .
     Хотя феномен символической  ценности и рассматривается как одна из форм
проявления   полезности,   следующая   за   потребительной  стоимостью,   он
подразумевается как  более сущностным, так и более глобальным. В  этой связи
нельзя  не  отметить  ни  мнения  М.Фуко,   связывающего  одно   из  условий
возникновения символической ценности  с тем, что во все  времена  "богатство
представляет   собой  систему  знаков,   которые   созданы,   приумножены  и
модифицированы  человеком"[190] , ни  позиции  Ж.Бодрийяра, прямо
противопоставляющего  символическую ценность  не только потребительной, но и
меновой стоимости[191] .
     В   условиях,   когда   основным   мотивом   деятельности   оказывается
самосовершенствование,  а ее непосредственным  результатом -- характеристики
личности, объектом потребления и обмена  становится система знаков, и период
становления  таких  условий может уверенно  рассматриваться как  объективный
предел экономической  эпохи. Ценость  продукта воплощает  в себе  теперь  не
столько  потенциальную  возможность возмездного  обмена,  сколько  результат
интерперсонального взаимодействия  между людьми.  Специалисты, исследовавшие
процессы  становления  экономического  общества,  назвали  подобное  явление
дарообменом[192] ; сегод-
     ----------------------------------
     [185] - Lash S. Sociology of Postmodernism. P. 40.
     [186] - См.: Baudrillard J. For a Critique  of the Political
Economy of the Sign // Selected Writings. Cambridge, 1996. P. 58.
     [187]  -  См.:  Baudrillard J. Symbolic  Exchange and Death.
L.-Thousand Oaks, 1995. P. 3.
     [188] - См.: Baudrillard J.  For a Critique of the Political
Economy of the Sign. P. 65, 69.
     [189] -  Lash S., Urry  J.  Economies of Signs and Space. P.
14.
     [190] - Foucault M. The Order of Things. N.Y" 1994. P. 205.
     [191] -  См.: Baudrillard  J. In  the Shadow  of  the Silent
Majorities, or The End of the Social and Other Essays. N.Y., 1983. P. 44-45.
     [192]   -  Проблема   дарообмена  в  архаических   обществах
рассмотрена в работах:  Eyre S.L.  The  Evolution of  Political  Society. An
Essay  in  Political  Anthropology.  N.Y.,  1967;  Gregory  C.A.  Gifts  and
Commodities.  Norwich,  1982;  Mauss  M. The  Gift: Forms  and  Functions of
Exchange in Archaic Societies.  L., 1970; Ernfors E.B., Emfors  R.F. Archaic
Economy and Modem Society.  Uppsala, 1990; Polanyi K. Dahomey  and the Slave
Trade. An Analysis of Archaic Economy. Seattle-L., 1966; Berreman G.D. (Ed.)
Social Inequality.  Comparative and  Development Approaches. Berkeley (Ca.),
1981, и др.
     --------------------------------------
     ня  все  более  привычным  становится  подход  к  анализу  современного
общества  именно с  такой  точки зрения[193] .  В последние  годы
стала формироваться концепция целостной хозяйственной системы, основанной на
безвозмездном предоставлении  человеком благ  в распоряжение  других  членов
общества   (gift  economy)[194]  ;   в  рамках   такой  концепции
считается, что становление gift economy находится в тесной  и прямой связи с
повышением  роли  науки   и  знания,  ибо  именно  "наука  организована  как
сообщество, следующее правилам  gift economy"[195] . Новые  формы
обмена,  еще  не получившие сколь-либо  четкого концептуального определения,
характеризуются,  как   отмечают  современные  социологи,  тем,  что  отныне
"стоимость  не имеет совершенно никакой точки опоры... не существует никакой
эквивалентности -- ни натуральной, ни всеобщей... [и в конечном счете] мы не
можем более говорить о стоимости".[196]
     Подрыв стоимостных отношений  заявляет о  себе в последние  десятилетия
отклонением   денежной   оценки  благ   от  издержек,   необходимых  для  их
производства.   Ниже   мы  подробно   рассмотрим  это  явление   современной
экономической жизни,  здесь  же отметим,  что становление  постэкономической
системы  оказывается  сопряжено  с  устойчивым  занижением  рыночной  оценки
воспроизводимых  промышленных  товаров  и  природных  ресурсов и,  напротив,
завышением  цен   на   уникальные  и  невоспроизводимые  информационные  или
принадлежащие к разряду позиционных благ товары и услуги. Наиболее очевидные
примеры  дает  исследование  разнонаправленного  движения  цен  на  сырье  и
энергоносители, с  одной стороны, и высокотехнологичные предметы престижного
потребления   --  с   другой.   С  конца   70-х  годов,   когда   в  ведущих
постиндустриальных странах  наметилось резкое замедление  роста  потребления
энергии и сырьевых товаров,  цены  на большинство первичных  продуктов стали
уверенно   снижаться.  Это  происходило  не  только  вопреки  попыткам  ряда
развивающихся стран  поддержать цены, в частности, на энергоносители, но и в
условиях, когда  экстерналии от использования природных  ресурсов продолжали
расти. В  результате в 1998  году цены на нефть  опустились ниже 10 долл. за
баррель  при  том,  что себестоимость  ее  добычи  составляет 6-7  долл.  за
баррель, а издержки, вызываемые ее использованием в
     ------------------------------
     [193]  -  См.:  Pinchot  G.,  Pinchot  E.  The   Intelligent
Organization.  Engaging  the  Talent  and  Initiative  of  Everyone  in  the
Workplace. San Francisco, 1996. P. 270-272.
     [194] -  См.: Hyde L. The Gift: The Erotic Life of Property.
N.Y., 1993.
     [195] -  Pinchot  G. Building Community in  the Workplace //
Hesselbein F., Goldsmith M., Beckhard R., Schubert R.F. (Eds.) The Community
of the Future. P. 127.
     [196] -  Baudrillard J. The Transparency of  Evil. Essays on
Extreme Phenomena. N.Y., 1996. P. 5.
     --------------------------------
     промышленности  и  на транспорте, достигают, по подсчетам экологов, 110
долл. в  пересчете на  баррель[197]  .  Только на протяжении 80-х
годов реальные  цены  товаров,  экспортируемых  из  стран Юга, упали  на  40
процентов;   цены  на  нефть   и   иные   энергоносители  снизились   в  два
раза[198]  ; с  1980  по  1996  год "рассчитываемый Международным
валютным фондом индекс  цен по  30 позициям сырьевых товаров упал по меньшей
мере  на 74 процента"[199]  . Только  в  1998  году цены на нефть
снизились, по предварительным данным, почти на 35 процентов, а  общий индекс
цен  на  минеральные ресурсы -- на  22  процента[200] . Напротив,
экспортируемые  из  развитых стран  товары  не  обнаруживают  таких  ценовых
тенденций.  Достаточно обратиться к  оптовым ценам на новые автомобили таких
марок, как  "БМВ"  и "Мерседес": за последние пять лет они выросли в текущих
ценах  (на модели одного  и того же класса)  от 1,35  до 2,6 раза. Отпускные
цены  на дорогие  сорта  спиртных  напитков  и  одежду  ведущих  европейских
производителей  в  1996-1998  годах  не снижались ни  разу  в  поквартальном
исчислении,  несмотря  на  исключительные урожаи на виноградниках Франции  и
Италии  и  резкое падение  спроса  на  азиатских  рынках. Еще  более заметны
диспропорции  в  области высокотехнологичной  продукции:  так, "Майкрософт",
несмотря  на то,  что  цена предлагаемой ею  операционной системы составляет
сегодня   не   более   5  процентов   цены   компьютера,   получает  доходы,
обеспечивающие рост ее акций в среднем на  45,6 процента в год на протяжении
последних  десяти  лет[201] ; в  целом  же  экспорт  американских
технологий  обеспечивает более трети всех финансовых поступлений в США из-за
рубежа.  Тот факт,  что  в условиях современного технологического  прогресса
сравнительные издержки  производства сырья снижаются  быстрее,  чем издержки
производства  промышленных  товаров, остается несомненным[202]  ,
однако он не может объяснить складывающейся сегодня ситуации.
     Еще  более   выпукло  проявляется  субъективный  характер   современных
денежных оценок при анализе активов крупных корпораций. Когда не избыток или
недостаток сырьевых ресурсов, труда или капитала, а "концепции, которые люди
держат в своих головах,  и качество доступной им информации определяют успех
или
     ----------------------------------
     [197] - См.: Ayres R.U. Turning Point. P. 198.
     [198] - Arrighi G. The Long Twentieth Century. P. 323.
     [199] - Piker P.Z. Unlimited Wealth. P. 25.
     [200] - См.: Financial Times. 1999. January 6. P. 3.
     [201]  -  См.: Lowe J. Bill  Gates Speaks.  Insight from the
World's Greatest Entrepreneur. N.Y., 1998. P.102,161.
     [202] -  См.:  Bowers  J.  Sustainability  and Environmental
Economics: An Alternative Text. Edinburg Gate, 1997. P. 179.
     ------------------------------------
     неудачу  предприятия"[203] ,  не материальные его  активы, а
ожидаемые  доходы  формируют рыночную цену компании.  С  начала  70-х  годов
тенденция  к опережающему росту рыночных оценок корпораций по сравнению с их
реальными  активами  приобрела  стабильность, не  подверженную даже  влиянию
хозяйственных циклов; среднее  отношение рыночной стоимости к балансовой для
американских компаний выросло за этот период более чем в два раза, с 0,82 до
1,69   [204]   .  Наиболее   впечатляющие   примеры  мы  находим,
разумеется, в наиболее высокотехнологичных отраслях: это отношение достигает
2,8:1  у "Интел", 9,5:1 у "Майкрософт", 10,2:1 у "Рейтере", 13:1 у "Оракл" и
60:1 у  "Нетскейп"[205]  .  При этом потенциал роста цен их акций
вовсе  не исчерпан.  В  1998  году  ценные  бумаги  практически  не  имеющих
материальных активов компаний, таких, как "еВау", "Yahoo!" и AOL, подорожали
соответственно на 1233, 993 и 775 процентов[206] .
     Все   эти  тенденции  свидетельствуют  не  о  временной  "перегретости"
фондового рынка, а об определенной  стабильности процессов, в рамках которых
происходит нарушение корреляции между субъективными оценками ценности благ и
издержками,  связанными с  их производством и использованием. Это  нарушение
имеет  совершенно иную  природу,  чем традиционно понимаемый  отрыв движения
денег  от  реальных  активов, столь разносторонне  описанный в экономической
литературе[207] .  В  условиях,  когда основой оценки  становится
даже  не  текущая,  а  потенциальная  субъективная  полезность  блага,  цены
определяются уже  не  совокупностью  известных  и  наблюдаемых  факторов,  а
чередой   обстоятельств,  которые  невозможно  ни  прогнозировать,  ни  даже
сколь-либо  определенно  охарактеризовать[208] . Понятно, что это
ведет  к  росту нестабильности  современных хозяйственных  систем,  а  риски
становятся не  только неизбежным спутником, но и самим  содержанием рыночной
активности[209] . Преодоление стоимостных  отношений представляет
собой  серьезный  вызов рыночному  хозяйству,  исходящий  от  тех  свободных
личностей,  которые во все времена  считались  самой  его основой. Новый тип
свободы,  возникающий  в западных  обществах  на  базе  достигнутого  уровня
материального  благосостояния  и  продолжающейся  информационной  революции,
является  чем-то  значительно  большим,  нежели  та  экономическая  свобода,
которая   обеспечивала   существование   и  воспроизводство   индустриальной
цивилизации.  Таким   образом,  подрыв  рыночных  отношений  --  это  первая
составная  часть  постэкономической трансформации. Здесь  проявляются  новые
качества   современного    человека    как   производителя   и   потребителя
индивидуализированных  благ, обладающих  субъективной полезностью, которая и
определяет их ценность.  Новый  же тип  свободы  возникает при  кардинальном
изменении институциональных основ общества, приводящем к преодолению частной
собственности.
     ------------------------------
     [203] -  Stonier Т. The Wealth of Information. A Profile  of
the Post-Industrial Economy. L" 1983. P. 17.
     [204] - См.: Edvinsson L., Malone M.S. Intellectual Capital.
Realizing Your Company's True Value by Finding Its Hidden Roots. N.Y., 1997.
P. 5.
     [205]  - См.:  Sveiby K.E.  The New  Organizational  Wealth.
Managing and Measuring Knowledge-Based Assets. San Francisco, 1997. P. 7.
     [206] - См.: Meyer M. Fast, Yes. Easy? No // Newsweek. 1999.
January 11. P. 38.
     [207] - См.:  Korten B.C. When Corporations Rule the  World.
L., 1995. P. 186-187.
     [208] - См.: McTaggart J.M., Kontes  P. W., Mankins M.C. The
Value Imperative. Managing for  Superior Shareholder Returns. N.Y., 1994. P.
67.
     [209] - См.: Beck U. Risk Society: Towards  a New Modernity.
L.-Thousand Oaks, 1992. P. 46.
     ------------------------------
     Замещение частной собственности собственностью личной

     Понятие собственности является одной из фундаментальных социологических
категорий, отражающей данность, возникшую на самых первых этапах становления
общества. Противопоставляя себя не  только внешнему миру, но и другим людям,
человек вначале  рассматривал  используемые  им предметы  как  принадлежащие
именно  ему;  впоследствии  эти   отношения  были  закреплены  в   концепции
собственности. В связи с  этим Р.Пайпс разделяет possession  и property  как
два уровня развития  одного  и  того  же  отношения, различающихся  в первую
очередь степенью его юридического оформления[210] .
     Идея частного характера  собственности неразрывно  связана  с  историей
буржуазного общества.  Само понятие "частный" (в английском языке "private",
во французском -- "privee", в немецком -- "privat") появилось в середине XVI
века  без  всякой  связи  с  термином  "собственность"  и  применялось   для
противопоставления  самостоятельной экономической  деятельности  человека  и
деятельности в  рамках  политических структур, public  office  или  afiaires
publiques  [211].   Частная   собственность   (private  property}
возникла,  таким   образом,  как  экономическое   отношение,  противостоящее
неэкономической  реальности; property при этом  не тождественно  -wealth,  и
богатство нации может расти в условиях, когда
     --------------------------------
     [210] - См.:  Pipes R.  Property and Freedom.N.Y., 1999.  Р.
XV.
     [211] - См.:  Habermas J. The Structural  Transformation  of
the Public Sphere. Cambridge (Ma.), 1991. P. 11.
     --------------------------------
     собственность  составляющих  ее   граждан  не   обнаруживает   подобной
тенденции; "многие богатые (wealthy}  общества  остаются в то же самое время
не  знающими  собственности  (propertyless)"[212]   ,   так   как
формирующие их богатство ценности не могут быть присвоены частным образом.
     Частная  собственность является  результатом продолжительного  развития
форм собственности; обычно считается, что она  стала  результатом разложения
так называемой  общинной  собственности  и впоследствии  может быть замещена
собственностью  общественной[213]  .   Между  тем  в  примитивных
общностях  не  существовало  общинной  собственности,  поскольку  общины  не
формировали  устойчивых  хозяйственных  отношений  с  другими  сообществами;
коллективная    деятельность   была   неспособна    сформировать    общинную
собственность  там,  где  средства труда  применялись  индивидуально,  леса,
пастбища  и водоемы  вообще  не  могли  быть  кем-либо присвоены,  а древний
человек  не  воспринимал  себя  в  качестве  чего-то  отличного  от  общины.
Исторически  первичной была поэтому  личная собственность, которая,  по сути
дела, и  зафиксировала  выделение  индивидом самого себя  из общинной массы.
Появление  личной  собственности знаменовало  не только  осознание человеком
того, что предмет принадлежит именно ему, что "он мой", то есть собственный;
оно  означало также,  что "он не  его",  то  есть не чужой.  Таким  образом,
становление  собственности  происходило  не   как  выделение   "частной"  из
"общинной",   а   как   появление   собственности    личной   в   противовес
коллективной[214]  . Это не означает,  что  личная  собственность
выступала отрицанием коллективной; эти две формы появились одновременно, ибо
они  обусловливают друг  друга как  "нечто"  и  "его иное".  Когда  один  из
субъектов начинает воспринимать часть орудий  труда  или производимых благ в
качестве своих, он противопоставляет им все прочие как принадлежащие не ему,
то  есть  остальным  членам  коллектива.   В  этом  отношении  собственность
возникает как личная, а коллективное вла