не    столько    повышения    их     собственной
конкурентоспособности, сколько еще более  быстрого роста производственного и
научно-технического потенциала западных корпораций.  В  результате дисбаланс
торговли США с остальным миром сегодня в значительной мере преодолен; если

     [350] - См.: Davis В., Wessel D. Prosperity. P. 224, 229.
     [351]  - См.: Reich  R.B. Who  Is Us? // Ohmae K.  (Ed.) The
Evolving Global Economy.  Making Sense of the New World Order. Boston, 1995.
P. 143-144.

     оценивать доли  отдельных регионов  в американском  экспорте и импорте,
бросается в глаза почти полное сходство соответствующих диаграмм: ни один из
основных  торговых партнеров  Соединенных  Штатов не выделяется  радикальным
образом  в качестве нетто-экспортера  или  нетто-импортера [352].
Нельзя  также  не отметить, что  большая часть американских капиталовложений
относится   к   прямым   инвестициям   в   производственный  сектор   или  в
научно-технические исследования, а производимая продукция в большей ее части
реэкспортируется  в США  и  Европу;  вследствие  этого  возможное  ухудшение
конъюнктуры  в  самих  развивающихся   странах  не   способно   оказать   на
эффективность подобных капиталовложений резкого негативного воздействия.
     В-третьих,  внутреннее потребление  товаров и  услуг в  США  и Западной
Европе  быстро  растет  как  вследствие  повысившихся  доходов  от  основной
деятельности  работников,  так  и  в результате бума  на  фондовом  рынке  и
расширяющихся   масштабов  потребительского  кредитования.   Таким  образом,
перспективы сбыта товаров американских и европейских  компаний на внутреннем
рынке  остаются  весьма хорошими.  Это  определяется  и  заметным  смещением
потребительских предпочтений, о чем говорилось несколько выше: по  мере того
как  растет  спрос  на  разного  рода  услуги  --  прежде  всего  в  области
образования  и   здравоохранения,  --  а  также  на   высокотехнологичные  и
информационные продукты,  возможности  завоевания западных рынков продукцией
индустриальной  части  мира  объективно   сокращаются.  Важнейшим  фактором,
позитивно  влияющим  как  на  хозяйственные  процессы,  происходящие  внутри
постиндустриальных стран,  так  и на  их позиции на мировой арене,  является
снижение масштабов долгового бремени. Известно, что наиболее неблагополучным
периодом в этом  аспекте были  80-е годы;  если во время  прихода  к  власти
президента Р.Рейгана государственный долг не превышал 26 процентов ВНП, то к
моменту его  ухода из Белого дома он составил около 50, а к середине 90-х --
около 70 процентов ВНП. Почти 15 процентов американского бюджета,  или около
4 процентов ВНП, ежегодно  тратилось на  выплату процентов и обязательств по
государственному долгу [353]  (для  более полной оценки  ситуации
нельзя,  однако,  не добавить, что  около  87 процентов всех  выплаченных  в
качестве  дохода  по  ним  средств  становилось собственностью  американских
налогоплательщиков  и,  таким  образом,  не   выходило  за   пределы  страны
[354]). В первой поло-

     [352] - См.: Burtless G., Lawrence R.Z., Litan R.E., Shapiro
R.J. Globaphobia. P. 16-17.
     [353] - См.: Ayres R.U. Turning Point. P. 42.
     [354] - См.: Heilbroner R., Bernstein P.  The  Debt  and the
Deficit. P. 49.

     вине 90-х годов правительство США, кроме собственно федерального долга,
составлявшего около  4  триллионов долл.,  имело  также  выданные  бюджетные
гарантии по целому ряду программ --  начиная от развития сельского хозяйства
и заканчивая  помощью  учащейся  молодежи,  --  размер  которых  достигал  6
триллионов долл. [355] Тревожные процессы развивались и на уровне
промышленных   компаний.  Если   в   начале  50-х   американские  корпорации
выплачивали  в  качестве процентов  по  кредитам не более одной  двенадцатой
части тех средств, которые  направлялись ими на заработную плату,  к  началу
90-х  эта  доля выросла до  одной трети[356].  Около 90 процентов
корпоративных прибылей после налогообложения расходовалось на выплату банкам
процентов по кредитам[357]. Аналогичные процессы  разворачивались
и в европейских странах. Так,  в Германии с  1980 по 1991  год внешний  долг
федерального  правительства  вырос с  38,05 до  243,21 млрд. немецких марок,
отношение его к объему экспорта  поднялось с  10,9  процента в 1980 году  до
75,3 процента в 1993-м,  к объему ВНП -- с 2,6 до 16,6 процента,  а к объему
валютных резервов -- с 43,1 до 368,4 процента[358]. За  следующие
пять  лет,  с  1992   по  1997  год,   отношение   обязательств  германского
правительства к ВНП страны  вновь удвоилось, превысив 30  процентов валового
национального   продукта.   Подобная   ситуация   сложилась  в   большинстве
европейских стран, тогда как  в некоторых, например,  в  Бельгии  и  Италии,
государственный   долг   превышает   сегодня   размер   ВНП[359].
Нарастание  объема задолженности  становилось  одной из самых острых проблем
современных  экономик;  Зб.Бжезинский  утверждал  даже,  что  именно  она  в
наибольшей степени угрожает стабильности Соединенных Штатов[360].
     Однако  резкое изменение  экономической  конъюнктуры после 1995 года  и
эффект,  полученный  от  технологической  перестройки  80-х,  принесли  свои
положительные  результаты,  которые сегодня  дают возможность отказаться  от
оценки долговой проблемы  как излишне острой  и трудноразрешимой. Во-первых,
устойчивый  характер  роста  и  низкая  инфляция позволили  резко  сократить
процентные ставки, устанавливаемые  ФРС (с 7 до  4,75 процента годовых), что
ослабило давление на рынок государственных ценных

     [355] - См.: Brockway G.P. The  End  of  Economic Man.-N.Y.,
1995. P. 213.
     [356] -  См.: Brockway G.P. Economists  Can Be Bad for  Your
Health. P. 31.
     [357]  -  См.:  Kennedy P.  Preparing for  the  Twenty-First
Century. L., 1994. P. 297
     [358]  - См.:  CastelIs  M.  The  Information Age:  Economy,
Society and  Culture.  Vol. 2: The  Power  of Identity. Maiden  (Ma.)-0xford
(UK), 1997. P. 366.
     [359] - См.: The Economist. 1997. February 22. P. 131.
     [360] - См.:  Brzezinski Zb. Out of  Control: Global Turmoil
on the Eve of the 21st Century. N.Y., 1993. P.104.

     бумаг. Во-вторых, на фоне роста американских инвестиций за рубежом долг
американских  компаний   и  масштабы   активности   иностранных  инвесторов,
владеющих  сегодня не более чем 13 процентами  активов  США, перестали  быть
достаточным   основанием   для   отнесения   Соединенных  Штатов   к   числу
"нетто-должников" [361].
     В-третьих,  что, пожалуй,  наиболее  существенно, экономический  подъем
обеспечил   резкое   увеличение   налоговых    поступлений,   предоставившее
возможность  сокращения  дефицита  государственного  бюджета.  В   1996/1997
финансовом году  он  составил  лишь 22,6 млрд. долл., или 0,3 процента  ВНП,
снизившись за последние пять лет с уровня в 290 млрд. долл., или 5 процентов
ВНП[362].  Весной  1997  года  после  продолжительных  дебатов  в
Конгрессе был принят новый бюджетный план, предусматривавший сбалансирование
доходов  и  расходов к 2002  году[363]. Однако уже с  начала 1998
года  федеральный   бюджет  США  стал  сводиться   с  растущим   профицитом,
составившим  39,1 млрд. долл.  в 1998  году,  54,2 млрд.  долл. в  1999-м  и
оценивающимся астрономической  цифрой  в  3  триллиона долл.  для  ближайших
десяти  лет[364].  При  этом   продолжавшийся  экономический  бум
предоставлял  новые  возможности  абсолютного  сокращения  бюджетных   трат,
несмотря на дополнительное финансирование некоторых статей  расходов (так, с
1997  по  1999  год  на программы в области  здравоохранения  и  социального
страхования было  направлено почти  100  млрд.  долл.)  [365].  В
результате  суммарные  расходы государственного бюджета,  составлявшие  20,1
процента ВНП в 1997 году, должны сократиться до  18,8  процента  в  2003-м и
17,7 в 2008-м; при  этом доходы,  составлявшие  в 1997-м 19,8 процента  ВНП,
продолжают  быстро расти, в том  числе  и по  причинам,  которые, по  мнению
некоторых  экономистов,  еще   не  стали  вполне  понятными[366].
В-четвертых,  улучшение  финансового  благосостояния американских граждан (в
первую очередь в  связи с ростом фондовых  индексов) привело к тому, что они
получили  гораздо большую свободу  в  выплате  процентов по  своим  долговым
обязательствам.   Вопреки   распространенным   представлениям,   большинство
американских частных заемщиков не относятся к низкообеспечиваемым категориям

     [361] - См.: KiplingerK. Word Boom Ahead. P. 57, 111.
     [362]  - См.: Baker G. Clinton Holds Out  Vision  of  a 'New
Economy' for US // Financial Times. 1997. October 28. P. 1.
     [363] - Подробнее об основных параметрах данного  соглашения
см.: The Economist. 1997. May 10. Р. 53-54.
     [364] - См.: Wolffe R. Clinton Warns of Health Threat in Tax
Cut Plans // Financial Times. 1999. July 28. P. 5.
     [365]  - См.:  Alsop  R.J.  (Ed.) The  Wall  Street  Journal
Almanac 1999. P. 103.
     [366] - См.: The Economist. 1998. February 7. P. 57.

     населения[367],  и  проблема  частных  заимствований вряд ли
может стать основой для серьезных финансовых пертурбаций.
     Большинство подобных  тенденций прослеживается и в европейских странах,
хотя в  ряде  из них  ситуация  осложнена высоким отношением  долга  к ВНП и
значительными государственными  расходами на  социальные нужды. Вместе с тем
переход на единую европейскую  валюту  потребовал сокращения долга до  60, а
бюджетного дефицита -- до  3 процентов ВНП, и эти ориентиры вполне достижимы
для всех стран Сообщества к 2001  году.  Характерно, что величина процентных
ставок в большинстве европейских государств (за  исключением Великобритании)
уже сегодня гораздо ниже, чем в США.  Таким  образом, конец 90-х годов  стал
первым  в  послевоенной  истории  западного  мира  периодом,  когда  заметно
снизилась  актуальность  проблемы  долга.  Весьма  характерно,   что  именно
неспособность обслуживания  своих  финансовых  обязательств стала  одним  из
показателей  углубляющегося  хозяйственного  кризиса  новых   индустриальных
государств.  Однако  ни  один  из  развертывающихся  сегодня   экономических
процессов не высвечивает новую  роль западного мира  в большей степени,  чем
бум  на  фондовом  рынке.  Несмотря  на  многочисленные  утвержцения  о  его
искусственном характере и возможной  скоротечности, он тем не менее отражает
вполне   объективные  тенденции,   основанные  на  резко  возросшем  доверии
инвесторов   к   экономическому   потенциалу  постиндустриального  мира  как
единственного устойчивого "полюса роста" в эпоху информационного хозяйства.
     Эта ситуация вызвала к жизни  весьма показательный феномен: если в 70-е
и 80-е годы курсовая стоимость акций большинства американских компаний росла
медленнее корпоративных  прибылей и выплачиваемых компаниями дивидендов  (за
исключением 1982 года),  то  на протяжении  последних семи  лет дело обстоит
прямо противоположным  образом[368].  В  результате  "значительно
увеличился разрыв между балансовой  стоимостью  предприятий и  ее оценкой со
стороны  инвесторов.  За  период  с  1973  по  1993  год  средний показатель
отношения рыночной цены  компании к ее бухгалтерской оценке для американских
корпораций увеличился  с 0,82 до 1,692. Разрыв, зафиксированный в 1992 году,
показывает, что  стоимость средней американской компании в балансовом отчете
занижена примерно на 40 процентов" [369]. Отношение рыночной

     [367] - Подробнее см.: Luttwak E.  Turbo-Capitalism. Winners
and Losers in the Global Economy. L., 1998. P. 206.
     [368] - См.: Rothchild J. The Bear Book. P. 34-36.
     [369]  - Edvinsson  L., Malone  M.S.  Intellectual  Capital.
Realizing Your Company's True Value by Finding Its Hidden Roots. N.Y., 1997.
P. 5.

     цены к остаточной стоимости для высокотехнологичных компаний было равно
в 1992 году в среднем 2,09, а балансовая стоимость таких компаний составляет
лишь  половину  их рыночной оценки[370].  По подсчетам экспертов,
доходы  компаний,  входящих  в "Standard  & Poor 500", которые они  способны
получить на протяжении ближайших пяти лет, не превышают сегодня  21 процента
их   текущей  рыночной   стоимости[371],  а   уровень  получаемых
инвесторами   дивидендов  понизился  в  1981-1998   годах  более  чем  в   4
раза[372].  Масштабное  повышение  цен  акций в  1992-1995  годах
привело  к  тому,  что в  Италии,  Германии  и  Франции  отношение  рыночной
капитализации  торгующихся на  основных  биржевых  площадях  компаний  к ВНП
составило  соответственно  22,  25  и 38 процентов, а в США и Великобритании
достигло  93 и  120 процентов  ВНП. Если  тенденция последних  трех  лет  не
прервется,  можно  предположить,  что  этот показатель  превысит  в США  200
процентов к началу 2000 года[373].
     На  протяжении  последних  семи  лет  на  фондовых  рынках  большинства
западных  стран сохраняется  состояние, близкое к  ажиотажному  спросу,  что
непрерывно  подталкивает котировки акций вверх. Только  за  четыре последних
года  индекс Доу-Джонса вырос почти в три (!)  раза -- с  3832,08 пункта  30
января 1995 года[374] до более чем 11100 пунктов в мае 1999-го. В
этой связи нельзя не отметить несколько  важных обстоятельств. Во-первых, за
последние  годы резко увеличилось  количество компаний, впервые разместивших
свои  акции  на ведущих биржах, что, казалось бы,  должно было снизить  темп
роста котировок; между тем масштабы средств, направляемых на фондовый рынок,
росли намного быстрее[375]. Во-вторых,  рост активности трейдеров
оставался  очень высоким: если  "за весь 1960 год  на  Нью-йоркской фондовой
бирже было продано в общей сложности  776 млн.  акций... то в  1987  году, в
самый разгар  ажиотажного спроса, 900 млн. акций каждую неделю переходили из
рук в  руки"  [376]. Десять лет  спустя, в пик  биржевого кризиса
конца  октября 1997 года, на Нью-йоркской фондовой  бирже  был  зафиксирован
абсолютный рекорд: 1,196 млрд. акций

     [370] - См. Mavrinac S., Siesfeld G.A. Measures that Matter:
An Exploratory  Investigation  of  Investors  Information  Needs  and  Value
Priorities // Neef  D., Siesfeld G.A., Cefola J. (Eds.) The  Economic Impact
of Knowledge. P. 274.
     [371] - См. Knight].A. Value Based Management. Developing  a
Systematic Approach to Creating Shareholder Value. N.Y., 1998. P. 176.
     [372] - См. Schilling A.G. Deflation. P. 112.
     [373] - См. AyresR.U. Turning Point. P. 118.
     [374] - См. Fridson M.S. It Was a Very Good Year. P. 196.
     [375] - См. Greenwald J. Is the Dow Too Pumped? P. 51.
     [376] - Reich R.B. The Work of Nations. P. 193.

     были проданы в течение одной торговой сессии[377]; в этот же
день суммарный оборот пяти ведущих  мировых  фондовых  бирж превысил 9 млрд.
акций[378]. Однако, несмотря на это, отношение ежегодного оборота
фондовых рынков к  их общей капитализации для большинства развитых  стран  в
1996-1997 годах  оставалось фактически таким же, как и  в среднем  за период
1986-1995  годов[379], тогда  как  показатель капитализации вырос
более чем в 2,2 раза[380]. Нездоровый рост  активности наблюдался
на развивающихся рынках  (так, в Китае отношение объемов ежегодных торгов  к
капитализации рынка достигло в 1996 году 225 процентов), хотя общий объем их
капитализации  между  1992 и 1996 годами  оставался практически  неизменным.
В-третьих,  за  последние  годы  радикально  изменился  характер  операторов
фондового  рынка.  По  состоянию на начало 1998 года  82  млн.  американцев,
больше, чем когда бы то ни было, являлись собственниками акций, причем около
половины  из  них  приняло решение о  соответствующих  инвестициях в течение
предшествовавших  восьми  лет[381].   Таким  образом,   около  43
процентов американских семей[382] (по другим данным -- от 57,5 до
59,8 процента[383]) держали в акциях средства, составлявшие около
28    процентов   их   общего   капитала[384],    что   превысило
предшествующий рекордный уровень в 38 процентов, достигнутый в 1968 году,  в
преддверии  рецессии  70-х[385].  Между  тем  все  большая  часть
подобных   инвестиций  осуществлялась   через  многочисленные   взаимные   и
пенсионные фонды. Как показывает статистика, за 10 лет, с 1980  по 1990 год,
финансовые активы этих фондов в большинстве  европейских стран и США выросли
почти  в десять  раз[386]  и сегодня  составляют 30-40  процентов
общей  величины активов домашних хозяйств[387]. При этом только с
1990  по  1995  год  в США  количество фондов,  оперирующих на рынке  акций,
увеличилось вдвое  -- с 1127 до  2211, количество  счетов, открытых частными
лицами в  этих фондах, утроилось  и  составило  70,7 млн.,  а стоимость паев
выросла в 2,8 раза (с 1,067 до 2,82 триллиона долл.) [388]. Одной
из

     [377] - См. Wall Street Journal Europe. 1997. October 29. Р.
16.
     [378] - См. Wall Street Journal Europe. 1997. November 3. P.
9.
     [379] - См. The Economist. 1997. June 14. P. 128.
     [380] - См. The Economist. 1997. March 15. P. 119.
     [381] - См. Rothchild J. The Bear Book. P. XIII.
     [382] - См. Alsop R.J. (Ed.) The Wall Street Journal Almanac
1999. P. 274.
     [383] - См. Ellas D. Dow 40,000. P. 14.
     [384] - См. Kelly K. New Rules for the New Economy. P. 157.
     [385] - См. Kiplinger K. World Boom Ahead. P. 369-370.
     [386] - См. Alsop R.J. (Ed.) The Wall Street Journal Almanac
1999. P. 280.
     [387] - См. Hirst P., Thompson G. Globalization in Question.
P. 43; Sassen S. Losing Control? P. 43.
     [388] - См. Doremus P.N., Keller  W.W., Pauly L.W., Reich S.
The Myth of the Global Corporation. Princeton (NJ), 1998. P. 26.

     главных  причин  такого взрывообразного роста инвестиционной активности
стала возможность вкладывать минимальные суммы (от 100 долл.), открывшаяся в
1992  году  с развитием современных  информационных  систем и  торгов  через
Интернет.  В  1997 году, по оценкам компании "Форрестер Груп", около  3 млн.
американцев  покупали и продавали акции именно таким образом; это составляло
около 20  процентов розничной торговли ценными бумагами; предполагается, что
через  пять  лет  этой  услугой  Интернета  будут пользоваться  уже  14 млн.
человек[389].   Как   следствие,   оборот   существенно    вырос,
профессионализм трейдеров повысился[390], однако  в то же время и
непредсказуемость   рынка  стала  более  высокой,   так  как  консервативная
составляющая,   традиционно  представленная   индивидуальными   инвесторами,
вкладывавшими     свои     средства     на     длительный     срок,    резко
уменьшилась[391].
     Несмотря  на  целый  ряд  факторов.  Способных  в иных  обстоятельствах
нарушить  хрупкое  равновесие  на   рынках,  тенденции  повышения   курсовой
стоимости  акций  американских  и  европейских  компаний продолжают  сегодня
укрепляться, а коррекции становятся  все  менее значительными. В  1929  году
стоимость акций упала более чем на 75 процентов, в 1974-м -- несколько более
чем на 50, в 1982 -- на 45 процентов[392]. Падение в октябре 1987
года  не  превысило  25  процентов.  На  протяжении  следующего  десятилетия
экономический  рост был низким, однако к августу 1997 года индекс Доу-Джонса
вырос в 4,75 раза, удвоившись только с начала  1996 года. Хотя казалось, что
в  это  время  "акции  [были]  переоценены в  гораздо  большей  степени,  на
Уолл-Стрит этот  фактор не принимали во внимание",  не  в последнюю  очередь
потому, что "те, кто предостерегал от излишней переоценки год или два назад,
в значительной  мере  [оказались]  дискредитированы  успехами,  достигнутыми
рынком  за это время" [393]. Эта точка зрения  укрепилась в  ходе
октябрьского  кризиса 1997 года, когда индексы в  Нью-Йорке снизились на 6,7
процента, в Лондоне -- на 7,6, в Париже -- на 11,2, во Франкфурте -- на 14,5
процента, а обратные подвижки  были быстрыми