аняты событиями этого вечера: исчезновение мумии из комнаты соседа, шаги,
прошелестевшие мимо него на  лестнице,  и  появление  мумии  в  футляре  -
удивительное, уму непостижимое появление в нем ужасной твари,  -  а  потом
это нападение на Ли, точно повторившее нападение на  другого  человека,  к
которому Беллингем питал вражду.  Все  это  соединялось  в  голове  Смита,
сплетаясь в единое  целое,  и  подтверждалось  разными  мелочами,  которые
вызвали у него неприязнь к соседу, а также необычайные обстоятельства  его
первого визита к Беллингему. То, что прежде было лишь неясным подозрением,
смутной, фантастической догадкой, внезапно приняло ясные очертания и четко
выступило в его сознании как факт, отрицать который невозможно. И  все  же
это  было   чудовищно!   Невероятно!   И   недоступно   пониманию!   Любой
беспристрастнный судья, даже его друг, тот, что шагает сейчас с ним рядом,
просто-напросто сказал бы, что его обмануло зрение, что  мумия  все  время
была на своем месте, что Ли свалился в реку, как  может  свалиться  в  нее
любой человек, и что  при  больной  печени  лучше  всего  принимать  синие
пилюли. Окажись на его месте кто-то другой то же самое сказал бы он сам. И
все-таки он готов был поклясться, что Беллингем в душе убийца и в руках  у
него такое оружие, каким за всю мрачную историю человеческих  преступлений
никто никогда не пользовался.
     Хасти направился к себе, весьма откровенно  и  едко  посмеявшись  над
неразговорчивостью своего друга, что  касается  Аберкромба  Смита,  то  он
пересек внутренний дворик и направился к угловой башне, испытывая  большое
отвращение к своему обиталищу  и  всему,  что  с  ним  связано.  Он  решил
последовать совету Ли и как можно скорее  перебраться  из  этих  комнат  в
другое место -  разве  возможно  заниматься,  все  время  прислушиваясь  к
бормотанию и шагам под тобой? Пересекая лужайку, он заметил, что в окне  у
Беллингема все еще горит свет, а когда он проходил по лестничной площадке,
дверь отворилась и из нее выглянул сам Беллингем. Пухлое зловещее лицо его
напоминало раздувшегося паука,  только  что  соткавшего  свою  губительную
сеть.
     - Добрый вечер, - сказал он. - Не зайдете ли?
     - Нет! - свирепо отрезал Смит.
     - Нет? Вы, как всегда, заняты? Мне хотелось расспросить вас о  Ли.  К
сожалению, с ним, кажется, что-то случилось.
     Лицо Беллингема было серьезно, но, когда он заговорил, в  глазах  его
мелькнула скрытая усмешка, и Смит, заметив  это,  едва  не  набросился  на
лингвиста с кулаками.
     - Вы будете еще больше  сожалеть,  узнав,  что  Ли  вполне  здоров  и
находится вне опасности, - сказал  он.  -  На  сей  раз  ваша  дьявольская
проделка сорвалась. Не пытайтесь отпираться. Мне все известно.
     Беллингем попятился от разгневанного студента и,  словно  обороняясь,
немного притворил дверь.
     - Вы с ума сошли! О чем вы говорите? Или вы утверждаете, будто я имею
какое-то отношение к тому, что случилось с Ли?
     - Да, - загремел Смит. - Вы и этот мешок с  костями,  что  у  вас  за
спиной. Вы действуете заодно. И вот что, мистер Беллингем: таких, как  вы,
теперь не сжигают на кострах, но у нас еще есть  палач!  И,  черт  побери,
если, пока вы тут, в колледже умрет хоть один человек,  я  выведу  вас  на
чистую воду, и коли вас не вздернут, то уж никак не по  моей  вине.  И  вы
убедитесь, что в Англии ваши мерзкие египетские штучки не пройдут.
     - Да вы буйнопомешанный, - сказал Беллингем.
     - Пусть так. Только хорошенько запомните мои слова, вы еще убедитесь,
что я не бросаю их на ветер.
     Дверь захлопнулась. Смит, пылая гневом, поднялся к  себе,  заперся  и
полночи курил трубку, раздумывая над всем, что случилось в этот вечер.
     На другое утро Беллингема не было слышно, а днем зашел  Харрингтон  и
сообщил Смиту, что Ли уже почти совсем оправился. Весь день  Смит  усердно
занимался, однако вечером решил все-таки навестить  своего  друга  доктора
Питерсона, к которому  он  отправился,  да  так  и  не  добрался  накануне
вечером.
     Он решил, что  хорошая  прогулка  и  дружеская  беседа  успокоят  его
взвинченные нервы.
     Когда Смит проходил мимо двери  Беллингема,  она  была  закрыта,  но,
отойдя на некоторое расстояние от башни, студент оглянулся и увидел в окне
силуэт  соседа:  свет  лампы,  по-видимому,  падал  на  него   сзади,   он
всматривался в темноту, прижимаясь  к  стеклу  лицом.  Обрадовавшись,  что
сможет хоть несколько часов побыть вдали от Беллингема, Смит бодро зашагал
по дороге, с наслаждением вдыхая ласковый весенний воздух. На западе между
двух готических башенок виднелся серп месяца, и ажурная тень  их  ложилась
на посеребренные плиты улицы. Дул свежий ветерок, легкие кудрявые  облачка
быстро бежали по небу. Колледж находился на окраине городка, и  уже  через
пять минут Смит, оставив позади дома, оказался на одной из дорог Оксфорда,
обсаженной цветущими, благоухающими кустами.
     По уединенной дороге, которая вела к дому его друга, редко кто ходил,
и, хотя было еще совсем рано, Смит никого не встретил. Он быстро дошел  до
ворот Фарлингфорда, за  которым  начиналась  длинная,  посыпанная  гравием
аллея. Впереди сквозь листву приветливо мигали в окнах оранжевые  огоньки.
Взявшись за железную щеколду калитки, Смит оглянулся на дорогу, по которой
пришел. По ней что-то быстро приближалось.
     Оно  двигалось  в  тени  кустов,   бесшумно   крадучись,   -   темная
пригнувшаяся фигура, с трудом различимая на темном фоне. Она  приближалась
с удивительной быстротой. В темноте Смит разглядел только тощую шею да два
глаза, которые до конца дней будут преследовать его в кошмарных снах. Смит
повернулся и, вскрикнув  от  ужаса,  бросился  бежать  что  было  сил.  До
оранжевых окон, означавших для него спасение, было рукой подать. Смит слыл
хорошим бегуном, но так, как в эту ночь, он еще никогда не бегал.
     Тяжелая калитка захлопнулась за ним, но он услышал,  как  она  тотчас
распахнулась перед его преследователем. Обезумев, он мчался  сквозь  тьму,
слыша за собой дробный топот,  и,  оглянувшись,  увидел,  что  это  жуткое
видение настигает его огромными прыжками, сверкая глазами, вытянув  вперед
костлявую руку. Слава богу, дверь была  распахнута  настежь.  Смит  увидел
узкую полоску света горевшей в передней лампы.  Но  топот  раздавался  уже
совсем рядом, и у самого уха Смит услышал хриплое клокотание. Он с  воплем
влетел в дверь, захлопнул ее, запер за собой и, теряя  сознание,  упал  на
стул.
     - Господи, Смит, что  случилось?  -  спросил  Питерсон,  появляясь  в
дверях кабинета.
     - Дайте мне глоток коньяку!
     Питерсон исчез и появился снова, уже с графином и рюмкой.
     - Вам это необходимо, - сказал он, когда его гость выпил коньяк. - Да
вы белый как мел.
     Смит отставил рюмку, поднялся на ноги и перевел дух.
     - Теперь я взял себя в руки, - сказал он. - Впервые в жизни я потерял
над собой контроль. Все же, Питерсон, если позволите, я заночую сегодня  у
вас: я не уверен, что найду в себе силы пройти по этой дороге  иначе,  как
днем. Я знаю, что это - малодушие, но ничего не могу поделать.
     Питерсон с великим изумлением посмотрел на своего гостя.
     - Конечно, вы заночуете у меня. Я велю миссис  Берни  постелить  вам.
Куда это вы собрались?
     - Подойдемте к окну, из которого видна входная  дверь.  Мне  хочется,
чтобы вы увидели то, что видел я.
     Они поднялись на второй этаж и подошли к окну, откуда были видны  все
подступы к дому. Подъездная аллея и окрестные поля, полные тишины и покоя,
мирно купались в лунном сиянии.
     - Право же, Смит, - начал Питерсон, - если  бы  я  не  знал  вас  как
человека воздержанного, то я подумал бы бог знает что. Что  же  могло  вас
так напугать?
     - Сейчас расскажу. Но куда же оно могло деться? А, вон! Смотрите  же!
Где дорога сворачивает, сразу за вашими воротами.
     - Да-да, вижу. Незачем щипать меня за руку. Я видел,  кто-то  прошел.
По-моему, человек довольно худой и высокий, очень высокий. Но при чем  тут
он? И что с вами? Вы все еще дрожите как осиновый лист.
     - Просто дьявол чуть было не схватил меня за горло. Но вернемся в ваш
кабинет, и я все вам расскажу.
     Так он и сделал. Приветливо светила  лампа,  рядом  на  столе  стояла
рюмка с вином, и, глядя на дородную фигуру и румяное  лицо  своего  друга,
Смит рассказал по порядку обо всех событиях  -  важных  и  незначительных,
которые сложились в столь странную цепь, начиная  с  той  ночи,  когда  он
увидел потерявшего сознание Беллингема перед футляром с мумией,  и  кончая
кошмаром, который пережил всего час назад.
     - Таково это гнусное дело, - заключил Смит. - Чудовищно,  невероятно,
но это чистая правда.
     Доктор Пламптри Питерсон некоторое время молчал; на лице его читалось
величайшее недоумение.
     - В жизни моей не слыхал ничего подобного! - наконец произнес  он.  -
Вы изложили мне факты, а теперь поделитесь своими выводами.
     - Вы можете сделать их сами.
     - Но мне хочется послушать ваши. Вы же обдумывали все это, а я нет.
     - Кое-какие частности остаются загадкой,  но  главное,  мне  кажется,
вполне  ясно.  Изучая  Восток,  Беллингем  овладел  каким-то   дьявольским
секретом, благодаря которому возможно на время оживлять мумии  или,  может
быть, только эту мумию. Такую мерзость он и пытался проделать в тот вечер,
когда потерял сознание. Вид ожившей твари, конечно, его  потряс,  хотя  он
этого и ждал. Если помните, очнувшись, он  тут  же  назвал  себя  дураком.
Постепенно он стал менее чувствительным и, проделывая эту  штуку,  уже  не
падал в обморок. Беллингем, очевидно, мог оживлять ее только  на  недолгий
срок - ведь я часто видел мумию в футляре, и она  была  мертвее  мертвого.
Думаю, что  ее  оживление  -  процесс  весьма  сложный.  Добившись  этого,
Беллингем, естественно, захотел использовать  мумию  в  своих  целях.  Она
обладает разумом и силой. Из каких-то  соображений  Беллингем  посвятил  в
свою тайну Ли, но тот, как добрый христианин,  не  захотел  участвовать  в
таком деле. Они поссорились, и Ли поклялся, что  откроет  сестре  истиниый
характер Беллингема. Беллингем стремился этому помешать, что ему чуть было
не удалось, когда он выпустил по следам Ли свою  тварь.  До  того  он  уже
испробовал силу мумии на другом человеке - на ненавистном ему  Нортоне.  И
только по чистой случайности у него на совести нет двух убийств. Когда  же
я обвинил его в этом, у него появились серьезные  причины  убрать  меня  с
дороги, прежде чем я расскажу обо всем кому-либо еще. Случай представился,
когда я вышел из  дому,  -  ведь  он  знал  мои  привычки,  знал,  куда  я
направлялся. Я был на волосок от  гибели,  Питерсон,  лишь  по  счастливой
случайности вам не пришлось обнаружить утром  труп  на  своем  крыльце.  Я
человек не слабонервный и никогда не  думал,  что  мне  придется  испытать
такой смертельный страх, как сегодня.
     - Мой милый, вы слишком сгущаете краски,  -  сказал  Питерсон.  -  От
чрезмерных занятий нервы у вас расшатались. Да как же может такое чудовище
разгуливать по улицам Оксфорда, пусть даже ночью, и остаться незамеченным?
     - Его  видели.  Жители  города  напуганы,  ходят  слухи  о  сбежавшей
горилле. Все только об этом и говорят.
     - Действительно, стечение обстоятельств удивительное. И все  же,  мой
милый, вы должны согласиться, что сам по себе каждый из этих случаев можно
объяснить гораздо естественнее.
     - Как? Даже то, что случилось со мной сегодня?
     - Несомненно. Когда вы вышли из дому, нервы у вас были  напряжены  до
предела, а голова забита этими вашими  теориями.  За  вами  стал  красться
какой-то изможденный, изголодавшийся  бродяга.  Увидав,  что  вы  кинулись
бежать, он осмелел и бросился за вами. Остальное сделали ваш испуг и  ваше
воображение.
     - Нет, Питерсон, это не так.
     - Что же касается случая, когда вы обнаружили, что  мумии  в  футляре
нет, а через несколько минут увидели ее там,  то  ведь  был  вечер,  лампа
горела слабо, а у вас не было особых причин рассматривать  футляр.  Весьма
вероятно, что в первый раз вы эту мумию просто не разглядели.
     - Нет, это исключено.
     - И  Ли  мог  просто  упасть  в  реку,  а  Нортона  пытался  задушить
грабитель. Обвинения ваши против Беллингема, конечно, серьезны,  но,  если
вы заявите в полицию, над вами просто посмеются.
     - Я знаю. Потому я и хочу заняться этим сам.
     - Каким образом?
     - На мне  лежит  долг  перед  обществом,  и,  кроме  того,  мне  надо
позаботиться о собственной безопасности,  если  я  не  желаю,  чтобы  этот
негодяй выжил меня из колледжа. А этого я не допущу. Я твердо  решил,  что
должен  делать.  И  прежде  всего  разрешите  мне  воспользоваться  вашими
письменными принадлежностями.
     - Разумеется. Вы все найдете на том вон столике.
     Аберкромб Смит уселся перед стопкой чистых листов, и целых  два  часа
перо его скользило по бумаге. Одна заполненная страница за другой отлетала
в сторону, а друг Смита, удобно  расположившись  в  кресле,  терпеливо,  с
неослабевающим  интересом   наблюдал   за   ним.   Наконец   с   возгласом
удовлетворения Смит вскочил на ноги, сложил листы по порядку, а  последний
положил на рабочий стол Питерсона.
     - Будьте любезны, подпишитесь вот тут как свидетель, - сказал он.
     - А что я должен засвидетельствовать?
     - Мою подпись и число. Дата очень важна. От  этого,  Питерсон,  может
зависеть моя жизнь.
     - Дорогой мой  Смит,  вы  говорите  чепуху.  Убедительно  прошу  вас:
ложитесь в постель.
     - Напротив, никогда в жизни не взвешивал я так тщательно своих  слов.
И обещаю вам: как только вы подпишете, я сразу же лягу.
     - Но что здесь написано?
     - Я изложил тут все, что рассказал вам сегодня. И хочу, чтобы вы  это
засвидетельствовали.
     - Непременно, - сказал Питерсон и поставил свою подпись под  подписью
Смита. - Ну вот! Только зачем это?
     - Пожалуйста, сохраните запись, чтобы предъявить, если меня арестуют.
     - Арестуют? За что?
     - За убийство. Это очень вероятно. Я хочу быть готовым ко всему.  Мне
остается только один выход, и я намерен им воспользоваться.
     - Бога ради, не предпринимайте неразумных шагов!
     - Поверьте мне, неразумно было бы отказаться от моего плана. Надеюсь,
вас беспокоить не придется, но я буду чувствовать себя гораздо  спокойнее,
зная, что у вас в руках есть объяснение моих действий. А  теперь  я  готов
последовать вашему совету и лечь, - завтра мне понадобятся все мои силы.
     Иметь Аберкромба Смита врагом  было  не  слишком-то  приятно.  Обычно
неторопливый и покладистый, он становился грозен, когда  его  вынуждали  к
действию.  Любую  в  жизни  цель  он  преследовал  с  тем  же  расчетливым
упорством, с каким изучал науки. В этот день он пожертвовал занятиями,  но
не собирался тратить его попусту. Он ни слова не сказал Питерсону о  своих
планах, но в девять утра уже шагал в Оксфорд.
     На  Хай-стрит  он  зашел  к  оружейнику  Клиффорду,  купил   у   него
крупнокалиберный револьвер и коробку патронов к нему.  Заложив  в  барабан
все шесть патронов, он взвел предохранитель  и  положил  оружие  в  карман
пиджака. Затем направился к жилищу  Хасти  и  застал  великого  гребца  за
завтраком; к кофейнику был прислонен "Спортивный вестник".
     - А, здравствуй! Что стряслось? - воскликнул Хасти. - Хочешь кофе?
     - Нет, благодарю. Надо, Хасти, чтобы ты пошел со мной  и  сделал  то,
что я попрошу.
     - Конечно, дружище.
     - И прихвати с собой трость потяжелее.
     - Так! -Хасти огляделся. - Вот этим  охотничьим  хлыстом  можно  быка
свалить.
     - И еще одно. У тебя есть набор ланцетов. Дай мне самый длинный.
     - Вот, бери. Ты как будто вышел на тропу войны. Еще что-нибудь?
     - Нет, этого достаточно. - Смит сунул во внутренний карман  ланцет  и
первым вышел во двор. - Мы с тобой, Хасти, не трусы, - сказал он. - Думаю,
что справлюсь  один,  а  тебя  пригласил  из  предосторожности.  Мне  надо
потолковать кое о чем с Беллингемом. Если придется иметь дело с ним одним,
ты мне, конечно, не понадобишься. Но если же я крикну, являйся  немедленно
и бей что есть силы. Ты все понял?
     - Да. Как услышу твой крик, сразу прибегу.
     - Ну так подожди тут. Возможно, я задержусь, но ты никуда не уходи.
     - Стою как вкопанный.
     Смит поднялся по лестнице, открыл дверь Беллингема  и  вошел  внутрь.
Беллингем сидел за  столом  и  писал.  Рядом  с  ним  среди  хаоса  всяких
диковинных вещей высился футляр - к нему по-прежнему был прикреплен  номер
249, под которым продавалась мумия, и  его  страшный  обитатель  находился
внутри, застывший и неподвижный. Смит не спеша  огляделся,  закрыл  дверь,
запер ее, вынул ключ, затем подошел к камину,  чиркнул  спичкой  и  разжег
огонь. Беллингем с изумлением  следил  за  ним,  и  его  одутловатое  лицо
исказилось от гнева.
     - Вы хозяйничаете, как у себя дома, - задыхаясь, сказал он.
     Смит неторопливо уселся, положил на  стол  перед  собой  часы,  вынул
пистолет, взвел курок и положил оружие  на  колени.  Потом  вытащил  из-за
пазухи длинный ланцет и бросил его Беллингему.
     - Ну, - сказал Смит, -беритесь за  работу.  Разрежьте  на  куски  эту
мумию.
     - А, так вот в чем дело? - с насмешкой спросил Беллингем.
     - Да, вот в  чем  дело.  Мне  объяснили,  что  уголовные  законы  тут
бессильны. Но у меня в руках закон, который все быстро уладит. Если  через
пять минут вы не приступите к делу, клянусь создателем, я  продырявлю  вам
череп.
     - Вы намерены убить меня?- Беллингем привстал, его лицо стало  серым,
как замазка.
     - Да.
     - За что?
     - Чтобы прекратить ваши злодеяния. Одна минута прошла.
     - Но что я сделал?
     - Я знаю, что, и вы знаете.
     - Это насилие.
     - Прошло две минуты.
     - Но вы должны объяснить мне. Вы  сумасшедший,  опасный  сумасшедший.
Почему я должен уничтожить свою собственность? Мумия эта очень ценная.
     - Вы должны разрезать ее и сжечь.
     - Я не сделаю ни того, ни другого.
     - Прошло четыре минуты.
     Смит с неумолимым видом взял  пистолет  и  посмотрел  на  Беллингема.
Секундная стрелка двигалась по кругу, он поднял руку и  положил  палец  на
спусковой крючок.
     - Постойте! Погодите! Я все сделаю! - взвизгнул Беллингем.
     Он торопливо взял  ланцет  и  принялся  кромсать  мумию,  то  и  дело
оглядываясь и каждый раз убеждаясь, что взгляд и оружие его грозного гостя
устремлены на него. Под ударами острого лезвия мумия трещала  и  хрустела.
Над ней поднималась густая  желтая  пыль.  Высохшие  благовония  и  всякие
снадобья сыпались на пол. Вдруг, захрустев, сломался позвоночник, и темная
груда рухнула на пол.
     - А теперь - в огонь! - приказал Смит.
     Пламя  взметнулось  и  загудело,  пожирая  сухие   горючие   обломки.
Небольшая комната напоминала кочегарку парохода, и по лицам  обоих  мужчин
струился пот; но  один,  согнувшись,  продолжал  трудиться,  а  другой,  с
каменным лицом, по-прежнему не спускал с него  глаз.  От  огня  поднимался
густой темный дым, едкий запах горящей  смолы  и  паленых  волос  пропитал
воздух.  Через  четверть  часа  от  номера  249  осталось  лишь  несколько
обуглившихся, хрупких головешек.
     - Ну, теперь вы довольны, - прошипел Беллингем, оглянувшись на своего
мучителя. Его серые глазки были полны страха и ненависти.
     - Нет, я намерен уничтожить все ваши материалы. Чтобы  в  будущем  не
случалось никаких дьявольских штук. В  огонь  эти  листья!  Они,  конечно,
имеют к этому отношение.
     - Что теперь? - спросил Беллингем,  когда  и  листья  последовали  за
мумией в пламя.
     - Теперь свиток папируса, который лежал в тот вечер у вас  на  столе.
По-моему, он вон в том ящике.
     - Нет! - завопил Беллингем. - Не сжигайте его! Вы  же  не  понимаете,
что делаете. Это редчайший папирус.  В  нем  заключена  мудрость,  которую
больше нигд