Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
Exceptionalism // Landau R., Taylor Т., Wright G. (Eds.) The Mosaic of
Economic Growth. Stanford (Ca.), 1996. P. 28-29.
----------------
дукции, которые порой делают ее попросту несопоставимой, -- все это
показывает, что задача создания новой системы экономико-статистической
отчетности, позволяющей реально отражать возрастающее благосостояние
общества на основе не только валовых стоимостных показателей, но и
качественных параметров производства, не говоря уже о необходимости оценки
развития человеческого потенциала, сегодня актуальна как никогда. При этом,
подчеркнем еще раз, опасности, проистекающие из отсутствия такой системы,
хотя и могут оказаться весьма серьезными, в конечном счете ограничены тем,
что, пользуясь прежней "системой координат", лидеры современной экономики
могут в ряде случаев принять неадекватные управленческие решения, но не
более того.
Напротив, последние две тенденции представляются намного более важными,
а проистекающие из них последствия -- гораздо более тревожными. На основе
неумолимо развертывающейся технологической революции постиндустриальные
страны внутренне поляризуются; перед людьми, реализующими свой творческий
потенциал вне рамок традиционного материального производства, а также
имеющими уникальные интеллектуальные, творческие, а нередко даже физические,
способности, открываются все более широкие возможности не только для
самосовершенствования, но и для присвоения значительной доли производимого
обществом материального богатства. В результате становится реальностью
формирование двух новых социальных групп -- класса интеллектуалов и того
отчужденного класса производителей материальных благ и массовых услуг,
который вполне может объединить в себе большую часть граждан
постиндустриального мира. Противоречия между ними (а в данном случае
необходимо иметь в виду, что они количественно умножаются по мере эрозии так
называемого "среднего класса") в перспективе неминуемо станут весьма
острыми, так как будут основываться не только на диспропорциональности в
распределении общественного богатства, но и на резко отличающихся типах
менталитета и системах ценностей. Аналогичный процесс набирает силу
одновременно и в мировом масштабе, где индустриальные страны оказываются
неспособными усвоить постэкономические императивы и утрачивают возможности
сокращения своего отставания от основных центров постиндустриальной
цивилизации. Снижая собственную потребность в естественных ресурсах и
выступая экспортером информационных благ, потребление которых в рамках
собственной страны не снижается от масштабов их экспорта, постиндустриальные
державы не только обретают могущество, но и постепенно становятся в глазах
остальных государств источником и оплотом глобальной социальной
несправедливости. Эти два процесса, развертывающихся как отражение друг
друга, превращают индустриальную цивилизацию, в конце 60-х годов казавшуюся
Р.Арону и его сторонникам "единой реальностью, а не двумя коренным образом
отличными мирами" [77], в расколотый мир, полярные элементы
которого проникнуты по отношению друг к другу если и не явной враждебностью,
то легко различимым неприятием.
Говоря о кризисе середины 70-х годов, часто отмечают огромное
количество иных тенденций, претерпевших в этот период серьезные изменения.
Экономисты заявляют, что в большинстве развитых стран именно в это время был
нарушен тренд постепенного сокращения бюджетных дефицитов и государственного
долга[78], нарушены привычные соотношения располагаемого дохода,
нормы накопления и масштабов потребительского кредитования[79];
социологи апеллируют к резкому росту нестабильности целого комплекса
социальных отношений, прежде всего -- к разрушению семейных ценностей,
быстрому снижению с середины 70-х количества браков и росту числа
разводов[80]; политологи обращают внимание на снижение
политической активности, ухудшение ситуации с преступностью, увеличение
числа региональных конфликтов, рост напряженности в отношениях между людьми
различных рас и национальностей. В результате формируется представление, что
этот период существенным образом изменил само направление развития западной
цивилизации. Попытки анализа в русле таких представлений, предпринимавшиеся
в той или иной форме начиная с конца 80-х годов, получили наиболее
концентрированное выражение в концепции "великого разрыва (great
disruption)", ставшего предметом исследования в недавней работе
Ф.Фукуямы[81].
Между тем подавляющее большинство аналитиков не пытается объяснить
происходящее теми процессами, которые, в контексте нашего исследования,
действительно определяют лицо современного мира и воплощаются, если говорить
максимально обобщенно, в возрастающей индивидуализации и самодостаточности
отдельных личностей, стремящихся к. самовыражению и самореализации, и
отдельных стран, развивающихся по пути усвоения достижении информационной
революции на основе максимального использования творческого потенциала своих
граждан. Современная литература насыщена иными трактовками происшедшего в те
годы -- от явной переоценки внешней составляющей, связанной с политикой
развивающихся стран, и попыток представить все эти события как очередной
"кризис перепроизводства" до апелляции к концепции "длинных волн"
Н.Кондратьева[82] и наивных аналогий с финансовыми циклами,
наблюдавшимися в 1816-1825, 1864-1873 и 1919-1929 годах[83].
В заключение отметим, что, начавшись в середине 70-х или даже в конце
60-х годов, первый системный кризис индустриального общества имел свое
продолжение; ему предстояло пройти еще одну фазу, после которой, собственно,
и началось радикальное переустройство хозяйственных порядков западных стран
на принципиально новой основе.
----------------
[77] - Aron R. 28 Lectures on Industrial Society. L., 1968.
P. 42.
[78] - См.: Heilbroner R., Bernstein P. The Debt and the
Deficit. False Alarms // Real Possibilities. N.Y.-L., 1989. P. 42-43;
Cavanaugh F.X. The Tmth about the National Debt. Five Myths and One Reality.
Boston, 1996. P. 8-9; Krugman P. Peddling Prosperity. Economic Sense and
Nonsense in the Age of Diminishing Expectations. N.Y.-L., 1994. P. 153;
Sassen S. Losing Control? Sovereignty in an Age of Globalization. N.Y.,
1996. P. 46; Strange S. Mad Money. Manchester, 1998. P. 64-65, и др.
[79] - См. SchillingA.G. Deflation. P. 101.
[80] - CM. Hermstein R.J., Murray Ch. The Bell Curve. P.
168-169, 172-173, и др.
[81] - См. Fukuyama F. The Great Disruption. Human Nature
and the Reconstitution of Social Order. N.Y., 1999. P. 27-60.
----------------
Второй нефтяной шок и "нижняя точка" кризиса
Итак, мы показали, что события 1973-1975 годов нанесли мощный удар по
экономической стабильности западного мира. Период между 1974 и 1979 годами
характеризовался рядом негативных процессов, затруднявших выход из кризиса.
Прежде всего это инфляция, достигавшая 8,7 процента в 1973 году, 12,3
процента в 1974-м, 6,9 процента в 1975-м и 4,9 процента -- в
1976-м[84]; более того, впервые был зафиксирован случай, когда
инфляционные процессы не прекратились даже в условиях экономического спада,
что получило у экономистов название стагфляции[85]. Финансовая
система США также оказалась дезорганизованной: между 1974 и 1978 годами
вложения в ценные бумаги федерального казначейства в большинстве случаев
приносили инвесторам убытки[86]. Ситуация на Уолл-Стрит была еще
более плачевной: в конце 1974 года индекс Доу-Джонса находился на уровне
577,6 пункта -- более
------------------
[82] - См.: Bell D. The End of Ideology. Cambridge (Ma.)-L.,
1988. P. 71.
[83] - См.: Davidson J.D., Lord William Rees-Mogg. The Great
Reckoning. Protect Yourself in the Coming Depression. N.Y., 1993. P. 146.
[84] - См.: Mussa M. Monetary Policy // Feldstein M. (Ed.)
American Economic Policy in the 1980s. Chicago-L., 1994. P. 87.
[85] - Подробнее см.: Spulber N. The American Economy. P.
8-9.
[86] - См.: Niskanen W.A. Reaganomics. An Insider's Account
of the Policies and the People. N.Y.-Oxford, 1988. P. 246.
------------------
чем на 100 пунктов ниже значения в 685,5 пункта, достигнутого им за
пятнадцать (!) лет до этого, летом 1959-го[87]; хотя на
протяжении 1975 года акции совершили один из рекордных рывков, до
восстановления утраченных позиций оставалось еще далеко. Был зафиксирован
быстрый рост дефицита федерального бюджета: если за пять лет, пока у руля
США находилась администрация президента Л.Джонсона, суммарный дефицит
составил около 44,8 млрд. долл., за шесть лет правления президента Р.Никсона
-- 67,0 млрд. долл., то всего за два года администрации Дж.Форда он превысил
126,9 млрд. долл., а за четыре года, проведенных в Белом доме Дж.Картером,
составил 226,9 млрд. долл. [88] Однако даже и эти
экстраординарные заимствования не могли сохранить на прежнем уровне
большинство социальных выплат, реальный объем которых со второй половины
1974 года стал снижаться; лишь отказ от пересмотра уровня минимальной
заработной платы и индексирования прожиточного минимума смогли предотвратить
резкое снижение видимости социальной защищенности населения. Между тем
нарастание неравенства в распределении доходов стало очевидным уже с 1975
года. На протяжении всего этого периода, как мы отметили выше, темпы
экономического развития и темпы роста производительности в США балансировали
около нулевой отметки.
Некоторое оживление экономики в 1976-1978 годах не принесло заметного
улучшения ситуации, так как наряду с позитивными процессами возникла новая
волна дестабилизации финансовой системы. Серьезно затронутые первым нефтяным
шоком, японская и германская экономики (темпы их роста в 1973-1975 годах
упали с 10,5 до 3,4 и с 3,7 до 1,6 процента в год
соответственно[89]) начали выходить из кризиса, что
сопровождалось укреплением марки и иены против доллара, вновь терявшего
позиции на мировых рынках[90]. Внутренний спрос на американском
рынке оставался относительно низким, международная конъюнктура --
неустойчивой, а ожидания -- мрачными. Нарастание внутренних заимствований
для финансирования федерального бюджета усиливало инфляционные ожидания. В
результате, несмотря на то, что производственные мощности оставались
недозагруженными, а безработица не опускалась ниже 6 процентов, инфляция
поднялась с 4,9 процента в 1976 году до 6,7 процента в 1977-м и 9 процентов
в 1978-м[91].
----------------
[87] - См.: Rothchild J. The Bear Book. Survive and Profit
in Ferocious Markets. N.Y., 1998. P. 10-11.
[88] - См.: Figgie H.E., Swanson G.J. Bankruptcy 1995. The
Coming Collapse of America and How To Stop It. Boston-N.Y., 1993. P. 42.
[89] - См.: Piore M.J., Sabel Ch.F. The Second Industrial
Divide. P. 177.
[90] - См.: Strange S. Casino Capitalism. Manchester, 1986.
P. 17-18.
[91] - См.: Krugman P. Peddling Prosperity. P. 99-100, и др.
----------------
В марте 1979 года инфляция в США составила в годовом исчислении 10,09
процента. Ответом стала реакция стран-членов ОПЕК, полагавших, что их
валютные поступления обесцениваются по мере снижения реальной стоимости
американской валюты: 27 марта цена на нефть была повышена на 9 процентов, до
14,54 долл. за баррель, а затем началась целая серия повышательных движений.
К 1 июля 1980 года цены достигли 34,72 долл. за баррель [92], что
в сегодняшних ценах составляло бы более 60 долл. за баррель [93]
(для сравнения следует отметить, что в начале 1999 года цена порой
опускалась до 10,2 долл. за баррель). В то же время начался быстрый рост цен
и на другие виды базовых сырьевых товаров: между 1975 и 1980 годами цены на
тонну каменного угля выросли с 38,5 до 45,3 долл., железной руды -- с 22,8
до 28,1 долл., древесины -- с 61,8 до 137 долл., меди -- с 1320 до 2200
долл., никеля -- с 4560 до 6500 долл., а олова -- с 6860 до 16750 долл.
Наиболее быстро дорожали золото и серебро; хотя спрос на них и подогревался
развертывающейся инфляцией, масштабы роста цен оказывались несопоставимыми с
ней: с 1975 по 1980 год серебро подорожало (из расчета за 10 граммов) с 1,42
до 6,62, а золото -- с 56,8 до 214,4 долл. [94] Эти процессы шли
параллельно со стремительным наращиванием добычи природных ресурсов: так,
производство нефти с начала века и вплоть до конца 70-х годов росло в
среднем на 7 процентов в год, удваиваясь, таким образом, каждые десять лет;
при этом за относительно "спокойные" 60-е объем поставленной на рынок нефти
превысил масштабы ее добычи за все предшествующие годы с начала промышленной
ее разработки в 1857 году [95].
В конце 70-х годов западные страны предприняли первые попытки
противостоять атаке со стороны "третьего мира", активизируя разработку
собственных запасов полезных ископаемых, а также используя новые
технологические достижения. С одной стороны, США и страны ЕС увеличили
добычу нефти в Техасе и на шельфе Северного моря. Несмотря на то, что
сегодня страны-члены ОПЕК располагают доказанными запасами нефти,
достаточными для их разработки нынешними темпами в течение 88 лет, тогда как
для стран, не входящих в ОПЕК, этот показатель сос-
--------------
[92] - См.: Brockway G.P. Economists Can Be Bad for Your
Health. Second Thoughts on the Dismal Science. N.Y.-L., 1995. P. 51.
[93] - См.: Feldstein M. (Ed.) American Economic Policy in
the 1980s. A Personal View. P. 87.
[94] - Рассчитано по: International Financial Statistics
Yearbook. Wash., 1993, 1994, 1995,
1998.
[95] - См.: Hubbert M.K. Exponential Growth as a Transient
Phenomenon in Human History // Daly H.E., Townsend K.N. (Eds.) Valuing the
Earth: Economics, Ecology, Ethics. Cambridge (Ma.)-L., 1996. P. 114-116.
--------------
тавляет 14 лет (в том числе 22 года для России, 10 -- для США и 9 --
для Норвегии) [96], увеличение добычи в развитых странах снизило
долю ОПЕК на мировом рынке с 51 процента в 1973 году до 41 процента в
1994-м, в том числе долю ближневосточных поставщиков с 37 до 30 процентов
[97]. С другой стороны, развитые страны стали активно
переориентировать свою промышленность на энергосберегающие технологии.
Наибольших успехов добилась здесь Япония, фактически полностью зависящая от
импортируемых энергоносителей. В среднем за 1973-1982 годы энергоемкость
японской продукции снижалась на 3,5, а ее нефтеемкость -- на 5,7 процента в
год [98]; этот пример показывает, в частности, как четкое
государственное программирование экономики позволяло достичь весьма важных
локальных (подчеркнем это слово) целей. Так или иначе, когда все западные
страны под воздействием очередного нефтяного шока стали жертвами жестокой
инфляции и вошли в фазу спада, Япония продолжила свой уверенный
экономический рост (на 5,5 процента в 1980 году) [99]; при этом
производительность в японской экономике повышалась на протяжении этого
периода в среднем на 5 процентов в год, а в США -- не более чем на 1 процент
[100]. Гораздо более важно, однако, что новая атака со стороны
ОПЕК была встречена в западном мире невиданным ранее явлением: впервые в
1979 году стал очевидным тот факт, что спрос на нефть может быть столь же
эластичным, как и спрос на прочие виды потребительских товаров
[101]. Это было первым сигналом ослабления зависимости Запада от
поставщиков природных ресурсов.
Однако в те годы перенесение акцента на развитие наукоемких
высокотехнологичных секторов экономики еще не могло дать решающего эффекта,
и поэтому повышение сырьевых цен привело к новому экономическому кризису,
ставшему наиболее жестоким в послевоенной истории свободного мира.
Пытаясь переломить ситуацию за счет усиления государственного
вмешательства в экономику, американская администрация и большинство
социал-демократических правительств в Западной Европе стремились к повышению
доли валового национального продукта, перераспределяемого по каналам
бюджета. Вторая поло-
--------------
[96] - См.: The Economist. 1998. July 18. Р. 106.
[97] - См.: Mitchell К., Beck P., Grubb M. The New
Geopolitics of Energy. L., 1996. P. 7, 9, 42.
[98] - См.: Проблемы энергообеспечения в капиталистических
странах в условиях современной энергетической ситуации. С. 45.
[99] - См.: Piore M.J., Sabel Ch.F. The Second Industrial
Divide. P. 179.
[100] - См.: Thurow L.C. The Zero-Sum Society. P. 5.
[101] - См.: Mitchell K, Beck P., Grubb M. The New
Geopolitics of Energy. P. 42.
--------------
вина 70-х была ознаменована небывалым для США ростом расходов
федерального правительства (со 118,4 до 576,6 млрд. долл. между 1965 и 1980
годами, что, соответственно, составляло чуть более 17 и несколько менее 22
процентов ВНП [102]); такие траты требовали роста налогов,
ставших к началу 80-х годов даже большим препятствием для хозяйственного
развития, нежели сырьевые цены. За период 1965-1980 годов максимальная
ставка налогов, которые уплачивала средняя американская семья, поднялась с
22 до 43 процентов ее доходов, а ставка налогов, уплачиваемых семьей,
имевшей доход в два раза выше среднего, достигла 54 процентов. В аналогичной
пропорции выросли и налоговые платежи, взимавшиеся властями штатов и округов
[103]. Параллельно шло увеличение денежной массы, темп которого
неуклонно нарастал между 1977 и 1980 годами (с 4,5 до почти 9 процентов в
годовом исчислении). Период с августа 1971 года, когда президент Р.Никсон
объявил об отказе от золотого обеспечения доллара, до июля 1979-го, когда
президент Дж. Картер принял отставку У.Миллера с поста председателя совета
директоров Федеральной резервной системы (ФРС) и назначил на него П.Уолкера,
был справедливо назван У.Найс-кененом "худшим периодом в истории
денежно-кредитной политики США после 1930-х годов" [104]. Однако
попытка исправить ситуацию за счет регулирования процентной ставки без
радикального изменения бюджетной и налоговой политики вряд ли могла принести
в подобных условиях существенные результаты.
Несмотря на то, что новое руководство ФРС между 18 сентября 1979-го и
15 февраля 1980 года четырежды поднимало дисконтную ставку -- в общей
сложности с 10,5 до 13 процентов, -- вынуждая банки увеличить обязательные
резервы на 8 процентов, а также прибегло к резким ограничениям
потребительского кредитования, инфляция продолжала расти, составив в январе
и феврале 1980 года 17 процентов в годовом исчислении. При этом
поднимающиеся цены на сырье, высокие налоги и резко сократившийся
потребительский спрос воплотились в беспрецедентном снижении корпоративных
доходов (прибыли "Дженерал моторе" упали на 87 процентов, а компания "Форд"
впервые с 1930 года объявила об убытках) [105]. В течение
нескольких месяцев глубоким кризисом были поражены фактически все отрасли
промышленности и сферы услуг, за исключением финансовых. Вследствие
абсолютного снижения инвестиций на 8,3 м