тировать  факт,  принципиально  не
умещающийся  в  рамки  традиционной  экономической  науки: сегодня  возможен
хозяйственный   рост  без   соответствующего   экономического  развития,  и,
напротив, быстрое и успешное развитие вполне ре-

     [260] - См.:  Information Technology and Service Society.  A
Twenty-First Century Lever. P. 5-6.
     [261]  - См.:  Kelly К. New  Rules for the  New Economy. Ten
Radical Strategies for a Connected World. N.Y., 1998. P. 167.

     ально  в  условиях   отсутствия  роста  большинства  макроэкономических
показателей. Второй парадокс напрямую связан с первым: если в новых условиях
качества человека как потребителя информационных  благ становятся  важнейшим
лимитирующим фактором их производства, то должна измениться и  вся концепция
инвестиционной  активности.  Инвестиции всегда считались определенной частью
национального  продукта,   отвлекаемой  от  потребления  и  направляемой  на
расширение  производства;  теперь  оказывается,  что активизация потребления
может  означать  с   точки   зрения   инвестиций  больше,   чем  наращивание
производственного  потенциала   в   собственном  смысле  этого  слова,   что
"важнейшим  фактором экономического роста  является накопление человеческого
капитала"   [262].  Таким  образом,  снижение  инвестиций   в  их
традиционном понимании сегодня не является препятствием не только  для роста
экономики,  но  и  для устойчивого и  поступательного  ее  развития. Следует
отметить в  то же время, что в нынешних  условиях  сохранение инвестиций  на
стабильном  уровне  или  их  снижение  не  является,  разумеется, и условием
экономического   роста.  Наиболее  точным   представляется   в  этой   связи
утверждение, что сам по себе традиционно исчисляемый  уровень инвестиционной
активности не дает сегодня представления об экономическом росте, равно как и
экономический  рост  не свидетельствует однозначно о  масштабах  инвестиций.
Таким   образом,  наличие   развитого   информационного   хозяйства   делает
экономический  рост и инвестиционную активность относительно  независимыми и
даже взаимно нейтральными.
     На  протяжении   90-х   годов  поляризация  развитых  стран   Запада  и
большинства   их   восточноазиатских   и  латиноамериканских   "конкурентов"
происходила   именно   на   основании   разнонаправленной  динамики   данных
показателей.
     В этот период США  и  большинство стран Западной Европы (за исключением
Германии)   устойчиво   снижали  как  нормы   сбережений,   так   и  уровень
инвестиционной активности. Следует еще раз подчеркнуть, что  главным образом
этот процесс  рассматривался большинством  экономистов в  качестве важнейшей
причины замедления их экономического роста.
     Данные,   приводимые   западными   экспертами   относительно   реальных
показателей нормы сбережений и инвестиций  в США, существенно разнятся, хотя
и не изменяют общей картины. Тенденция к снижению доли средств, направляемых
на то, что традиционно рассматривается как текущее потребление, непрерывно

     [262]  - Crafts  N., Toniolo  G. Reflections on the  Country
Studies  // Crafts  N.,  Toniolo  G. (Eds.) Economic Growth in  Europe Since
1945. P. 580.

     укрепляется.  Весьма характерно, что  сберегаемая  доля  присваиваемого
дохода  оказывается  тем больше, чем более серьезными выглядят экономические
трудности; вместе с тем практика показывает, что  данная  тенденция не может
быть переломлена никакими обстоятельствами. В течение последних тридцати лет
"норма личных сбережений достигала пика  -- примерно 9,4 процента от чистого
дохода --  в 1975 и в  1981 годах" [263]; при этом  в  90-е  годы
среднее  значение этого показателя составляло, согласно  расчетам  экспертов
компании "Меррил  Линч", около 4 процентов[264] (4,3  процента  в
1996    году[265]),     а    в    1997    году    достигло    3,8
процента[266]  --  абсолютного   минимума  за  весь  послевоенный
период[267]. Как  отмечает  Л.Туроу, с сентября  1998  года норма
накопления в США  стала отрицательной, то  есть население сегодня направляет
на   текущее   потребление  больше  средств,   нежели  получает  в  качестве
располагаемого дохода[268]. Подобная ситуация не знает аналогов в
экономической  истории.  Эти  цифры  особенно  впечатляют  при  сравнении  с
соответствующими  показателями  в  других  странах.  В  конце   70-х,  когда
американские граждане сохраняли  для  будущих нужд около  7 процентов своего
дохода, в Японии норма сбережений достигала 20,8 процента[269], и
даже в середине 90-х, когда в США этот  показатель, оказавшийся  минимальным
среди  всех  остальных  стран  "первого  мира", не превосходил  4  процентов
располагаемого дохода[270] (в  1997  году был достигнут минимум в
3,5   процента  [271],   в   Германии   он  составлял  около   15
процентов[272].
     При  этом характерны  два  обстоятельства.  С одной  стороны,  проблема
сбережений увязывается с проблемой инвестиций вполне однозначно и бесспорно,
так как  предполагается, что именно  сбережения (а также заемные  средства и
прибыли  компаний) являются основными источниками инвестиций,  под  которыми
понимаются "деньги, вложенные частными лицами и коммерчески-

     [263] - Kiplinger К. World Boom Ahead. P.46.
     [264] - См.: Celente G. Trends 2000. P. 174.
     [265] - См.: The Economist. 1997. August 30. P. 33.
     [266] - См.: Kiplinger К. World Boom Ahead. P. 46.
     [267] - Подробнее см.: Krugman  P. The  Age  of  Diminishing
Expectations. P. 83-85.
     [268]  -  См.: Thurow L. Creating Wealth. The New  Rules for
Individuals,  Companies,  and Countries  in  a Knowledge-Based Economy.  L.,
1999. P. 154.
     [269] - См.: Ayres R. U. Turning Point. P. 36.
     [270] - См.: Etyoni  A.  Voluntary  Simplicity: A New Social
Movement? // Halal W.E., Taylor K.B.  (Eds.) Twenty-First Century Economics.
Perspectives of Socioeconomics for a Changing World. N.Y" 1999. P. 108.
     [271]  - См.: Schor J.B. The Overspent  American. Upscaling,
Downshifting and the New Consumer. N.Y., 1998. P. 20.
     [272] - См.:  Frank  R.H.,  Cook  P.J.  The  Winner-Take-All
Society. Why  the Few at the  Top Get So Much More Than the Rest of Us.  L.,
1996. P. 213.

     ми   предприятиями  в  недвижимость  (дома,  квартиры)   и  в  основные
производственные    фонды   (новые   заводы,    промышленное   оборудование,
административные  здания),  которые   впоследствии  будут   создавать  новую
стоимость" [273].  С  другой  стороны, говоря  о  катастрофически
низких  нормах  сбережения, эксперты нередко отмечают,  что  около  половины
американцев владеют акциями и другими формами финансовых активов на сумму не
более  1  тыс.  долл.,   примерно   столько  же  граждан   не   участвуют  в
индивидуальных,  а более двух третей из 90  млн. человек,  занятых в частном
секторе      экономики,     --     и     в     корпоративных      пенсионных
программах[274].  На   наш  взгляд,  в   первом   случае  излишне
прямолинейно увязываются между собой сбережения и инвестиции; во втором речь
идет  скорее о проблеме неравномерного распределения национального богатства
между  различными  группами  населения,  чем  о  низких  нормах  сбережения,
характерных для американского общества в целом.
     Более  существенно,  однако,  то,  что,  в  отличие  от  низкой   нормы
сбережений, подчас угрожающей социальной стабильности (так,  в 1997  году  в
США    заявили    о    своей    неплатежеспособности    около    1,3    млн.
человек[275]), низкие показатели инвестиционной  активности в США
не  дают  серьезных  оснований  для  беспокойства.  Как нередко  отмечается,
сбережения  сами  по  себе  не  связаны  напрямую с  масштабами  инвестиций.
Последние   в   значительной   мере  могут  обеспечиваться  промышленными  и
финансовыми  компаниями,  тогда  как  (что  случалось  неоднократно)  личные
сбережения нередко вкладываются в государственные ценные  бумаги,  с помощью
которых  финансируется дефицит, то есть  фактически  стимулируют  чрезмерное
потребление;  в   результате,   как  указывает  Р.Каттнер,   "дополнительные
сбережения создают возможности  для продуктивных капиталовложений,  но  ни в
коем случае  не гарантируют их осуществление"  [276].  Анализируя
данные  за  1996  год,  когда  около  18  процентов  американского ВНП  было
использовано на  инвестиционные нужды, можно констатировать, что это не было
чем-то  экстраординарным  на  фоне  других постиндустриальных стран;  так, в
Швеции данный показатель составлял  14,5 процента, в Великобритании -- 15, в
Италии -- 17, в Канаде -- 17,5 и во Франции -- 18 процентов. Однако столь же
очевидно "отставание" этих цифр от аналогичных показателей, характерных  для
стран,  ориентированных  на  максимальное развитие  индустриального сектора,
таких, как Германия (21,7 процента) или Япония

     [273] - Kiplinger К. World Boom Ahead. P. 45.
     [274] - См.: Celente G. Trends 2000. P. 174.
     [275] - См.: The Economist. 1997. August 30. Р. 34.
     [276] - KultnerR. The Economic Illusion. P. 56.

     (28,5 процента), не говоря уже  о  развивающихся индустриальных странах
-- Индии (22  процента), Южной Корее (36,6 процента) или Китае (42 процента)
[277].  В данном  случае  следует  учитывать  и  то, что  если  в
Германии и Японии уровень  инвестиций  оставался  относительно стабильным на
протяжении второй половины 80-х  и  первой половины 90-х годов, то в  США он
постоянно  снижался[278].  И   хотя  многочисленные  исследования
показали,   что   на  протяжении  последних  двадцати  лет  "не  наблюдается
очевидного  ослабления жесткой зависимости между уровнем инвестиций и нормой
сбережений"  [279], представляется очевидным, что  в  сегодняшних
условиях  низкая   норма  сбережений   сама  по  себе  отнюдь   не  означает
неэффективности инвестиционной политики в той или иной стране.
     Что касается  соотношения  инвестиций и производительности, то активные
инвестиции   в   новые   технологии  и   продукты   зачастую   не   повышают
производительность, а снижают ее, и это сегодня не новость для  экономистов.
Там, где  результатом  производства становятся информационные технологии или
высокотехнологичные,  но  достаточно дешевые  товары (низкие цены  которых в
значительной мере определяются задачами  завоевания новых секторов  рынка  и
оказываются  возможными  благодаря  безграничности   информационных   благ),
производительность не может расти теми же темпами, как в отраслях  массового
производства  товаров  народного  потребления.  Как  отмечает  Г.Лукас,  "не
следует  ожидать,  что все инвестиции в  информационные  технологии принесут
явно   наблюдаемую  отдачу,  однако  они   способны   увеличивать   ценность
организации даже без видимого роста финансовых результатов"[280].
Это   иллюстрируется   двумя   примерами.    Так,   хорошо   известно,   что
производительность  в сфере услуг, изначально  более низкая,  нежели в сфере
материального производства, постоянно снижается по сравнению с ней, причем в
последние  годы  -- все более быстрыми  темпами[281].  Если взять
отношение  добавленной  стоимости в расчете на одного  работника конца  80-х
годов  к добавленной  стоимости,  производимой таким же работником  в  конце
60-х,  то в электронной промышленности США она  оставалась в пять  раз ниже,
нежели в нефтепереработке, и в восемь раз ниже, чем в

     [277] - См.: KiplingerK. World Boom Ahead. P.45.
     [278]  -  См.:  Krugman P. Peddling Prosperity. P.  157-158;
Madrick J. The End of Affluence. P. 81.
     [279] - Hirst P., Thompson G. Globalization in Question. The
International Economy and the Possibilities of  Governance. Cambridge, 1996.
P. 37.
     [280] - См.: Lucas H.C., Jr. Information Technology and  the
Productivity Paradox. P. 9.
     [281]  -  См.:  Иноземцев В.Л. За  пределами  экономического
общества. М., 1998. С. 231-232.

     табачном производстве[282]. При этом в странах, где  большее
внимание  уделяется  развитию  индустриального  сектора,  как,  например,  в
Японии, производительность росла в 80-е и  в первой  половине 90-х годов  на
2,7-3 процента  в год, что обеспечивало до 70 процентов прироста ВНП. Другой
пример показывает,  что масштабы применения информационных технологий скорее
снижают темпы роста производительности, нежели  повышают их. Известно, что в
послевоенный период темпы роста производительности в американской  экономике
были выше, чем в межвоенную эпоху и в  десятилетия, предшествовавшие  первой
мировой войне (2,3, 1,8 и  1,6  процента соответственно) [283], и
это объяснялось в первую очередь развитием индустриального сектора в 50-е --
70-е годы. Позднее, с экспансией третичного сектора, рост производительности
замедлился. Несмотря на то,  что в 80-е и начале  90-х годов на приобретение
новых информационных технологий в отраслях  сферы услуг  США  было затрачено
более 750 млрд. долл.,  производительность в  них росла не  более чем на 0,7
процента   в  год.  По   отдельным  отраслям   положение  было   еще   более
парадоксальным: в розничной торговле, где ежегодный рост  инвестиций в новые
технологии составлял 9,6 процента, производительность увеличивалась лишь  на
2,3  процента (в оптовой торговле этот процесс характеризовался цифрами 11,0
и 2,8 процента соответственно); в банковской сфере затраты на информационные
технологии  росли  темпом в 27,9 процента,  а прирост  производительности не
превосходил  0,1 процента  в год; в здравоохранении же увеличение инвестиций
на  9,3  процента в год было  сопряжено со спадом  производительности на 1,3
процента[284].  Трудно  не  согласиться   с  П.Дракером,  который
считает,  что  в современных  условиях  основной  проблемой  развитых  стран
является не  повышение выработки  в отраслях массового производства,  методы
которого   вполне   известны,   а   рост    производительности    работников
интеллектуального  труда[285].  Таким  образом,  широкомасштабные
инвестиции не обеспечивают роста производительности, если они направляются в
сферу   технологических   нововведений[286];   однако   поскольку
развитие  новых  технологий определяет, тем  не  менее,  способности  страны
оставаться в рядах

     [282] - См.: Krugman P. Pop Internationalism. P. 13.
     [283] - См.: Madison A. Growth  Acceleration and Slowdown in
Historical  and Comparative Perspective // Myers R.H.  (Ed.)  The  Wealth of
Nations   in  the  Twentieth  Century:   The   Policies   and  Institutional
Determinants of Economic Development. Stanford (Ca.), 1996. P. 26.
     [284] - См.:  Information Technology and Service Society. P.
4-5, 8.
     [285] - См.: Drucker P.F. Management Challenges for the 21st
Century. N.Y., 1999. P.141.
     [286]  -  Подробнее см.:  Dertouws  M.L.  What Will  Be.  P.
270-272.

     постиндустриального     мира,     оказывается,      что      показатель
производительности  не  отражает  сегодня  реальной  степени  хозяйственного
прогресса того или иного государства.
     Третий  парадокс информационной экономики состоит в том, что ни масштаб
инвестиций, ни темпы роста производительности не дают оснований говорить как
об устойчивости  экономического роста в традиционном  его понимании,  так и,
тем более, о хозяйственном развитии страны в целом. В условиях, когда в 90-е
годы   нормы    сбережений    в   США   оказались   самыми   низкими   среди
постиндустриальных   стран,   американские   компании    вполне   эффективно
инвестировали  капиталы  за  рубеж  (их  инвестиции  почти  в  полтора  раза
превосходили   суммарный  объем   заграничных  капиталовложений   Японии   и
Германии),  причем  отдача  американских  инвестиций  за  рубежом оставалась
значительно   более   высокой,  нежели   капиталов,   вложенных   японскими,
английскими и  немецкими  корпорациями в  экономику США[287].  Не
менее  характерно и то, что в Соединенных Штатах на протяжении всего периода
90-х годов  прибыль  на вложенный капитал  оставалась в  целом по  экономике
гораздо   более   высокой,  чем   в  Германии   или  Японии[288].
Экономический рост в США также был вполне  устойчив: с 1970 года только пять
лет завершались спадом производства, в  остальные же периоды экономика росла
на 2-3 процента в год, причем в 1973 году--на 5,8 процента, а в 1984-м -- на
7  процентов.  Хозяйственный   рост  продолжается  непрерывно   вот  уже  на
протяжении  семнадцати лет,  с 1982 года  (правда,  в  1990  году показатели
балансировали  около нулевой  отметки),  причем  в  90-е  годы  темпы  роста
оказались выше, чем за период с 1978 по 1996  год (так,  пятилетие 1991-1996
годов  характеризовалось  ростом  2,8  процента   в  годовом  исчислении,  а
упомянутый  период  1978-1996  годов  --  2,4  процента[289]).  В
последнее  время  отрыв США  от всех других постиндустриальных стран  в этом
аспекте лишь  усиливается:  по  итогам  четвертого квартала  1998  года рост
американской экономики в годовом исчислении составил 6,1 процента, тогда как
для  одиннадцати  стран,  образовавших  в  начале  1999   года  зону  единой
европейской валюты, этот показатель не превысил 0,8  процента. В то же время
экономики Германии и Японии, основных  соперников США, сделавших  акцент  на
индустриальный сектор, несмотря на сохраняющиеся высокие  уровни инвестиций,
пребывали   в   условиях  хозяйственного   спада  (-1,8   и  -3,2   процента
соответственно) [290].

     [287] - См.: Spulber N. The American Economy. P. 135.
     [288] -  См.:  Spence A.M. Science and Technology Investment
and Policy in the Global Economy //  NeefD., Siesfeld G.A., Cefola J. (Eds.)
The Economic Impact of Knowledge. P. 66.
     [289] - См.: Kiplinger К. World Boom Ahead. P. 42-43.
     [290] - См.: The Economist. 1999. April 3. P. 96.

     В данном случае речь идет уже не о том, что американским производителям
удается   успешнее   конкурировать   на  международной  арене;  они  создают
совершенно новые правила  конкуренции, изменяя незыблемые, казалось  бы,  ее
принципы, существовавшие на всем протяжении нашего столетия[291].
     Все  эти  факты  и  тенденции порождают  множество  вопросов,  и  самый
интригующий среди  них  --  действительно ли  в современных условиях  низкие
нормы сбережений и инвестиций  совместимы с бурным хозяйственным ростом  или
же  мы  переживаем относительно нерепрезентативный момент  и  ближайшие годы
восстановят  прежнее состояние дел?  К ответу на  этот вопрос  можно подойти
двояким образом.
     С  одной  стороны,  можно  пытаться  пересмотреть  данные  о  масштабах
накоплений  и инвестиций, подвергнув их существенной ревизии  с точки зрения
статистической  корректности.  Наиболее  интересная  и впечатляющая из таких
попыток  предпринята  К.0мае,   который  привел   кажущиеся  фантастическими
выкладки  относительно  методик расчета  нормы  накопления  в США  и  Японии
(обычно считается, что разница между ними составляет 12,3 процентных пункта)
и пришел к выводу, что американцы и японцы сберегают фактически равные  доли
своих  располагаемых  доходов[292].  Основные   аргументы  автора
сводятся  к  тому,  что  в  американской и  японской  статистике  по-разному
отражаются, например, проценты,  выплачиваемые  по потребительским кредитам,
средства, направляемые  на покупку недвижимости и ее ремонт, а также  многие
другие факторы и обстоятельства подобного порядка.
     С  другой стороны,  что  было бы,  на наш  взгляд,  более правильно,  к
инвестициям в современных  условиях следует относить и затраты  на повышение
творческого  потенциала личности,  на поддержание  ее способности эффективно
участвовать  в  общественном производстве. В этом случае кажущаяся на первый
взгляд противоестественной динамика получаемых  американцами  (после  уплаты
налогов) доходов и сбережений (первые с  1991 по 1997 год выросли с  4,35 до
5,79 триллиона долларов, то есть более чем на треть; вторые за тот же период
сократились  с  259,5  до  121,