ускалась  ниже  37,5  процента ВНП,  а в
последние годы  находилась  на  уровне  40 процентов  ВНП  [318],
становится  понятным,  что достигнутые КНР темпы хозяйственного роста  могут
сохраниться в течение всего ближайшего десятилетия.
     Во-вторых, это  структура  и  источники  капиталовложений  в  китайскую
экономику. В отличие от  большинства азиатских стран, где ведущую роль среди
иностранных инвесторов играет Япония, а в некоторых случаях даже Соединенные
Штаты, инвестиции в  КНР проистекают из  стран, в которых этнические китайцы
либо составляют  большинство  населения,  либо  занимают  ведущие  позиции в
экономической жизни. Так, в целом за период 1979-1993 годов капиталовложения
предпринимателей  из  Гонконга  и  Тайваня  составили  около  76   процентов
иностранных инвестиций  в народное  хозяйство КНР,  тогда как суммарная доля
представителей  Японии  и  США не превышала  11 процентов  [319].
Более того, статистика показывает, что роль инвесторов некитайского проис-

     [313]  -  См.  Rosen  D.H.  Beyond  the  Open  Door. Foreign
Enterprises in the Chinese Marketplace. Wash.-N.Y., 1999. P. 27.
     [314] - См. Weidenbaum M., Hughes S. The Bamboo Network. How
Expatriate Chinese Entrepreneurs Are Creating the New Economic Superpower in
Asia. N.Y., 1996. P. 123.
     [315] - См. The Economist. 1997. March 8. Survey "China". P.
10.
     [316]  - См.  Chai: J.C.  H. China:  Transition  to a Market
Economy. P. 160.
     [317] - См. Ayres R.U. Turning Point. P. 58.
     [318] - См. Hampden-Tumer  Ch., Trompenaars F. Mastering the
Infinite Game. P. 113.
     [319]  - См. Weidenbaum M., Hughes S. The Bamboo Network. P.
101.

     хождения   в   финансировании   китайской   экономики   последовательно
снижается. Если в 1985  году инвестиции со стороны компаний, находившихся  в
Гонконге  или   Макао  --  на  территориях,  одна  из  которых  сегодня  уже
присоединена к Китаю, а другая переходит под  его контроль  в этом  году, --
составляли   49,9   процента   всех   поступивших   в   страну   иностранных
капиталовложений,  то в  1989  году эта цифра  достигла  62,1 процента, а  в
1993-м (включая также  и  Тайвань, население  которого полностью состоит  из
этнических китайцев и который также может быть воссоединен с континентальной
частью страны  в относительно  недалеком будущем)  --  76,2  процента. Начав
инвестиции  в  Китай в  конце  80-х  годов,  тайваньские предприниматели  на
сегодняшний день основали в КНР, по различным оценкам, от 11 до 35 тыс. фирм
и компаний и de facto инвестировали в китайскую экономику от  15 до 24 млрд.
долл.  [320] В то  же время  доля  американских  капиталовложений
между 1985 и 1993 годами снизилась с  18,3  процента до 7,4, а японских -- с
16,1 до 4,9 процента  [321]. Не  смотря на несколько отличающиеся
оценки [322], большинство экспертов сходятся во мнении о том, что
более трех четвертей иностранных инвестиций в китайскую  экономику поступает
из   Макао,  Тайваня   и   Гонконга   [323]  по  мере  сокращения
индустриальной занятости в  этих странах. Их предприниматели перемещают свои
производства в  Китай, где  использование  более  многочисленной,  но  менее
дорогой  рабочей  силы  дает  значительные  преимущества. Так,  за последнее
десятилетие  численность  занятых   в  промышленном   секторе   в   Гонконге
сократилась  на 60  процентов, в  Макао  --  на  40,  а на  Тайване -- на 16
процентов, что в общей сложности составляет около 800 тыс. человек. При этом
в  Гуандуне и Фуцзяне  прирост  индустриальной  занятости  за  тот же период
составил около 4,5 млн. человек [324].
     Подобный  характер  инвестиций  в  КНР  мы  считаем  особенно  значимым
фактором  по  двум  причинам.  Во-первых,  с  присоединением  к  Китаю  этих
территорий  большая часть  иностранных  капиталовложений (приблизительно 230
млрд.  долл., согласно прогнозам  экспертов  на конец  этого года)  окажутся
внутренними и факти-

     [320]  -  См.:  Chai  J.  C.H. China: Transition to a Market
Economy. P. 160.
     [321] -  См.: Hajari N. High  Seas Diplomacy // Time.  1997.
April 21. P.57.
     [322]  -  См.:  Pomfret  R.  Asian Economies in  Transition.
Reforming  Centrally Planned  Economies.  Cheltenham  (UK)-Brookfield  (US),
1996. P. 41.
     [323] - Подробнее см.: On-Kwok L., SoA.Y.  Hong Kong and the
Newly  Industrializing  Economies:  From Americanization to  Asianization //
Postiglione G.A., Tang J.T.H.  (Eds.) Hong  Kong's  Reunion  with China. The
Global Dimensions. Armonk (N.Y.)-L., 1997. P. 112-113.
     [324] - См.: Naughton В. The Emergence of the China  Circle.
P. 12-13.

     чески  перестанут  "отягощать" собой список  международных обязательств
КНР.  Вовторых, приток  инвестиций, активизировавшийся  со  времени  "южного
турне"  Дэн  Сяопина,  исходит  в большей  его части от этнических китайцев,
проживающих не  только в  Гонконге или на Тайване,  но и  во  многих  других
странах Азии. Масштабы их влияния настолько значительны, что на этом вопросе
следует остановиться подробнее.
     Оценки экономического влияния китайской диаспоры за рубежом  достаточно
сильно разнятся; поэтому мы постараемся приводить только  те данные, которые
подтверждены несколькими авторами или статистическими источниками. Известно,
что только в Юго-Восточной  Азии (не считая  Гонконга,  Макао  и Тайваня)  в
середине 90-х годов проживало около 25 млн. выходцев из Китая,  составляющих
32  процента  населения  Малайзии, 15  процентов  -- Таиланда, 4 процента --
Индонезии  и  1  процент  --  Филиппин  [325].  В совокупности  с
населением Тайваня и Гонконга общая численность китайцев в азиатских странах
достигает  51  млн.  человек.  При этом  китайская  диаспора  контролировала
непропорционально  большую  долю  национального   богатства  этих  стран:  в
Малайзии --  до 69 процентов,  в Таиланде --  81,  Индонезии  --  73,  а  на
Филиппинах -- 50-60 процентов [326]. Уже по состоянию на 1990 год
они  владели  промышленными,  торговыми  и сервисными  компаниями,  а  также
объектами недвижимости  и  товарными  запасами,  оценивавшимися в  450 млрд.
долл.,  что на  тот момент почти  на четверть превышало ВНП континентального
Китая [327]. Нормы накопления в принадлежавших им  компаниях были
не ниже,  чем в КНР, и составляли от 25 до 45 процентов. В результате в 1996
году  эта  часть  китайской экономики "весила" 700 млрд.  долл., что  к тому
времени было  уже несколько меньше размеров валового национального  продукта
самого  Китая  [328]. Однако  эти данные  дают  далеко не  полное
представление о реальном влиянии этнических китайцев в странах Юго-Восточной
Азии.  Еще  в 1990 году диаспора  контролировала  через  находившиеся  в  ее
собственности фирмы и  компании ликвидные активы  (не считая акций и  других
ценных  бумаг промышленных компаний)  на  сумму,  приблизительно  в 3-4 раза
превышающую официальную оценку ее собственности. Некоторые эксперты называют
цифру  от  1,5  до  2  триллионов долл. [329], другие  считают  2
триллиона долл. тем мини-

     [325] - См.: Yergin D., Stanislaw J. The Commanding Heights.
P. 189.
     [326] -  См.: Haley G.T., TanCh.T., Haley U. C. V. New Asian
Emperors. P. 12-13.
     [327] - The Economist. 1992. July 18. P. 21-22.
     [328] - См.: Gray J. False Dawn. P. 59.
     [329]  -  См.:  Hobday  M.  Innovation  in  East  Asia:  The
Challenge to Japan. P. 22.

     мальным  значением,  от  которого  следует   отталкиваться  в  подобных
расчетах [330].  Максимальная из известных нам  оценок  масштабов
китайской  зарубежной экономической империи по состоянию на 1990 год  -- 2,5
триллиона  долл.  -- предложена недавно Д.Лэндесом [331].  Имея в
виду эти  цифры,  можно прийти  к  выводу  о  том, что  в  начале 90-х годов
китайская экономика  за  пределами  Китая составляла около 60 процентов  ВНП
Японии,   страны  с  вдвое   большим  населением   и  второй   экономической
сверхдержавы  мира. Китайские  эмигранты  и их  наследники  создали  в  Азии
гигантские финансовые империи: среди  100 азиатских миллиардеров 39 являются
выходцами из Китая,  причем 12  семей обладают  состояниями,  превышающими 5
млрд. долл. [332] К середине 1994 года предприниматели китайского
происхождения владели  контрольными пакетами  акций  517 из  1000 крупнейших
индустриальных  компаний,  являвшихся  лидерами  листингов фондовых  бирж  в
Сеуле,  Тайбее,   Шанхае,  Шеньчжене,  Гонконге,  Бангкоке,   Куала-Лумпуре,
Сингапуре,  Джакарте  и  Маниле  [333],  причем  в  Малайзии  они
выступали  собственниками  более  чем  62  процентов  ведущих компаний, а  в
Таиланде  --  80  процентов  [334].  Особенно  заметным  было  их
присутствие в Индонезии,  где этнические китайцы, составляющие, по различным
данным,  от 3,6  до  4,2  процента населения,  владели  70  процентами  всех
предприятий негосударственной  формы  собственности,  240  из 300 крупнейших
компаний и 14 из 15 ведущих индустриальных и финансовых конгломератов страны
[335].   Экономика   же   Сингапура,  как   считает   большинство
специалистов, почти полностью подконтрольна членам китайской диаспоры. Такое
влияние  этнических китайцев  привлекает все  большее внимание  в  последние
годы;  западные  аналитики   серьезно   опасаются   возможных   политических
последствий их  экономической экспансии. В начале 90-х годов П.Дракер ввел в
научный     оборот    термин    "некоммунистические    китайские    общества
[336],  которым  сегодня  все чаще обозначают  Гонконг,  Тайвань,
Сингапур, Южную Корею, Малайзию и отчасти Индонезию. В своей недавней работе
Зб.Бжезинский  упоминает  слова  посла  Индонезии  в  Японии  об  опасности,
исходящей от экономического влияния  китайцев, а также  высказывает  мнение,
что в будущем во многих

     [330] - См.: Yergin D., Stanislaw J. The Commanding Heights.
P. 189.
     [331] - См.: Landes D. The Wealth and Poverty of Nations. P.
478.
     [332] - См.: Hiscock G. Asia's Wealth Club. P. 29.
     [333] - См.: Naisbitt J. Megatrends Asia. P. 3.
     [334]  - См.:  Drucker  on  Asia. A  Dialogue Between  Peter
Drucker and Isao Nakauchi. Oxford, 1997. P. 7.
     [335] - См.: Moreau R., Nordland R. After Suharto. P. 39.
     [336] - Drucker  P.F. Managing in Turbulent  Times.  Oxford,
1993. P. 136.

     восточно-азиатских  странах  у  власти  могут  оказаться  марионеточные
прокитайские правительства [337].
     Мы  остановились  на  данной  проблеме  не  в   силу  ее   политической
значимости.  В  контексте нашего  исследования  важно,  что  Китай  является
единственной страной  в Азии, которая не только имеет потенциальный доступ к
колоссальным  инвестициям  извне,  но  и,  что  гораздо  более  существенно,
оказывается в выигрыше  от нынешнего финансового кризиса.  В условиях, когда
китайские  предприниматели  в  странах  Юго-Восточной  Азии  оказываются поп
grata,  как  это случилось в Малайзии и Индонезии, или не могут более  столь
прибыльно,  как прежде, размещать свои капиталы, Китай может ожидать притока
инвестиций, в  то время  как все остальные  азиатские  страны  испытывают их
жесточайший дефицит.  Это один  из многих факторов, позволяющих  утверждать,
что финансовый  кризис конца  90-х  с  высокой  вероятностью может  миновать
китайскую  экономику.  Однако международный инвестиционный климат,  каким бы
благоприятным  он ни  был, не  может  заменить  стране  внутренние источники
развития.  Но и  в этой сфере, как  мы полагаем, дела в китайской  экономике
обстоят относительно благополучно.
     Как отмечалось  выше, основными причинами кризиса азиатских стран стали
высокая зависимость от импорта технологий и комплектующих, фактически полная
ориентированность  новых  отраслей  промышленности  на  экспорт,  стремление
проложить путь на внешние рынки любой ценой, даже  посредством дотирования и
кредитования  неэффективного  производства,  и  неимоверная  зависимость  от
инвестиций, исходящих из стран постиндустриального мира. Китайская экономика
выгодно отличается от хозяйственных систем других азиатских стран фактически
по всем этим направлениям.
     В  течение  80-х  и  первой половины 90-х  годов внутренние  сбережения
последовательно  росли;  за  годы  реформ их  доля  в  валовом  национальном
продукте повысилась с 33,2 процента в 1978 году до 40,4  процента в 1991-м и
с тех пор колеблется  около уровня  в 40 процентов. Характерно, что к началу
90-х  годов  доля  инвестиций,  финансируемых   из  бюджета,   снизилась  до
минимально  возможных  значений:  если  в  1978  году  15,1   процента   ВНП
перераспределялось на инвестиционные  цели по бюджетным каналам, а население
инвестировало в общей сложности лишь 1,1  процента  ВНП, то в 1991 году  эти
показатели   поменялись  местами,   составив  1,8   и   18,7  процента   ВНП
соответственно [338]. В таких условиях

     [337]  - См.: Brzezinski Zb. The Grand Chessboard.  American
Primacy and Its Geostrategic Imperatives. N.Y., 1997. P. 167, 168 note.
     [338]  -  См.:  Chai  J.C.H.  China: Transition to a  Market
Economy. P. 118

     государственный  сектор,  остающийся  чрезмерно  бюрократизированным  и
неэффективным, столкнулся со значительными трудностями; в 1996 году половина
из составляющих его 118 тыс. предприятии показали убытки  в своих балансовых
отчетах [339]. Весной 1998 года XV съезд Коммунистической  партии
Китая  обозначил  задачу реформирования государственного сектора в  качестве
одной из приоритетных на ближайшие годы. Нельзя не отметить, что сегодня для
этого  сложились  все  необходимые условия: государственные  предприятия,  в
основном    работающие    на   внутренний   рынок,   вполне    могут    быть
коммерциализированы,  так  как  платежеспособный  спрос  на предметы  первой
необходимости  достигает  высоких  значений;  достаточно  сказать, что Китай
превзошел США по потреблению на душу населения многих видов продуктов, в том
числе яиц, свинины и риса, а  потребление  зерна всех видов составляет здесь
380 млн. тонн против  245 млн. тонн  в  США [340]. Таким образом,
приватизация государственных предприятий привлечет дополнительные инвестиции
в сектор,  ориентированный  прежде  всего  на  внутренний  рынок, а  рост их
эффективности  и  повышение  доходов  работников  положительно  скажется  на
платежеспособном спросе.
     Масштабы зависимости от внешнеторговых  операций  также  представляются
вполне  допустимыми.  Несмотря  на быстрый  рост веса  КНР  в  международной
торговле  (с  9,8  до 121,0  млрд.  долл.  между  1978 и  1993  годами,  что
соответствует показателям в  0,6 и 2,5 процента мирового оборота  в торговле
сырьем и промышленными товарами [341]) и рост экспорта в  среднем
на   16  процентов   в   год   в   течение   всего   пореформенного  периода
[342],  в  динамике  параметров  международной   торговли   можно
отметить  по меньшей мере четыре крайне позитивных момента. Во-первых, темпы
развития  экспортно-импортных  операций  оставались лишь в 1,5-1,8 раза выше
темпов роста экономики  в целом. Во-вторых,  объемы экспорта не превосходили
20  процентов  ВНП, что  значительно меньше, чем  у других стран региона; во
втором квартале 1997 года, последнем относительно спокойном периоде развития
азиатских  экономик, объем китайского экспорта в  46,1 млрд. долл. был ниже,
чем показатель Гонконга (47,8 млрд. долл.), и лишь в полтора раза

     [339]  - См.:  Dom J.A. China's Future:  Market Socialism or
Market Taoism // Dom J.A. (Ed.) China in the New Millennium: Market  Reforms
and Social Development. Wash., 1998. P.102.
     [340] - См.: Brown L.R., Flavin Ch., French H., et al. State
of  the World  1998.  A Worldwatch Institute Report  on  Progress  Toward  a
Sustainable Society. N.Y.-L., 1998. P. 12.
     [341]  -  См.: NeefD., Siesfeld  G.A., Cefola J. (Eds.)  The
Economic Impact of Knowledge. Boston-Oxford, 1998. P. 9.
     [342] - См.: Dent Ch.M. The European Economy. P. 153.

     превосходил масштабы экспорта Южной Кореи (35,8 млрд. долл.), Сингапура
(32,1  млрд.  долл.)  и  Тайваня  (30,7  млрд.  долл.)  [343].  В
стоимостной  оценке  Китай  сегодня  поставляет  на  мировой  рынок  меньшую
товарную  массу,  нежели  Бельгия  [344].   В-третьих,  китайский
экспорт  в меньшей  мере  представлен  высокотехнологичной  продукцией,  чем
южнокорейский,    тайваньский    или   японский;   поэтому    он    остается
конкурентоспособным в  постиндустриальном  мире,  заполняя ниши,  фактически
оставленные отечественными производителями, при  этом  отрасли, производящие
экспортные товары,  не  требуют  закупок технологий  и  комплектующих в  тех
масштабах, как это  происходит в других азиатских  странах. Вследствие этого
китайский экспорт не снижается на фоне его падения  в других странах региона
(в том  же втором квартале 1997 года он вырос на 25 процентов, тогда как для
Южной Кореи, Сингапура  и Тайваня соответствующие цифры  составили 9, 4  и 7
процентов).  В-четвертых,  китайские  экспортеры   на  протяжении  последних
пятнадцати  лет имеют устойчивое положительное сальдо в  операциях  со всеми
основными своими торговыми партнерами (за исключением  нефтедобывающих стран
[345]),  причем  наиболее очевидный  пример тому дают США. Если в
1984  году  активное  сальдо  торгового  баланса  Китая  в  торговле  с  США
составляло 100 млн. долл. [346],  то к 1988 году оно достигло 3,5
млрд. долл., а спустя семь лет этот показатель увеличился еще почти в десять
раз, достигнув  33,8 млрд. долл.; с июня 1996 года дефицит США в торговле  с
Китаем стал превышать их дефицит в  торговле с Японией (3,3 млрд. против 3,2
млрд. долл. в  месяц);  в  то  же время масштаб  китайского экспорта  в  США
превосходит   размеры   импорта  из  Америки  в  четыре   раза,  тогда   как
соответствующий показатель для Японии составляет  лишь 1,6 [347].
В результате складываются условия для  сохранения устойчивого положительного
сальдо  платежного  баланса  (около 15 млрд. долл.  в  1995 году, не  считая
поступления  прямых  иностранных   инвестиций  в  размере   37  млрд.  долл.
[348]). Если в 1980 году  валютные резервы Китая составляли всего
2,26  млрд.  долл., в 1984  году -- 14,42  млрд.  долл., то в  1995 году они
достигли

     [343] -  См.: Spaeth A. Big Kid  on the Block // Time. 1997.
September 29. P. 35.
     [344] - См.: The Economist. 1997. April 12. P. 119.
     [345] - До 1993 года КНР оставалась нетто-экспортером нефти;
в 1996 году  ее импорт  превышал  600 тыс. баррелей в день и,  как  ожидают,
достигнет 2,7  млн. баррелей  в день  к 2010 году (Garten J. The Big Теп. Р.
72).
     [346] - См.:  Brahm L.J. China as No 1. The  New  Superpower
Takes Central Stage. Singapore, 1996. P. 100.
     [347] - См.: Bernstein R., Mwro  R.H.  The  Coming  Conflict
with China. N.Y., 1997. P. 131, 132.
     [348] - См.: Ayres R.U. Turning Point. P. 58.

     69,8  млрд. долл., в  1996-м -- 90 млрд.  долл.  [349],  а в
1997-м -- 130 млрд. долл., уступая сегодня только японским (221 млрд. долл.)
[350].
     Китайско-американский торговый баланс сегодня столь активно обсуждается
на  самых разных уровнях,  что  на  этой  проблеме мы считали  бы  возможным
остановиться несколько подробнее. Известно, что до начала азиатского кризиса
более  трети  суммарного  торгового  дефицита  США  приходилось на  Китай  и
Тайвань. Однако, как и в случае с Японией, основная причина такого положения
вещей кроется отнюдь не в низкой конкурентоспособности американских товаров,
а в закрытости азиатских экономик. Пошлины на импортируемые в Китай сигареты
составляют  150 процентов,  на  пиво и косметику  -- 120, а  на  большинство
позиций  бытовой электроники --  около  100 процентов [351].  Как
показывают  расчеты, в случае  торговой  либерализации  объем  американского
экспорта в Китай  и на Тайвань повысился бы не менее чем  на 90 млрд. долл.,
что   увеличило  бы  ВНП  Соединенных  Штатов  почти  на  150   млр